Наказание

Горячее дыхание коснулось тонкой шеи мужчины, и Леви замер, кажется, и вовсе перестал дышать, смотря на крепкий деревянный стол командора, на котором сейчас лежали верёвки и чёрная лента, сшитая явно из дорогой атласной ткани. В горле постепенно образовывался неприятный и вязкий ком, который было просто невозможно сглотнуть. Этот ком воспоминаний от прошлого наказания уже начинал затруднять и без того сбившееся от быстрой ходьбы дыхание. Да, в этот кабинет он спешил. Опаздывать было нельзя. Но на хмуром и безразличном лице не промелькнула ни одна нотка той паники, которая уже зарождалась внутри. Эрвин точно был зол, Леви это знал, чувствовал каждой клеточкой тела, тела, которое помнило о том, что расстраивать Эрвина нельзя. И пусть Смит выглядит хладнокровно спокойным, его движения резкие и быстрые, говорили о том, что капитана не ждёт ничего хорошего. Но проблема была в том, что он даже не подозревал, за что будет сейчас наказан. А наказание ему явно уже было заготовлено. — Не догадался? — спросил Эрвин, и Леви помотал головой. — Даже предположений нет? Эрвин говорил тихо, слегка насмешливо, стоя у него за спиной. И будь сейчас другая ситуация, Леви бы даже подумал, что у него хорошее настроение. Эрвин провёл носом по его затылку, шумно наполняя лёгкие запахом своего любовника, и почему-то тихо засмеялся. В этом смехе Леви слышалась печаль. — Я хочу, чтобы ты сам мне сказал то, что мы оба уже знаем, — сказал Смит так обречённо и строго, при этом сжимая талию мужчины с нечеловеческой силой, словно стараясь таким образом удержать от падения. Леви было впору оттолкнуть его, рассердиться и уйти до момента, пока тот сам его не найдёт и не скажет, в чём проблема. Только ситуация была столь странной, что Леви словно к полу пригвоздило. Ему было и страшно, и любопытно. — Давай ты скажешь, что тебе не понравилось, и мы, как взрос… Хорошая была попытка, если бы голос Леви не споткнулся о стальной взгляд обошедшего его со спины мужчины. Тот явно был не доволен тем, что Аккерман не может даже осознать того, что натворил. Или признаться в этом. Леви и сам запутался. Он понимал, что с каждой секундой промедления всё будет только хуже. Судя по происходящему, его собрались не просто отыметь до потери сознания за что-то привычное, это действительно было то самое наказание, от которого Леви ещё пару дней не сможет нормально ходить. И поначалу эти игры даже заводили его, он специально хамил, нарушал запреты, чтобы потом получить за это по заднице, но теперь всё изменилось. Он сам изменился, словно в голове что-то перещёлкнуло. С чем это было связано, сказать сложно, но началось всё незадолго до революции. И вроде бы Эрвин был всё тем же, Леви всё так же был ему предан, но в груди словно поселились опарыши вместе с этим мерзким чувством гниения. Смердело. И воздуха теперь казалось мало. Леви ощущал это всегда, ещё в подземном городе, словно весь мир давил на него, ограничивал, поэтому он и стремился на поверхность. Но тут, несмотря на небо над головой, он всё равно был замкнут в стенах, где воняло сточными помоями. И теперь он чувствовал это ещё ярче. Ещё ярче жаждал спасения. — Дам тебе одну попытку угадать. Леви переступил с ноги на ногу, вдыхая, и задумался, перебирая в голове варианты. Они не виделись долго, что Эрвину могло не понравиться за эти пару дней, пока они без задних ног просто спали в одной постели? К тому же, оба были слишком заняты подготовкой миссии, тренировками, собраниями, и чтобы нарушать что-то из запретов или сказать что-то не то, у Леви просто не было ни сил, ни времени. К тому же, Эрвин от чего-то был уверен, что Леви сам всё знает. В комнате повисла напряжённая атмосфера. Запах парафина и чернил уже не ассоциировался с сексом, желанием, он вызывал