Shardes / Осколки

17 апреля

"Сегодня твой самый счастливый день! Ещё один месяц с Чимином. Не забудь поздравить, дубина!" Теперь я жду и принимаю привычную боль с почти мазохистским наслаждением. Прошло больше полугода с того, как... но до сих пор все цветные воспоминания связаны с ним: словно только вчера оранжевые пряди пробивались сквозь мягкие чёрные, а розовые губы растягивались в улыбке, освещая всё вокруг, и серёжки с изумрудами переливались, отбрасывая зеленоватые тени на гладкую кожу шеи. Я вдыхаю глубоко, ощущая, как боль от воскрешённых воспоминаний знакомым гостем разливается по телу. И я всё ещё не различаю цвета. Точнее, вижу их, наверное, – физически со мной всё в порядке, – но мозг отказывается обрабатывать информацию о том, как красив сегодня алый закат или что зацветающая сакура божественна в своих бело-розовых одеждах. Без него всё одинаково уродливо, серо, бессмысленно. Слышу звук поворачивающегося в двери ключа, – это Чонгук, который вообразил себя моим лучшим другом и уже давно сделал дубликат ключа, чтобы периодически (правда, последнее время всё реже) приходить после работы в мою квартиру. Она теперь – место затворничества, благо программисту можно работать и удалённо, ведь вернуться в наш офис я не мог. – Хэй, Юнги! – Чонгук, жизнерадостный до тошноты, находит меня с ноутбуком за рабочим столом и обнимает крепко. Потом проходит по студии и раздвигает тёмные шторы по всему периметру апартаментов. – Привет, Чонгук, – мой голос звучит также бесцветно, как весь мир вокруг. – И что, снова мне не улыбнёшься? – он строит такие просящие глаза, что любой на моём месте бы не удержался. Но не я. – Сегодня семнадцатое число. Сем-над-ца-тое. – каждый слог режет острее ножа, выбивая пульсом по инерции стучащее сердце. – Я помню, прости. Я очень обеспокоен твоим состоянием, Юнги. Ты сильно похудел, о твои ключицы уже порезаться можно. – Тебе не плевать? Ты почти не приходил в последнее время. – Ага-а! Всё-таки ты замечаешь, когда меня нет. А говорил, что тебе всё равно. Эх, нехорошо друзей обманывать, – и Чон снова накидывается с обнимашками, утыкаясь носом мне в макушку и практически перекрывая плечом доступ к кислороду. – Я же не говорю, что осуждаю тебя, – выпутываюсь из цепких рук приятеля. – Ты продолжаешь жить своей жизнью, как я и просил. Я вообще не понимаю, чего ты со мной возишься. – Это потому что ты чёрствый сухарь, Мин Юнги! Но я-то знаю, что где-то глубоко внутри ты мягкий хлебушек и яркое солнышко! Так что я непременно дождусь момента, когда они вновь появятся. – Не думаю, что это произойдёт. – Я... кое-что сделал. Организовал небольшой сюрприз для тебя. Но для этого ты должен сегодня выйти со мной и прогуляться. Сделаешь это ради меня? Ты же уже две недели из дома не выходишь. – Я не уверен, что это хорошая идея, Чонгук! – Отличнейшая, вот увидишь! Обещаю отстать от тебя минимум на неделю, если согласишься. – И обнимать перестанешь? – Ни за чтоо! Признайся, тебе же это нравится, ха? – и смеётся так задорно, что я почти завидую этой его сверхспособности. – Ладно, что мне надо делать? – Сходи в душ, я пока приготовлю тебе что-нибудь перекусить. Через сорок минут выходим. Нехорошо заставлять человека ждать. Упс! – Какого ещё человека? – я хмурю брови, потому что не желаю ни с кем встречаться. – Ты обещал, Юнги. Скоро мы выходим из подъезда, и яркое апрельское солнце на миг ослепляет меня тёплыми лучами. Я съёживаюсь на свету под хохот Чонгука. – О, Будда, ты как будто Влад Дракула! Сейчас загоришься под солнцем! – Шутка зачёт, – без тени улыбки говорю я. Знаю ведь, чувствую, что он и правда старается, хоть