Безумие, ритм и блюз

Гет
Завершён
R
Безумие, ритм и блюз
jul.pop
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Муза другая, но не потому, что лезет в голову, а потому, что оказалась там не благодаря эмпатии — лишь из-за того, какой она является на самом деле. Потому что её силы — это не есть вся она. И в тот момент, когда Ривен сможет в этом её убедить, она полюбит его в ответ.
Поделиться

Часть 1

«What's going on in that beautiful mind?»

      В Алфее много эмоций. Потому что подростки склонны к психической нестабильности, проявляющейся в резких перепадах настроения, выказывании чувств на публику, переживании конфликтов внутри себя. Эмоциональный диапазон каждого отдельно взятого ученика школы варьируется даже в течение дня от приятного утреннего довольства хорошей погодой до полного опустошения вечерними распрями с друзьями. И переживать — это нормально, потому что чувства отличают людей от животных. Эмоции делают человека таким, какой он есть.       Но какой должна быть Муза, если она пропускает через себя эмоции всех и каждого?       Сколько в ней непосредственно её самобытности, если неотточенные навыки феи разума притягивают чужое?       Как ей понять, где проходит граница между собственными чувствами и сторонними?       В Алфее много эмоций, и Муза примеряет каждую из них на себя — без желания, пытаясь контролировать эмпатию всеми силами воли. Но всё же чувствует скованность и неуверенность Терры, страх и подавленность Стеллы, искреннюю симпатию Блум и Ская. Она не хочет того, но разжёвывает каждый оттенок гнева Беатрикс, проходясь по всем всполохам ярости, сжимает зубы до скрежета и не слышит, как от напряжения трещат в пальцах абсолютно бесполезные наушники — такие эмоции не заглушить музыкой. Девушка улыбается, когда тепло на душе человеку рядом, плачет — если грустно.       И это нечестно.       Потому что Муза совершенно забывает, каково это — испытывать свои собственные эмоции.       Говорят, что феи разума, которые не смогли совладать со способностями, теряют свою личность, навсегда оставаясь в плену чужих чувств. И Музе кажется, что с ней это уже произошло, потому что всего вокруг — много. Тревог — много, сожалений — много, радости — много, страсти — много, но что из этого изобилия своё?       Муза закрывает глаза, карий цвет которых уже почти забился неоново-фиолетовым, и концентрируется на себе, а чувствует только скрытую потерянность Аиши, которая находится за стеной. Вот и всё. Муза — настоящая Муза, которая способна испытывать свои личные эмоции, — потеряна.

«The world is beating you down, I'm around through every move»

      — Не смей.       У него голос твёрдый и хрипловатый из-за постоянного курения. Жесты то слишком расслабленные, то несколько нервные, когда он дрожащими руками берёт с крепления бо и встаёт в боевую позицию, суживая веки до узких щёлочек. Придаёт себе напускной уверенности, которая абсолютно не вяжется с замешательством внутри.       — Не лезь в мою голову, слышишь? — вновь цедит Ривен, усиливая хватку на бо настолько, что костяшки белеют.       Муза прикрывает глаза, пытаясь изменить цвет радужек, но эмоции специалиста настолько сильны, что игнорировать их попросту не по силам. От него за несколько метров разит дезориентированностью, злобой и едким страхом. Коктейль, который сбивает девушку с ног. Эмоции впитываются ею жадно, розовое свечение распространяется, даже несмотря на яркий свет дня. Муза сжимает зубы, принимая отрицательные эмоции Ривена.       Он наносит первый точный удар ровно по левому плечу — недостаточно сильный, чтобы выбить сустав, но весьма болезненный. Муза охает от неожиданности, резко распахивает карие глаза и не может понять, что сейчас испытывает парень напротив.       — Первый урок: всегда держи врага в зоне видимости, — вкрадчиво произносит специалист, замахиваясь для второго удара, который, впрочем, оказывается благополучно отражён сконцентрировавшейся на моменте девушкой.       Муза улыбается чуть ехидно, когда оказывается на расстоянии ладони от лица соперника, стоит им скрестить бо и приложить силы, чтобы перевесить в раунде. От Ривена едва заметно пахнет потом, каким-то терпким парфюмом и женскими цветочно-легкомысленными духами.       — Урок номер два, — тихо говорит он в самое лицо фее: — если держишь врага в зоне видимости, не ослабляй внимание.       Он с лёгкостью выкручивает бо под немыслимым углом, выбивая оружие из рук Музы, и в завершение приставляет конец палки к чужой бледной шее. Муза замирает на месте, не сводя напряжённого взгляда с соперника, чьё тяжёлое дыхание чувствуется даже на расстоянии полутора метров.       — Урок номер три: ослабила внимание — проиграла, — выносит вердикт парень, опуская бо в пол и позволяя фее перевести дыхание.       В его растрёпанных русых волосах солнце блестит оттенками золотого, когда Ривен проводит языком по пересохшим губам и кидает ей в руки оружие, знаменуя продолжение занятия. Девушка сжимает зубы и крепче перехватывает палку, не сводя взгляда с соперника ни на секунду. Она быстро учится, потому что Ривен не ожидает удара снизу справа. Она увлекается, потому что не замечает, что не чувствует абсолютно ничего в то время, когда специалист искренне хочет размазать её по стенке за очередной внезапный выпад.

