заоблачный перчик

Син Цю исподлобья взглянул на экзорциста. Чун Юнь выглядел вполне спокойно, но от него не веяло привычным холодом, напротив, исходящий от него жар можно было почувствовать даже через одежду. Но несмотря на его крайнюю безмятежность, весь он ощущался буквально как затишье перед бурей. Син Цю и Чун Юнь шли по деревянной кладке, освещаемой лишь тусклыми фонарями — была уже глубокая ночь, скорее всего, двенадцать часов или около того. На улице ни души — и не удивительно, все нормальные люди сейчас нежатся в своих мягких кроватях, предаваясь сладкому сну. Син Цю считал своим долгом довести Чун Юня строго до его комнаты в «Ваншу» — как никак, именно он был виноват в его деяниях, что он совершал весь вечер, именно он будто без злого умысла подсыпал ему в еду заоблачный перчик. И именно он бесстыдно глядел на вытворяющего невесть что Чун Юня, не в силах оторвать взгляд от такого непривычно раскрепощённого экзорциста. Они пришли к комнате Чун Юня в полной тишине, ни разу не обменявшись словом за всю дорогу. Син Цю не понимал, что на уме у его друга — его взгляд был непроницаем, выражение лица было абсолютно нечитаемым; мечник даже на секунду засомневался, что Чун Юнь мог серьёзно обидеться на него за его маленькую шалость. Послышался звон металла — Чун Юнь как ни в чём не бывало достал из кармана связку ключей, выданную ему Верр Голдет, и отворил дверь. Он встал рядом, будто бы пропуская Син Цю вперёд. — Вчера днём я нашёл последний том «Одинокого клинка в пустошах» и, если честно, планировал подарить его тебе по прибытии в гавань Ли Юэ. Но раз выдалась такая возможность сейчас, не желаешь посмотреть? — голос Чун Юня казался чуть грубее и ниже, нежели его привычный голос. То ли убедительный взгляд Чун Юня, то ли заманчивое предложение о книге — неизвестно, что тогда заставило мечника всецело довериться другу и пройти внутрь. Чун Юнь зашёл следом за Син Цю и прикрыл дверь. Отрезанное от тусклого света фонарей помещение погрузилось в темноту. Мечник лишь услышал, как Чун Юнь от чего-то шумно вздохнул, почувствовал, как горячее дыхание обдаёт шею и отдаётся в груди сладким трепетом. Он тут же поспешил включить свет, видя в этом спасение от внезапно нахлынувшего смущения. Они одни, в полной темноте — и мечник осознал, что Чун Юнь совершенно неуправляем, он не контролирует себя, а к тому же Син Цю стоит к нему спиной, и тот, в свою очередь, будто прирос к земле, не в силах двинуть ни одним мускулом; и именно поэтому в следующую секунду может случится что угодно — то, что невозможно предугадать или рассчитать. Син Цю так и не дотянулся до светильника — Чун Юнь внезапно перехватил запястье мечника на полпути и крепко сжал, что было слишком нехарактерно для экзорциста. Син Цю инстинктивно дёрнул рукой, пытаясь освободиться, но Чун Юнь оказался на удивление сильным — как-никак, это было под стать обладателю двуручного меча. Син Цю услышал, как Чун Юнь сделал маленький шажок ближе, ощутил всем нутром, как тот осторожно положил свободную руку на его талию. Мечник моментально забыл о каком-то там светильнике, который находился в двух шагах от него, забыл об обещанной книге, которая уже казалась чистым блефом и предлогом заманить его внутрь, и сконцентрировался на одной-единственной мысли — кто бы мог подумать, что разгорячённый экзорцист станет до него домогаться? — Пусти, — строго произнёс Син Цю, хватая второй рукой обвитую вокруг его талии руку Чун Юня — это неправильно, ты не в здравом уме. Горячее дыхание вновь опалило кожу, и Син Цю невольно вздрогнул — губами Чун Юнь почти касался незащищённого