Элис в Стране чудес

Его трясло. Комок в горле не давал сглотнуть уже несколько минут, а делать вдохи получалось только через раз. От нехватки кислорода голова кружилась, а конечности стали ватными. Нужно было срочно что-то делать, но единственное, что он мог — это просто беспомощно смотреть, как Фред тряпичной куклой опускается на холодный пол вокзала, едва заметно сотрясаясь. Люди обходили их стороной, некоторые перешёптывались, не стесняясь показывать пальцем. Нравится шоу? Кулаки сжались от нарастающей злости, но ему сейчас нельзя срываться. Должен хоть один из них находиться в сознании, иначе последствия будут ещё разрушительнее. Хотя, казалось бы, куда больше. Джорджу так хотелось, чтобы все вокруг исчезли, и остались только они вдвоём. Чтобы у них была возможность поговорить, успокоиться, поддержать друг друга, как это обычно и бывало. Хоть и не всегда получалось, но сейчас получится. Точно получится. Но в их сторону уже направлялись полицейские, и теперь придётся исчезнуть им самим, потому что, кажется, они навели вокруг жуткую суматоху. Джордж выставил руку вперёд, не давая офицерам подойти близко к Фреду и тем более прикоснуться к нему, ведь если близнецы не уйдут сами, то их выведут силой, а он не мог позволить этому случиться. — Ну же, Фредди, поднимайся. Нам нужно уйти. Давай выйдем на улицу и успокоимся, хорошо? — Джордж аккуратно взял брата под локоть и потянул вверх, но тот не поддавался, бездумно прожигая взглядом дыру в полу. — Эй, помоги мне, ладно? Я не хочу тебя заставлять, но нам правда нужно уйти. У него было впечатление, что Фред вообще его не слышал, но в этот раз всё-таки поднялся и зашагал в сторону выхода. И как только Джордж почувствовал мимолетное облегчение, думая о том, что первый шаг сделан, Фред резко скинул его руку и ускорился, вскоре совсем скрывшись из вида. Джорджа накрыла паника новой, сбивающей с ног, волной. Прошло всего несколько секунд, как Фред исчез за большими деревянными дверьми вокзала, и просто не мог далеко уйти, но так или иначе его нигде не было. Из-за плотного потока дождя сложно было вообще что-либо разглядеть. Люди спешили укрыться под навесами зданий или вовсе заходили внутрь, тесня друг друга, потому как ветер постоянно менял направление воды, и теперь уже ни зонтики, ни навесы не помогали. Джордж спешно скользил взглядом по сторонам, пытаясь уцепиться за знакомые черты. Людей становилось всё меньше, и всего через минуту улица уже была пуста, только один человек, не разбирая дороги, шёл вперёд. Джордж побежал. — Фред! Никакой реакции. — Фред, постой! Жёлтая машина такси промчалась мимо с дикой скоростью, окатив Джорджа с ног до головы грязной водой и чуть не размазав его по асфальту, если бы он вовремя не отпрыгнул назад. Проклятие. Подступивший адреналин, как ни странно, привёл его в чувство. Джордж начинал злиться. Он находился в абсолютно такой же дрянной ситуации, как и Фред, он также сейчас разбит и ему страшно, абсолютно точно так же! Но вот разница была в том, что Джордж не позволял себе потерять голову, потому что чувствовал ответственность за них обоих. За них троих, если быть точнее. — Да остановись же ты! — он развернул Фреда за локоть, но тот оттолкнул его. Джордж еле устоял на ногах, но не столько от толчка, сколько от растерянности, ведь не ожидал такого. Связующее звено между ними исчезло, и теперь они были словно два одинаковых полюса магнита, которые столкнулись, и их тут же откинуло друг от друга. — Она ушла, ты понимаешь? Джордж понимал. Он понял это, как только увидел письмо, и с тех пор чувствовал только пульсирующую боль в грудной клетке из-за того, что треть его души Элис забрала с собой. — Она бросила нас. После всего, что было, она просто ушла! Джордж искренне хотел верить в то, что она хотела как лучше. Только это держало его до сих пор на плаву, не давая лечь на землю и растечься лужей. А вот Фред в это не верил. Резал горькими словами как ножом по сердцу. Он выбрал путь ненависти. Заставлял себя злиться на Элисон, ведь так проще всего справиться с болью. Только вот