и не должен мне вообще ничего. – Так куда мы идём? – Мы едем в центр к мосту Banpo Bridge Rainbow Fountain. Хочешь за руль? – Ты что же? Свою тачку мне готов доверить? Похоже, я и правда дерьмово выгляжу. – Я просто предложил. Садись уже. Плевать, куда мы едем, – хоть радужный мост, хоть в сам Кёнбоккун, – сегодняшняя сделка лишь ради того, чтобы меня снова оставили в покое. "– Это так красиво, Юнги! Я никогда не видел радугу ночью, – Чимин восторженно, во все глаза смотрел на световое шоу у моста. А я смотрел – не менее восторженно – только на него." Блядский Чон Чонгук. Ладно, не стоит его винить, он не мог знать. Мы подходим к подножию моста, приближаемся к хрупкому на вид пареньку лет двадцати, его светло-русые волосы еле заметно шевелятся на слабом ветерке, бледность окутывает кожу, сводя её смуглость на "нет", а руки... пальцы красивые, сил нет смотреть. Он, кажется, не замечает ничего вокруг, заворожённо вглядываясь в бесконечные потоки воды. – Тэхён, привет! – мягко выводит его из транса Чонгук, прикасаясь к плечу. – Ты рано. – Да, я... – парень поворачивается к нам и замолкает, натыкаясь взглядом на меня. В его глазах что-то... знакомое, как будто. Боль, в которой он не виноват. Он сглатывает слюну, словно силясь договорить что-то, но не может произнести вслух, хоть и должен. – Юнги, это Тэхён! Он мой друг и, как и ты, пережил в сентябре крайне тяжёлые события. Тэхён, это Юнги, – осторожно кивает Чонгук. Почему-то кажется, что он боится сломать нас обоих. – Аньён, – я первым протягиваю ему руку, стараясь игнорировать то, что он откровенно пялится на меня во все глаза. – Рад познакомиться. Он берёт мою ладонь, словно ждал этого, без преувеличения, всю свою жизнь. Я чувствую пальцами влажную кожу и пульс. Его сердцебиение отчего-то ранит меня, колет иголками, но так по-забытому прекрасно, что я не могу понять, в чём же тут всё-таки дело. Чонгук молча наблюдает наше неловкое рукопожатие, которое длится уже гораздо дольше, чем того требует этикет, но я всё ещё не могу выпустить ладонь Тэхёна из своей. – Юнги... спасибо. Прости, – наконец-то слышится бархатный, совершенно неожиданный для такого хрупкого телосложения голос. – За что? Мы только познакомились. Снова этот взгляд, – престранный, проникающий вглубь, сканирующий каждый рубец на сердце, каждый осколок моей растоптанной души. Где-то внутри зреет убеждение, что мы знакомы гораздо дольше, чем эти бесконечные три минуты. – Не хотите мороженое? – Чонгук улыбается так, словно всё идёт по его плану. – Я люблю фисташковое, – кивает Тэхён. "Как Чимин" – думаю я про себя, а вслух говорю. – Мне всё равно, какое купишь. И Чон уносится к палатке радостным кроликом, почти что подпрыгивая от нетерпения. Я вздыхаю, смотря ему вслед, и возвращаюсь к новому знакомому. – Ты выглядишь болезненно, – вдруг говорю я, и только потом понимаю, насколько это грубо. – Ты себя в зеркало видел? Ты почти такой же серый, как мой кардиган, – смеётся Тэхён. – У тебя красивый смех. Прости, я давно не общался с людьми. – Чонгук говорит, что очень тебя любит. И что ты разучился смеяться после того, что произошло с твоим... Ну, тогда, – он говорит неуверенно, словно не знает, имеет ли право затрагивать эту тему и показывать, сколь много ему известно. – Пожалуйста, – умоляю его. – Я не готов об этом говорить. Но Чон прав, улыбаться я не умею. А что случилось с тобой? – Операция, – кивает он, понимая намёк на смену темы. – Потом тяжёлая реабилитация, долгая. Знаю, что выгляжу не очень, ты уж прости, что нагрубил в ответ. Чонгук хороший человек, он помогал мне всё это время. А ещё у меня есть друг Намджун, он