Сердечные Враги/Cordial Enemies

      Драко Малфой причинял прекрасному полу множество хлопот, но тяжкого вреда здоровью до сих пор никогда.       Да, дорогие читатели, мы можем эксклюзивно поведать, что мистер Драко Малфой, бывший самый завидный холостяк по версии этого издания, стал причиной госпитализации одной несчастной, грустной и, скорее всего, одинокой женщины. Миссис Бангсли-Терпинтон, вдова преклонных лет, была помещена в больницу Святого Мунго после инцидента в кафетерии Министерства магии. Полагаю, все мы знаем, о каком инциденте идет речь: о снятии перчатки мисс Гермионы Грейнджер.       Как мы уже подробно обсуждали, мисс Гермиона Грейнджер является причиной того, почему мистер Драко Малфой значится бывшим самым завидным холостяком, но, к сожалению, мисс Грейнджер, похоже, пока не удалось обуздать крутой нрав мистера Малфоя.       Миссис Бангсли-Терпинтон восстанавливается после травмы головы, которую она получила, когда перевозбудилась во время непристойного орального выступления мистера Малфоя. По словам коллеги, миссис Бангсли-Терпинтон была более чем обычно забывчива, и этот служащий Министерства утверждает, что на прошлой неделе миссис Бангсли-Терпинтон запамятовала переодеть свою ночную сорочку, прежде чем прибыть на рабочее место. Данному корреспонденту дали понять, что объемная конфетно-розовая мантия с вышитыми котятами была на пике моды у женщин определенного возраста около пятидесяти лет назад. Как чудесно видеть бережливость в действии!       Мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть, страдает ли миссис Бангсли-Терпинтон от нанесенного психического ущерба в результате этого инцидента. Однако мы желаем ей скорейшего выздоровления. — Февраль 2009 года, Социальный Стукач для «Ведьминого Досуга»

***

      Драко Малфой вошел в свой кабинет летящей походкой.       Сияло солнце, пели птицы, и в мире воцарилась гармония. Он не чувствовал себя таким жизнерадостным с тех пор, как умер дальний родственник по материнской линии, и он узнал, что его кузен Хьюберт был вычеркнут из завещания.       — Почему у тебя такой тошнотворно жизнерадостный вид? — спросил Блейз, поднимая взгляд от своего вороха утренней совиной почты. — Кто умер? Твой кузен Хьюберт?       — Угадай, кто пришел вчера вечером? — поинтересовался Драко, самоуверенно облокотившись на стол Блейза. — Гермиона. Она исследовала мою библиотеку всю ночь напролет.       Драко вложил в свои слова значительное количество непристойного налета, но брови Блейза, к его разочарованию, остались ровными.       — Поскольку вы осквернили мой стол, — сказал Блейз, окуная перо в чернила и позволяя ему зависнуть над документом, выглядящим утомительно длинно, — и несколько чуланов для метел в Министерстве, ты должен меня простить, если я не выгляжу столь впечатленным данным эвфемизмом.       — Она действительно исследовала мою библиотеку!       — Получила ли она также доступ в твою Запретную секцию?       — Это, — сказал Драко с явным презрением, — просто ребячество, Блейз.       — Я вижу, что ты просто умираешь от желания рассказать мне. — На этот раз Блейз даже не поднял глаз, просто прилежно вернулся к своим письмам, выцарапывая какие-то детали на одном, прежде чем перейти к другому. Это было почти так же, как если бы он писал под диктовку.       — Не думаю, что тебе так уж интересно.       Драко приподнял край одного из писем Блейза, вглядываясь в беспорядочную писанину. Она выглядела очень плотной для квиддичной переписки, которой обычно недоставало как качества, так и количества, поскольку игроки в квиддич на самом деле не славились своим умением обращаться со словами.       Блейз шлепнул Драко по руке стопкой пергаментов. Он вздохнул и опустил перо.       — Продолжай. В течение следующих десяти минут все мое внимание будет принадлежать тебе, и тебе лучше сделать их увлекательными.