чувство обыденности, безысходности, которая царила в разведке до появления в их рядах титана. Версию выдвинуть было просто жизненно необходимо, вдруг попадёт в цель, и его не будут мучить в этом кабинете долго. Особенно накануне миссии, где от его физического состояния и боеготовности зависело многое. Подсознательно Леви уже понимал, за что в теории он может быть наказан, за что он в принципе это заслужил. Но ведь Эрвин не мог этого знать. Наверняка было что-то ещё, что-то, что Леви упустил из виду, скрывая от Смита то единственное, за что мужчина мог быть зол до такой степени. Леви никогда бы не посмел раскрыть свою тайну, о которой знал только он один. Он ведь сделал всё, чтобы оградить себя от опасности, он ведь не мог проколоться. — Ты молчишь слишком долго. Раздевайся, — выдал вердикт Смит и отошёл к столу, подхватывая пальцами верёвки. — Я что-то не так сказал на собрании? — всё же выдвинул предположение Аккерман. — Ты меня не услышал? Разденься, — повторил Эрвин, останавливаясь на секунду, а затем снова продолжил наматывать на руку свои путы. Леви не стал больше спорить, стягивая шейный платок первым. Так было теперь постоянно. Если в самом начале он дико возбуждался от того, как Эрвин пожирал его взглядом, пока он стягивал с себя одежду, смущаясь своей наготы перед человеком, который нравился… Нравится. То теперь это стало чем-то обыденным и будничным. Он никак не реагировал на то, что Эрвин, будучи полностью одетым, видит его в таком виде. Всё как-то притёрлось, приелось. Даже полумрак кабинета, пляшущие на стенах огненные тени в совокупности с сексуальным и злым, как демон, мужчиной, сейчас не трогали внутри Леви совершенно ничего. Он боялся. Боялся того, что Эрвин смог каким-то образом понять, что у него в голове. Если демоны захотели научиться читать мысли, то Эрвин стал бы их учителем. — Ложись, — одним словом скомандовал Смит, и Леви понял его намерение, подходя к столу, чтобы тут же запрыгнуть на него голой задницей и лечь перед Эрвином на спину. Он вытерпит любое наказание, а потом нужно будет отлежаться денёк у себя. Но вот Смит решил иначе, разворачивая мужчину не вдоль стола, как было удобнее всего, а поперёк так, что голова мужчины оказалась на весу подобного его ногам, от чего всё тело напряглось. Спорить с этим он, естественно, не стал, позволяя Эрвину стянуть руки и привязать их к чему-то за его головой. Леви не знал, к чему, раньше такого не было, но это явно был не стул, ведь дёрнув пару раз на пробу, он понял, что связан на самом деле, а не просто для вида игривости. Но посмотреть, за что его там привязали, он тоже не смог. Эрвин, загораживающий собой обзор, быстро натянул на глаза ту самую чёрную ленту, которая так приятно скользила по коже. Но и она была не для игры, ведь через неё было не видно даже очертаний помещения или источника света. Это начинало пугать. — Эрвин? — позвал он Смита, слыша звук открывающейся двери. — Ты куда? В комнате была тишина. Дыхание Леви всё больше учащалось из-за страха, подкрадывающегося к горлу. Он ещё пару раз дёрнул руками, но это ни к чему не привело. Смит знал про то, что Леви боится темноты и одиночества в ней, но всё равно ушёл? Это и есть наказание? Пролежать в напряжённом состоянии, в полной темноте и одиночестве до утра? Если да, то Леви это нравилось меньше, чем вариант с растраханной дыркой. Он поджал губы, прислушиваясь к звукам вокруг. Сильный ветер в окне задувал в щели, бил по дрожащему стеклу своими порывами, и можно было даже услышать его игры с листвой на улице. Настолько было тихо, что Леви пытался выцепить из этого хоть что-то. И он слышал, как шипят свечи от огня и как в часах качается маятник. Стрелки тихо бежали по своим делам, издавая характерный звук, и заставляли Леви начинать