Обратная сторона луны.

Картинка перед глазами не складывается воедино, она не кажется Роуз настолько реальной, чтобы подать хоть какие-то признаки жизни, вздохнуть или попытаться вырваться. Звон в голове все ещё жутко мешает сосредоточиться и понять, что здесь, чёрт возьми, происходит. Брюнетка смотрит на лейтенанта так пристально, разглядывает ее мягкие черты лица, эти пепельные-русые брови, присущие блондинкам, холодного светлого оттенка волосы и неестественно-голубые глаза, обрамлённые смешными, такими же русыми, как и брови, ресницами. В янтарно-желтых радужках напротив искрится нездоровый блеск, что-то отталкивающее было в каждом из Военной Полиции, в Камилле - особенно. Явно не тот человек, который внушает доверие и желание пообщаться поближе. Но Гарделис не имеет сил и возможности сопротивляться, когда девушка наклоняется к ней неприлично близко, горячо выдыхает рядом с бледной лебединой шеей и вслух усмехается, отстраняясь чуть назад. — Не бойся, я все делаю быстро, – суть фразы Роуз так и не уловила, ведь ей не было страшно, скорее она описала бы свои чувства как «злоба от безысходности и бессилия», но точно не страх. В целом, она злилась крайне редко, для этого нужен был весомый повод. Камилла вернулась обратно к смиренно сидящему на коленях Леви. Он был как никогда спокоен, не сопротивлялся, не боролся за жизнь, даже не вырывался, словно все происходило так, как и должно было, будто не было в чуть смуглой руке кортика, приставленного к его горлу. Брюнетка держала Аккермана за волосы, чуть опрокинув его голову назад, пока лезвие опасно подрагивало в районе кадыка. — Мне хотелось бы разобраться с этой крысой помойной как можно быстрее, – язвительно обратилась служащая Полиции к дрожащей от ужаса Герти, – давай, мне нужно твое окончательное признание прямо сейчас, нечего разводить зрелища на потеху народу, закончим все здесь. Вот теперь Гарделис спустилась с небес на землю, а точнее рухнула, переломав все свои крылья. На лице скользнула тень страха, радужки нервно затряслись в такт судорогам Паульс. — Герти, скажи правду! – с утробным хрипом окликнула лейтенант свою подопечную. В прошлом подопечную. Роуз все ещё не верила в причастность Леви к данному инциденту. И дело было вовсе не в теплых чувствах, а в здравом смысле, которого разведчица явно не лишена. Если бы только она была комплекцией покрупнее, если бы только имела физическую силу хотя бы как у Ханджи.. Эти веревки, связывающие ее руки за спиной, давно были бы порваны, а начищенный до блеска кортик красовался у шеи брюнетки. Но всего этого у Гарделис не было; природа наградила ее уникальным глазомером и манёвренностью, при этом жестоко подшутив над худощавым телом. И даже отточенное годами знание рукопашного боя мало чем спасало ситуацию, скорее это можно было применить как самозащиту, но не для нападения в лоб. Осознание собственного бессилия скреблось где-то внутри, так неприятно, словно душа зудит. Паульс бледнела с каждой секундой, отчетливо выделяясь на фоне стены, обшитой деревянным настилом. Девчонка оказалась в отвратительной ситуации, ее подростковый неокрепший дух трещал по швам; страшно решать чью-то судьбу, страшно осознавать последствия, страшно оклеветать невиновного. Герти колебалась, бросая поочередно взгляд то на лейтенанта, то на сержанта Полиции. Видя страдания человека, чуть ли не единственного, которого волновала ее жалкая жизнь, хотелось взвыть. Паульс прекрасно знала, что никому в этом мире до нее нет дела. Кроме Роуз. И будь у девчонки под рукой амулет из старых сказок, возвращающий людей в прошлое, она бы поступила иначе; не стала бы оговаривать капрала Леви, чаще прислушивалась бы к своей наставнице и никогда не предала бы Легион за обещанные лавры в Военной Полиции, но время вспять уже не повернуть, произошедшее можно лишь не усугублять. — Герти, пожалуйста.. – одними губами, почти беззвучно прошептала светловолосая девушка. В ее интонации было столько отчаяния вперемешку с горечью, что Паульс не выдержала. — Он не виноват, я.. – выпалила она на одном дыхании. Ей очень хотелось оправдаться, рассказать всё как есть и почему она это сделала. Выставить себя заложницей обстоятельств, жертвой