***

      Гермиона Грейнджер была в его руках, и это было все, о чем воображал Драко, и даже больше. Во-первых, он, казалось, недооценил ее грудь, по крайней мере, на один размер, и был восхищен этим открытием. Во-вторых, она была теплой, настоящей, и слегка пахла цитрусовыми, в отличие от его грез о вымышленной Грейнджер с меньшей грудью.       — Черт побери, — это было единственное ругательство, которое он успел произнести, прежде чем ее волосы задушили его, и мир погрузился во тьму.       Он отплевывался, поднимая ее и ставя на то, что, как он надеялся, было ее ногами. Конечно, он обнимал ее за талию, чтобы поддержать. Она явно была навеселе, и выскочила из камина, как квоффл, отправленный в полет чрезмерно воодушевленным охотником, которым, как он предполагал, она технически являлась, и хотя сам Драко едва ли был вратарем, он оказался весьма впечатлен ловкостью и сообразительностью, которые задействовал, когда она выскочила из его камина, крича во всю мощь своих легких. Это было исключительно по-джентльменски.       Его пальцы обхватили изгиб ее талии, и он слегка сжал ее.       Абсолютно по-джентльменски.       Он поднял свободную руку, убирая ее волосы со своих глаз и носа, чтобы иметь возможность дышать.       Ее лицо раскраснелось: румянец окрасил щеки, как будто художник мазнул по ним краской. Ее глаза были еще темнее, чем обычно. Возможно, дело было в том, насколько поздним был час. Это могли быть тени, которые сгущались в каждом углу главного зала. Или это мог быть алкоголь, но ее зрачки, казалось, поглотили коричневую радужку, пока она смотрела на него. Ее взгляд был затуманен, и тусклые огоньки свечей мерцали в глазах, как звезды в безоблачную ночь, когда на небе нет луны, а холодный ветер заставляет ивы печально плакать.       Ему нужно было остановиться на этом, прежде чем он начнет сравнивать Гермиону с дорогой, по которой меньше ездят.       — Это было внезапное проникновение, — произнес он, прежде чем понял, как это прозвучало, и поморщился.       К счастью, она была либо слишком пьяна, либо слишком наивна, чтобы понять его случайный намек.       — Прости, — сказала она, — Джинни… — она икнула, — сумасшедшая.       — К моему удовольствию, — честно признался он. Его рука все еще обнимала ее за талию, а мизинец касался пояса джинсов.       — Я не собиралась. Лучше я пойду, — она покачнулась, как пьяный матрос. — Я не собиралась кончать… этот вечер у тебя в библиотеке.       Он закусил губу от ее слов, прежде чем вспомнил о своей джентльменской позиции и отбросил все помыслы о Грейнджер и слове «кончать» на задворки своего сознания.       Она попыталась выпутаться из его объятий и чуть не упала лицом на мраморный пол, прежде чем ему удалось снова подхватить ее.       — Боюсь, в таком состоянии ты никуда не пойдешь. — «Кроме как в постель», — были слова, которые он совсем себе не доверял произнести, поскольку она начала превращаться в желеобразное беспозвоночное. Она повисла на нем, раскинув конечности, как осьминог.       — Нет. Нет, — она затрясла головой, и та замоталась из стороны в сторону. — Это непрофессионально с моей стороны — находиться здесь.       По крайней мере, он думал, что именно это она и сказала; ее слова были настолько невнятными, что он был уверен — если она попытается переместиться, то в конечном итоге вывалится в фермерском доме где-нибудь в Лихтенштейне.       — Вечерние развлечения были рабочим мероприятием?       Она снова потрясла головой, и волосы упали ей на лицо.       Он убрал волосы с ее глаз, борясь с желанием заправить их ей за ухо.       — В таком случае мы не на службе у Министерства, и, соответственно, не должны беспокоиться ни о каком кодексе профессионального поведения.       Не то чтобы она казалась слишком озабоченной профессионализмом, когда затаскивала его в кабинеты и на столы, притворяясь, что набрасывается на него.       Она уставилась на него остекленевшими глазами.       — Мы… — начала она и заморгала. — Мы враги, помнишь? Враги не могут показывать друг другу свои библиотеки.       С каждым словом ее голос становился все тише и печальнее.       Он нахмурился, но только на мгновение, не желая смущать ее еще больше или заставлять преждевременно обзаводиться морщинами.       — Враги, — медленно произнес он, наблюдая за ее слегка приоткрытыми губами, — всегда пытаются отыскать слабости друг друга. Увидеть мою библиотеку — значит всего лишь воспользоваться этой слабостью. Не так ли?       Эти слегка приоткрытые губы шевелились, словно беззвучно произнося какой-то сложный расчет. Затем ее голова склонилась набок, а брови резко нахмурились.       Похоже, он перехитрил пьяную Гермиону Грейнджер. Десять очков Слизерину.       Внутри он уже был готов исполнить праздничный танец, когда она упрямо сжала челюсти.       — Не думаю, что библиотеки следует использовать. Это звучит аморально.       Она могла использовать его и его библиотеку в любой день. Может быть, даже в одно и то же время.       Его совершенно порочный разум внезапно вернулся к шокирующим и восхитительным образам того, как он мог бы брать ее в библиотеке. Ее дерзкий зад примостился бы на одной из лестниц, пальцы обхватили деревянные края, когда он схватил бы ее за бедра и погрузился в нее.       