бы тебе точно понра... – Скажи, почему я сегодня здесь? – прерываю его рассказ резким вопросом. – Жизнь коротка, Юнги. И когда я о тебе узнал, – неважно где, от кого и когда, – я пообещал, что научу тебя смеяться заново. Сколько бы времени это ни заняло. – Я не смогу тебе в этом помочь, Тэхён. Я сломанная игрушка, понятно? Искорёженная и непригодная больше. – Знаешь, у меня в детстве была деревянная лошадка. Папа сам мне её выточил из полена, а мы вместе с мамой её раскрасили. Так вот, соседский мальчишка отнял её однажды, отломал одну ногу, а потом и вовсе поджёг. Я отнял её, хоть и было поздно, и плакал долго, но потом отнёс в ванну, отмыл от сажи и запаха, и всё равно больше не выпускал из рук. Да, она больше не была красивой, была раненой и полуразрушенной. Но она стала ещё ценнее для меня, и я бы ни на что её не променял. Даже если кто-то сломан, Юнги, это не значит, что его больше никто не сможет полюбить. – Тэхён поднимает на меня глаза, полные стеклянной влаги, но не успев ничего ответить, я слышу голос Чонгука. – А вот и мороженое! Тэхён, фисташковое, как и заказывал. Юнги, тебе пломбир с апельсином, а мне шоколадное! О чём вы тут болтали, а? – О сломанных игрушках. Неважно, – сухо произношу я, а Тэхён бледнеет всё больше. Чонгук внимательно всматривается в наши лица, пытаясь понять, всё ли в порядке. Прогулка проходит неспешно, но в итоге пролетает за один миг. Город погружается в сумерки, озаряя улицы искусственным светом фонарей и рекламных вывесок. Мы разговариваем о разном, – кино, музыке, семье... И ощущаю впервые за долгое время это забытое чувство, – дышать. Полной грудью, без сдавливающих лёгкие тисков. Я узнаю о том, что Тэхёну в декабре исполнилось девятнадцать, и всё же в каких-то моментах он гораздо старше двадцати-девятилетнего меня. Я не чувствую в нём немного раздражающей, как, например, в Чонгуке, ауры чересчур заботливого младшего брата. Мы расстаёмся около машины Чонгука. Тот оставляет нас наедине, сделав вид, что ему нужно что-то сделать в машине. – У меня уже давно есть твой номер, – потупив взгляд, признаётся Тэхён. – Можно, я тебе напишу? – Я не могу тебе запретить, – бесцветным голосом отвечаю я. – Но... ты мне ответишь? – он наконец-то поднимает свои бездонные озёра на меня. – Смотря что ты напишешь. Постарайся придумать что-то получше, чем "Привет, это Тэхён" – Ты знаешь, что впервые за два часа, что мы гуляли, почти пошутил сейчас? – Тэхён улыбается так тепло и искренне, по-квадратному, словно счастлив этой маленькой победе. Я всё ещё не могу осознать, что и правда сделал это. Почти флиртовал. Почти пошутил. И всё это – семнадцатого, чёрт возьми, числа. – Мне пора. 22:37 *Неизв.номер* Это тот, кто однажды заставит тебя засмеяться. /Создать новый контакт -> "КимТэ"/

*Юнги* Ты в курсе, что ещё двух часов не прошло, как мы попрощались?

*КимТэ* Жизнь так коротка, уж мне можешь верить.

*Юнги* Ты сказал, что пережил операцию. Теперь ты вне зоны риска?

*КимТэ* Что это вообще значит? Мы все в зоне риска. Всегда. Именно поэтому нельзя откладывать жизнь на "потом" или хоронить себя заживо, как это делаешь ты.

*Юнги* У тебя нет права судить меня.

*КимТэ* Зато есть обязанность помочь.

*Юнги* Как бы тебе не угаснуть рядом со мной. Берегись, Ким Тэхён. Я слишком долго разбит изнутри.

*КимТэ* Возможно, я поспешу, написав это, но... моё сердце бьётся для тебя. И мой собственный пульс ускоряется от простых букв на экране телефона. Отчего же тревога отступает, а лицо щекочет так, как будто мышцы хотят растянуть губы в некоем подобие улыбки? Но при этом нет ощущения, что я предаю свою разбитую любовь...