участка шеи мечника, заставляя второго смущённо краснеть. — Нас могут услышать. — хмуро предостерёг Син Цю, но Чун Юнь искусно проигнорировал это замечание. Не сказать, что Син Цю это не нравилось — во-первых, он был напуган неизвестностью, а во-вторых, ему очень не хотелось пользоваться нетрезвым Чун Юнем, ну и в-третьих, они были в «Ваншу», где их могут внезапно с лёгкостью засечь за всякими непристойностями. Ему было интересно, до чего может дойти Чун Юнь, но в то же время он боялся, что тот зайдёт слишком далеко. Конечно, экзорцист был красив, добр и мил — несомненно, он симпатизировал Син Цю, но ему нравился его Чун Юнь, тот холодный и доверчивый экзорцист, а это была его неизведанная тёмная сторона. Пока мечник был в раздумьях, Чун Юнь аккуратно прильнул губами к шее, рукой проникая куда-то под одежды. Сердце трепыхало, дыхание сбилось с ритма — Син Цю молился всем Архонтам на свете, чтобы эта пытка закончилась. — Мне кажется, ты не против — тихо сказал Чун Юнь куда-то в кожу, пристально всматриваясь в лицо Син Цю, так удачно скрытое за чёлкой и покровом ночи. Он чётко ощущал расслабленность тела мечника, ощущал каждый раз, когда он внезапно вздрагивал. Экзорцист аккуратно перенёс вторую руку с рукой мечника на талию и переплёл их пальцы, теперь обнимая его податливое тело двумя руками. Не в силах больше ничего сказать в ответ, Син Цю слегка откинул голову назад, подставляя шею — сил держать её уже не было. Его тело казалось ему чужим, он не чувствовал ничего, кроме долгих и горячих поцелуев Чун Юня на его коже. «Наверняка останутся следы» — только и мог подумать мечник, рвано выдыхая воздух. С его губ невольно сорвался нежеланный стон, тихий, полный чувств и удовольствия. Син Цю не видел лица Чун Юня, и не мог видеть — помимо темноты, окружающей их, он ещё и стоял к нему спиной. Желание повернуться, сменить позицию корнем закрепилось в разуме Син Цю, и мечник дёрнулся в руках экзорциста в попытке изменить положение — и был тут же остановлен Чун Юнем мягким укусом за мочку уха. Мечник шумно вдохнул воздух через сжатые зубы, машинально согнувшись, но до конца это сделать ему не позволили руки Чун Юня на его талии. Син Цю почувствовал, как экзорцист удовлетворённо улыбнулся, как он отпустил мочку и принялся буквально вылизывать область около уха. Влажные, непристойные звуки, смешанные со звуками опаляющего дыхания Чун Юня вызывали непередаваемые ощущения и эмоции. Син Цю изо всех сил старался не стонать — он кусал губы, сжимал зубы, жмурил глаза, но ничего не помогало справиться с накатившим стыдом, смешанным с возбуждением, от казалось бы таких примитивных ласк от Чун Юня. Движения языка, прикосновения губ сводили мечника с ума и доводили до исступления. Отчаянно хотелось большего. — Чун Юнь… прекрати. — мечник предпринял попытку вновь отпрянуть от экзорциста — это неправильно, он просто пользуется им, Чун Юнь пьян; но вопреки своим словам, тон его голоса был тихим и по-своему умоляющим. Экзорцист, конечно же, не особо вникал в то, что там говорил Син Цю, и сконцентрировался лишь на ощущениях. Он не мог проигнорировать что-то столь умоляющее, а поэтому оторвался от шеи и уха мечника и мягко развернул его к себе лицом. Время будто остановилось, мир сошёлся только на Син Цю и Чун Юне, которые пристально всматривались друг другу в глаза; в глубине блестящих глаз Чун Юня горел давно сокрытый под толстым слоем льда огонь. Лицо экзорциста было настолько близко, что они едва касались кончиками носа друг друга. Оба тяжело и прерывисто дышали, будто после изнурительной тренировки. Син Цю не