Блядь.       Он слегка ослабил хватку на ее талии, отодвигаясь в сторону, чтобы она не обнаружила его деревянный край.       — Мне нужно идти.       Она повернулась, опираясь на его руку, которая поддерживала ее, пока она шла. Ее глаза расширились, а лицо вытянулось, когда она посмотрела на огонь.       — Джинни закрыла каминную сеть, — произнесла она, ее голос звучал беспомощно, и это заставило сердце Драко обливаться кровью чуть сильнее.       — Боюсь, что ты застряла здесь.       — Но… мне нужно домой, нам завтра на работу.       — Грейнджер, — он положил руку ей на спину, выводя маленькие круги большим пальцем, — ты не в том состоянии, чтобы пользоваться каминной сетью. Я не претендую на то, чтобы быть образцом трезвости… или чуткости, но даже я знаю, что перемещаться небезопасно, когда когнитивные функции не полностью подчиняются человеку.       Она повернула к нему лицо, ее профиль был освещен золотым сиянием огня, и издала легкий вздох, который почти походил на смирение.       Мерлин, как же он хотел ее.       Ее челюсть все еще была невероятно упрямо сжата.       — К тому же, миссис Поттер привела очень веский довод, — он мягко потянул ее вперед, увлекая в один из коридоров, ведущих в глубину дома. — Мы встречаемся, а ты — печально известный книжный червь, и до сих пор не видела мою библиотеку. Это почти скандально, Грейнджер.

***

      — Ты серьезно заявляешь мне, что встречаешься с Гермионой «я жила в библиотеке Хогвартса» Грейнджер, и ты соблазнил ее не своей обширной коллекцией книг и фолиантов? — грубо перебил Блейз.       — Ты грубо перебиваешь, — сказал Драко. — И нет, я ей понравился за другие вещи.       — Если только это не какая-то продолжительная афера, чтобы заглянуть в твои архивы.       — Не… не будь смешным.       — Конечно, конечно, ты нравишься ей по другим причинам, таким как твоя яркая индивидуальность и доброта.       — Ты хочешь услышать продолжение истории?       — Не особенно, нет, но ты будешь дуться несколько дней, если не расскажешь мне, так что продолжай.       — Как я уже говорил, я вел ее в библиотеку. Ты бы видел, как у нее участилось дыхание, когда мы подошли ближе. Ее щеки, ты, возможно, и сам заметил, на них появляется прелестнейший румянец, когда она чем-то взволнована, оттенка пыльной розы…       — Это может шокировать, но не все из нас так же, как ты, повернуты на том, как дышит Грейнджер или какого цвета она становится.       Драко чувствовал, что это было исключительно хорошо, что Блейз не замечал ничего такого, каким бы глупым он ни был. Было и так достаточно сложно удерживать ее внимание, не добавляя еще больше мужчин в эту смесь. Крам. Уизли. Вымышленные мужчины из книг. Это было почти чересчур.       — Я подготавливаю публику. Так поступают все великие рассказчики, — голос Драко был напряженным.       — И ты знаешь это по личному опыту?       — О, да заткнись, наконец.       — Ничего не могу обещать.       — Представь себе, — сказал Драко, разводя руки, словно желал передать простор перед ними, — двери библиотеки закрыты, и мы идем по коридору. Грейнджер прижимается ко мне, чтобы сохранить равновесие, ну, ты понимаешь. — Его собственное лицо слегка вспыхнуло, напомнив ему: — У нее розовые щеки, — сказал он, — как я уже упоминал, и ее темные глаза сверкают от предвкушения, когда я взмахиваю своей палочкой…       — Мне не нужны грязные подробности, Малфой.       — Я думал, ты заткнулся, — сказал Драко, пытаясь одним взглядом передать Блейзу, как сильно выпотрошит его, если он будет продолжать эти малолетние отвлекающие прерывания. — Моя рука на рукоятке — ни слова — и я поворачиваю ее — я слышу, как ты ухмыляешься, Забини — и дверь распахивается. То, как она ахнула, — он прислонился к столу Блейза, сталкивая стопку бумаг каскадом на пол. — Я думал, она потеряет сознание.       Блейз наклонился и небрежно собрал свои бумаги. Драко наблюдал за ним. Если Блейз был достаточно глуп, чтобы оставлять ворохи пергаментов валяться где попало, когда он рассказывал истории, то это было его заботой.       — Драко Малфой, — пробормотал Блейз в пол, — заставляет женщин терять сознание с июня тысяча девятьсот восьмидесятого.       — Она чуть не лишилась чувств со мной.       — Уверен, что это не от скуки? Переходи к делу, или ты забыл, что тебя ожидает планирование по сбору средств для Докси, которое ты о-как-великодушно повесил на нас. — Блейз выдал чересчур зубастую улыбку, явно предназначенную для того, чтобы напомнить оскал Докси.       Драко проигнорировал напоминание о первых шагах его и Грейнджер в качестве пары в далеком прошлом минувшего понедельника.       — Она чуть не лишилась чувств и вцепилась в меня, когда увидела открывшийся перед ней вид.       — Полагаю, твое обнаженное тело производит такое же воздействие на женщин.       Драко скрестил руки на груди, чтобы подчеркнуть свое неудовольствие.       — Если ты не умолкнешь, Забини, я не скажу тебе больше ни слова.       Блейз прижал руку ко рту.       — О нет, ужас, — произнес он монотонно. — Что угодно, только не это.

