Для лжи нужны двое

      Мишель была благодарна несговорчивому и угрюмому таксисту, который не стал ни допрашивать её о причинах спешки, ни пытался завязать разговор — в кои-то веки человек просто делал свою работу и вёз такого же молчаливого пассажира прочь, к побережью. Возможно, в Нью-Йорке душевные разговоры с попутчиками вообще были не в чести у местных. Большой город одиночек, хранивших скелеты в своих шкафах под аккомпанемент шумного огромного муравейника.       — Сдачи не нужно, — быстро протараторила она и выскочила пулей из машины, прямиком навстречу свежему воздуху, приветливо погладившему её горящее от стыда лицо и мягко растрепавшему волосы.       Проведя языком по губам, она прикрыла глаза и ощутила во рту привкус соли, улыбнулась мыслям о том, что наконец-то находится там, где и должна быть молодая девушка, вроде неё — не в помпезных залитых светом десятков ламп залах ресторанов гостиниц. Совсем нет. Горящий разноцветными огнями берег, запах еды, готовящейся на костре, ветер, играющий с волнами океана, звали её присоединиться. И Мишель не хотела сопротивляться ни секунды.       Найти Клэр даже на побережье не составило особого труда, в отличие от пути, который Мишель проделала в вечернем платье, неся в руках обувь на шпильке. Босые ноги вспарывали маленькие песчаные холмы, устраивая беспорядок там, где минуту назад не было никаких следов. Рокот близких волн успокаивал, и с каждым шагом дышать становилось всё свободнее. Идя на звук и весёлый гомон, разносившийся на сотни миль вокруг — шум был невообразимым, — она во все глаза смотрела по сторонам, изумленная количеством молодых веселящихся людей, собравшихся на этой вечеринке. Кажется, здесь собрались абсолютно все танцоры, которые приехали на конкурс, а когда испытания были позади, просто отрывались в последний день в большом городе, прежде чем уехать обратно в свою какую-нибудь Северную Дакоту.       Уму непостижимо, сколько таких вечеринок Мишель пропускала сначала из-за трудоголизма и тренировок, а затем и по вине Дина, запершего её в позолоченной клетке, словно диковинку и выпускавшего по собственной прихоти — чтоб «летала и радовала».       Она передернула плечами, словно кто-то на всю открыл вентили в душевой с ледяной водой, но снова смогла заземлиться и принять себя здесь и сейчас. Мишель не была наивной дурочкой и точно знала, что гнев Дина не заставит себя долго ждать, им предстоит тяжелый и эмоциональный разговор, где он попытается в очередной раз продавить её волю, «воззвать к рациональности» и прижать к ногтю… Но она украла сегодняшний вечер для себя, и никому не даст выпить этот долгожданный, дурманящий глоток свободы за неё.       — Мишель! — родной, как любимое домашнее одеяло, чуть хриплый и веселый голос прорезал воздух. Подруга, сидевшая верхом на широченных, будто сам океан, плечах Карлоса размахивала руками. В какой-то момент она потеряла баланс и, громко взвизгнув, чуть не завалилась на бок, утаскивая за собой парня, лицо которого будто в тиски сжали её бедра, но тот вовремя проявил чудеса сноровки и чудом остался на ногах.       — Зачем ты меня чуть не уронил? —обиженно надув губы, задала вопрос Клэр и опустила голову куда-то между своих ног.       — Кто? Я?! — поджарый участник «Гладиаторов» с кожей цвета горького шоколада хитро ухмыльнулся, встретился взглядом с спешащей к ним Мишель, и, хитро подмигнув ей, качнулся в сторону. Клэр смачно и громко выругалась, не успев среагировать, и её ноги взлетели в воздух, а сама девушка совершила какой-то невообразимый кульбит, оказавшись при этом на руках Карлоса. Его грудной мягкий хохот наполнил пространство, а Клэр, верещала какие-то проклятья на испанском и колотила что есть мочи по груди Карлоса, что казалось, была высечена из мрамора.       — Я пока пойду, осмотрюсь, — Мишель огляделась, заприметив узкую дощатую дорожку, ведущую вглубь пляжа. Карлос и Клэр уже вовсю обжимались посреди импровизированного танцпола, явно не замечая никого вокруг. Подцепив подол явно неподходящего случаю платья, она решительно двинулась в сторону воды, желая постепенно погружаться в этот хаос под названием «нормальная жизнь». Песок приятно холодил ступни, шум музыки постепенно заглушался, но все еще слышался позади.       