отсчитывать время. Но слух неожиданно прорезал скрип половиц и тяжёлое дыхание. В комнате он точно был не один. — Я здесь, не переживай, — услышал он знакомый голос поблизости и чуть ли не выдохнул с облегчением, готовый уже сейчас броситься на шею к мужчине за то, что тот не бросил его здесь. Послышались шаги, и мужчина на столе замер в ожидании, не понимая, к чему готовиться. Он не боялся боли, а вот неизвестность напрягала. У шкафа зазвенели стекляшки, и Леви невольно повернул голову в том направлении, понимая, что смазка всё же будет. — Раздвинь ноги так широко, как только сможешь. Поставь пятки на стол и не шевелись. Если попробуешь свести ноги, коснёшься ими меня, я тебя выпорю. Леви покорно подчинился, не ощущая за данным действием ничего, кроме желания поскорее закончить и наконец стянуть с глаз повязку. — Ещё не понял? — снова спросил Эрвин, и Леви качнул головой. — Я не знаю, что сделал не так. Почему ты не говоришь? — Ты мне врёшь. Ты отлично знаешь, за что ты сейчас связан. А врать я тебе тоже не разрешал. — Я не знаю, — твёрдо сказал Леви, словно и сам в это верил. — Каким будет стоп-слово? — Его не будет. Леви подумал, что ему послышалось. Он попытался повернуть голову в сторону голоса Смита, но в большом и просторном кабинете сложно было сказать, где именно тот находился. — Ты будешь тут до тех пор, пока не скажешь мне правду, — спокойно и тихо продолжил Эрвин, подходя ближе. — И в этот раз стоп-слово тебе не понадобится, я не буду тебя бить. Комната, ранее холодная, сейчас наполнялась каким-то жаром, который Леви ощущал кожей. Нет, он не скажет того, что так и просилось на язык. Эрвин явно имеет в виду что-то другое, что-то очевидное, но из-за страха проговориться Леви просто не видит этого. Мужчина судорожно пытался вспомнить, что сделал или сказал не так, но понимал, что на это у него просто не было времени. — Я не знаю, прекрати. Давай поговорим. — Поздно ты об этом подумал. Эрвин, кажется, ходил по комнате, но зачем, не ясно. Только скрип досок Аккерман слышал отчётливо. Вскоре он вернулся к столу, и кабинет начал наполняться ароматом масла, которые они привычно использовали. Но Смит долго медлил, видимо, любуясь видами. Леви не краснел уже давно. Просто лежать перед ним с раздвинутыми во все стороны ногами было нормально. Иногда казалось, что того это даже не возбуждало. Эрвину нравился контроль, Леви нравилось подчиняться. — Ну же, — сказал Эрвин, и Леви приподнял уже опустившуюся за край стола голову. — Что? — спросил он, но ему не ответили, и мужчина почувствовал пальцы на своих ногах. Проникать в него никто не спешил, почему-то сперва оглаживая стройные ноги, бёдра, слегка задевая член тыльной стороной ладони. Непонятно откуда взявшаяся нежность заинтересовала Леви, который продолжал держать голову на весу, словно мог видеть, что Эрвин вытворял с его телом. Что тот задумал, было не ясно, но, похоже, сегодня был день контрастов. Его ног касались ласково, осторожно, словно делали это в первый раз, что не могло не вызвать улыбку, пусть и слегка настороженную. — Что ты делаешь? — спросил Леви на всякий случай, на что Смит хмыкнул, начиная сжимать его ноги сильнее, но боли это не доставляло. Напротив, казалось, что эта сила была грамотно рассчитана и направлена на удовлетворение. Каждая клеточка в теле Леви отзывалась на эти движения восторгом. Он прикусил губу, млея от того, как его бёдра массировали тёплые ладони. — А на что похоже? — Чем ты намазал руки? — А что? Леви слегка нахмурился тому, что на его вопросы отвечали такими же вопросами, а затем запнулся, пытаясь подобрать правильное слово для выражения мыслей, но в голову лезло лишь одно. — Они нежные. — Нравится, когда нежно? Странно, раньше просто умолял отодрать тебя как можно жёстче. Леви