Перечеркнутый роман

Жизнь сама по себе обладает огромной склонностью к шутке. Человек вертит, планирует, думает, гадает, передумывает… вычеркивает, а жизнь просто смеется, и делает это, кажется, с легкостью. Стоило Ольге разложить «по полочкам» за и против — за на одну, против, соответственно, на другую; убедиться в их с Юрой общей правоте, успеть насладиться радостью от принятого ими решения, как жизнь шутит и сама же ухахатывается над их невозмутимостью. Занятый номер, который (казалось, еще сто лет назад это было обговорено) принадлежал Ольге, а теперь им двоим — само по себе не трагедия. Но она может себе представить картину так, словно была ее свидетелем: Валюша возмущается, старается словами вразумить Ивана и убедить заселить гостей куда-нибудь еще, а он отмахивается со свойственной — такой будьковской! — непосредственностью. — Обожаю ваше чувство юмора, Иван Степанович, особенно в час ночи! — крайне сдержанно бросает она в темном холле, и шляпа в ее руке вынужденно принимает удар на себя. — В самом деле, — куда мягче поддерживает Юра. — Неприятно, знаете ли, вернуться домой и обнаружить у себя в постели какую-то девицу. — Да, Анатолич, понимаю, возраст уже не тот. Валя, словно рефлекторно, залепляет подзатыльник, и Ольга за это искренне ей благодарна: еще секунда, и Иван получил бы куда сильнее. Он словно намеренно выводит ее из себя, но Ольга запоздало вспоминает, что эти шутки были ему свойственны всегда, так что, в общем-то ничего нового. Она и забыла это неприятное чувство сильного раздражения от подобной бесцеремонности. Вернувшись, оно увлекает ее мысли во времена той злополучной недели, когда они вчетвером по «счастливой» случайности оказались вынуждены жить под одной крышей. Еще тогда она думала, что, если бы не упрямство своенравного свата, этой неприятной ситуации можно было бы легко избежать. Вражда с упрямством Вали (тогда еще Валентины Петровны) была очевиднее, но переживалась легко, даже пугающе естественно на фоне скрытого, совсем неочевидного соперничества. Ольга убеждена, что они с Иваном оба интуитивно понимали — не будь этого остро соревновательного духа, все нашли бы способ разъехаться в первый же день. Настоящая ситуация самым некрасивым образом ставит их всех почти в такие же условия — в необходимость отвоевать себе пространство. И Ольга с довольным видом поднимается по лестнице, радуясь одержанной победе. Она предполагала, что Юра сдастся довольно быстро, промямлит что-то вроде: «сегодня мы в спортзале, а завтра утром разберемся», но он — к приятному удивлению — твердо стоит на том, чтобы Будько отдали им комнату. — Юра… — негромко зовет она через пару минут после того, как они выключают свет. — Что, Коть? — Юра, а представляешь, мы бы сейчас не были здесь, если бы тогда, пару лет назад я бы не настояла на том, что нам надо ехать к Женечке. Она не видит, но слышит веселую усмешку. — Да-а, — тянет он. — Хотя, почему нет? Мы все равно могли бы выбраться в Ялту… — На пять дней? — смеется Ольга и поворачивает к нему голову. — Как собирались с самого начала? — Увы, — соглашается Юра. — Так что сейчас нас бы все равно тут уже не было, — тут же подхватывает она. С минуту оба молчат. — Кстати, у Женечки же скоро конец смены в лагере, — вспоминает вдруг Юра. — Да, — согласно кивает Ольга, пока не понимая, к чему он ведет. — Такое знаменательное событие, она первый раз одна, вдали от дома, в компании одних только сверстников… может, нам стоит устроить сюрприз и отпраздновать окончание смены вместе с ней? — Хорошая идея, — хмыкает Ольга. — Знаешь, я за эти… дольно насыщенные дни успела сильно по ней соскучиться. Может, съездим к ней завтра? Вдвоем. Юра охотно соглашается и тянется, чтобы пройтись мягкими, почти осторожными поцелуями от щеки до уголка губ и, наконец, увлечь в долгий тягучий поцелуй. Все возвращается в правильное русло с каким-то скрипом. Первые дни Ольге кажется, что нехотя, через силу, но самое странное — от всей этой хрупкости