***

      Гермиона спешила через Министерство, пряча лицо, левая рука слабо старалась пригладить нечесаные волосы, пока она пыталась как можно скорее добраться до своего офиса.       Она ни разу не приходила на работу так поздно, тем более во вчерашней одежде, и никогда босиком.       Она была практически переполнена чувством стыда, когда крадучись спустилась в свой офис, стараясь избегать контакта глазами, пытаясь разгладить очевидные помятости на рубашке, и забилась в самый дальний угол лифта.       Брайан выглядел возмутительно, сокрушительно бодрым за своим столом, расположенным перед ее офисом.       Гермионе понравилось именно это, когда она его нанимала. Он один из тех беспощадно радостных жаворонков, которые могут написать письмо или записывать под диктовку в 6 утра. Гермиона также была бодрым утренним человеком и была очень рада найти сотрудника с похожей характеристикой. Сегодня же она сочла его жизнерадостную улыбку раздражающей и ненужной.       — Доброе утро, мисс Грейнджер!       Гермиона вздрогнула и захотела что-нибудь ударить.       Его голос прогремел в ее голове, хотя эльф Малфоя дал ей антипохмельное зелье, когда она проснулась. Это помогло, но она все еще чувствовала затяжные последствия алкоголя, сосущие под ложечкой. Вдобавок к тому, что она проснулась в Малфой Мэноре с худшим похмельем в своей жизни, все ее тело болело, и тянуло во многих местах, о которых она даже не подозревала, что они в принципе могут тянуть. Очевидно, эльфы Малфоя не держали зелья для этого или не сочли нужным предложить их.       Не то чтобы она спрашивала, потому что была слишком шокирована, чтобы сделать что-то большее, чем бормотать оправдания вперемешку с извинениями и попытаться найти выход из этого непристойно огромного дома.       Она чувствовала себя так, словно ее растоптал дикий жеребец.       Она спала в библиотеке Малфоя до тех пор, пока полуденное солнце не проникло в окно — свет пробивался сквозь занавески с такой ослепительной интенсивностью, что она подумала, будто ее череп может треснуть, когда, наконец, проснулась с мучительным стоном.       Малфой, тот, кто в первую очередь настоял на том, чтобы она осталась и осмотрела его библиотеку, бросил ее, отправившись на работу четырьмя часами ранее, оставляя Гермиону просыпаться и быть встреченной не его заостренным лицом, а морщинистой мордой разгневанного домашнего эльфа, который совершенно ясно дал понять своим выпученным взглядом, что библиотека была его священным владением, и позорно пьяное «я» Гермионы осквернило ее. Никогда в жизни она не чувствовала себя более осужденной.       Выпив антипохмельное зелье, она бесконечно извинялась за состояние библиотеки, клялась и божилась, что никогда раньше не делала ничего подобного. Она бормотала извинения, когда ее решительно выпроводили, отклонив предложение помочь расставить книги по местам.       Затем ей пришлось нескладно оправдываться перед другими эльфами, предлагающими завтрак, или ей был бы предпочтительнее обед? Именно так она обнаружила, что уже перевалило за полдень, а это означало, что она пропустила два совещания.       Она никогда в жизни больше не прикоснется к джину.       Официально: она была слишком стара для похмелья и для сна где угодно, кроме настоящей кровати. Не было никакой уверенности в том, что ее шея когда-нибудь снова повернется должным образом.       Она потерла мучительный узел на плече, стараясь не прожигать взглядом Брайана за то, что он был таким излишне бодрым.       — Доброе утро, — тихо произнесла она, надеясь, что он поймет намек и снизит громкость примерно на двадцать децибел. — Прости, я опоздала, мне следовало предупредить.       — Все в порядке, заходил мистер Малфой, сказал, что у вас была долгая ночь и вы прибудете поздно.       Гермиона в ужасе уставилась на Брайана.       — Неужели? — она поморщилась, прислонясь к его столу. — Мал… он… всем рассказывает о моей… долгой ночи?       Брайан нахмурил брови.       — Не могу сказать.       Гермиона сглотнула, желудок скрутило от ужаса. Не то чтобы рассказы о том, что она провела ночь в доме своего «парня», на самом деле были чем-то, что могло бы вызвать удивление, за исключением того, что она действительно провела там ночь, и Драко не был ее парнем.       — Ладно. Что ж… Я… — она указала на свою дверь, а затем поспешила внутрь, закрывая и сразу откидываясь на нее. Ее глаза закрылись, когда она сползла на пол.       Одному Богу известно, какую историю рассказывал Малфой. Гермиона Грейнджер пьяная в стельку бросилась через каминную сеть, чтобы взглянуть на его знаменитую огромную библиотеку, а затем… как только оказалась там, она…       Она…       Она почти ничего не помнила об этой ночи. Она не знала, что расстраивало больше: проснуться с похмелья в огромной библиотеке Драко или тот факт, что она не помнила ничего из того, что прочитала там.       Она пыталась вспомнить что-нибудь, но после того, как они с Джинни покинули бар, все было как в тумане, а с момента, когда Драко распахнул дверь библиотеки, в памяти был почти полный провал.       Те немногие детали, которые всплывали в ее сознании, мучили все отчетливее, и с каждой новой подробностью Гермиона все больше умирала внутри. Самые яркие моменты включали в себя то, как она, прислонившись к книжному шкафу, тихо напевала о позолоченных тиснениях, почти в экстазе вздыхая от звука трения кожи, когда стягивала книгу с полки, ласково проводя кончиками пальцев по жестковатому краю страниц, прежде чем скользнуть пальцами внутрь, а затем разложить ее на коленях, глубоко вдыхая аромат, исходящий от бумаги.       Возможно, она даже пускала слюни.       Она поднялась с пола и направилась к своему креслу, а сев, уронила голову на стол, морщась, когда столкновение сменилось болью и тошнотой от подавленного похмелья.       Она никогда больше не сможет смотреть Драко в глаза. Все это было просто слишком стыдно.       Раздался резкий стук в дверь, который пронзил ее сознание, как арбалетная стрела. Она тут же подняла голову, расправляя рубашку и пытаясь пригладить волосы, почти встала, когда дверь распахнулась, и в комнату ворвался Малфой с улыбкой на лице.       В отличие от нее, он выглядел идеально: волосы зачесаны назад и в то же время слегка взъерошены, глаза яркие и сияющие. Даже его зубы излишне блестели.       Она вздохнула, откидываясь на спинку кресла, размышляя о том, стоит ли спрятаться под столом в надежде, что он в конце концов придет в замешательство и ретируется.       — Дорогая Грейнджер, как твои дела в этот прекрасный день? — он опустился в кресло напротив нее, пробегая глазами сверху вниз, как будто оценивая каждую помятость и спутанный локон. — Тебя очень не хватало на утреннем совещании, но я всех заверил, что с тобой все в порядке. Всего лишь засиделась допоздна, но в целости и сохранности спишь в Мэноре.       Гермиона закрыла лицо обеими руками.       — Я умолчал, — продолжил он, — что ты предпочитаешь спать на полу в библиотеке. Мне казалось, что ты этого не оценишь, — а потом он улыбнулся, как будто оказал ей большую услугу.       Гермиона поморщилась и отстранила пальцы, глядя на него и пытаясь прочесть по выражению лица, насколько сильно ей удалось опозориться прошлой ночью. Он излучал самодовольство, а это, вероятно, означало, что она сделала что-то невероятно унизительное, и чем скорее она точно узнает, что именно это было, тем скорее сможет начать устранять последствия.       Проблема была в том, что ей не хотелось признаваться Драко, что она не помнит, что произошло прошлой ночью. Зная его, если бы она это сделала, он, вероятно, выдумал бы какую-нибудь совершенно фантастическую историю, и ей пришлось бы отправлять повестку в суд его домашним эльфам, чтобы докопаться до правды. Лучше всего было просто позволить ему говорить. Она была уверена, что он не преминул бы подробно рассказать обо всем, что ей удалось натворить, если бы возникла достаточно большая пауза, которую можно было заполнить.       — Ты мог хотя бы предложить диван, — сказала она, осторожно касаясь задней стороны шеи.       Он прижал руку к груди.       — Я предлагал, но ты пригрозила укусить меня, если я помешаю твоему ненасытному чтению «Законов и физики» Гэмпа.       Левый глаз Гермионы дернулся от осознания того, что у Драко не только была копия одной из самых редких книг в волшебном мире, но она прочла ее и забыла.       