проще — не значит лучше. Джордж не мог позволить ему скатиться в эту яму. Если он продолжит её ненавидеть, то потеряется сам. Он сделал шаг вперед, пытаясь дотянуться до него, дать понять, что всё будет в порядке, что они вместе с этим справятся, но Фред отступил, как загнанный в угол зверь. Брат будет сопротивляться, и если Джордж продолжит давить, то рискует быть укушенным. Фред наконец-то посмотрел на него, но так отчаянно, что внутри что-то с треском разбилось. А в глазах искрилась лишь мольба: «Останови это, прошу. Я не смогу так». Но он не знал, как это остановить. — Понимаю. Элис поспешила, хотела взять всё в свои руки и спасти нас, — в последний раз попытался оправдать её Джордж, — Но она не виновата. — Она виновата! — рычание превратилось в надсадный лай. Грудь пронзила острая боль, и только через пару мгновений Джордж понял, что Фред грубо ткнул его пальцем, словно пытаясь вбить в него эти слова. Только была ли эта боль физической? Сложно сказать. Руки Джорджа опустились. Он просто стоял и смотрел на своё отражение в виде Фреда, который последний час бился в агонии, сжигая всё на своем пути, выплескивая наружу все свои чувства. Хотел бы Джордж так же, но сейчас это было непозволительной роскошью. Он отдал эту возможность брату. Может хотя бы ему станет легче, если это в принципе возможно. Джордж хотел и дальше отстаивать Элис, но с каждым мгновением напряженной тишины всё больше сомневался. Ему становилось страшно от осознания, что Фред с какой-то стороны был прав. Он помотал головой, прогоняя непрошенные мысли. Нельзя отступать. Но сказать больше было нечего. Все слова в один момент потеряли вообще какой-либо смысл. — Да пошла ты! Пошла ты к чёрту, гребаная эгоистичная сука! — измученный рёв. Фред больше не мог держаться. Он сломался. Путь разрушения начат, и, к великому сожалению, он начал с самого себя. — Хватит, Фредди, перестань… — Джордж не мог смотреть на то, как его самый близкий человек разрывает себя на куски. Это было невыносимо. Единственное, чего он хотел сейчас — это подойти и крепко сжать Фреда в объятиях, чтобы остановить, чтобы он понял, что не один, что его младший брат всегда будет рядом, даже в самые тёмные времена. Но Джордж забыл про самое главное правило — раненный зверь будет обороняться до конца, и, как только он сделал шаг, Фред посмотрел на него так, как не смотрел никогда, и вся надежда, которая тускло искрилась внутри, потухла. — И ты пошел! Укус. Зверь разодрал ему глотку и убежал, оставляя умирать на холодном асфальте. Можно было ожидать чего-то другого? Нет. И Джордж это прекрасно понимал, но всё равно кинулся ему прямиком в обнаженные клыки, потому что всё ещё слепо надеялся, что сможет хоть что-то исправить. Но исправлять больше было нечего. Ничего не осталось. Одна звенящая пустота, которая давила на голову, заставляя беспомощно упасть на колени. Джинсы порвались, и теперь шероховатая поверхность асфальта болезненно впивалась в кожу. Джордж смотрел на то место, откуда несколько секунд назад исчез Фред, и просто не мог поверить в то, что тот действительно ушёл. Он бросил его. Ушёл, точно так же как Элис, забрав ещё одну часть души с собой. И если Элисон аккуратно вынула её, почти украла, то Фред вырвал с мясом и раздавил под тяжёлыми подошвами своих ботинок. Джордж хотел бы на них злиться, он хотел бы их даже ненавидеть за это, но не мог, ведь понимал обоих. Элис пожертвовала своим счастьем ради их благополучия, и, возможно, он бы поступил точно так же на её месте. А Фред имел полное право злиться. Злиться на Элис, на себя, на Джорджа. В конце концов, он всегда так справлялся с болью, и винить его за это просто несправедливо. И если Джордж не мог ненавидеть их, то всё, что осталось ему сейчас — ненавидеть себя. Он не смог ничего сделать. Как бы он ни старался, всё равно не смог. От бессилия хотелось кричать, но ирония в том, что на это тоже не осталось никаких сил. Спустя несколько долгих минут, Джордж поднял глаза и проскользил взглядом по улице. Оказалось, он забрел в какой-то закоулок, где не было ни