17 мая

"Сегодня твой самый счастливый день! Ещё один месяц с Чимином. Не забудь поздравить, дубина!" Тэхён барабанит в дверь кулаком, заставляя меня открыть глаза. Напоминание на телефоне всё также обжигает сердце, проходя раскалённым металлом по пульсирующей в груди мышце. Тёплое трёхцветное существо мурчит на моей подушке, лениво потягиваясь и как будто желая мне доброго утра. – Открывай! Я пончики принёс. Скатываюсь с кровати, падая на пол, и медленно иду к двери, не утруждаясь вспомнить, что на мне надето или как я вообще выгляжу. Поворачиваю замок и оглядываю утреннего гостя. Он взволнован чем-то, как будто внутри происходит ожесточённый спор с самим собой, которому нет конца. Но при виде меня его зрачки расширяются, и он роняет челюсть, не зная, куда деть глаза. И он, вроде как, смущён? – Хён, ты вообще нормальный, голышом дверь открывать? Блять. Всё-таки стоило посмотреться в зеркало. – Сейчас оденусь. Извини. Натягиваю на себя шорты и иду на кухню, откуда доносится вкусный запах выпечки. За прошедший месяц светловолосый парень стал ещё более частым гостем в моей квартире, чем даже Чонгук. Неведомым способом он заставил меня взять ласковую Мими из приюта, где, оказывается, сам является волонтёром. И в какие бы места он не заставлял меня ходить с ним, в приюте для животных среди кристально чистых невинных душ мне было уютнее всего. Так же уютно, как сейчас стало в квартире с приходом солнечного мальчика. Захожу на кухню, где Тэхён колдует с кофе-машиной, стремясь, видимо, промыть капучинатор. – Юнги, я должен тебе кое-что ска... И тут я понимаю, что вместо капучинатора он включил просто промыв машины, потому что из трубки, направленной прямо в его лицо, начинает хлестать вода. Тэхён жмёт на все кнопки подряд, чтобы обратить процесс, который уже не остановить. За это время вода насквозь пропитывает его футболку и расстёгнутую рубашку, попадает на волосы и, конечно, на лицо. В какой-то момент от безысходности Тэ просто замирает, буквально опустив руки вдоль тела. И тут внезапно кухню наполняет давно забытый звук, словно из прошлой жизни. Мой смех. Неумелый и тихий поначалу, немного хриплый, но смех. И я смотрю на милый сморщенный нос, на мокрую одежду и волосы, на беспорядок, случившийся на кухне, и смеюсь. Совсем недолго, пребывая в не меньшем шоке, чем Тэхён. И вот он, – первый всполох цвета – искорки золота, вспыхивающие в тёмно-карей радужке Тэхёна. "Я научу тебя смеяться заново, – он сказал. – Сколько бы времени это ни заняло" Что ж, ты справился всего за месяц. Я застываю, пытаясь осознать наслаждение от первого за долгое время цвета в окружающем мире. А Тэхён, тем временем, приближается вплотную, – медленно, но неотвратимо. – Твой смех звучит, как сама жизнь. То, ради чего я выбрал остаться, тогда ещё даже не зная причину. Мокрые губы нежно прикасаются к моим. От них тепло и красочно, и душа перестаёт ныть на короткий миг, пока это призрачное, неуверенное прикосновение ощущается на губах. Он тяжело дышит, боясь чего-то, и отстраняется почти сразу же, не позволяя мне оттолкнуть первому. Поцелуй горит, горит на коже и гулкими ударами отдаётся в грудь. Я задыхаюсь тоже, от всего и сразу: первый смех, внезапный цвет в глазах, неуверенный поцелуй... – Я... дам тебе футболку переодеться, – ощущаю, что нужен перерыв, иначе сознание расплавится, пытаясь переварить произошедшее. Иду к своему комоду, дрожащими руками выуживая первую попавшуюся футболку из верхнего ящика и, поворачиваясь, вижу Тэхёна, что бесшумной тенью следовал за мной. В его глазах золотом светится нежность, но лицо печально, как будто он хочет со мной попрощаться. – Юнги... Я собирался тебе сказать