веет недолговечностью с тех пор, как они вернулись в Ялту. Но в конце концов проходит день, другой, все становится на свои места. Сомнения уступают место облегчению, и тревога за семью практически перестает путаться с собственными желаниями. С разъедающим чувством вины удается договориться и сузить его до маленькой неприятной точки, словно прилипшей к душе и лишь иногда напоминающей о себе. Ольге остается только надеяться, что со временем она будет напоминать все реже. Ей все еще кажется, что уехать после свадебного круиза в Москву было бы наилучшей идеей. Но продолжать на этом настаивать означало бы пренебречь искренним желанием Юры отдохнуть — он заслужил полноценный отдых не меньше (она потеряла счет количеству раз, когда его отпуск срывался из-за того, что снова приходилось быть на побегушках у Берковича). Валя с искренней доброжелательностью то и дело ненавязчиво намекает им обоим, что никто не будет против, если они с Юрой раз и другой пропустят выполнение своих обязанностей и проведут время наедине. На недовольный взгляд Ивана она отвечает еще более красноречиво недовольным: «Никто против не будет!» Этим утром Ольге даже радостно мстительно оставить работу на ресепшене, предполагая, что ей займется именно Иван Степанович. Но она одергивает себя уже через секунду, мысленно напоминая себе, что в стремлении к мести нет ничего хорошего, и ей, в общем-то, следует сосредоточиться на совсем других вещах. Например, на том, чтобы вспомнить, где она видела палатку с пломбиром, приготовленным по наиболее приближенному к советскому рецепту. Сама она пломбир никогда не любила, но Юра расплывался в счастливой улыбке каждый раз, когда находил это немного вязкое и не приторное мороженое. И она решает составить ему компанию. Палатка находится на углу при повороте с набережной. Приятным сюрпризом оказывается его стоимость — куда более гуманная, чем Ольга предполагала. Они с Юрой долго в шутку — даже продавщица едва сдерживала смех — ругаются, кто будет оплачивать. Ольга настаивает на том, что инициатива принадлежала ей, соответственно, платить должна она, а Юра… у него нет никаких аргументов, кроме «я скучал по возможности сделать для тебя хоть что-нибудь!» И этот аргумент перевешивает. Продавщица, подавая им два стаканчика, умиленно замечает: — Если бы все могли пронести такую трогательную любовь через всю жизнь, как счастливо бы жило человечество! Слова звучат как-то по-философски глубокомысленно, и Ольге кажется, что вот-вот Юра ответит какой-нибудь умной цитатой на латыни, увлекая даму в разговор, но вместо этого, он, словно и не услышав, смотрит на Ольгу влюбленным взглядом и с мечтательной улыбкой. Прогуливаясь по набережной, он вдруг вспоминает, что неплохо было бы закупить целый ряд этого мороженого — если уж нашли самый «советский» вариант — и порадовать клиентов их гостиницы. — А что? Это мысль! — перехватывая стаканчик так, чтобы с него не капало, отвечает Ольга. — Только мы понятия не имеем, сколько у нас денежных средств. — Так перед нашим отъездом Сан Саныч просил заселить пятнадцать студентов. Они должны были уже уехать, правда, но… — Но что-то я не заметила, чтобы Иван Степанович с гордостью бизнесмена хвастался невероятным финансовым успехом гостиницы. — Все равно надо уточнить. — Веришь? Меня аж передергивает от мысли, чтобы заглянуть в тетрадь с «проводками». Я боюсь увидеть оба варианта: что Иван Степанович их честно заполнял, как мог, и что не заполнял совсем. Юра искренне смеется. — Может, лучше доверить это дело Валентине Петровне? Она, кажется, в экономике с недавних пор разбирается очень неплохо. — Вот мне интересно, как ты себе представляешь ситуацию, когда кто-то из нас с тобой попытается забрать у инициативного Ивана Степановича какие-нибудь обязанности и «доверить» их другому человеку? Юра понимающе усмехается и несколько раз с улыбкой кивает. — Ну и, — продолжает Ольга, — Валюша сильна не в экономике, а в маркетинге, но даже общие экономические