прикусил губу, откидывая голову назад, чтобы насладиться такими новыми ощущениями и грязными словечками. — Я понял, хочешь, чтобы я начал умолять? Или решил наказать меня воздержанием? Эрвин промолчал. Зато два пальца, которые массировали вход, проникли внутрь слишком осторожно, заставляя Леви ёрзать на месте от нетерпения. Одних пальцев ему было недостаточно, но член активно отзывался на непривычные ласки. Широкая ладонь легла ему на область под коленом, максимально отодвигая одну ногу в сторону так, чтобы можно было рассмотреть сжимающуюся дырку, из которой вслед за пальцами вытекало масло. Оно наверняка потом будет ещё долго оттираться от стола, и Ханджи снова начнёт возмущаться, что Смит каждый раз проливает слишком много ценного продукта. Но это всё потом. Сейчас Леви еле удерживал свой зад, чтобы не начать самостоятельно насаживаться на пальцы, которые словно забыли, где в нём находится то самое приятное местечко. Или же Эрвин просто специально его не трогал, изводя любовника от желания. С одной стороны, тоже пытка. Аккерман не двигался, как ему и было сказано, просить тоже не смел, он словно позволял открывать Смиту своё тело заново. И пока на то самое наказание это походило слабо, пусть тот и сказал, что бить не будет. — Не стоит долго тянуть, — видимо, сам себе сказал Эрвин, от чего движения внутри Леви от медленных поглаживаний внутренних стенок кишки перешли в бешеную долбёжку с характерным хлюпающим звуком, который издавала задница мужчины. Леви еле слышно простонал, прогибаясь в спине, и уже даже забыл, что это наказание. Было приятно, а когда его члена коснулась вторая рука, поглаживая головку, комнату наполнил откровенный скулёж, намекающий Эрвину на то, что пора уже что-то сделать. Леви чувствовал пустоту внутри и готов был сейчас на что угодно, лишь бы её что-нибудь заполнило, но как только пальцы исчезли, снова воцарилась тишина, которой мужчина не слышал. Его тело слегка подрагивало, дыхание, неровное и прерывистое, заглушал стук собственного сердца, и это было чем-то неожиданным. Искушённый и не такими сюрпризами, готовый на порку, он сейчас млел от странных действий Смита, чей голос звучал так же холодно, как и минутами ранее. Леви, забывшись, дёрнул руками и случайно задел ногу, видимо, обошедшего стол мужчины. Аккерман боится, что ему за это что-то будет, но ничего не произошло, и он понял чужие намерения без слов, послушно открывая рот без всяких пререканий. Но даже тогда всё оставалось в той же статичной ситуации, что и ровно минуту назад. Никакой реакции. Снова тишина, снова Леви чувствовал себя по-настоящему голым. Именно из-за повязки, которая отрезала ему всякую картинку, воображение рисовало то, как на него смотрели голодные глаза необычного цвета. Фантазию пресечь он не мог, даже от мысли, что Эрвин на самом деле может всё знать. Плевать, Леви хотел думать так, как ему подсовывала его прогнившая насквозь душонка. И никто ведь не вскроет его черепную коробку, чтобы выяснить правду. Мужчина медленно сомкнул губы, и только после этого его щеки коснулась горячая ладонь. — Открой, — услышал он снова сквозь пелену своего возбуждения, словно издалека, и послушно выполнил очередной приказ. Губ коснулись всё те же сильные, влажные и нежные пальцы, тут же ныряя в горячий рот. Леви думать не успевал, он просто делал, перенимая инициативу на себя. Мужчина обхватил фаланги губами и начал активно посасывать, облизывая каждый из них с маленькими стонами удовольствия. Ему нравилось водить по ним языком и пошло причмокивать. И он уже забыл о том, как сильно хотел получить член внутри себя. Теперь он хотел отсосать, тренируясь пока на пальцах, которые неожиданно сомкнулись на его языке, вытягивая его изо рта. Леви бы ухмыльнулся, да не мог