сдержался и пустил ситуацию на самотёк — это будет помнить только он, ведь Чун Юнь, как правило, ничего не запоминает в таком состоянии. Вопреки всему, что было за всё время до этого, Син Цю первый подался вперёд и прильнул к горячим губам Чун Юня. Чун Юнь что-то промычал в поцелуй, моментально захватывая украденную инициативу. Парень убрал одну руку с талии и перенёс её на шею Син Цю, вторую же перенёс на поясницу и мягко притянул мечника ещё ближе к себе. Они слились в глубоком поцелуе. Син Цю то и дело поворачивал шею, менял положение рук на плечах Чун Юня, притягивал ближе за загривок, чтобы экзорцист ненароком не оторвался от него. Чун Юнь нежно провёл языком по верхней губе Син Цю, после чего обвёл по кругу весь рот и начал его буквально оглаживать, словно кот, изредка касаясь кончиком языка языка своего партнёра. От нахлынувших эмоций Син Цю несдержанно застонал в губы Чун Юня, в порыве обхватывая его тело руками и слегка царапая одежду на спине короткими ногтями. Экзорцисту это, по-видимому, пришлось по душе, и он одобрительно промычал в ответ, награждая как будто за смелость лёгким укусом за нижнюю губу и медленными поглаживаниями по шее. Губы Чун Юня были мягкими и горячими, настолько, что Син Цю готов был расплавиться в руках экзорциста. Увлёкшись поцелуем, мечник даже не замечал, что его друг уверенно ведёт его вглубь комнаты. Он осознавал лишь то, как Чун Юнь касался его, прикусывал нижнюю губу, как прижимал его к стене и аккуратно протягивал свою ногу меж ног Син Цю, нечаянно касаясь коленом возбуждённого члена. Тогда Син Цю, не сдерживаясь, мычал в губы Чун Юня и быстрым рывком менял позицию, прижимая теперь Чун Юня к стене и проворачивая с ним то же самое, что он делал с ним до этого. Это продолжалось достаточно долго — до того, как Чун Юнь аккуратно не завалился на кровать, утянув Син Цю к себе на грудь. Тогда они наконец оторвались друг от друга, ощущая лишь тяжесть в горящих зацелованных губах. Син Цю смотрел в глаза Чун Юня, стараясь восстановить дыхание, но близость друга этого не позволила сделать, и мечника снова бросило в жар. Его сознание помутнилось, все мысли, что были в его голове до этого, спутались в сложный клубок. Он неумышленно попытался избавиться от неудобного положения тела и приподняться, упёршись руками в грудь экзорциста. Этого, по его мнению, было недостаточно — поэтому он ещё немного поёрзал на бёдрах. Ему казалось, что он делает это совсем незаметно, что он сядет поудобнее и они продолжат прерванное занятие — но кто знал, что в следующее мгновение Син Цю наткнётся на внушительный твёрдый бугор в штанах Чун Юня и будет остановлен его рукой, упавшей на бедро. Син Цю лишь криво усмехнулся и качнул бедрами вперёд, намеренно проезжая по чувствительной части тела Чун Юня. У обоих снесло все внутренние границы, которые они уже успели наставить в голове. Экзорцист быстрым движением рук приспустил с Син Цю верхнюю одежду и одной рукой скользнул внутрь, задевая сосок; вторую же руку он опустил на одну из ягодиц и с силой сжал. Пьянящее чувство разлилось по телу сладкой истомой, и мечник томно простонал, сжимая в руках накидку на груди Чун Юня. Чун Юнь бесстыдно дразнил Син Цю, в то время как сидящий на нём мечник готов был кончить прямо в бельё. — Чун Юнь… перестань… — захныкал мечник, изнывая в руках экзорциста. Он через силу схватил Чун Юня за дразнящую руку и вынул её из одежд. Экзорцист ответил на это действие низким недовольным грудным рыком. Конечно, оба были слегка недовольны — тело Син Цю требовало больше прикосновений, а Чун Юнь требовал послушного, горячего, стонущего, а