людей, ни машин. Тем лучше. Значит никто не видел, как аппарировал Фред. Ещё одной проблемой меньше. Дождь продолжал барабанить по крышам домов и затылку, стекая за шиворот. Вокруг образовалась большая лужа, и Джордж фыркнул, вспоминая свои недавние мысли. Здесь ему самое место — в грязной, холодной, никому не нужной луже, такой, как и он сам. В груди что-то мучительно заныло, и он невесомо прикоснулся к ней пальцами. Внутри чертовски не хватало ещё двух частей, а оставшаяся болезненно пульсировала, сдавливая чувством одиночества. Ты остался один. Тебя все бросили. Все, кого ты любил, тебя бросили. Ты один. Один. Один… Джордж сжал ладонями голову и тихо заскулил. Он всегда боялся остаться один, и сейчас это чувствовалось особенно ярко. Вдох. Выдох. Нельзя позволять плохим мыслям взять над собой верх, иначе они, как вирус, распространятся по всему организму, не давая шанса на исцеление. Джордж тряхнул головой и, опасливо посмотрев по сторонам, незаметно аппарировал. Нора выглядела чужеродно. Здесь дождь уже перестал идти, и на фоне тёмно-синего неба с еле заметной радугой дом выглядел очень тускло. Краска выцвела и потрескалась, балки, подпирающие надстройки, покосились, а черепиц на крыше катастрофически не хватало. Почему он раньше не заострял на этом внимание? Некогда уютный огромный дом, где произошло так много ярких моментов, особенно в детстве, теперь казался маленьким обветшалым сараем, стоящим посреди пустого поля. Дверь с противным скрипом отворилась, и Гермиона подскочила с места, скинув с колен Живоглота, который с недовольным мяуканьем вальяжно убежал на кухню. — Джордж! Ну наконец-то, всё в порядке? — она осмотрела его с головы до ног и одним взмахом палочки высушила насквозь промокшую одежду, с которой вода стекала прямо на пол. — Ты один? Где Фред? — Да, я один, — и только у него в голове эта фраза прозвучала двусмысленно. — Фред ушёл. — Ушёл? Куда? — Гермиона недоумённо вскинула брови и, мягко взяв его за плечи, усадила на диван. — Джордж, милый! — Молли, видимо услышав голоса, прибежала в гостиную и крепко обняла сына, присев рядом. — Я так переживала. А где Фред? — Я не знаю, — Джордж невесомо приобнял её в ответ, не отрывая пустого взгляда от пола. — Он просто ушёл. А больше я ни хрена не знаю. Молли с Гермионой многозначительно переглянулись, прежде чем посмотреть на часы, где стрелка Фреда зависла на отметке «потерян» и, видит Мерлин, они ещё никогда не были настолько точными. — Ох, я принесу тебе чай, хорошо? Твой любимый, с мелиссой, да? — Молли улыбнулась, сжимая его ладонь. Джордж не мог не ответить тем же. Ему стало немного легче. — Что там случилось? — осторожно спросила Гермиона, когда Молли исчезла за дверью кухни. Джордж только покачал головой: — Почему она ушла? — Иногда приходится принимать решения, которые совсем не совпадают с нашими желаниями. Так бывает, тебе ли не знать, — тяжело вздохнула Гермиона и пересела поближе к нему, — Ты бы видел вас троих со стороны, вы просто светились. Она была по-настоящему счастлива рядом с вами. Я могу это сказать, даже не зная всей ситуации изнутри. В вашем случае хватало даже просто взглядов и того, с какой нежностью вы касались друг друга, чтобы понять, что эта история — о любви. А любовь — это не всегда про «жили долго и счастливо». Иной раз — это выбор и жертвы. И здесь нет правильного варианта, поэтому не нужно осуждать её. — Я не осуждаю её. Никогда не делал этого. Просто… Блять, я просто не представляю, как жить дальше, понимаешь? В нашей жизни в одно мгновение появилось то, чего нам всегда не хватало. Вдруг появился смысл. Я был готов отдать всё ради неё, ради нас троих. А теперь что? — Джордж поднял глаза к потолку, смаргивая подступающую влагу. — Я просто хотел жить спокойно, быть счастливым. Разве это так много? Разве мы все не заслужили этого? Я просто…устал. Я смертельно устал. — Всё наладится, вот увидишь, — Рон, который всё это время сидел в углу гостиной незамеченным, теперь подошёл и положил ладонь Джорджу на плечо. — Ты, как никто другой, знаешь Фреда. Он перебесится