физически, ожидая, что будет дальше. А дальше он услышал звук молнии и снова слегка поёрзал в нетерпении. «В какую же ты шлюху превратился», — пронеслось в голове, и мужчина прикрыл глаза, ведь видеть и так ничего не мог. А со своим званием пора было уже смириться. Ведь в таком состоянии его мог видеть только один человек, только ему Леви доверял эту свою сторону, далеко не безупречного солдата. — Не закрывай рот, — сказал Эрвин и убрал руку. — Хороший мальчик. И вот щеки коснулась горячая и влажная от предэякулята головка, мазнувшая по коже так, словно Смит промазал с местом назначения, но Леви знал, что это не так. Она скользнула по губам, а затем перешла на язык, которым Леви, судя по всему, пока не мог двигать. Его голову опустили ещё ниже и осторожно проникли внутрь рта. На глаза мгновенно навернулись слёзы, ведь движения казались какими-то торопливыми, неумелыми. Эрвин словно забыл всё, что они делали раньше. Но как же возбуждала эта его игра в сносящую крышу молодость. Головка таранила горло, а по вискам Леви сами собой стекали слёзы, которые он не мог сдержать из-за спазмов. Мокрые и хлюпающие звуки его глотки, видимо, так сильно возбудили Смита, что тот слегка рыкнул, никогда прежде не позволяя себе звуков в сексе. Их он ждал только от Леви. Тихих, таких, чтобы никто не услышал и не раскрыл их грязные секретики. Аккерман поёрзал ногами, понимая, что задыхается, только после этого Эрвин сбавил обороты. Пока он толкался в горячее горло, по лицу Леви шлёпали его яйца, и он буквально не мог нормально дышать, чувствуя, как слюна, стекавшая по лицу, уже начала пениться и смешиваться со слезами. Чёрная атласная ткань намокала всё больше и больше. Откровенно говоря, сегодня принимать член мужчины оказалось легче, чем он мог ожидать. Он, казалось, был не таким большим, что говорило о том, что Леви уже привык к размеру, и теперь уголки его губ не саднило так сильно, как и челюсть. Когда же пальцы в лёгком касании дотрагивались до его горла, мужчина мог только предполагать, как сверху могло выглядеть распирающее от члена горло, то сужающееся, то расширяющееся во время коротких и резких толчков. Как же хотелось самостоятельно двигаться. Но получить по заднице просто так точно не хотелось. В какой-то момент член во рту дёрнулся, но Смит его не вынул, изливаясь прямо в горячий рот. Он знал, что такого Леви не любил. Знал, что глотать тот не собирался, а в такой позе это и вовсе не представлялось возможным, от чего Аккерман закашлялся, чувствуя, как горячее семя стекает вслед за слюной вниз по лицу. Мужчина оскалился, но ему не позволили корчить гримасы, размыкая зубы большим пальцем, который коснулся языка. Леви ничего не слышал за исключением того, как сильно бился пульс в висках, отдавая тупой болью. В комнате одновременно с тем слышался властный голос, звучащий тихо, как-то отдалённо, доносясь до слуха словно сквозь толщу воды, и разобрать смысла слов Леви не мог, ловя опухшими губами столь ценный кислород, пока палец во рту активно исследовал всю полость, заляпанную белой жидкостью. И, кажется, то, что говорил ему Эрвин, было совсем не важно, ведь через секунду он почувствовал, как его ноги вновь широко развели, входя вовнутрь медленно и аккуратно. В чём заключалось наказание, Леви уже не думал, выгибаясь в спине от приятных ощущений. Пусть Эрвин и был зачастую слишком груб, сейчас он двигался в нём мягко, тягуче, заставляя Леви скулить от неистового желания быть именно отраханным на этом чёртовом столе. И пусть боль от того, что в нём давно никто не хозяйничал, отчасти присутствовала, она не могла сравниться с тем оглушительным чувством восторга, что с умиротворительным спокойствием топил в себе последние отголоски здравого смысла. И всё же, секс Леви любил больше, чем