Дорогой профессор

Устоять против искушения — это может казаться победой, но сознавать, что кто-то устоял против искушения, которым мы были для него — это ранит как самое худшее поражение. Мария Домбровская

      — Мисс Уокер, почему вы отсутствовали вчера на занятиях?              Люцифер запирает дверь своего кабинета и лёгкой и уверенной походкой проходит мимо меня, усаживаясь в кресло напротив. Уперевшись локтями в стол из тёмного дерева, он опускает подбородок на кулаки; весь его вид говорит о готовности внимательно меня слушать. И только тёмные, блестящие дьявольским огнём глаза выражают насмешку. Он думает, что загнал меня в клетку, но у меня на этот счёт иное мнение.              — Вы же понимаете, что правила академии запрещают пропускать занятия без уважительной причины?              — Да, профессор, — тихо произношу я, опустив голову и пряча за длинными волосами улыбку. — Разумеется, мне известны правила академии. И у меня не было никакой уважительной причины пропускать ваши занятия. Теперь вы меня накажете?              — Это то, чего вы добиваетесь, мисс Уокер?              Люцифер расслабленно откидывается на спинку кресла и скрещивает руки за головой. Он больше не забавляется. Теперь он смотрит на меня настороженно и серьёзно, почти раздражённо, о чём красноречиво говорит напряжённая челюсть. И без того резкие черты проступают более явственно, придавая его лицу суровый и строгий вид, который обычно пугает всех студентов. Но не меня. Я видела другую сторону декана исторического факультета, поэтому на меня его устрашающие уловки больше не действуют. На самом деле, когда он включает своего внутреннего профессора, мне хочется усесться к нему на колени и привязать его к креслу галстуком. Жаль только, что он не часто носит галстуки.              — Это то, чего мы оба хотим, — с придыханием отвечаю я, и Люцифер закатывает глаза на мой комментарий.              — Как продвигаются ваши исследования по Троянской войне? Конференция уже на следующей неделе, а я до сих пор не видел доклад, с которым вы планируете выступать.              Разумеется, он решил сменить тему и вернуть себе позицию лидера в диалоге. Как же бесит его манера всё контролировать. Он прекрасно знает, что на меня можно положиться, и я ни в коем случае не облажалась бы на мероприятии такого масштаба, как грядущая научная конференция. И тем не менее, он продолжает трепать мне нервы, демонстрируя свою власть и разницу в положении. Если ему так нравится подминать меня под себя, то мог бы сделать это на своём кожаном диване — всяко лучше, чем мозги друг другу сношать.              — Моё исследование продвигается замечательно. Я нашла много интересной информации. Вам не о чем переживать, дорогой профессор, мой доклад не разочарует слушателей.              — В вашем докладе будет стоять моё имя, поэтому я должен быть уверен в его качестве. Последнее, что мне нужно, так это чтобы моё имя смешивали с грязью по вине какой-то студентки.              Судя по тому, как он выделил последнюю часть предложения, речь идёт не только о докладе. Ох, кажется, бедный профессор переживает, что его маленький грязный секрет может вылезти наружу. Я понимаю его волнение и даже в некоторой степени разделяю, но называть меня какой-то студенткой — очень глупо с его стороны. Я не какая-то. И мы оба это знаем.              — Я хочу видеть результаты вашей работы. Сегодня же скиньте мне на почту ваши наработки…              — А если я этого не сделаю? Отшлепаете меня? — не удержавшись от сарказма, перебиваю я.               По тому, как мгновенно мрачнеет лицо декана, становится ясно, что зря я затронула эту тему. Хотя в прошлый раз, кажется, ему понравилось меня шлёпать за непослушание. Его глаза становятся почти чёрными, и я не до конца уверена — это от злости или же от чувств, вызванных воспоминаниями. Под тяжёлым взглядом Люцифера моё сердце сбивается с ритма, сначала пропуская удар, а затем пускаясь вскачь. Поддавшись необъяснимому и мимолётному порыву, я перегибаюсь через стол и тянусь к нему. Он сидит неподвижно, будто даже не дышит, но как только между нашими лицами остаются считанные сантиметры, резко отталкивается от стола и встает с места, оставляя меня, как идиотку, тянуться губами к воздуху, пропитанному запахом его одеколона.              — Вы можете быть свободны, мисс Уокер. Не забудьте сбросить доклад, — звучит холодный и строгий голос преподавателя, а внутри меня всё трясется от закипающего гнева.              