знания, знаешь ли, не помогут правильно вести учет дебета и кредита, — и добавляет задумчиво: — Как бы не потеряли больше, чем в итоге заработали. Иван, само собой, оскорбляется этому довольно аккуратному вопросу. — Не, Анатолич, че-то я не понял: это шо за недоверие? — медленно отставляя чашку с чаем, тянет он. Откинувшись на спинку стула и сложив руки на груди, Иван внимательно смотрит на Юрия, и только тот хочет сказать в ответ что-то оправдательное, перебивает: — Вы че там, в круизе, вместо своих свадебных каникул, математику повторяли? Решили убедиться, шо плюс с минусом не путаете? — Иван, да что ты… — начинает Юра, но договорить не успевает. — Нормально все, я сказал! Достаточно у нас денег, достаточно! С этими словами он встает и, бросив предупреждающий любые возражения взгляд, уходит из столовой. Юра с непониманием смотрит на Ольгу. Она же только пожимает плечами и переводит взгляд на недопитый чай — правильнее было бы сказать только начатый. — Аукнется нам еще это «достаточно», — глухо проговаривает Юра. — Но говорить с ним бесполезно, — кивает Ольга. — Может, позвонить Берковичу? — Зачем? — хмурится она. — Ну… узнать, что там с этими пятнадцатью студентами. — Юра, — вкрадчиво проговаривает Ольга, — если бы с ними было что-то не так, твой Беркович тебя бы уже из-под земли достал. Думаю, все не так плохо, если, конечно, Иван Степанович не придумал какую-то свою очередную авантюру. Юра приподнимает бровь. Но молчанием вроде бы даже выражает согласие. — Мне эти его авантюры уже… надеюсь, мы спокойно проживем здесь остаток лета, проводим Евгешу на самолет и благополучно вернемся в Москву. — Ты так хочешь домой? — Если честно, да, — вздыхает Ольга. — Нам столько всего нужно будет сделать, как приедем. — В первую очередь обратно съехаться, — весело хмыкает Юра. — Да, — взглянув на него, она снова кивает. — Даже не верится… — Почему? — Не знаю… все такое странное. Живешь большую часть года рутинной жизнью, а потом какое-то такое неожиданное лето, и сразу столько событий, все вместе, всего так много, что не успеваешь на это должным образом… реагировать, наверное? — Рутина утомляет. — Как философски ты это говоришь! Переглянувшись, оба смеются. Но, как говорится, жизнь прожить — не поле перейти, так и здесь: выжить в социалистической гостинице под управлением семьи Будько — не на курорт съездить. Если авантюра будет придумана не Иваном Степановичем, то Валентиной Петровной. Хотя бы с подачи клиентки, которая «недельку мужу в еду покапала волшебные капельки» и осталась в восторге от того, что его воротит от водки. Ольга сама себя не узнает — в любом другом случае на вопрос Вали «Что думаешь, Оль?» она бы старалась сохранять нейтралитет. Да и теперь отвечает как полагается: — Ой, Валь, не знаю… муж, конечно, твой, решай сама… — но что-то дергает, и решительным «Лично я — за» ставит точку в этом вопросе. Ни Ольга, ни Валя совершенно не предполагают, чем это для них обернется, когда Иван догадается, что происходит что-то неладное. Правда, никто не думал, что он поймет, кто во всем этом замешан, так скоро. Иван Степанович обижается не на шутку. Ольга изо всех сил старается не винить себя, когда видит, как Валя перестает скрывать печаль на лице, и даже слезинки начинает смахивать через раз. Она уже готова была на откровенный разговор, в котором пришлось бы признаться, что далеко не Валя первая приняла это решение — в конце концов, разве можно испортить отношения со сватом еще больше, чем есть? Но ситуация, как это повелось, опережает ее: Иван — Ольга не сомневается, намеренно — бросает неосторожную фразу про женский пол, и это становится замечательным поводом обернуть все в свою сторону и заключить пари. Которое, к слову, он по собственной же дурости триумфально проигрывает. Однако проблемы бытовой ссоры на фоне пьянства отводят на второй план более серьезные. Только гостиничная жизнь начала входить в привычное русло, как звонит Макс и сообщает, что в скором времени должен