Бледная аристократическая бровь мигрировала вверх, как какая-нибудь птица или политик, отправившийся на зимние месяцы в теплые края, и он склонил голову набок.       — Гермиона, я знал, что ты хорошенько надралась и тебя прилично унесло, но разве ты не помнишь прошлую ночь?       Гермиона выпрямилась, изо всех сил стараясь выглядеть невинной, а не обороняющейся.       — Конечно, я помню.       В уголке его рта играла ужасно хитрая ухмылка.       — Конечно, — сказал он, правда слишком нарочито.       — Я… — она изо всех сил пыталась вспомнить хоть что-нибудь достаточно отчетливо. Она помнила Драко, помнила, как скользила вниз по перилам одной из спиралевидных лестниц, и помнила, что там были книги. Очевидно, в библиотеке были книги. Эта огромнейшая, прекрасная библиотека… — Я читала. Я очень увлекаюсь, когда читаю. Любой может тебе это подтвердить.       — Конечно, — повторил он, передразнивая ее собственные слова так, что ей захотелось поклясться никогда больше не говорить «конечно». — Теперь я, — продолжил он, — близко ознакомлен с тем, как страстно ты относишься к библиотекам. — Он все еще выглядел как кот, наевшийся сметаны. — Должен признаться, я никогда не видел ничего подобного.       Гермиона в отчаянии уставилась на него.       — Правда?       Он наклонился вперед, в глазах плясали огоньки.       — Я думал, ты набросишься на меня после того, как я показал тебе наш раздел алхимии.       Слабое чувство страха начало подкрадываться к ней.       — Ты серьезно?       — Хотя это было ничто по сравнению с тем, что ты вытворяла после того, как увидела, что в библиотеке есть полный комплект «Ботанических красот» Бодлера.       Она была уверена, что он дразнит ее. Она по-совиному моргнула.       — Ничего такого не было.       Он ухмыльнулся.       — Ты действительно не помнишь, не так ли?       Она отказалась отвечать, скрещивая руки на груди.       Он откинулся на спинку стула со вздохом, который был слишком долгим, чтобы быть настоящим.       — Все в порядке, не могу сказать, что я удивлен, просто потрясен осознанием, что ты не помнишь нашу первую совместную ночь.       — Между нами ничего не было, — сказала она ровным голосом, совершенно уверенная, что, независимо от того, как мало она помнила, она могла бы сказать, действительно ли трахалась с Драко прошлой ночью.       — Нет. Не было, — он застенчиво опустил ресницы и поправил манжету. — Хотя ты довольно развязна, когда пьяна. Когда ты не ласкала мои книги, ты ласкала меня.       Гермионе хотелось возразить против такой клеветы, но она боялась, что у нее недостаточно оснований для защиты. Рон и Гарри ругали ее в прошлом за импульсивность в пьяном состоянии. Вполне возможно, что после всего того времени, что она провела в размышлениях о Драко и о том, каково это, когда он прикасается к ней, что его, вероятно, в какой-то степени влечет к ней, и о том, насколько одинокой она станет через семь дней, она была достаточно пьяна, чтобы попытаться что-то предпринять. Они целовались?       После всего того времени, что они провели за разговорами об этом, она не могла отрицать, что представляла сценарии, в которых они будут целоваться, как его губы будут касаться ее губ, как жар его тела охватит ее… Где именно она его трогала?       Ее лицо становилось все горячее и горячее, а подкрадывающееся чувство страха превратилось в полноценный страх, поселившийся в ее животе и теперь неуклонно продвигающийся к груди.       Все это было просто глупо и несправедливо. Все это. Она провела целую ночь в самой прекрасной библиотеке, которую когда-либо видела, со скользящими стремянками и спиралевидными лестницами, и книжными шкафами полными редких книг, и все, что она могла вспомнить, это то, как выглядели тиснения на коже. У него была копия «Законов и физики» Гэмпа. Ей хотелось плакать из-за всей этой несправедливости.       Она не могла просить о повторном визите, даже если бы была готова вынести снисходительное порицание библиотечного эльфа, и, честно говоря, она не была уверена, что сможет. Однако, даже не считая библиотечного эльфа, если такой серийный распутник, как Драко, упустил возможность заняться сексом с кем-то при первой же возможности, это, вероятно, происходило потому, что у него на уме было более изощренное соблазнение.       