недобросовестных начальников, однако все это уже не имело никакого значения. Она дважды оступилась, окончательно разрушив свое будущее как в Легионе, так и в Полиции. Ее больше не ждут нигде. Ни ад, ни рай не откроет ей ворота, оставалось лишь молиться о сохранении жизни или легкой смерти. — Это было так легко, – самодовольно ухмыльнулась Камилла, ловко разрезая веревку на запястьях Леви, – а теперь я жду объяснительную в письменном виде, если планируешь выйти отсюда живой. И не думай, что ты кого-то здесь удивила своим признанием. Леви неспешно поднялся, брезгливо отряхнул пыль, не произнося ни слова, не бросая свой прохладно-безраличный взгляд на кого-то из присутствующих. Что творилось в его голове - одному Богу известно. Хотя, вполне вероятно, что и он не в курсе того, что кроется в подсознании брюнета. Роуз не спускала с него глаз, всё ждала вспышку агрессии, когда же он схватит Герти за горло и без толики жалости протащит по стене, роняя брань и угрозы, однако этого не происходило; Аккерман вальяжно уселся за стол, облокотился спиной о стену и, кажется, ненадолго провалился в свои мысли, бесцельно глядя в потолок. Спустя секунду Камилла освободила и Гарделис, наконец-то представившись девушке. Лейтенант не ответила на вопрос о своем имени, она будто не заметила стоящую перед ней брюнетку, а лишь метнулась к Паульс. Девочка пребывала в шоковом состоянии, из ее глаз катились слёзы, губы застыли в беззвучной истерике, руки пробирал неконтролируемый тремор. Как могла, наставница старалась успокоить подопечную, вселяя в нее надежду на положительный исход. Только вот звучало это все так неубедительно, потому что Роуз даже сама себе сейчас не верила. За такой проступок Эрвин не сжалится над Гертрудой, пусть она хоть водопадом слёз омоет его кабинет, а в Военной Полиции ее в лучшем случае выгонят скитаться без гроша по улицам. На милость Аккермана можно и вовсе не рассчитывать, по одному скрежету зубов и брезгливой гримасе можно понять, какую сильную неприязнь он сейчас испытывает. — Что это за спектакль? – отчуждённо, совсем не похоже на себя спросила Роуз. — Уловка, чтобы выбить признание. Камилла одна из самых талантливых в отделе дознания, – почти эмоционально отозвался брюнет, забрасывая ногу на ногу. — Талантливая.. – полушепотом машинально повторила Гарделис, все ещё сидя рядом с Герти, – у вас двоих все в порядке с головой? — Брось, Роуз, с твоей ненаглядной Герти ничего плохого не произойдёт, – голос Камиллы был наполнен желчью, она говорила это так, словно насмехалась над лейтенантом, – я и не думала, что в Разведкорпусе растут такие нежные цветы. — Где Ханджи? – светловолосая девушка продолжала игнорировать сержанта Полиции, обращаясь к Леви. Её одолевали смешанные чувства, что-то среднее между пассивной агрессией и разочарованием. С одной стороны к Аккерману претензий у неё не было, его не за что винить, но при этом где-то в глубине надорвалась вера в то, что люди меняются. — Она в кабинете Камиллы, скоро вы с ней отправитесь в корпус, – выдохнул брюнет, и Гарделис уловила в его тоне легкую тень вины. Может всё же стоит понять и его? Как никак, у него были на то причины, он хотел остаться в живых. — Её ты тоже огрела чем-то? – светло-голубые глаза блондинки потемнели, она исподлобья смотрела на ту, к которой успела проникнуться неприязнью за считанные полчаса. Роуз никогда ещё не испытывала подобный негатив по отношению к кому-либо, она легка на подъём, готова простить всех и вся, защитить любого, всегда войти в положении, но не в этот раз, когда что-то плохое коснулось Зоэ. Ханджи ей слишком дорога, чтобы позволить хоть кому-то тронуть ее. Кулак лейтенанта впервые дрогнул. Она почувствовала прилив энергии, ощутила себя чуть сильнее обычного, даже позволила себе задуматься об ударе. Но внутренний голос вопил – «НЕТ!», и Гарделис не смогла, она лишь вновь поникла, съедая себя изнутри. — Это была вынужденная мера, для правдоподобности, – нездоровый интерес искрился в янтарных глазах брюнетки, настолько сильный, что она невольно прикусила нижнюю губу. Эту секундную вспышку гнева заметил и Леви. «Не менее талантливая», – подумал он, едва заметно ухмыляясь.