главное желанного мечника в его руках. Рука Син Цю вместе с рукой Чун Юня опустилась вниз, на промежность — и Чун Юнь невольно захлебнулся собственным вдохом, ощущая горячую плоть даже через одежды. Ему не требовалось специального приглашения — он неохотно привстал на кровати, вылез из-под Син Цю, снял полуперчатку с правой руки для удобства и откинул её подальше от кровати. Этой же рукой он скользнул в его штаны, с лёгкостью освобождая давно требующий разрядки член. Представлять, что делает с ним Чун Юнь — это одно, а заниматься этим же с ним по-настоящему на постоялом дворе «Ваншу» — это другое. Когда экзорцист обхватил его член обжигающей рукой, Син Цю невольно вздрогнул, согнулся и поджал под себя ноги. Экзорцист моментально задал ритм и двигал рукой по всей длине — Син Цю зарылся головой в плечо Чун Юня и что-то бессвязно бормотал, вдыхал приятный аромат экзорциста и выдыхал со стоном каждый раз, когда Чун Юнь как бы невзначай касался пальцами головки. Движения ладони Чун Юня оказались слишком приятными, и Син Цю сам того не осознавая через пару таких мгновений расслабился и начал активно двигать бёдрами в ритм с его ладонью. Он совершенно не знал, куда себя деть, пока экзорцист доставлял ему неописуемое удовольствие. Движения Чун Юня стали быстрее. Син Цю зажмурил глаза от удовольствия и отрывисто дышал. Ужасно хотелось за что-то зацепиться — и он не нашёл ничего лучше, чем обнять одной рукой Чун Юня за спину. Внезапно Син Цю осознал — нельзя допустить, чтобы удовольствие получал только он. Немного помедлив, он опустил свободную правую руку на штаны Чун Юня и приспустил их, моментально обхватывая рукой разгорячённую плоть экзорциста. Чун Юнь машинально толкнулся в руку Син Цю твёрдым членом, что заставило щёки второго моментально заалеть. Осознание того, как он сейчас касается Чун Юня, что именно обхватывает своими худыми пальчиками вызвало прилив возбуждения, от чего он плохо контролировал силу в руках. Син Цю старательно скользил рукой по члену Чун Юня, быстро подстроившись на заданный им ритм. Они не слышали ничего, кроме их тяжёлого дыхания и прерывистых хриплых вздохов Чун Юня, смешанных с нарастающими стонами Син Цю. Мечник не знал, сколько прошло времени, прежде чем тепло разлилось по всему телу, пробежалось от позвоночника к животу лёгкой дрожью, после чего разлилось истомой внизу. С криком имени Чун Юня, нежели стоном, Син Цю с дрожащих ног до свинцовой головы накрыло волной удовольствия. В голове опустело. Только спустя некоторое время Син Цю пришёл в себя и поднял голову. По ощущениям на своей руке он понял, что Чун Юнь кончил почти вместе с Син Цю. Убрав руку со спины экзорциста, он всё же нашарил светильник около кровати и щёлкнул по кнопке. Комната впервые за долгое время была освещена тусклым светом, но даже его хватило, чтобы рассмотреть покрытое смущённым румянцем лицо Чун Юня, укусы на губах, оставленные Син Цю; мечник был уверен, что выглядел в глазах экзорциста он не лучше. Син Цю посмотрел на собственную руку, покрытую белёсой жидкостью, после чего перевёл взгляд на руку Чун Юня — тот проследил за направлением глаз мечника и хитро ухмыльнулся. Сил на большее уже не осталось — следуя внезапному порыву, экзорцист поднял испачканную руку и развёл пальцы, внимательно следя за полупрозрачными ниточками, тянущимися между ними; он прижал руку к губам и провёл языком по пальцам, слизывая сперму Син Цю. Мечник почувствовал отвращение, смешанное с непомерным удовлетворением. Он поспешил остановить Чун Юня чистой рукой, вторую сжимая в кулак. — Прекрати, прекрати