Смита. И его член любил, и руки, так сильно сжимающие бёдра. Сейчас почему-то всё ощущалось иначе, но Леви это даже больше нравилось, от чего он не стеснялся стонать во всё горло. Он раньше так не делал, понимая, чем им обоим это грозило, но сейчас он и забыл, что Эрвину это не нравилось. Он забыл обо всём, что было до, просто отдаваясь порыву страсти, с которой Эрвин давно не брал его. Обычно всё было более жёстко и спокойно, словно они не сексом занимались, а стратегию к бою обсуждали. Двое взрослых мужчин, равных друг другу, доверяющих до потери пульса, словно нашли свой дом после стольких лет скитаний, просто делали всё без лишней шумихи, отдавая друг другу всё до последней крошки в душе. И сейчас, благодаря Эрвину, Леви мог позволить себе фантазировать о том, к чему ему не суждено было прикоснуться. Глаза, волосы и голос, узнаваемые из тысячи. Мысли несли Аккермана всё дальше, он буквально чувствовал его запах рядом, чувствовал его вкус на языке, но внутренне знал, что это всё пустое и он лишь зря травит себе душу видениями о прекрасном наваждении, которое вот-вот и пройдёт, стоит Смиту ещё раз пройтись по простате. Эрвин снова что-то сказал, и столь желанный член исчез, как и крепкие руки, раздвигающие ноги Леви чуть ли не до ушей. Такого разочарования его тело ещё не испытывало. Леви покрутился на столе, инстинктивно стараясь вернуть всё, как оно было, но уже более разборчивый голос, видимо, повторил вопрос. — Есть что сказать? Или до сих пор будешь делать вид, что не понимаешь, о чём я? Леви замер на секунду, хмуря чёрные брови, и в первые две секунды вообще не мог вспомнить, что он там должен был понять. Но потом осознание пришло, и он растерялся, шмыгая носом. Неприятные ощущения на лице напрягали, и мужчина попытался вытереть влагу плечом. И как Смиту вообще удавалось так контролировать свой голос, который сейчас даже не дрожал. Иногда эта его военная выправка поражала до мелочей. — Нет, — коротко ответил мужчина и вновь откинул голову назад, не зная, что будет дальше. Сердце постепенно синхронизировалось с его обычным ритмом, и дышать становилось уже легче. Пол снова скрипнул где-то рядом, и Леви почувствовал, как всё та же заботливая ладонь приподняла его голову вновь. Он ожидал чего угодно, но не поцелуя. Мягкого, извиняющегося, такого нелепого, что Леви тут же нахмурился, но времени подумать у него не было. Руки, столь желанные, с осторожностью огладили живот, несильно сжали бока и подвинули ещё ближе к краю, становясь ещё нежнее. Леви неожиданно для себя почувствовал мурашки по всему телу. Телу, которое в своей жизни ничего кроме грубости и боли не испытывало. И он уже настолько привык к этому, что эта привычка подвергать себя физическим нагрузкам сверх меры перекочевала и в постель, где он чувствовал только грубость, считая это своей потребностью, необходимостью. От того реакция на столь ласковый поцелуй, похожий на заботу, показалась мужчине странной. Ему не должно это нравиться, но член, мягко протирающийся о его вход, входящий аккуратно, без особого напора, сейчас вызывал гораздо больше эмоций, нежели бы Смит ткнул его носом в подушку и отымел, как делал это обычно и как Леви это нравилось. Когда поцелуй прервался, внутри него всё ещё не двигались. Видимо, просто любовались тем, что видели. Леви сомневался, что был хоть на толику красив. Пусть у него за спиной и судачили о невероятной внешности, себе Леви казался обычным. Ни красивых огромных глаз, в которых любой бы заметил красоту и ненависть всего мира, ни непослушных волос, ни звонкого задорого голоса, ни того выражения на лице, которое бы заставляло сердце любого врага взрываться от ужаса, а сердце любого разведчика трепетать от неистового восторга. Нет, определённо были люди, в разы красивее