Легенда о любви

      Тэхён откидывает полы своего белоснежного хитона и приседает, чтобы ослабить завязки на кожаных сандалиях. Наконец скидывая обувь, он выпрямляется и ступает на мягкую траву, с наслаждением вдыхает полной грудью. Именно здесь, в вишневом саду, где вместе с матерью они взрастили прекрасные цветы, а с отцом соорудили качели, он чувствует себя живым. Птицы почтительно умолкают, словно знают, что аэд затянет свою песню. Здесь слушателями будут только пернатые, потому Тэхён уверенно берет ноту повыше и приседает на качели, запрокидывая голову к небу. Правда, неба из-за густых крон деревьев почти и не видно, потому в саду намного темнее, чем за его пределами. Ким вообще очень любит темное время суток, ночь, когда видно яркие звезды. Когда время в городе останавливается, в ночной тиши слышится только стрекотание, и даже дышится Тэхёну в это время как-то иначе. Настроение Чонгука подпортили торговцы, у него ведь все было по времени, сейчас он уже должен разминаться и готовиться к соревнованиям, но вместо этого преодолевает только треть дороги. И он негодовал бы дальше, если бы не заслышал чей-то пьяняще очаровательный голос, раздающийся по левую сторону. Сначала ему показалось, что это просто репетиция участника хора, но кто будет распеваться в глуши сада, вдали от домов? Словно зачарованный, атлет идет на голос. Он видит сброшенные сандалии по пути, а потом встречает и самого исполнителя песни. Если бы он был художником или бы просто умел рисовать, то, вероятно, запечатлел этот момент на холсте, но все, что он может сейчас, только запомнить этот момент и отложить в памяти. Парень, что распевался, выглядел потрясающе, и, если честно, Чонгуку даже обернуться пришлось: а не в рай ли он забрел? Но нет, это все еще был сад Ираклиона, но явно посещал его только ангел, неспешно раскачивающийся на качелях с прикрытыми глазами. Пение обрывается резко: Тэхёна застали врасплох, словно опорочили, увидели обнаженным, без хирона, без ежедневных масок скромности и спокойствия, такого чистого и открытого, какой он есть на самом деле. Ким вжимается в качели и смущенно тупит взгляд, искусывая пухлые губы. А в Чонгуке взыграло желание проявить свою самовлюблённость, распушить «павлиний хвост», чтобы понравиться незнакомцу. Молодой аэд выглядел слишком впечатляюще, чтобы упустить шанс покрасоваться. — А я думал, что забрел в рай, — Чон уверенно ступает вперед, сокращая дистанцию, и застывает у самих качелей. — Ты поешь так же, как и выглядишь — обворожительно. Тэхён лишь чувствует уязвимость. Сердце заходится в бешеном ритме. И нет, он не боится забредшего в сад эллина, ему обидно, что его местечко теперь не только его и видели его таким, какой он есть на самом деле. Откуда-то берутся непрошенные слезы, но парень даже плачет красиво, облизывая и кусая дрожащие губы. — Для меня это так оскорбительно, словно ты меня нагим увидел, — наконец выдает Тэхён. Чонгук удивленно вскидывает брови и опускается на корточки перед юношей, продолжая поигрывать мышцами. — Ты что, плачешь потому, что я слышал, как ты поешь? — Да потому что... потому что все это интимно, — Ким прямо желает ступить босой ножкой на землю, оттолкнуться и от несправедливости, происходящей здесь, въехать глупому эллину коленками по зубам. — Ну, раз для тебя это подобно обнажиться, тогда... можешь прийти ко мне на тренировку, — по ухмылке сразу понятно, что Чон не будет стесняться и ему есть что показать. — Я всегда хожу один на поляну у подножия горы, так что... сравняем счёт, чтобы тебе не было так обидно. Тэхён жмет мягкую струящуюся ткань своего хитона, попадаясь на крючок харизматичного атлета, и шмыгает носом то ли в знак согласия, то ли от смущения. — Ну все, не реви, — чуть строже произносит Чонгук, вытянув правую руку к лицу незнакомца и смахнув слезы со щек. — Я уже ухожу. После этих слов эллин вытягивается и разворачивается, удаляясь в сторону выхода из сада, но, вдруг осмелевший, Ким окликает его. — Эй!.. А зовут тебя как? — Чонгук, — ответ поступает незамедлительно; будто Чон ждал этого вопроса. — Тэхён... — тихо роняет аэд, но точно уверен в том, что его шёпот был расслышан.