Что бы она ни сделала прошлой ночью, он явно воспринял это как знак поощрения, особенно учитывая то, как ему удалось материализоваться в течение нескольких минут после ее прибытия в Министерство. Может быть, она даже что-то сказала, призналась, что он разрушает ее либидо. Боже упаси. Она никогда не переживет этого, если ей придется продолжать работать с этой сволочью в обозримом будущем. Мысль о том, чтобы сидеть напротив Драко через несколько недель, когда их фальшивые отношения закончатся, а враждебность возобновится, и дать ему понять, что она находит его привлекательным, была слишком чудовищной, чтобы даже думать об этом. Благотворительный флирт был бы еще худшим вариантом, чем если бы он просто снова начал игнорировать ее.       Она все еще чувствовала слишком сильную тошноту, чтобы пытаться переварить все это.       — Я был бы счастлив, — Драко наклонил голову, что выглядело слишком очаровательно для ее собственного рассудка, — если бы ты снова посетила мою библиотеку, дом, — добавил он, вероятно, в ответ на ее ошеломленное выражение лица. — Буду рад видеть в любое время, считай, что у тебя есть карт-бланш на мои фолианты. — Он слегка приподнял брови, одаривая ее улыбкой, которую она признала искренней.       Она отвела взгляд.       — Я не думаю, что это… — она замолчала, пытаясь подобрать подходящее слово. Необходимо? Целесообразно? Выносимо? Неужели она действительно упустит шанс снова увидеть его библиотеку?       — Ты не думаешь — что? — спросил он, и впервые в его тоне послышалась нотка той резкости, присущей высшему классу. Как будто он только что нашел что-то живое в своем салате и хотел поговорить с менеджером.       Гермиона напряглась.       — Не думаю, что мне было бы вполне удобно прийти к тебе домой, чтобы еще раз посетить твою библиотеку.       При этих словах его подбородок опустился, серость глаз стала плоской. Она отвела взгляд.       В конце концов, что, если она все-таки решит прийти, а он будет там с кем-то другим? И ей придется вести себя дружелюбно и безразлично к тому факту, что другие люди, которые, вероятно, даже не оценили библиотеку должным образом, имели еще больший доступ к ней, чем она, и бесконечно играть роль одной из бывших Драко всякий раз, когда она случайно столкнется с ним, потому что в его случае он никогда не будет один. Он казался почти неспособным делать что-либо в одиночку. Даже его кабинет был совместным.       — Почему нет? — вопрос был для него несвойственно кратким, с едва заметной ноткой раздражения.       — Я… я просто не… — как она могла объяснить ему все это? Уязвимость, щемящее чувство внутри всякий раз, когда она думала о том, что он идет дальше, в то время как она снова попадала в тот же замкнутый круг, в котором была до того, как приступила к их безумному уговору. Перспектива работы, еще большего количества работы и нехватки сна расстилалась перед ней, как хорошо проторенная тропа.       Не то чтобы она хотела встречаться с ним или не хотела, чтобы он шел дальше, просто чувствовала себя в ловушке неизбежности всего этого; то, что она чувствовала или не чувствовала, или хотела, не имело никакого отношения к тому, что в конечном итоге должно было случиться. Это чувство безысходности погружалось все глубже и глубже, зарываясь в ее грудь.       — Ты не — что? — спросил он, и она не могла с уверенностью сказать, была ли более раздражена или испытала облегчение от того, что ее прервали. — Я буквально даю тебе пригласительный билет. Я почти не пользуюсь библиотекой, а ты получаешь от нее такое очевидное удовольствие, как я мог не предложить тебе?       Он произнес это так удручающе серьезно.       — Это… на самом деле не то, о чем тебе следует беспокоиться.       — Джиневра была права, — сказал Драко, хотя слова, казалось, застряли у него в горле, как будто признание того, что Уизли или Поттер были правы в чем-то, причиняло ему физический дискомфорт. — Странно, что мы встречаемся, а ты не видела мою библиотеку. Даже Блейз удивился, когда я рассказал ему об этом. На самом деле он предполагал, что именно так я тебя и соблазнил.       Она посмотрела на свои колени, ковыряя кутикулу, и очень хотела просто смириться с тем, что ей придется застрять с Кормаком на свадьбе или заставить Брайана сопровождать ее.       