приехать хозяин дома. — Какого дома? — спрашивает Иван Степанович, насмешливо глядя на нее. Секунду Ольга снисходительно его оглядывает, мысленно прикидывая масштабы трагедии — заигрался в отельного бизнесмена, с кем не бывает? — и отчеканивает: — Хозяин этого дома из Голландии. Рассказать, из какой Голландии?.. Что будем делать, Иван Степанович? Но вместо «мозгового центра авантюры» выход быстро находит Валя: — К Лариске надо всех переселить, у нее как раз сейчас пусто. — Точно, — тут же поддерживает Иван. — И таким макаром мы Лариску за Женьку отблагодарим. Отчего Будько решают идти уговаривать соседку аж вдвоем, Ольга предпочитает даже не задумываться. Возможно, им с Юрой тоже следовало бы проявить эмпатию и как минимум посочувствовать непростому моменту в отношениях Ларисы и Митяя, но они оба не знают подробностей — вернее, предпочитают не знать, негласно решив, что это совсем не должно их касаться. Ольга уверена, что Юра очень правильно оценивает то, насколько у них самих все неоднозначно. С тем, что они обходят стороной сейчас — как привыкли делать это долгое время — придется столкнуться позже, когда они вернутся в Москву, снова съедутся, наладят общий быт и останутся наедине. На лицах вернувшихся Ивана и Вали читается хорошо знакомая озадаченность. Взгляды, чересчур решительные, не предвещают ничего хорошего. Ольга, переглянувшись с Юрой, утверждается в мысли «тут я умываю руки». — Слышь, Митяй, — с порога начинает Иван. — Ты че у нас, из капитана в мачо переквалифицировался? Может, хорош выеживаться? Ольга готова поклясться, что последнее слово должно было звучать иначе. — Начинается, — себе под нос тянет Митяй и бросает вилку. — Не, правда, — садясь напротив, говорит Иван уже чуть менее агрессивно. — Хорош над бабой-то издеваться. — У тебя забыл спросить. — Это вы про Ларису? — неожиданно спрашивает Юра, и Ольга переводит на него вопросительный взгляд. — Ну правда, Дмитрий, — продолжает он, быстро взглянув на Ольгу. — Детский сад какой-то получается. — Анатолич, ну ты-то хоть не начинай, а? Обычно веселый Митяй сегодня крайне неразговорчив, чтобы не сказать подавлен — а теперь еще на каждое слово требует оставить его в покое. Ольга уверена, что разумнее всего для остальных было бы так и поступить — сама же она продолжает сохранять молчание, никак не выражая одобрения ни одной из сторон. — Что значит: «не начинай»?! — повышает голос Валя, и Ольга прикрывает глаза, понимая, что это точка невозврата. Удивительно, с каким трепетом она проявляет тактичность в отношении них с Юрой, и какой разительный контраст получается сейчас. — Баба в кои-то веки в него влюбилася, а он, видите ли, «не го-о-олоден»! — Так, — снова тянет он и поднимается из-за стола. — Пообедал. — Слушай, Митяй, наш совет, — бесцеремонно продолжат Иван Степанович. — Тебе уже лет стоко, шо. — Слушай, Ванечка, я забыл спросить, — резко обернувшись, начинает Митяй. — Мне завтра че лучше надеть: рубашечку? Или свитер натянуть? А на завтрак че лучше слопать: яишенку? Или картошечку отварить? Анатолич! — резко стянув берет, продолжает он раздраженно: — Как мне вот расчесываться: пробор сюда вот, или вот сюда? Как ты считаешь? Ольга Николаевна, как вот красивше-то? Сюда или вот сюда?! Как?! Че молчите?! И последнее, — натягивая обратно берет. — Самое главное: как мне по нужде ходить? Вот так, как все, или пританцовывая?! Ац-ац! Ац-Ац! Ольга отводит взгляд. — Че молчите? — выдохнув после своего экспрессивного танца, говорит Митяй. — Где ваши советы? Никто не решается произнести хоть слово. — Правильно, потому что иногда они нахрен не нужны! Чай не маленький, и очень хорошо знаю, шо мне одеть, шо пожрать и как!.. Ольга ловит спокойный взгляд Ивана, но убеждена, что это спокойствие напускное. — Он шо, дурной шо ли? — спрашивает он как будто только у нее одной, но все-таки поворачивается к Вале. — Завтра плюс тридцать обещали: какой же свитер-то? Попытка разрядить обстановку шуткой сталкивается с