Люцифер намеренно отдаляется от меня, возводит дурацкие стены, бросает в лицо треклятый официоз и давит своим положением. Нужно срочно что-то придумать и потянуть время, пока он насильно не начал выталкивать меня за дверь.              — Вся информация хранится у меня на флешке, — я мысленно показываю себе большие пальцы, пока увлеченно ищу в сумке электронный носитель. Бросаю осторожные косые взгляды в сторону Люцифера, который продолжает стоять возле окна и смотреть на меня с подозрением. — Я могу воспользоваться вашим компьютером? — с победной улыбкой держу в руках флешку, будто грёбаный трофей.              — Конечно, — отвечает Люцифер с тяжёлым вздохом.              Нехотя он приближается и занимает своё прежнее место, а я, пользуясь случаем, устраиваюсь рядом с ним, намеренно нагибаясь как можно ниже, чтобы продемонстрировать декольте, но профессор мудак и даже не думает смотреть на меня.              Люцифер листает текстовый документ с набросками доклада, и я не могу не залюбоваться тем, как горячо он выглядит, когда сосредоточен на работе. Я бы даже сказала, подчёркнуто сосредоточен. Не стой я так близко к нему, возможно, и не заметила бы, как вздымается и опускается его грудь от тяжёлого дыхания, как дёргается его кадык, стоит мне чуть-чуть приблизиться к нему. Я кладу руку на спинку преподавательского кресла, ожидая, что Люцифер снова дёрнется или отвернётся, но он лишь слегка разворачивает голову в мою сторону и велит соблюдать дистанцию.              — Я приятно удивлён проделанной работе, — в одобрении тянет он, быстро пролистывая страницы моего доклада, — продолжайте в том же духе. Если будут вопросы, обращайтесь.              — Что вы делаете сегодня вечером? — недолго думая, выпаливаю я.              — Вопросы по докладу, мисс Уокер, — тут же уточняет Люцифер, и уголок его губ ползёт вверх, но тут же опускается. — И сегодня вечером я занят.              — А…              — И во все другие вечера тоже, — не дав закончить предложение, перебивает он. — Если на этом всё, то предлагаю разойтись.              Мы сверлим друг друга пристальными взглядами, но если в моих глазах грохочет буря, то в его — абсолютный штиль. Я ни капли не верю его равнодушию. Не после того, что между нами было. Если Люцифер хочет этого противостояния, он его получит, но пусть не надеется, что я позволю ему одержать победу так просто.              Возможно, мои дальнейшие действия полны отчаяния и глупой надежды на то, что дорогой профессор опустит стены контроля, как только эмоции возьмут верх над его холодным разумом. В любой другой ситуации я бы не стала действовать так истерично и вызывающе, но в любви, как и на поле боя, все средства хороши.              Я нарочито медленно отхожу от Люцифера, двигаясь прямиком к двери, но вместо того, чтобы выйти, проворачиваю ключ в замке и разворачиваюсь лицом к мужчине, сидящему в кресле декана, будто на троне. В его глазах блестит дьявольский огонь, а на губах играет едва заметная усмешка. Он понял, что я задумала.              — Я ожидал удара в спину, а прилетело точно в лоб, — поджимает губы Люцифер, тихо посмеиваясь.              Он, не моргая, смотрит за тем, как я быстро и ловко расправляюсь с пуговицами на платье-пиджаке. Его горящие глаза не выражают ничего, кроме примитивного и животного голода, но лицо — маска безразличия. Платье падает к моим ногам, и я остаюсь только в чёрном кружевном белье. Блуждающий взгляд мужчины путешествует по моим изгибам, будто лаская. Внизу живота растекается приятная боль, между ног становится горячо, и я практически могу ощутить его желание прикоснуться ко мне по-настоящему, но Люцифер почему-то противится этому чувству.              — Ты сам пустил меня на свою территорию, — я седлаю его бёдра, оставляю лёгкий поцелуй на его шее и шепчу в самое ухо, — спасибо за подробнейший и красочный рассказ о завоевании Трои, дорогой профессор. Ваши персональные уроки на дому оказались весьма и весьма эффективными.              — Я вижу, — выдыхает Люцифер, и я слышу, как скрипит кожа на подлокотниках кресла от силы, с которой он их сжимает. — Отличный трюк провернула. Но если ты так хотела оказаться в моём кабинете, могла бы просто попросить.              — Чтобы получить отказ? — я немного отодвигаюсь, чтобы заглянуть ему в глаза и найти в них хотя бы намёк, способный ответить на мои вопросы. — Ты избегал меня месяцами, словно остаться со мной наедине для тебя смерти подобно.              — Чего ты хочешь от меня? — цедит сквозь зубы Люцифер, меняя тему.              — Хочу, чтобы всё было, как раньше, — мягко произношу я в его губы, почти умоляя. — Я скучаю по тебе и по нашим маленьким спектаклям, вроде соблазнения Евы змеем-искусителем. Как насчёт инсценировки похищения Елены Прекрасной Парисом, чтобы я лучше прочувствовала атмосферу Троянской войны? — мои губы касаются ушной раковины Люцифера, и он еле заметно дёргается.              — Так ты за этим пришла? — внезапно он начинает смеяться, но смех этот не выражает веселья. Он напоминает скорее грозовое облако, обещающее ужасный шторм. — Я был о тебе лучшего мнения, Виктория, — в голосе Люцифера слышатся нотки разочарования, а взгляд полон отвращения. — Если бы мне доплачивали за каждую студентку, раздвигающую передо мной ноги, я бы уже давно возглавил список Форбс.              — Зачем ты сравниваешь меня с другими? — его слова бьют хлеще пощёчин, заставляя задрожать от бессильной злости. Неужели я ошиблась на его счёт?              — Потому что теперь ты ничем не отличаешься от них, — хладнокровно заявляет он, смотря прямо в глаза. — А я не трахаю студенток.              Грубым движением Люцифер снимает меня со своих колен и встает с места, останавливаясь возле окна и всматриваясь в суету города. Я продолжаю сидеть в кресле декана и едва сдерживаю слёзы и матерные слова, чтобы не выглядеть в его глазах ещё более жалкой, но я хочу знать, в чём дело.              — Раньше тебя не волновало, что я студентка академии, в которой ты преподаешь, — я пытаюсь придать голосу уверенности и стали, но каждое слово сочится обидой. — Тебя весь последний год это не волновало, так что изменилось сейчас?!              — Раньше ты была не моя студентка, — он делает акцент на предпоследнем слове, и впервые с момента, как мы оказались в кабинете, я вижу проблеск эмоций в его лице. Он не в восторге от рамок, в которые нас загнали, так же сильно, как и я, если не больше. — И твоя сегодняшняя выходка только подтверждает, что я был прав, когда решил всё прекратить. Ты импульсивна и эгоистична, действуешь по велению каприза, а я так не могу. Мне есть, что терять.              — Я буду осторожной, — обещание срывается с моих губ, как мольба, но Люцифер качает головой.              — Как сегодня? Я не готов ставить на кон свою карьеру… даже ради очень хорошего секса. Закончишь этот год, тогда и поговорим… может быть, — тихо добавляет он.              — У меня сейчас на языке вертится больше тысячи оскорблений для тебя, и единственная причина, по которой я не произнесла ни одного из них, заключается в том, что я просто никак не могу определиться, которое из них мне нравится больше, — шиплю я, порывисто вставая с места и оказываясь перед ним. То, что он крупнее и выше, подавляет, но во мне сейчас слишком много гнева, чтобы обращать внимание на такие мелочи, как разница в росте. — Кого ты пытаешься обмануть? Себя или меня? Я же вижу, как ты смотришь на меня.              — И как же? — с издёвкой интересуется Люцифер.              — Будто раздеваешь глазами.              — Я тебя умоляю. Ты и не особо-то одеваешься, чтобы тебя раздевать.              Его самонадеянность и упрямство бесит сильнее, чем откровенные насмешки. Он думает, что я не понимаю, к чему эти ядовитые выпады, но кое-что я успела о нём узнать: Люцифер всегда использует сарказм и острые словечки как способ отгородиться от других. Конечно, легче быть мудаком, с которым ни у кого не возникнет желания говорить, чем признать, что есть вещи, которые он не в силах контролировать. И в эту самую минуту он намеренно выводит меня из себя, чтобы оттолкнуть. Ну, и потому что у него раздутое эго. И огромное самомнение. И вообще-то есть, чем гордится, раз уж на то пошло.              — Почему ты так помешан на контроле? — уже мягче и спокойнее спрашиваю я, становясь позади него и обнимая. — Нам больше года как-то удавалось прятаться ото всех, и никто ничего не заподозрил. Ну, же, милый, доверься мне. Я буду хорошей девочкой и не стану тебя подставлять.              Мои уговоры сопровождаются небрежными поцелуями в шею и плечи. Руками вожу вдоль его груди и пресса, ощущая, как сильно напряжены мышцы Люцифера. Он борется с самим собой, а я продолжаю подливать масла в огонь его сомнений.              — Только представь, как со стороны будет выглядеть наше противостояние? Мы не сможем долго игнорировать друг друга. Я ведь знаю, что тебе было хорошо со мной. И мне тоже было хорошо с тобой. Мы оба слишком себялюбивы, чтобы довольствоваться малым, и слишком жадные, чтобы делиться хорошим с кем-то другим. Рано или поздно бочка сексуальной неудовлетворённости, на которой мы сидим, рванёт. Ты уверен, что готов иметь дело с последствиями катастрофы такого масштаба?              — Я не мальчик в пубертате, я могу держать себя в руках, — уверенно заявляет Люцифер, однако его дыхание сбивается, стоит моим рукам коснуться пряжки его ремня. — И хватит уже пытаться меня соблазнить. Всё равно не справляешься.              — Оу, правда? — одной рукой веду вдоль внушительной выпуклости у него в штанах, и едва не смеюсь. — А это тогда что?              — Физиология. Естественная реакция тела на твои поглаживания. Ничего личного.              И снова Люцифер выбирает путь грубости, а не честности, но я уже даже не злюсь на него. Однако возможности сделать маленькую пакость не упускаю, поэтому сильнее нужного сжимаю через брюки его член, отчего Люцифер шипит. Осторожно он обхватывает меня за запястья и отводит мои руки подальше от себя и своих особо чувствительных частей тела, перед этим оставив быстрые поцелуи на каждой моей ладошке. Люцифер порывисто разворачивается, явно намереваясь что-то сказать, но замирает и хмурится, всматриваясь в моё лицо, выглядя при этом так, словно я попросила его в уме перемножить пятизначные числа. Он переводит взгляд от глаз к губам, затем снова к глазам. И кажется, проходит целая вечность, прежде чем он наконец произносит:              — Ладно, последний разочек. Но потом никаких размытых границ, пока не закончишь учёбу.              Должно быть, я выгляжу по-идиотски, расплываясь в глупой улыбке и кивая как китайский болванчик, но какое это имеет значение, если Люцифер уже стоит по пояс голый?              Он практически сбивает меня с ног своим напором, когда одной рукой обхватывает мои щёки и сминает губы в требовательном и жёстком поцелуе. Вторая рука обжигает мою поясницу и прижимает ближе к твёрдому телу. Обхватив Люцифера за плечи, вжимаюсь в него грудью и, спотыкаясь, пячусь, пока ноги не упираются в диван. Одним молниеносным движением мужчина опрокидывает меня на холодную кожаную обивку и нависает сверху, ни на секунду не переставая целовать. Его губы беспощадны и почти жестоки, он словно наказывает меня за то, что вынудила его пойти против собственных принципов. Наши языки борются друг с другом, сплетаясь в дьявольском танце. Люцифер закидывает одну мою ногу на спинку дивана и устраивается сверху, углубляя поцелуй. Ощущение его веса на мне и давление эрегированного члена между моих ног вызывают довольный стон, который теряется в нашем поцелуе.              — Если будешь шуметь, мне придётся заткнуть тебе рот, — предупреждает Люцифер, спускаясь поцелуями вдоль шеи. Его чуть влажные губы касаются груди, кончик языка выписывает круги вокруг напряжённого соска через тонкое кружево, и я тихо всхлипываю. Люцифер отодвигает чашку бюстгальтера и обхватывает сосок губами, царапает возбуждённую плоть зубами, дразнит и издевается, будто намеренно желает испытать меня на прочность, чтобы исполнить данное только что обещание.              — Что угодно, только не тяни, — прошу я, расстёгивая его брюки.              Я вожу вверх-вниз по всей длине его члена, ощущая, как от моих действий он становится твёрже. Люцифер слегка сжимает зубы на моём соске, и я дёргаюсь, будто поражённая электрическим током. Не оставляя без внимания вторую грудь, он сильно сжимает её, дразнящими движениями обводит сосок, а затем щипает его. Пальцами другой руки Люцифер отодвигает в сторону мои трусики и проходится вдоль влажных складок, размазывая по ним соки возбуждения. Я стараюсь не издавать ни звука, но это сложно, учитывая, что Люцифер слишком хорошо знает, как и где нужно меня касаться.              Я порывисто вздыхаю, когда он проталкивает один палец в меня, слегка сгибая его и задевая особо чувствительную точку. Мои глаза закрываются от удовольствия, а спина выгибается, и я практически вдавливаюсь грудью в его лицо. Закусив губу, наслаждаюсь ритмичным движением пальца внутри меня, но к одному пальцу присоединяется другой, и вот я уже на грани безумия.              