Ее челюсть свело от разочарования, а горло сжалось. Ей уже осточертел этот разговор.       — Да. Что ж, мы скоро перестанем «встречаться». Свадьба в эту субботу, и тогда все будет кончено, — резким тоном произнесла она.       Глаза Драко сверкнули, губы стали очень тонкими, и то немногое, что она могла видеть, побледнело. Он поерзал в кресле, выпрямился, расправил плечи и медленно вдохнул.       — Ты, как всегда, совершенно права, Гермиона. В эти выходные наша маленькая шарада подойдет к концу. Больше не придется тайком проводить время в моей компании под предлогом того, что ты находишь меня желанным партнером. — Его ноздри раздулись, а затем он сверкнул острой, как бритва, улыбкой, которую она много раз видела на собраниях за последние пять лет. — Прошу прощения за то, что я отнял у тебя так много времени.       Он встал, его глаза были как кремний, пока он поправлял свою мантию и начал поворачиваться, чтобы уйти.       Она отчаянно вздохнула, одновременно испытывая боль и облегчение, что он так внезапно вернулся к своему более привычному фальшивому очарованию.       — Драк… Малфой, это же… веселье. Я ценю, что ты согласился и помог мне, я просто… Я думаю, что для нас обоих было бы лучше убедиться, что границы не размываются.       — Веселье, — он рассмеялся, но в его смехе не было ни капли радости. — Отрадно слышать, что мои навыки фальшивого любовника получили твое одобрение — это действительно высокая похвала. Жаль только, что моя партнерша дала что-то вроде некачественного выступления, потому что не может преодолеть собственную чувствительность, чтобы увидеть, что то, что я делаю, все ради представления. Представления, позволь-ка добавить, на которое она сама меня подтолкнула.       Гермиона ощетинилась, вставая.       — Что?       Он оглядел ее с ног до головы, выражение его лица было уничтожающим.       — О, да брось, Грейнджер. Тебя практически заставили проводить время со мной, твоим парнем. Прости, — сказал он с блеском в глазах, — фальшивым парнем. Неудивительно, что нам пришлось убеждать массы, когда ты едва могла находиться рядом с мужчиной, в которого должна была быть влюблена. К счастью, у меня больше опыта в мире свиданий, и я смог компенсировать твое деревянное выступление. Думаю, мы оба можем согласиться, что я проделал отличную работу. Я всех одурачил. Ты была всего лишь реквизитом.       Гермиона гневно уставилась на него, а затем еще больше разгневалась, когда поняла, что Малфой повернулся к ней спиной и вышел из кабинета, как будто не он только что невероятно оскорбил ее.       — Драко! — она погналась за ним в коридор мимо Брайана, который выглядел встревоженным и готовым нырнуть в укрытие, как будто осколки их «любовной ссоры» были материальными.       Малфой был уже в дюжине футов впереди, длинные ноги быстро несли его, мантия претенциозно развевалась вокруг него так, что у Снейпа затуманились бы глаза от гордости.       Она побежала за ним и чуть не врезалась в стену, когда он повернул за угол. Наконец, ей удалось догнать его.       — Я, — она была вынуждена бежать, чтобы не отставать, — проделала столько же работы, сколько…       Он удостоил ее взглядом.       — Тише, дорогая, ты же не хочешь сорвать наше прикрытие и заставить меня устранять еще и последствия.       Ее унизительная пробежка внезапно оборвалась, и она на мгновение застыла в негодующем потрясении, когда он продолжил свой путь по коридору.       Он был таким ублюдком. Оскорбил ее, а затем убежал в коридор, где она не могла с ним спорить. Утверждая, что она ничего не сделала, чтобы помочь их ухищрению, называя ее… реквизитом. Эти отношения всецело были ее идеей. Она придумала всю их предысторию и сумела приспособиться ко всем его нелепым импровизациям. Как он смеет называть ее реквизитом?       Она снова погналась за ним, подрезая его так, что ему пришлось попытаться уклониться, чтобы обойти ее, подставляя правую ногу под его лодыжку. Когда он споткнулся, она подошла, схватила его за мантию и дернула вперед, так что их губы встретились.       Она покажет ему, какая она хорошая актриса.       Она собиралась подарить ему поцелуй, который он запомнит на всю жизнь.