С каждым сделанным шагом, рушились и спадали невидимые оковы, в которых столько времени провела добровольно. В какой-то момент она остановилась, вслушиваясь в жизнь вокруг: громкая музыка, басы, гудящие где-то в области грудной клетки и солнечного сплетения, задорный смех, громкие разговоры, долетавшие на берег, плеск воды и шёпот ветра. Она где-то слышала, что важно «заземляться», прекращать бесконечный бег и прислушаться. Мишель поддалась всеобщему веселью, и, запрокинув голову к ночному небу, громко рассмеялась. Она хохотала и хохотала до тех самых пор, пока не почувствовала, как к вискам подбираются дорожки из непрошенных слез. Прижав руку к животу, который свело спазмом, она шмыгнула носом, и быстро сморгнула.       Океан беспокойно перекатывал тёмные волны, выбрасывая их на берег. Разгорячённая адреналином кожа пылала и покрывалась мелкими мурашками под натиском вечернего бриза. Под открытым небом стало значительно прохладнее, чем час тому назад, но Мишель это ничуть не огорчало. Она с упоением вздохнула, наслаждаясь свежестью летнего вечера, и сделала несколько шагов в направлении воды, что призывно шумела, выкатываясь пенистыми барашками. Песок проскальзывал между пальцев и приятно щекотал, отчего по коже курсировали миллионы мурашек, поднимаясь до самого затылка. Подойдя к самой кромке берега, Мишель опустила взгляд вниз, туда, где мокрый песок медленно ускользал, выбивая почву из-под ног, под натиском подступающих волн.       Позади послышался шум шагов. Даже заглушаемые плеском воды, они были уверенными и медленными. Так ходит человек, который точно знает, чего хочет от жизни, добивается своего любыми путями и Мишель со стопроцентной уверенностью могла назвать того, кого увидит, стоит ей обернуться. «Чёрт, черт, черт! Только не сейчас», — мысленно взмолилась она.       — Вот и ты, — его приятный голос никак не вязался с тем, что парень говорил при каждой их встрече в репетиционном зале или за кулисами. Удивительный контраст. Фигура Брэндона выросла рядом, а в нос ударил запах сигаретного дыма. Мишель недовольно поморщилась, не удостоив знакомого даже быстрым взглядом. Тот тоже, к её искреннему удивлению, а возможно и огорчению, не торопился продолжать беседу, лишь, не проронив ни слова, поравнялся с девушкой и встал с ней плечом к плечу. Деликатно сохраняя дистанцию и не нарушая личного пространства.       Она расправила плечи, будто по инерции, словно солдат на параде, и повернулась, встречаясь взглядом с Брэндоном. Дыхание сбилось всего на короткий миг. Губы Мишель приоткрылись, она собиралась было поздороваться хотя бы для «галочки», но слова отказывались покидать её голову, и умерли, так и не достигнув языка. Она вмиг возненавидела себя — за эту позорную капитуляцию, когда голубые глаза ждали ответного огня.       — Мило, — он цокнул языком и оглядел её наряд, оценивая каждый миллиметр, и на его притягательных, порочных губах наметилась хищная улыбка. Мишель снова рвано вздохнула, когда услышала исходивший от его кожи аромат.       Ничего такого — приятная свежесть и терпкая нотка в самом конце, но этот запах сводил с ума. Футболка поло в тон его глазам идеально облегала фигуру, обнимала рельефные плечи; на удивление, пуговицы он застегнул до самого воротника. Песочного цвета шорты сидели не хуже. Выбранный наряд делал из парня, скорее, какого-то наследного аристократа, а не шлюховатого танцора, коим он и оставался в глазах Мишель. Они странно выглядели сейчас вместе — из параллельных миров будто, но почему-то обоих нещадно магнитило друг к другу вопреки всем законам мироздания.       — Если не возражаешь, я хотела побыть в одиночестве. Ну, знаешь, такое место, где нет людей, докучающих своим ненужным вниманием, — она скрестила руки на груди, закрываясь от возможного продолжения разговора. В голове вспыхнула шальная мысль дать парню шанс, но трезвый рассудок тут же перекрыл кислород романтическим фантазиям. Конкурс закончится, танцоры разъедутся по своим штатам, а мимолётные интрижки никогда раньше не интересовали Мишель.       — Да я, в общем-то, тоже хотел побыть один, — отозвался парень, и в его голосе не было слышно и тени сомнения или лукавства. Он выглядел слегка озабоченным чем-то. Мишель лишь безучастно хмыкнула, несильно раскачиваясь на пятках, которые с каждым движением всё глубже уходили в песок. Словно прятались от чувств и эмоций, как сама Мишель. Брэндон просто стоял, молча устремив взор перед собой, источая аромат табака, который то подбирался ближе, то отдалялся, ведомый вечерним бризом. Кажется, его слова походили на правду. Они молча стояли рядом, и никто не решался нарушить спокойную тишину. «Было бы лучше, если бы он ушёл», — подумала Мишель, но уже не была так сильно убеждена в собственных желаниях.       Словно читая её мысли, Брэндон зашевелился, и взгляд девушки сам метнулся в сторону. Он что-то держал в руках, склонив голову, и словно бы погрузился в собственные раздумья. Приглядевшись, Мишель обнаружила, что он достал из помятой пачки сигарету и крутил ту между указательным и средним пальцами — машинальное действие, которое его, похоже, успокаивало. Она ни разу не видела его таким безмятежным и погружённым в собственные мысли, даже отстранённым.       Обычно, Брэндона бывало слишком много. Он сочился из всех щелей, словно смола из дерева по весне: сальные шуточки, едкие замечания и многозначительные взгляды… Но сейчас он выглядел иначе. И, чёрт возьми, этот молчаливый парень нравился Мишель гораздо больше. «Это всё тот же придурок из «Гладиаторов», не ведись на эту уловку», — холодный разум навязчиво и монотонно гудел, протягивая достаточно простую мысль, лежавшую на поверхности, через всё естество.       Кажется, он и сейчас не замечал или делал вид, что не замечает столь пристального внимания со стороны той, кто была готова в окно броситься — лишь бы не оказаться с ним на одной территории. А теперь Мишель внимательно смотрела на то, как Брэндон в полной тишине, нарушаемой лишь шумом волн, поместил сигарету между губ и чиркнул зажигалкой. Оранжево-золотое свечение лишь на секунду осветило красивый профиль, а затем магия исчезла, утонув в сероватом облаке дыма, который тускло-белыми кольцами вылетел в свежесть вечера.       — Следил за мной? — глупо было даже думать о таком, но слова вылетели раньше, чем она успела их обдумать.       — А если бы и да, то что? — из его рта вылетел дымок, моментально уносясь куда-то в сторону, вслед за воздухом.       Ведомая лишь внутренним ощущением жизни здесь и сейчас, Мишель, приблизилась и положила ладони на грудь парня. Под её руками быстро билось его сердце. Во взгляде читалось неподдельное изумление, сменяющееся искренним восторгом. От этого внезапного, даже для самой себя движения, ей стало не по себе, и она сделала робкую попытку отстраниться:       — Прости, сама не знаю, зачем это сделала, — Мишель опустила голову, нахмурившись. Как можно было настолько потерять власть над собой, чтобы поступить подобным образом? Казалось, что реальность крошится, как залежалый рождественский кекс, рассыпаясь мелкими крупицами, липнущими к босым ногам и мешающими ходить. Девушка несмело шагнула назад, но тут же почувствовала, как широкая ладонь легла на её, удерживая.       — Давай просто побудем?       — Вместе? — Мишель нервно хохотнула. Почему в голове так замечательно пусто и всё настолько просто?       — Для начала, вместе, здесь, — Брэндон деликатно переместил ладонь на талию Мишель, поглаживая. Касание не раздражало. Наоборот, вызвало целую гамму эмоций, в которых Мишель хотелось потеряться. Пусть даже на этот вечер, ночь? Какая разница? Вытравить образ Дина из головы, избавиться от груза проблем и морального выбора.       — Мы можем пойти к ребятам, можем, прогуляться, можем, — он приблизился на опасное расстояние, их тела уже соприкасались, и будто бы обмениваясь электрическими импульсами, — да что угодно, в общем-то. Вся ночь впереди.       — В таком случае, я хочу притвориться, будто действительно всё могу, — прошептала она, прижимаясь еще крепче и легко задевая своими губами его, поддразнивая. Внизу живота болезненная пульсация сводила с ума, казалось, каждая следующая секунда в такой опасной близости с парнем, вроде Брэндона, грозит стать последней в жизни здравомыслящей Мишель. До сих пор безрассудству не было места в тщательно спланированном графике успешной балерины. Даже такому сладкому и манящему безрассудству, с голубыми глазами и улыбкой, граничащей с оскалом.       Её губы осторожно коснулись шеи Брэндона: кожа пахла сигаретным дымом и лосьоном после бритья, в носу слегка защекотало. Парень наклонил голову, позволяя ей делать то, что обычно было лишь прелюдией к основному блюду, но никто из них не торопился. Звук, вырвавшийся из его легких, когда Мишель несильно прикусила его за подбородок, снова завлекая в недо-поцелуй, прозвучал в её ушах сладкой мелодией.       Попятившись, неловко, даже комично, они оба рухнули на разогретый дневным солнцем песок. В момент падения их рты случайным образом встретились, и губы столкнулись в неминуемо прекрасном поцелуе. Мишель не задумывалась, насколько ей может понравиться целовать парня вроде Брендона, но она углубила поцелуй, обхватывая широкие плечи. Кажется, так утопающие цепляются за спасательный круг — отчаянно и жадно желая жить.       Его руки скользнули по голым ногам вверх, благоразумно остановившись чуть выше колен. Мишель судорожно втянула в себя воздух, отвлекшись на охватившие ощущения, и непроизвольно качнулась вперёд бёдрами, тут же пожалев о содеянном — ладони Брэндона двинулись выше и оказались у края ткани белья. Возбуждение накрыло её, словно цунами, погребая под своими беспощадными волнами. Она хотела этого не меньше, чем Брэндон. Глупо было уже отрицать очевидное.       — Продолжай, — она заглянула в потемневшие, ставшие синими глаза напротив. Лямки платья сползли, оголяя налившуюся грудь. Мужская ладонь накрыла затвердевший сосок, а губы ласково коснулись шеи, лица, снова возвратились к губам.       — Поедем в гостиницу? — сквозь тяжелое дыхание прошептал Брэндон. — Ты достойна больше, чем невнятный перепихон на пляже, Лапуля.       Одурманенная его лаской, она уже готова была сдаться даже здесь, на пустынном пляже — настолько плевать её было, но честолюбивый мерзкий голосок корябнул подсознание: «Достойна большего». Она так долго внушала себе эту мысль, что стала её заложницей. Что, если не то туманное «большее» Мишель пыталась догнать, прикладывая все силы, играя грязно и недостойно — вот уж у жизни действительно горькое чувство юмора.       — Поехали, иначе передумаю, — она горько засмеялась от мыслей, внезапно возникших в голове, и уткнулась в бешено бьющуюся на мужской шее вену. Подхватив подол, Мишель соскользнула с изрядно возбужденного парня, оставляя вместо себя прохладу вечернего воздуха и плохо скрываемое ликование в голубых глазах.       — Ты лохматый и забавный, — дурацкая улыбка никак не сходила сгуб.       — Выглядишь, будто тебя грузовик переехал, — не остался в долгу он, протягивая руку и ловко поднимаясь на ноги с её помощью.       — Только, пожалуйста, давай как-то незаметно все провернем, не хочу, чтобы Клэр что-то подумала не то, — утаивать от лучшей подруги свои самые позорные эпизоды биографии становилось дурной привычкой.       — Ей не до тебя, Лапуля, — Брэндон схватил её за руку, и повёл вверх по дощатой дорожке. Что-то в его голосе, на секунду всего, заставило Мишель нахмуриться. Внезапно серьёзный тон разбудил внутри ревность, даже обиду на подругу. Действительно, Клэр может развлекаться и без нее, что в этом дурного?       Затеряться в толпе не составило большого труда — верхняя терраса была наводнена танцорами, отмечающими окончание соревнований. Ладонь Брэндона держала ее руку крепко и уверенно. От этого стало слишком тепло и не только в душе. Воспоминание о их жарких поцелуях несколько мгновений назад вновь раздували пламя внутри неё.       — Мишель! — чей-то крик, который трудно было разобрать среди орущей музыки, заполнившей собой всё пространство, пробивался сквозь киловатты звука.       — Постой, подожди! — она отпустила мужскую ладонь, и ноги сами повели её на звук собственного имени, которое звучало тревожно и чужеродно среди всеобщего ночного веселья. Брэндон окликнул её, но нечто тёмное, зарождающееся внутри живота и скручивающее все внутренности заставило Мишель идти вперёд, не оглядываясь.       — Фергюссон! Мишель! — голос, звенящий в ушах, приближался, словно лавина. Мишель шла уже почти что на ватных ногах, в голове пузырились мысли — от тревожных до уничтожающих.       Она, точно очнувшись от гипноза, потянулась за мобильником, но вспомнила, что оставила тот в номере.       — Мишель, наконец-то! — Миранда выглядела обескураженной, ее глаза округлились, когда они встретились лицом к лицу. В руках она держала телефон. Её телефон, мигающий уведомлениями.       Мишель, не думая о приличиях, резко схватила мобильник, внимательно изучая оповещения. Десять пропущенных, семь их них с одного и того же номера, но такого абонента телефонная книга видела впервые.       — Тебе звонили в номер, Дин искал по всему отелю, там из больницы… — речь Миранды была сбивчивой и вообще не имела смысла, Мишель выставила ладонь вперёд, прерывая дальнейший поток слов.       Страх, смешанный с крадущейся по спине тревогой, когтистыми лапами обхватывал всё тело. Пальцы не слушались, онемев на самых подушечках, но механически нажали на вызов. Мишель почти что задыхалась, когда прикладывала динамик к уху, и, замерев, стала вслушиваться в монотонные гудки.       — Больница Рокуэлла, чем могу помочь?       — Мне звонили с этого номера, — голос треснул и рассыпался, словно глиняная ваза. — Мое имя Мишель Фергюссон.       — Ох! — на том конце трубки послышался тяжёлый вздох. — Мисс, к нам полчаса назад поступили Джейкоб, Алана и Молли Фергюссон, в результате ДТП мистер и миссис Фергюссон скончались, не приходя в сознание, девочка находится в реанимации, мне очень жаль, — тело Мишель словно скованное цепями, стояло неподвижно, пока безликий голос в трубке произносил какие-то нереальные вещи. Невозможные. Нет. Не может этого быть! Они разговаривали после концерта, мама рассказывала о планах на вечер. Папа согласился выбраться куда-нибудь среди недели и они поедут с Мол в её любимую кондитерскую, отпразднуют победу «их девочки»… Бред!       — Я хочу поговорить с сестрой!       — Боюсь, это невозможно, она в реанимации, её состояние оценивается как тяжёлое, мисс, вы слышите?       — Дайте мне поговорить с сестрой, мать вашу! — она закричала так громко, что показалось, весь пляж замер: музыка стихла, разговоры стали едва слышимыми, а единственный звук, доносившийся до слуха — стук собственного сердца, — с хрустом проламывал рёбра.       — Мисс вам нужно приехать в больницу, врач вам всё объяснит.       — Катись к черту! — Мишель с силой сбросила вызов. Она не сразу поняла, почему её лицо мокрое, но когда подняла взгляд на Миранду, которая нервно обкусывала нижнюю губу, обхватив себя руками, точно в ознобе, смысл стал складываться в единую картину, будто кусочки лоскутного одеяла. Слёзы струились по щекам Мишель совершенно беспрепятственно, капая на грудь.       — Мы все тебя искали, Дин не хотел, чтобы ты была одна в этот момент, — Миранда говорила тихо, её голос дрожал.       До того непривычно было видеть ее такой, что из лёгких Мишель вырвался пугающий, каркающий смешок. И ещё один. И ещё. Пока она не зашлась истеричным хохотом, согнувшись пополам. Колени подкосились, и она упала на прохладный песок, не прекращая содрогаться — то ли от приступа смеха, то ли от слёз, потоком льющихся из глаз. Живот схватило спазмом, так сильно, что Мишель вся сжалась, будто пружина. Кислота поднималась из недр желудка, заставляя рвано дышать и хватать спасительный свежий воздух. Попытки оказались безуспешными, и её вырвало прямо перед собой. Она слышала, как отпрянула Миранда, но её ноги, обутые в греческие сандалии, всё ещё маячили в зоне видимости.