кое-что сегодня. Я виноват перед тобой очень. Не то, чтобы я лгал, но уж точно недоговаривал, скрывал от тебя правду. Спасибо за футболку, я переоденусь прямо сейчас, но только... попрошу тебя остаться и смотреть. – Не понимаю, как это связано? Ты хочешь, чтобы я смотрел, как ты переодеваешься? – Да, ты всё поймёшь сейчас. И только тебе решать, достоин ли я и дальше находиться рядом с тобой. Или... достоин лишь ненависти и презрения. Я почти уверен, что готов к любому исходу. – Чёрт, побери, Тэхён, да в чём всё-таки дело? – в животе нарастает нехорошее предчувствие, но я глажу взглядом ровную кожу смуглого лица и не верю, что это существо, слепленное из солнечного света, можно за что-то ненавидеть. Тэхён скидывает мокрую рубашку, вслед за ней снимает и футболку. Я не сразу осознаю, складываю два и два, и только когда своими пальцами дотрагиваюсь до двадцати-сантиметрового рубца в середине груди, чувствую неровные узлы швов, в голове происходит переворот. "– Юнги, это Тэхён! Он мой друг и, как и ты, пережил в сентябре крайне тяжёлые события." "– Операция, – кивает он, понимая намёк на смену темы. – Потом тяжёлая реабилитация, долгая." "– Возможно, я поспешу, написав это, но... моё сердце бьётся для тебя. " Слова. Обрывки. Кусочки пазла. Судьбы, связанные воедино. Чонгук, вечно заботящийся о пациентах больше, чем того требует профессия. Чимин. Тэ-хён... – У тебя его сердце. – мои слова звучат, как приговор, – резко, со звенящей ненавистью в голосе. Он отшатывается, как от пощёчины. Глаза за мгновение наполняются слезами, и он кивает, подтверждая и принимая весь удар на себя. – Он не виноват, – диктует разум, но сердце... моё кровоточащее месяцами, агонизирующее в бесконечной пытке холодом одиночества, – разрывается яростью ко всему миру, но направляя её на единственно возможный сейчас объект – роняющего слёзы Тэхёна. Он бросает мою футболку на пол, берёт с пола свои мокрые вещи, разворачивается и направляется к двери, лишь обернувшись на прощание и шепнув еле слышно. – Если бы я мог поменяться с ним местами, чтобы он, а не я, продолжал жить, я бы сделал это. Ради тебя. И уходит, осторожно прикрыв дверь, оставляет застывшего меня в потоках противоречивых эмоций. И я, краешком души желающий броситься за ним вдогонку, остаюсь стоять на месте, словно цепями прикованный. – Чонгук, сукин ты сын, ты всё знал с самого начала, да? – почти рычу в телефон, услышав приветливое "Хэй, дружище!" – Юнги, я... Я могу объяснить, позволь мне, пожалуйста. – Приезжай. И прихвати с собой йод и бинты, я собираюсь разбить тебе лицо. – Буду через полчаса. Пообещай выслушать, а потом уже решать, стоит ли месить кулаками мои лицевые кости. – Не обещаю. Меня трясёт натурально, я сажусь прямо на пол, где стоял, и чувствую мягкое прикосновение тёплого тельца, – это Мими, видимо, прочитала моё состояние и решила помочь, как могла. Заглядывает мне в глаза своими круглыми серыми, влажным носом тычется в ладонь и мурлыкает негромко, печально, как будто всё-всё понимает. Я глажу пёструю голову и спинку и пытаюсь дышать, – думать пока получается плохо. Видимо, проваливаюсь в какой-то транс, потому что, кажется, через мгновение уже слышу со стороны входной двери запыхавшегося Чонгука. Он оценивает быстрым взглядом масштабы бедствия, и, сделав выводы, опускается рядом со мной на пол, не обнимая, как он это делает всегда, но сжимая приветственно моё предплечье. – Юнги, что тебе сказал Тэхён? – Он показал. Остальное я понял сам. – Послушай, да. Ты прав. Я всё знал с самого начала, и ты даже не представляешь, как тяжело было ему и сколько он всего сделал. В том числе для... Чимина. – Что? – выдыхаю я, смакуя