Желание сладким туманом заполняет все мои мысли, заставляя забыть о том, что за дверью снуют студенты и преподаватели. В данную минуту для меня не существует мира за пределами этого маленького кабинета, но сама идея того, что мы можем быть пойманы, кружит голову. Заниматься сексом в стенах академии слишком горячо и опасно, но смесь адреналина и возбуждения — это что-то фантастическое. Это чувство не похоже ни на что другое из того, что я испытывала прежде, и мне хочется, чтобы Люцифер тоже вкусил этот запретный плод и перестал сдерживаться.              Я сильнее сжимаю его член, не переставая двигать рукой вдоль всей твёрдой длины, и Люцифер хрипло стонет мне в шею. Мы дразним друг друга и ждём, кто же сдастся первый, но я готова уступить ему, если моё поражение означает получить желаемое.              — Хочу… тебя… внутри, — каким-то чудом удаётся мне просипеть, и Люцифер поднимает голову, внимательно смотря мне в глаза, а его рука между моих ног ускоряется.              — Я и так внутри тебя, — самодовольно усмехаясь, хрипит Люцифер.              — Ты знаешь, что я имею… ах! — мне не удается закончить мысль, потому что рот Люцифера очень своевременно опускается на мой, заглушая стон, вызванный движениями его пальцев.              — Я знаю, — тяжело выдыхает он в мои раскрытые губы.              Внезапно его пальцы исчезают, и я практически хнычу от того, насколько пустой себя ощущаю, но уже в следующую секунду чувствую, как головка члена касается моего входа. Закусив плечо Люцифера, двигаю бедрами навстречу, медленно насаживаясь на него. Наши губы ищут друг друга и, наконец, сталкиваются в сладком поцелуе, который становится тем глубже, чем глубже Люцифер погружается в меня. Движения его языка в моём рту повторяют движения члена, и это сводит с ума.              — О боже, — стону я в его рот, обвивая ногой и впиваясь каблуком ему в бедро.              Люцифер опирается на локти по обе стороны от моей головы и входит грубыми ритмичными толчками, но диван слишком маленький и неудобный, чтобы мы могли в полной мере насладиться близостью. Встав на колени в более удобную позу, он кладёт мою ногу себе на плечо, что позволяет ему входить глубже. Изменение угла заставляет меня задохнуться воздухом, а по телу разливается восхитительное тепло.              Слегка развернув голову, Люцифер оставляет дорожку влажных и коротких поцелуев на моей ноге, ускоряя темп. Я извиваюсь как змея, ища большего контакта тел. Пальцами путаюсь в волосах, закусываю губы, стараясь не издавать лишнего шума, но сердце грохочет в груди, и кажется, что звук, с которым ударяются наши влажные тела, слышен в соседнем городе.              Я зачарованно смотрю, как с каждым жестким и уверенным толчком напрягаются и расслабляются мышцы пресса Люцифера, как блестит влажная от пота грудь, покрытая татуировками. Его волосы находятся в сексуальном беспорядке, и мне хочется смахнуть с его лба прилипшую прядь. Внезапно наши взгляды встречаются, и мы будто впервые по-настоящему смотрим друг на друга. За год ни к чему необязывающих перепихонов мы множество раз видели голые тела друг друга, но никогда не обнажали души. Ровно до этого момента.              Мы не прерываем зрительного контакта, пока он жёстко двигается внутри меня, и в его глазах я вижу отражение собственных мыслей: я хочу его всего. Хочу чувствовать его не только телом, но и душой. Он нужен мне целиком и полностью. И если он думает, что я отпущу его, то у меня для него плохие новости.              С этой мыслью восхитительное пульсирующее напряжение внизу живота превращается в сладкую боль. Я сбрасываю свою ногу с плеча Люцифера и протягиваю к нему руки, без слов прося опуститься на меня. Мне нужно чувствовать его тепло, когда распадусь на миллион осколков под ним. Он опирается на локти, обхватывает моё лицо ладонями и нежно целует, проглатывая мои мольбы и стоны. Наши бедра двигаются в унисон, подводя нас обоих к краю.              Когда оргазм накрывает меня яростной волной, я впиваюсь ногтями в спину Люцифера, царапая его, отчего он рычит в мои губы. Сделав еще один мощный толчок, он замирает надо мной, тихо матерясь. Наше дыхание рваное и поверхностное, влажные тела дрожат, и я продолжаю цепляться за Люцифера, как утопающий за соломинку. Он опускается на меня, придавив своим весом, что мне становится трудно дышать, но я не собираюсь протестовать.              — Этот раз был точно последний, — хрипит он в мою шею, и я тихонько смеюсь, путаясь дрожащими пальцами в его влажных волосах.              — Конечно, дорогой профессор, — выдыхаю я, расплываясь в хитрой улыбке, но мысленно добавляю «как бы не так». Этот раз точно не последний.