и вернётся. А Элис… Она была клёвой. Рон никогда особо не умел подбирать нужных слов, но сейчас слова были не важны. Он был рядом, и это самое главное. Но внутри по-прежнему не хватало двух деталей, которые никто не сможет заменить. Джордж еле слышно усмехнулся: — Да… Молли поставила большую кружку на столик, и комнату заполнил приятный аромат мелиссы. Джордж лениво проследил взглядом за поднимающимся клубами пара, и в голову закралось маниакальное желание разбить кружку. Просто взять и разбить — ни с того, ни с сего. Разбей. Разбей её. Разбей эту долбанную кружку, чтобы осколки пронзили руку, а кипяток оставил на коже волдыри. Разбей. Джордж схватился за ручку и, медленно поднеся к губам, осторожно сделал первый глоток. — Я пошлю Фреду патронус, чтобы он прекратил эти глупости и вернулся домой. Нет, ну надо же, бросить брата в такой момент! — засуетилась Молли. Она уже потянулась за палочкой, но Джордж её остановил: — Оставь его в покое. Если он захотел побыть один и пережить всё это именно так, то не нужно ему мешать. Ещё один глоток. Этот чай так успокаивает. Тепло разливается по всему телу, мышцы расслабляются. Ты в окружении родных людей. Выдохни. Разбей! — Но… я не понимаю. Фредди так сильно привязался к ней? Джордж фыркнул: — Мягко говоря. — Всё равно я считаю, что потерять друга не так болезненно, как возлюбленную, и он должен был войти в твоё положение, а не вести себя так безот… Кружка, словно в замедленной съёмке, полетела на пол, и гулкий грохот разбитого фарфора перебил Молли, заставив её испуганно вскрикнуть. — Хватит! — Джордж встал, скинув с себя руки Гермионы и Рона, — Ты не можешь его осуждать! Не можешь. Перестань, я прошу тебя! — он указывал пальцем на мать, которая могла ожидать подобной экспрессии от Фреда, но никак не от Джорджа, поэтому только растерянно смотрела на него и беззвучно открывала и закрывала рот. — Фред любил Элис. Я любил Элис. А она любила нас обоих. Да, ты правильно понимаешь. Мы всё это время проводили вместе: гуляли, ели, танцевали, мылись, спали. Во всех смыслах. Да! Втроём! Увидев, как Молли схватилась за сердце, закрывая глаза и тяжело охая, он продолжил: — Вот! Во-от! И именно поэтому мы ничего тебе не сказали и, наверное, не сказали бы ещё очень долгое время, но Элис ушла, Фред ушёл и я, блять, просто не вижу больше никакого смысла врать, потому что, скорее всего, это было ещё одной причиной, почему она ушла. Да потому что ты бы нас не приняла, как не принимала всю грёбаную жизнь! «Мальчики, хватит заниматься глупостями! Я не позволю вам делать эти ваши вредилки! Я выбросила всё, что вы разработали и собирались продать! Зарабатывать нужно честным трудом! Лучше бы учились хорошо, как Билл и Чарли, как Перси! Вот на кого нужно равняться, а вы оболтусы! Вы ничего не добьётесь своими шуточками! Будьте уже серьёзнее! Мне стыдно за вас!» — вот что мы слышали всю жизнь от тебя. Мы всегда были уродами, паршивыми овцами, и даже когда мы добились таких высот, всё равно не увидели в твоих глазах гордости... Джордж уже не мог сдерживаться и выкрикивал всё, что так долго кипело внутри, сквозь горячие слезы, а Молли только смотрела на него и, сжимая рот рукой, так же горько плакала. — Я устал… Мама, я так устал. Я просто хотел, чтобы меня любили, чтобы принимали таким, какой я есть, чтобы мной гордились, чтобы… да к чёрту это всё! — он протёр лицо ладонью и ушёл в комнату, тихо предупреждая остальных, что хочет побыть один. Виски болезненно пульсировали, в ушах звенело, а дыхание никак не могло выровняться. Джордж опустился на кровать и провёл ладонью по холодному покрывалу. Оно ещё никогда не было таким холодным. Подушечки пальцев медленно скользили всё выше, пока не наткнулись на что-то твёрдое. Джордж поднялся и, ещё раз протерев глаза, взглянул на находку. С полароидного снимка на него смотрела самая прекрасная девушка, которую он когда-либо встречал, и улыбка сама собой расплылась на его лице. Он сам сделал этот снимок и помнил каждое мгновение. Джордж закрыл глаза и будто наяву услышал её голос: «я не была