непробиваемой всеобщей озадаченностью, и оказывается неудачной, практически неуместной. Никто из них даже не улыбнулся. Решить проблему с переселением клиентов к Ларисе оказывается не так просто, как предполагалось с самого начала. Кажется, только наладились дружеские соседские отношения, как снегом на голову свалилась еще одна огромная проблема. Выясняется, что бывший муж Ларисы по-крупному её подставил: присвоил себе немалую денежную сумму, которую та поручила ему отнести в банк, чтобы заплатить кредитный долг. — Подожди, так что же это получается, — садясь поудобнее на маленькой подушечке на полу, говорит Ольга. — Ты ничего не знала, и весь год не платила? — Получается так, — соглашается заплаканная Лариса. — Это ж сколько пени набежало? — Сколько? — уточняет Валя — Почти тридцать тысяч долларов. Валя охает, а Ольга старается выдохнуть незаметно — она предполагала большие масштабы, хотя от этого все равно не легче. Тридцать тысяч — огромная сумма, в такой короткий срок ее негде взять. В замен конфискованной бытовой техники в распоряжение Ларисы полностью переходит стиральная машинка со второго этажа их дома, а старый, работающий чуть хуже, но все-таки держащийся холодильник находится у ее мамы, которая тут же берет дело по его перевозке и установке в свои руки. Где она так оперативно находит перевозку и грузчиков, которые устанавливают его в тот же день, остается загадкой. Виктория Викторовна приезжает вместе с ними, оценивающе оглядывает «масштабы катастрофы», бросает несколько нелестных комментариев в адрес дочери, но перед тем, как уехать обратно, заверяет, что пять тысяч долларов она найдет. — Думай, где будешь брать пятнадцать, Лариса, думай, добавляет она и, остановившись перед клумбой, придирчиво разглядывает цветы. Очевидно, удержавшись от саркастического комментария, разворачивается и направляется к калитке. Валя протяжно вздыхает, наблюдая, как она зовет грузчиков, чтобы те передали водителю, что она намерена ехать с ними опять — назад в Гурзуф. Ольге думается, что Ларису надо непременно поддержать каким-нибудь добрым словом, но на ум совсем ничего не идет. Поэтому она только подходит и ободряюще приобнимает ее за плечи. О непростой, на первый взгляд абсолютно безвыходной ситуации, они решают рассказать Ивану с Юрой. Ольга охотно поддерживает Валину инициативу, хотя глубоко в душе сомневается, что они вчетвером смогут ей помочь — но ни на секунду не сомневается, что Иван Степанович попытается. Они оба с Юрой, все внимательно выслушав, синхронно сочувственно вздыхают. — Жалко бабу, конечно, — тянет Иван Степанович. — Да… — задумчиво соглашается Юра. — Но а что мы сделать-то можем? — Да ниче, — пожимает плечами Будько. — Ну вот и шо, нам вот это вот смотреть, как у нее дом отбирают? — Валя срывается на возмущение. — Валюша… — предупреждающе говорит Ольга. — А шо ты предлагаешь, Мать Тереза? — тем же тоном отвечает ей Иван. — Отдать ей этот дом обратно, ничего не сказать Максу, когда он попросил нас принять хозяев? Которые, между прочим, шоб ты знала, приедут с минуты на минуту!.. Мы вообще-то даже не знаем, сколько они здесь пробудут… и, — обращаясь уже ко всем, продолжает он, — мы все должны сделать вид, шо у нас тут все в порядке, шо мы тут живем семьей, это ясно? Все согласно кивают. — Да-а-а, — уже спокойнее произносит Иван, садясь на ступеньку, за ним следуют остальные. — История. — Да нет, ну она ж все ж таки хорошая женщина, — миролюбиво говорит Валя. — Ну скажи, Оль. — Хорошая, — согласно кивает Ольга. — Как-то ей помочь хочется… — Так, давайте решать проблемы по мере их поступления, нам сначала с хозяевами дома нашего надо разобраться, а потом будем решать, как Лариске помочь. Юра не возражает, Валя кивает несколько раз, а Ольге думается, что это ситуация — очередное доказательство, что Иван словно специально сосредотачивает на себе весь авантюризм в радиусе километра (если не больше). Ситуация тяжелая — такую нарочно не придумаешь. Но Иван Степанович