ощущение от дорогого имени, звуком разлившегося вокруг. – Тем вечером, когда всё случилось, когда его привезли к нам. Мы смогли дозвониться только до матери, помнишь? Твой номер мы бы никак не узнали, потому что на Iphone был пароль, – без отпечатка и face id. А Тэхён лежал в кардиологии на поддерживающей терапии, по сути готовясь вскоре умереть, потому что его сердце уже практически не вывозило нагрузки, а надежды на новый орган таяли с каждым днём. И когда мы провели анализы и установили идеальную совместимость Чимина и Тэхёна, то доктор Хоуп позволил себе вольность и открыл реципиенту имя донора, потому что тот был совершенно один. Так вот, слушай. Тэхён буквально не отходил от Чимина, спал на его кровати и делал всё, чтобы в свои последние дни тот чувствовал, что не одинок. И... он наблюдал в тот единственный раз, когда ты навестил его. – Он был там? – Он был там всё время. Видел тебя, чувствовал твою боль, и терзался не меньше тебя. В ночь накануне операции я случайно подслушал, что говорил Тэхён, сжимая его ладонь: "Ты не одинок, Чимин. Юнги тебя не забыл. Он никогда не сможет, поверь. Я бы не забыл... Он просто... Ему тяжело. И плохо без тебя, невыносимо. Не обижайся на него, прошу." Он был там вместо тебя, понимаешь? Из-за тебя. Я думал, что дважды сердце разбиться не может. Что боль, – одна, просто разная по силе. О, Будда, как же я ошибался. Сейчас внутри поднималось солнце, неизбежно побеждающее беспросветную темноту ночи. Он не был один. Нынешняя боль другая, – очищающая, мощная не меньше, и слёзы от невыносимо грустного, но подобия счастья льются, и я так им рад. – Тэхён... Он тоже всё это пережил, – говорю сам себе, и Чонгук кивает, роняя влагу из глаз вместе со мной. – Первым словом, когда он очнулся после операции, было твоё имя. "Юнги" – он сказал. Не "Мама, я так рад тебя видеть" или "Доктор, всё прошло хорошо?", понимаешь? Мы разговаривали с ним часто во время реабилитации, и он каждый день спрашивал о тебе. Сказал, что раз носит сердце того, кого ты любил, то обязан вернуть тебя к нормальной жизни и хотя бы попытаться сделать всё, чтобы ты снова был счастлив. Я запрещал ему писать тебе, так как вы оба были не готовы. Он – физически всё ещё был очень слаб, а ты был убит морально. Но месяц назад он меня уговорил. Он умолял познакомить вас, под видом кого угодно, лишь бы иметь возможность быть к тебе поближе. Я не в силах был отказать ему. И ещё. У него на заставке ваше с Чимином селфи. Я молчу, впитывая, пропуская через себя каждое слово. – Вкратце, это всё. Остальное тебе известно. И... ты всё ещё хочешь почесать об меня кулаки? – осторожно спрашивает друг. – Я принёс йод и бинты, как ты просил. – Пожалуй, сейчас я разбил бы лицо кое-кому другому. Себе, например, – я поднимаю глаза, отрывая взгляд от кошки и устремляя на сидящего рядом человека. – Чонгук, он поцеловал меня. На одну секунду забрал всю боль одним прикосновением. А я всё испортил. Опять. Я просто не достоин ни твоей дружбы, ни его любви. – Ты даже не представляешь, насколько неправ. Он поклялся жить за него. И для тебя. Он не отступится из-за одного неудавшегося поцелуя, поверь. Я встаю с пола, решительно направляясь к шкафу за одеждой. – Я рад, что ты решил найти его, – Чонгук улыбается одними глазами, погружая пальцы в шёрстку подошедшей к нему Мими. – Подвезти тебя? – Хватит читать мои мысли. Я должен сделать это один, тем более, я не уверен, где конкретно его искать. Весь день я мотаюсь по городу в поисках человека, в котором отчаянно и эгоистично нуждаюсь. Перематываю снова и снова сегодняшний день и всю информацию, что получил от Чона, воскрешаю в памяти секундное отсутствие боли