его, как считал Леви. И сейчас, почему Смит пялился, а взгляд Леви чувствовал кожей, он не понимал. Неожиданно всё то, что было на его лице, стёрли сперва ладонью, а затем и рукавом форменной куртки. Леви неосознанно прильнул к чужой руке, не зная, отчего его сердце так трепещет. Может, от фантазий, таких сейчас неуместных, за которые, скорее всего, его и наказывали, а может, из-за слишком долгого воздержания. Со лба Эрвин аккуратно убрал прядь волос и, наконец, начал двигаться. И Леви кончил слишком быстро. Но двигаться внутри не перестали, ускоряя темп в довольно болезненных движениях. Всего после нескольких толчков внутри он почувствовал, как мягкие стенки становятся влажными и тепло разлилось по всему телу. — Эр… Эрен, — тихо сказал Леви, почти прохныкал, не сразу осознавая то, что натворил, но, вопреки ожиданиям, ничего не произошло, кроме коротких поцелуев в шею. И ухо опалило горячее, влажное дыхание хрипловатого и сбившегося голоса. — Да. Зрачки Леви сузились, а весь его мир рухнул в одно мгновение. Всего одно слово, столь желанное, о котором он боялся даже подумать лишний раз, боялся даже самому себе признаться, сейчас звучало над его ухом, и Леви молился всем известным богам, чтобы это была лишь очередная его галлюцинация, одна из его влажных ночных фантазий. — Я думал, ты никогда не признаешься. Ты держался довольно хорошо, Леви, — сказал уже Смит, и только сейчас Леви понял, что голос Эрвина неспроста звучал издалека. И не шум в ушах был тому виной, а собственное желание списывать это всё на что-то стороннее. Леви брыкнулся пару раз, и человек, державший его до этого, препятствовать не стал, отпуская и отходя в сторону. Теперь было ясно, в комнате, помимо него самого, ещё двое. И как Леви не заметил этого в начале? Эрвин быстро стянул с Леви ленту, откидывая её в сторону, и мужчина прищурился от ярко света, пытаясь сфокусироваться на расплывчатом силуэте у себя перед глазами. И чем больше секунд проходило, тем отчётливее он видел те самые глаза, смотрящие на него с сочувствием и нескрываемым вожделением, поджатые в стыде и сожалении губы и твёрдый стан молодого тела. Эрен Йегер собственной персоной, только что отымевший своего капитана на столе его же любовника. В уме это не укладывалось. А главное… Смит был не против. Хотя, судя по всему, он это и устроил. — Тебе понравилось? — спросил он. — Ты кончил быстро. — Ч-что? — Запнулся Аккерман, совершенно сейчас не волнуясь о том, понравилось ему или нет. Он чувствовал себя преданным. Чувствовал, будто его продали и купили. — Сейчас же развяжи меня. — О нет, мы ведь только начали, да ведь? Ты разве не этого хотел? Каждую ночь бубнил его имя мне в ухо. Каждый в разведке в курсе, что ты имеешь особое отношение к этому парню. И знаешь, поначалу я думал, что это всё из-за того, что он титан. Сейчас я понимаю, откуда берутся слухи. Я смотрел на тебя и не мог поверить. Но только слепой не заметит, как ты к нему относишься, как смотришь. Хотел его, так получай. Эрен, можешь продолжать. Леви не верил своим ушам. Он говорил во сне? Он звал его? Он смотрел в его сторону? Озноб прошёлся по всему телу от осознания собственной никчёмности. И не только в физическом плане, Леви чувствовал, что годами наработанная выдержка пошла к чёрту только от того, что он посмел себе посмотреть в сторону Эрена. Парня, который перевернул не только жизнь всего человечества одним своим существованием, парня, который стал для Леви личным спасением в этом мраке. Тем ужасом, что дарил мужчине покой. — Чего застыл? — спросил Смит, и Эрен, с волнением смотрящий до этого на Леви, перевёл взгляд на Эрвина. — Он дрожит, — сказал Йегер, подходя ближе к Леви, от чего тот дёрнулся, замотав головой. — Вы говорили, что это игра, что он не против. Сейчас