это, — Син Цю затряс рукой, в панике отрывая ладонь Чун Юня от его лица и прерывая его занятие. Гидро Глаз Бога сверкнул в темноте, послышался звук льющейся жидкости, и в запахах возбуждения начали улавливаться нотки запаха моря. Чун Юнь успел только раз лизнуть руку, прежде чем живой и скорый поток воды смыл всю полупрозрачную жидкость с его ладони. Он даже не успел использовать свой крио Глаз Бога — способность Син Цю была столь гибка и быстра, что уследить за ней было невозможно. Через пару секунд их руки и промежности были полностью вымытыми и чистыми, будто бы ничего и не было. Син Цю услышал, как Чун Юнь лёг на кровать, ощутил, как тот обвил его талию и шумно вздохнул. — Я люблю тебя, Син Цю. — пробормотал экзорцист, прикрывая глаза. Пока Син Цю отходил от всего того, что происходило ранее, а также переваривал слова Чун Юня, второй засопел у него в ногах, окончательно заснув. — И я тебя люблю, Чун Юнь. — Син Цю улыбнулся, мягко и нежно провел рукой по волосам экзорциста, после чего начал медленно их перебирать, о чём-то глубоко задумавшись. Спать ему не хотелось — как мечник вообще мог заснуть? Он не знал, сколько времени он сидел и гладил Чун Юня по волосам, но чувствовал, что прошло предостаточно времени. Нехотя оторвавшись от приятного и умиротворяющего занятия, Син Цю убрал руки Чун Юня с себя и встал с кровати. Он умело убрал все улики, которые только могли быть — одел Чун Юня так, как он был одет, оделся сам, проверил одежды на наличие неприятных пятен, и только после того, как во всём убедился, уложил Чун Юня под одеяло, как будто ничего тут и не происходило. Он даже нашёл в комнате экзорциста ручку с бумагой, и написал маленькое послание другу, которое оставил на прикроватной тумбочке.

***

Не прикрытое шторами солнце нещадно слепило сокрытые под тяжёлыми веками глаза Чун Юня, и тот вскоре проснулся: то ли от яркого света, то ли от ноющей головной боли, нарастающей с каждой секундой. Экзорцист, не рассчитав силу, с громким хлопком ударил себя ладонью по лицу, проводя от лба до щеки — сознание всё ещё было в тумане, голова налилась тяжестью, конечности так и вовсе почти не чувствовались, жажда мучила просто ужасно. Чун Юнь привстал на локтях на кровати, криво откидывая одеяло в сторону. Он лихорадочно старался вспомнить события прошлого вечера — помнил только, как пришёл после изнурительного дня поужинать на постоялый двор «Ваншу», как заказал совершенно обычную яичную лапшу, как начал есть принесённое поваром блюдо и почувствовал обжигающе острое ощущение на языке — вкус заоблачного перчика собственной персоной. Дальше — хуже, ведь следующие события были в тумане, а после — зияющая бездна и непроглядная темнота. Чун Юню хотелось взвыть, зарыться с головой под землю и никогда оттуда не выползать — провалы в памяти не сулили ничего хорошего. Через какое-то время ему всё же пришлось собраться с мыслями и осмотреть помещение. Комната как комната; единственной лишней деталью была согнутая белая бумажка, лежащая на тумбе поодаль него. Чун Юнь перегнулся через кровать и взял бумагу, чуть помедлив; наверняка это жалобы от посетителей, или чего хуже — жалобы от самих работников постоялого двора «Ваншу». Не в силах более откладывать свою участь, экзорцист развернул бумагу и начал с жадностью вчитываться в строки. «Вчера по неосторожности ты съел блюдо с заоблачным перчиком. Но не волнуйся — после этого я незамедлительно отвёл тебя в твою комнату и уложил в кровать, где ты почти сразу же заснул. И ещё. Я искренне хочу, чтобы ты был честен со своими чувствами и эмоциями. Твой друг, Син Цю.»