прав — вначале их собственная проблема: хозяева дома, которых чудесным образом надо убедить, что здесь живет семья и не более того. Голландская пара оказывается приветливыми людьми скромных привычек, которая, к тому же, искренне удивляются радушному приему в исключительно русских традициях. Они разыгрывают целый спектакль, который с каждым моментом дается им все тяжелее. Кажется, еще секунда, и все пойдет крахом. Ольге не верится, что хозяева ничего не понимают, но, взглянув на их подчеркнуто вежливые улыбки и усталые лица, она немного успокаивается и спрашивает: — Вы как, надолго к нам? И тут же понимает, что готова прикусить себе язык за это вырвавшееся «к нам», с головой выдающее ее нервозность. Но голландцы отвечают, ничуть не смутившись: — Два-три дня, — и лаконично добавляют: — Бизнес. В целом они производят впечатление очень приятных людей. И череду приятных бесед можно было бы развивать дальше, если бы перед ними не стояла задача помочь Ларисе. Совет для выяснения всех нюансов сложившейся ситуации собирается в ее доме на следующее же утро. И тогда вдруг выясняется, что ее бывший муж — картежник. Ольга испытывает сразу несколько эмоций, но в основном досаду. Едва сдержавшись от тяжелого вздоха, она думает, что картежники — люди, как правило, беспринципные и скользкие. А картежники, ничем более не занимающиеся — и подавно. Когда же Иван Степанович со злостью, словно бы это у него отобрали дом, заявляет, что «их надо бить их же оружием», Ольга понимает, что выбора у них нет. Но все-таки решается на вопрос: — Ни вы, ни здесь присутствующие понятия не имеют, что такое покер. Как вы собираетесь выиграть у профессионального картежника? Все это лето в очередной раз кажется ей каким-то сюрреалистичным цирком. В какой-то момент Ольга стала ловить себя на мысли, что вынуждена задавать вопросы, на которые есть самые очевидные и, казалось бы, всем известные ответы. — А меня это не остановит. И свата в самом деле это не останавливает. Особенно, когда в его светлую голову приходит идея использовать в этом деле профессионализм Берковича — проверенный, очевидно, на собственном опыте. В казино Ольга должна была приехать, если не раньше остальных, то хотя бы вместе с Вилли. Как минимум потому что она одна единственная говорит по-английски. Выглядит вполне резонно на первый взгляд, однако, от идеи Сан Саныча сыграть некую «роковую даму», которая участвует в игре вместе со своим «другом», она наотрез отказалась. И теперь, стоя в уборной перед зеркалом, разглаживая в десятый раз уже несуществующие складки на темно-зеленом платье, Ольга все еще сомневается, не прозвучало ли ее «Беркович, вы вообще в своем уме?!» чересчур резко. На вопрос, почему бы ей не поехать вместе со своим мужем, Сан Саныч только округлил глаза. Юра же, прервав немую паузу понимающей усмешкой, запоздало сообщил, что они с Ольгой снова женаты. Тогда — совершенно не к месту — в их разговор вмешался Иван Степанович, усмехнувшись куда более весело и решительно, и с самодовольным видом заявил: — Не-е-е, Саныч! Ниче ты не понимаешь в женщинах! Ольга Николаевна у нас если играет роль роковой дамы, то будет играть ее до конца. Че сопровождать какого-то немца… — Голландца, — снисходительно поправляет Ольга. — Голландца, — согласно кивнул Иван, бросив на нее короткий взгляд, и снова обращаясь к Берковичу: — Если можно проигрывать деньги в загадочном одиночестве. Все-таки это его «гэ» на кучугурский манер неисправимо. Хотя для роли, которую предстояло играть Ивану, на удивление очень кстати. — Иван Степанович, вы, главное, в казино не увлекайте свое внимание чужой загадочностью, чтобы самому не проиграть, — ответила Ольга, опередив Берковича, и с улыбкой добавила: — Смешно же получится. В очередной раз глубоко вздохнув, она отводит взгляд от зеркала и снова поправляет темно-зеленый атлас, который никак не хочется лечь безупречно. Игра, должно быть, уже подходит к завершению первого круга. Самое время «очаровать своим