это больше похоже на изнасилование. Леви никогда не плакал. И сейчас не собирался, пусть и понимал, что его честь и достоинство просто смешали с грязью. Он любил раздвигать ноги, но не перед всеми желающими. Точно не перед Эреном, тем единственным прекрасным в этом мире, что опорочить он не смел. Он был с Эрвином, наслаждался каждым моментом той грязи, в которой купался изо дня в день, получал от имеющегося существования тот максимум, который мог себе позволить. Эрен был как из другого мира, словно пришедший из-за стен, титан, который показал ему, что жизнь всё же может пахнуть чистым ветром и солнцем, что у них ещё есть надежда, что потеряно не всё. И теперь этот человек смотрел на него в таком виде, виде грязной шлюхи. Эрвин точно умел наказывать. Зная Леви, как свои пять пальцев, он точно знал, что тот увидел в парне, что так боялся потерять. — Ты его заставил? — спросил Леви дрожащим голосом и дёрнул руками, пока Эрен стягивал с себя куртку, накрывая ею мужчину. Но Эрвин словно и не слушал, разговаривая только с Эреном. — Нет, он ведь не против. Ты не заметил? Узнал тебя, даже будучи с закрытыми глазами. Или у вас уже что-то было? Оказалось очевидным, что разум Смита затуманен ревностью. Он не видел того, как обстояли дела на самом деле, как он буквально подкладывал любимого человека под другого, под того, о ком Леви грезил ночами. — Что ты несёшь? Что ты натворил? Леви понимал – как раньше уже не будет. Он знал, что с этого момента всё изменится. И Эрен, парень, чувства к которому Леви планировал скрывать до самого конца, больше не посмотрит на него теми же глазами, коими смотрел раньше. Леви больше никогда не увидит в них того восторженного блеска. И сердце от этого сжималось до размеров атома, готовое взорваться. Он потерял свою надежду. — Эрен, продолжай. Это приказ. Эрен заметно поджал губы, смотря в глаза Леви. Мужчина видел в них раскаяние, но он его и не винил. Эрен был обманут, но почему он вообще решился на это, Аккерман не знал. Да и не важно. В дверь постучали. — Командор, к вам важное донесение. Есть подозрения о группировке аномальных титанов у южных ворот, — послышалось с другой стороны, и Эрвин, чертыхнувшись, поднялся с места. — Уже иду, — сказал он довольно громко, окидывая картину перед собой презрительным взглядом. — С вами разберусь позже. Когда Эрвин вышел из кабинета, Эрен тут же принялся развязывать руки капитана, после чего получил несильный толчок в ребро. Леви двинулся, силясь подняться самостоятельно, но шея и спина затекли, из задницы вытекали все соки, и она начинала нещадно болеть. Йегер словно счёл все эти чувства, помогая Леви принять сидячее положение. И Эрен не был бы Эреном, не начни он тараторить свои извинения. — Капитан, я знаю, это непростительно, но я думал, что вы правда не против. Командор сказал, что это будет просто игра, что вы согласны. Я подумал, что, раз вы в отношениях с ним, то это мой единственный шанс прикоснуться к вам. Простите, я не должен был, я не хотел, я так сожалею. Я не знал, что вы не хотите. Леви закатил глаза, видя бичевания парня. Верно, он винил во всём себя. И этот раз, видимо, не исключение. Губы поджаты, щёки красные, глаза слезятся, и ни капельки ненависти, ни капельки отвращения в них нет. Лишь боль. Кажется, по его мнению, неразделённой любви. И Леви сорвался. Сгорел сарай — гори и хата, подумал он, притягивая этого оболтуса ближе, и впился в его губы своими. Раз это их первый и последний вечер, он должен выплеснуть всё то, что копилось в его груди с момента их встречи. И Эрен, сперва не ожидавший этого, ответил на поцелуй, обнимая Аккермана за талию. Мужчина понимал, у них нет будущего. — Знал бы ты, как я хочу… — прошептал он тихо и коснулся лба Эрена своим. Хотя бы только сегодня.