«You're my downfall, you're my muse My worst distraction, my rhythm and blues»

      — Почему я не могу тебя прочесть? — спрашивает Муза, напряжённо вглядываясь в глаза напротив.       Густые клубы дыма, вырывающиеся изо рта Ривена, быстро растворяются в холодном воздухе, распространяя стойкий запах травки. Он расслабленно улыбается между затяжками, лениво следит за метаниями феи и делает вывод — она слишком зациклена на своих способностях. Потому что в этой пресловутой девчонке, что при любом удобном случае светится розовым неоном, есть что-то кроме дурацкой эмпатии, разрывающей её на кусочки. Что-то большее, чем все её несуразные аляпистые серёжки-кольца, детские пушистые свитера, блядские короткие шорты или неуместные тугие хвостики. Муза, у которой карие глаза тоже светятся, но только беспокойством, чем-то интригует его, заставляя снова и снова идти на поводу у её нестандартных просьб.       — Просто я нихуя не чувствую, — так легко срывается с губ специалиста фраза, конец которой тонет в сдавленном кашле.       Она фыркает, хмуря нос от запаха косяка, и переводит взгляд на его ладонь, расслабленно лежащую на подлокотнике кресла. Она чуть мозолистая от постоянных тренировок с оружием, но доверительно тёплая — Муза знает. Ривен не обращает внимание на её напряжённый взгляд, изучающий ладонь, лишь очерчивает контур девичьей фигуры, покрытой ярким светом неоновой иллюминации помещения. Голова кружится от выкуренного косяка и вдалбливающей не первый час музыки, когда Муза в нерешительности прикусывает губу и всё же решает дотронуться до чужой руки.       Он не ведёт и бровью, когда чувствует её нежную кожу своей. Это кажется чертовски правильным. Правильным даже тогда, когда её глаза всё-таки вспыхивают раздражающим розовым и когда она так умело касается его эмоций. Косяк уже не вставляет как в первый раз, но её прикосновения как раз дурманят, путают мысли, создавая в голове плотное марево. И есть только один ориентир — её ярко-розовые радужки, светящиеся интересом и интригой. В них всё, что важно именно сейчас.       Его эмоции странные. Они удивляют, потому что Ривен не похож на парня, который боится. Но его всепоглощающий страх красным неоном горит в голове Музы. Она чувствует его всем своим естеством и не может понять, почему он позволяет ей узнать о его слабостях. Страх Ривена — прежде всего перед самим собой — абсурдный, деструктивный. Он передаётся и Музе, которая держит руку парня своей и чувствует мелкую дрожь.       — Почему ты так боишься? — спрашивает она, не отнимая ладони, потому что хочет искренности, хочет знать, если он соврёт ей.       — Потому что часто я делаю больно людям, которые дороги мне, и лишаюсь их навсегда, — чуть напряжённо отвечает он, вкручивая дотлевающий косяк в столешницу. — Я боюсь, что в конце концов останусь один.       Муза смотрит на него сквозь неоново-розовую пелену и знает — он не соврал ни единым словом. Он искренен до последней эмоции, и для него это дебют, потому что Ривен никому не открывался по своей воле, а Муза может прочесть его и без согласия, поэтому в сопротивлении нет смысла. Муза вообще какая-то непохожая ни что, из того, что раньше казалось привычным лайфстайлом. Она светлая и непорочная. Она сломанная ровно так же, как и он. Разбросанные по полу осколки двух сосудов собираются вместе, но из них никогда не получится то же самое, что было изначально. Ривен смотрит на Музу и думает, что она не просто читает его эмоции, но и чистит их от всего мусора, который портит ему жизнь.       