во время поцелуя и последующее отчаяние в глазах Тэхёна после раскрытия правды. Я не нахожу его в приюте. Не нахожу у Намджуна, – тот лишь пожимает плечами, с подозрением косясь на меня. Нет его и в кафе, где мы пили какао и мятный раф, упиваясь чересчур сладким вкусом на языке. Я даже рискую постучать в дом его родителей. Открывает дверь мама, из-за которой выскакивает и бросается прямо на меня маленький Сокджин. – Юнги-йаа! Пррривет! А я вырос на целый сантиметр! – Ты ищешь Тэхёна? Он утром ушёл, сказал, что к тебе, – она крепко обнимает меня так, словно тоже давно уже всё знает. И плевать, что я взрослый, изнутри мёртвый дядька, на десять лет старше её солнечного сына. – Он рассказал тебе, да? – Вы не знаете, куда он мог пойти? Я весь день его ищу... – Он часто ходит к мосту в центре. Говорит, что там его место силы, как будто сердце его туда ведёт. Я идиот. Почему я сам не догадался? Там мы впервые встретились. Ну, для меня впервые, ведь для него это было в больнице. – Спасибо, госпожа Ким. Простите за вторжение. За всё... простите. – Юнги, ты не должен, но... он очень винит себя. Прошу, забери у него чувство вины. Только тебе это под силу. Я боюсь, что он просто сгорит, если ничего не сделать. Я не могу ей обещать того, в чём сам не уверен, так что просто смотрю ей в глаза чуть дольше, чем позволяют приличия, еле заметно киваю, треплю по макушке Джина и спешу на автобус, который едет в центр. Уже темнеет, когда я, наконец-то добираюсь до места назначения и издалека выхватываю глазами знакомый силуэт у подножия радужного моста. Световое шоу ещё не началось, но Тэхён всё также сосредоточенно вглядывается в потоки воды, как и месяц назад, когда был для меня всего лишь незнакомцем, но сейчас, кажется, становился целым новым миром, надеждой на новую жизнь. – Тэ... Я останавливаюсь на безопасном расстоянии, боясь подходить ближе. Бесцветный мир вокруг отходит на задний план, я предельно сосредоточен на каждом движении того, кого ранил так сильно. – Юнги, – он поворачивает голову и таким умоляющим взглядом на меня смотрит, что мне хочется обнять его, не медля, но я одёргиваю себя в страхе разрушить всё ещё больше. /Хотя куда уж больше, Мин/ – Я тебя весь день ищу. – Ты... злишься? Ненавидишь меня? Только не лги, я всё вынесу, кроме неправды. – Ты же чувствуешь это. Я не могу на тебя злиться. Не имею права ненавидеть. Чонгук мне всё рассказал. То, что ты сделал... Мне не хватит всей жизни, чтобы отплатить тебе за это. – Мне достаточно видеть твою улыбку и знать, что ты больше не мёртв внутри, – он смотрит открыто, слова произносит тихо, но отчётливо и тянется ко мне всей душой так, что я физически чувствую это. Я достаю из кармана телефон, подхожу чуть ближе, чтобы он видел экран, захожу в напоминания и удаляю часть текста, оставляя лишь фразу "Сегодня твой самый счастливый день!" Потом поднимаю глаза на него и говорю не спеша, стараясь быть максимально честным и осторожным. – Тэхён. Просто знай: ты – не замена ему, ты – это ты. И я обещаю, что постараюсь любить тебя, как смогу. Только... будь рядом, прошу. Не сдавайся, если у меня будет получаться плохо... – Ты думаешь, я смогу быть от тебя далеко? Наше... моё сердце только твоё, Юнги. И я целую Тэхёна, на сей раз по-настоящему освобождая Чимина, отпуская давно терзающую боль в свободный полёт. Светлый мальчик дотрагивается тёплыми губами до самой души, успокаивая её и освещая своей энергией, своим чистым чувством. Открываю глаза, отстраняясь через минуту, и вижу всё то же тёплое золото в радужной оболочке широко распахнутых мне навстречу глаз. Перевожу взгляд на радужный фонтан и... теперь отчётливо различаю каждый цвет.