появлением» всех присутствующих, как выразился Беркович. Еще в дверях она оценивающе оглядывает непривычное помещение, стараясь придать своему виду легкости и непринужденности. Любая фальшь — Ольга убеждена — именно здесь будет считана моментально, и вся невероятная авантюра окажется под угрозой. Взгляд падает на Ивана, который эту самую непринужденность прямо сейчас источает легко и естественно. Ольге практически завидно, потому что справиться со своим волнением оказывается сложнее, чем она думала. — Не помешаю? — натянув обворожительную улыбку, спрашивает Ольга. Она останавливается возле Ивана — между ним и Берковичем, как специально, оказывается последнее свободное место — и оглядывает всех остальных. Нет Дмитрия Александровича, но, кажется, он должен появиться позже. Пока все идет по плану, но это только начало. — Ну вы — не знаю, а вот ваши денежки нам точно не помешают, — отвечает ей Иван Степанович. Ольга едва заметно ведет бровью, отмечая про себя, что сват словно создан для этой роли — как будто бы совершенно для него не характерной — и садится на единственное свободное место. — Юрик, — вдруг предстваляется он, протягивая Ольге руку. — Валентина, — поддавшись внезапному порыву, подыгрывает она, изо всех сил стараясь не замечать изумленный взгляд сватьи. Поначалу все идет хорошо, несмотря на то, что первые минут десять ощущается напряжение, которое разделяют все, кроме игрока со стажем — Берковича. Но после лениво идущая игра окончательно утверждает свой неспешный ритм, и все постепенно расслабляются. Ольга пару раз ловит взгляды Юры, и удивляется, откуда в его глазах столько неподдельного энтузиазма. Чего-чего, но склонности к азартным играм за ним никогда не наблюдалось. Впрочем, она бы солгала, сказав, что ее эта атмосфера живого азарта ничуть не увлекает. А когда она выигрывает первые пять тысяч, пусть и фиктивные, в голове мелькает шальная мысль, чтобы однажды попытать счастья по-настоящему, уже в других условиях и, разумеется, в совершенно другой компании. Но Ольга тут же отгоняет эти мысли, напоминая себе, что она дипломированный специалист и, в конце концов, такая «лотерея» чаще приносит огромные потери, чем выигрыши. — Валентина, шо-то вы замечтались! Смотрите, так не только выигранные пять тысяч, но и честно нажитое имущество… промечтать можно! Ольга вздрагивает и встречается с насмешливым взглядом Ивана. Судя по всему, на ее лице такое непонимание, что он любезно поясняет: — Ваша очередь. — Пас… — отвечает она, уже обращаясь ко всем присутствующим, и запоздало вспоминает что надо было бы добавить «Пас — не ошибка» или какую-нибудь другую фразу из тех, что они запоминали. Украдкой пробежавшись глазами по всем остальным, Ольга на секунду встречается с растерянным взглядом Вали. Та явно чувствует себя несколько неуместно в такой обстановке. С самого начала что было не так заметно, но задумчивость Ольги как будто ненадолго сорвала с нее маску. Ольга старается едва заметно улыбнуться ей, но чувствует, как улыбка получается вымученной. Опустив глаза, она переводит дыхание и старается надеяться, что у них получится довести задуманное до конца. Всего одна ошибка — и они потеряют все. И они теряют. То ли прославленному картежнику Берковичу не хватило профессионализма, то ли его попросту подвела удача — Ольга уверена, что в таком скользком деле, как азартные игры, профессионализм далеко не всегда играет первостепенную роль — но вот они смотрят на стол и нехотя осознают, что у них практически не осталось шансов что-нибудь изменить. Мельком поймав взгляд Юры, Ольга понимает, что они думают об одном и том же: к счастью, ей хватило догадливости привлечь к общей миссии голландского хозяина, который тоже, как выяснилось, любитель покера. Это дает им всем, пусть маленький, но все-таки второй шанс. Она продолжает думать об этом, ругаясь за барной стойкой с Иваном Степановичем, продолжает прокручивать в голове все нелицеприятные выражения, которые так хочется высказать