И тогда девушка улавливает что-то такое, что уже чувствовала от других людей, что впечатляет на долгое время, что забыть невозможно. Муза судорожно отрывает руку, как от открытого пламени, и её радужки тухнут, окрашиваясь в привычный тёмно-карий цвет, который от иллюминации бликует красным. В потоке эмоций Ривена, в их неконтролируемой бездне, выделяется всего одна, но яркая, мощная, особенная — любовь. Она нежная, хрупкая, пугливая, такая, по которой можно сказать — в первый раз. И это тот случай, когда Муза не верит своей силе эмпатии, что всегда работала безотказно и избыточно. Она нелогично ставит информацию под сомнение и пытается найти доказательства в глазах напротив, в которых зрачок почти полностью поглотил радужку.       Ривен, несмотря на дурманящие голову вещества, мыслит чисто. Поэтому не понимает реакции феи. Он смотрит в её глаза пристально, пытаясь понять, что же такого она прочла в его эмоциях, что смогло её ввести в ступор, и чувствует беспокойство, когда замечает её смятение.       — Всё в порядке? — обеспокоено спрашивает Ривен и уже сам переплетает их пальцы, пытаясь привести девушку в чувство.       Радужки снова вспыхивают розовым, и эмпатия снова работает тогда, когда не следует, потому что Муза боится подтверждения предположения, но вновь находит эту тёплую эмоцию Ривена и не может ей противиться. Муза — фея разума, поэтому плачет, когда рядом грустит человек.       Муза — фея разума, поэтому выдыхает жарко и опускает вторую ладонь на щёку Ривена с несколькодневной щетиной, когда чувствует его любовь, объект которой — она.       Она целует первой, медленно опускаясь на его колени, и откидывает волосы за спину, когда он немного дрожащими руками очерчивает её подбородок. Он целует её не так, как остальных безликих первокурсниц, — он делает это неторопливо, трепетно, пытаясь в каждом жесте проявлять галантность. Муза другая, но не потому, что лезет в голову, а потому, что оказалась там не благодаря эмпатии — лишь из-за того, какой она является на самом деле. Потому что её силы — это не есть вся она. И в тот момент, когда Ривен сможет в этом её убедить, она полюбит его в ответ.

«You're my end and my beginning Even when I lose I'm winning»

      В конце концов, Муза находит себя. Но, почему-то, это происходит в чужих каштановых волосах, хитрых глазах, поджаром теле и голове, наполненной страхами. Потому что Ривен напоминает ей, какие собственные эмоции на вкус. Они разные и яркие, потому что свои. От них страдаешь сильнее, наслаждаешься больше, грустишь апатичнее, но с пониманием того, что это личное, не чужое. Парадоксально, но в этом грозном придурке находится всё, чтобы вернуть фее вкус к жизни. Потому что все его страхи забивает самая яркая эмоция, превалирующая над другими, — любовь к Музе, которая не проецируется девушкой на себя. У неё есть своя, такая же.       Она отгораживает свои эмоции от чужих, делит их умело и знает, что из чужих с удовольствием смакует только симпатию Ривена, которая удивительная и непохожая ни на что.       В страхах Ривена есть всё, чтобы любить Музу.       Среди всех эмоций Музы любовь к Ривену — ведущая.

«Cause all of me Loves all of you» John Legend — «All of me»