***

— Откуда вы узнали, что сегодня мы с Ханджи должны были оказаться здесь? – этот вопрос мучал Роуз последние пару часов, и только сейчас у нее выдалась возможность спросить это у капрала без лишних ушей. — Я знал, что вы обе приедете, но не знал когда. От Розы до Сины всего один кратчайший путь, который Камилла шерстила по ночам, пока не выследила вас, – вновь холодно отозвался брюнет, вглядываясь в темноту коридора по дороге к кабинету, – извините, Госпожа Роуз, такого не повторится. — Уважительное обращение из твоих уст звучит хуже, чем хабалистое, – усмехнулась блондинка, немного расслабившись. — Спешу предупредить, это не последняя Ваша встреча с Камиллой, она отныне глаза и уши Разведкорпуса на территории Сины, – более непринуждённо, но всё ещё не глядя на собеседницу, сообщил брюнет, будто снова выводя ее на реакцию. — Ты в ней уверен? – первое что спросила лейтенант, без раздражения, скорее с некой своеобразной заботой, – значит, она тебе не чужой человек. — Да, – не медля ни секунды обрубил Аккерман, – возможно ближе, чем мне хотелось бы. — Это, конечно, дело Эрвина, но мне она что-то не импонирует, – чуть нахмурившись, светловолосая девушка невольно произнесла мысли вслух. — Это самый преданный и надежный человек, которого я знаю, – почти печально выдохнул капрал, – это ее защитная маска от всех. Люди такими не от хорошей жизни становятся. В этот момент Роуз действительно задумалась – ведь у каждого человека есть свои скелеты в шкафу, которые не покажешь всем подряд. Те, кто пережили тяжелые эпизоды в жизни и получили психологические травмы, больше всех стараются защититься в дальнейшем от внешнего мира. Каждый делает это по-своему; кто-то замыкается и не контактирует с обществом, кто-то наоборот старается засиять ярче солнца, чтобы его заметили, подарили немного любви и тепла, а часть и вовсе тонет в собственной неконтролируемой агрессии. Гарделис уже плохо помнила своих родителей, однако они никогда не причиняли ей боль, не обижали Леону. Их семья была той самой, в которую все тычат пальцем, распуская всякие сплетни от зависти. Глава семейства был предан своему делу, которое в дальнейшем решила продолжить Роуз, а мать отдавала всю себя дочерям, балуя их самой искренней любовью. Когда девочки остались вдвоём, Леона полностью взяла на себя воспитание младшей сестры, стараясь слепить из неё замечательного человека. В целом, у нее это получилось, правда местами всё же мелькала эта излишняя податливость Роуз, которая, как говорят, росла почти в тепличных условиях. Возможно поэтому ей немного сложнее было понять того же Леви и тем более Камиллу. Провалившись в собственные мысли, лейтенант не заметила, как несколько длинных коридоров миновали, а дверь в комнату уже жалобно поскрипывала. Ханджи обернулась на звук и, не совладав с эмоциями, бросилась с объятиями на своих товарищей. — Ребята! – радостно пропищала шатенка, жмурясь от счастья. Леви хотел было вывернуться из-под руки Зоэ, он не любил тактильный контакт в принципе, а особенно когда его об этом не предупреждали, но что-то на секунду перемкнуло у него в голове – всплыли воспоминания об Изабель, которая точно также кидалась обнимать его и Фарлана, и Ханджи до боли напоминала ему покойную подругу своим громким смехом, местами назойливостью и открытой душой. Как бы нехотя он положил руку на спину шатенки, пару раз похлопав и только после этого уже вернулся в свой привычный образ. — Что с вами вообще произошло? Где вы были? – казалось, словно Зоэ задавала миллион вопросов подряд, ей хотелось знать все, каждую мелочь из произошедшего. — Я расскажу тебе по дороге, нам пора домой, – обхватив лицо подруги двумя ладонями, широко улыбнулась Роуз.