ему за то, что он в очередной раз втягул их всех в авантюру. Впрочем, бесполезно обвинять его одного — у них есть своя голова, и они все согласились совершенно осознанно. Пусть из самых благих побуждений, тем не менее, им все равно следовало бы лишний раз напомнить себе, какой это риск. Когда Вильгельм разочарованно разводит руками, Ольга чувствует, как у нее внутри что-то оборвалось, и она просто уверена, что все остальные разделяют это чувство. Она поворачивается обратно к стойке и просит еще один виски. Какая уже, к черту, разница? Иван Степанович, чуть помедлив, бесцеремонно требует стопу водки. Ольга невесело усмехается, скосив на него взгляд. — Не многовато? — вырывается у нее прежде, чем она успевает подумать. — Не вам меня жизни учить, — он тут же возвращает ей холодность интонации, как бы намекая, что ее бокал тоже не первый. Ольга ведет бровью и делает глоток. — Мне достаточно двух бокалов виски просто чтобы успокоить нервы, — замечает она. — А я пью не виски, а водку. Главный недостаток водки, Валентина, это ее вечный недостаток. — Да что вы? — произносит она, не скрывая удивления вперемешку с некоторым опасением. В какой-то момент они все понимают, что не хватает Митяя. Оказывается, роль «нового русского» увлекла его до такой степени, что, войдя во вкус, он решил продолжать непритязательную беседу с противником. Подойдя ближе, Ольга отмечает про себя, что со стороны это выглядит как намеренная провокация. Она едва заметно прикрывает глаза, стараясь не выдавать растущего волнения. Дмитрий Александрович затягивается сигареткой и разговаривает с противником в полушутливой манере. Тот неприкрыто смеется, но что заставляет присутствующих опасливо кусать губы и бросать взгляды на стол — насмехается не менее откровенно. Ситуация самая прозрачная, спасти ее и повернуть в нужное русло уже никто не решается, как вдруг противник, будто бы поддавшись на провокацию, делает необычный ход: — Чуйка, говоришь? — хмыкает. — А что она тебе скажет на это: all in! Рука Дмитрия Александровича замирает в воздухе, не донеся сигарету до рта для очередной затяжки. Либо сейчас, либо они проиграли. И Дмитрий Александрович, похоже, разделяет эти мысли, и… рискует. Никто из них, кажется, уже не помнит о своих ролях и конспирации. Все совсем перестают держать лицо, когда наблюдают, как каждая из сторон вскрывает карты. Двойки Дмитрия и тузы противника. Тотальный проигрыш под неприятный победный смех этого неприятного типа. Вся отлаженная и до мелочей продуманная операция терпит сокрушительное фиаско. Доли секунды хватает, чтобы в голове пролетели мысли о собственной вине — не настояла, не отговорила, не была достаточно убедительна — прежде, чем Ольга понимает, что они отчаялись слишком рано и карты на их стороне! Дмитрий Александрович, сгорбившись, совсем поникши, смотрит куда-то в сторону, когда каждый, не отдавая себе отчета в своих действиях, тянется к нему рукой, чтобы обратить его внимание на стол. Они выиграли. Они выиграли столько, что Ларисе хватит денег отдать долг за дом, да еще и останется! Как шутит по возвращении Иван Степанович: «В качестве моральной компенсации!». Лариса смущенно возражает, со слезами на глазах благодарит, от переизбытка чувств целует в щеку сидящую у нее на коленях Женьку, и все-таки соглашается на небольшое застолье «в честь большой победы над несправедливостью». Неудачное «обалдуи», сказанное Вильгельмом, должно быть, просто чтобы повеселить остальных, в самом деле заставляет всех рассмеяться и отпустить, наконец, ситуацию полностью. Отпустить полностью — именно то, чего не хватало долгое время. Смеясь вместе со всеми, Ольга думает, что этот кое-как удавшийся отпуск находит свое логическое завершение, как ни странно, именно после окончательного примирения с Ларисой. Не то чтобы хотелось стать с ней близкими подругами, но конфликт, так удачно исчерпавший себя, позволяет отпустить все накопившееся, чтобы выдохнуть и, главное, перестать защищаться.