готова!», и тихий мелодичный смех. Он откинулся на спину, уткнувшись носом в покрывало, и, почувствовав её запах, который ещё не успел исчезнуть, глубоко вдохнул. Всё было так по-настоящему. Протяни руку, и дотронешься до шоколадных локонов. Но вот только её здесь не было и, возможно, больше никогда не будет. Кулаки сжались. Нет. Не позволяй своим эмоциям брать верх. Ты уже сорвался и скоро пожалеешь об этом. Не делай этого снова. Но Джордж так долго держал в себе негативные эмоции, что котёл попросту переполнился и разошёлся по швам сотней глубоких трещин, выплёскивая всё содержимое наружу. Он схватил стоящую в углу биту загонщика и со всей силы ударил ей о полку на стене. Все статуэтки, кубки и медали со звоном посыпались на пол, стеклянный шар разбился. Ещё удар — дирижабль, который они сделали с Фредом в детстве, разлетелся на мелкие щепки. Удар — коробки с эмблемой «Всевозможные Волшебные Вредилки» смялись, превратив яркие упаковки блевательных батончиков в пёструю кашу. Удар — колдоснимки с улыбающимися лицами полетели вниз. Удар — Джордж увидел себя, и зеркало рассыпалось на сотни осколков. Слёзы потекли по щекам, и он медленно сполз по стене, жалобно скуля. Бита выпала из рук и гулко покатилась в другой угол комнаты, с неприятным звуком задевая осколки. Джордж качался из стороны в сторону, и тихие бормотания утопали в прижатых к лицу руках. — За что? Чем я заслужил всё это? Я не смогу так жить…больше так не смогу. Прошло уже, казалось, несколько часов, прежде чем всхлипы стихли, и Джордж поднял голову, осматривая комнату пустым взглядом. — Ну и беспорядок ты здесь навёл, — он фыркнул. Разговоры с самим с собой — первый признак сумасшествия. — Ты точно скоро сойдешь с ума, Джордж. Он поднялся и взмахнул палочкой. — Репаро. Осколки полетели на пустую деревянную раму, собираясь своеобразной мозаикой, которая через мгновение растворилась, превращаясь в полноценное зеркало. Послышался стук в дверь. Джордж вздрогнул, не зная стоит ли отвечать, и хочет ли он вообще сейчас кого-то видеть. Стук повторился. — Милый, можно я войду? Голос Молли звучал жалобно, почти умоляюще, и Джордж тяжело вздохнул, опуская руки. — Здесь беспорядок. — Так говоришь, будто я никогда не видела бардака в вашей комнате, — Молли тихо хихикнула, заставляя Джорджа сделать то же самое. — Входи. Дверь медленно открылась. Молли сделала пару шагов вперед, виновато опустив взгляд в пол. Это выглядело комично. Обычно всегда с таким видом стояли именно они перед мамой, а не наоборот. — Ваш дирижабль… — Молли провела ладонью по висящим под потолком сломанным деревяшкам и грустно улыбнулась, — Я помню, с какими счастливыми лицами вы принесли мне показать ваше первое творение. Вам с Фредди было всего пять. Я так сильно гордилась вами тогда, — она перевела взгляд на сына. — Давай присядем. Они сели на край кровати. Джордж растерянно начал сверлить взглядом свои ботинки, пока Молли не взяла его за руку, нежно поглаживая кожу большим пальцем. — Прости меня, малыш. Я… я так многое упустила в своей жизни... Так сильно переживала за всех вас: чтобы у вас сложилась хорошая жизнь, лучше, чем у нас с папой. Чтобы вы достигли всех вершин, чтобы всё было идеально, и совсем забыла о самом важном — о том, что чувствуете и хотите вы сами. Ты сказал, что я никогда не гордилась вами, и это единственное, в чём ты был совершенно не прав. Я гордилась вами всегда, каждый день, каждый час, каждую минуту. Ты мне веришь? Джордж, закрыв глаза, закивал и опустил голову ей на колени, чтобы мама не увидела дорожки выступившей влаги. Молли мягко начала гладить его взъерошенные волосы, и он ощутил себя в этот момент таким маленьким, таким беззащитным. И, наверное, это именно то, что он хотел сейчас почувствовать. — Я люблю тебя, милый, больше, чем ты себе можешь представить. Ты такой сильный и храбрый. Вы так рано пережили войну, столько несчастий свалилось на головы людей, а вы, несмотря ни на что, продолжали дарить окружающим радость, улыбки, смех. Всё то, чего многим так не хватало. Вы — самое прекрасное чудо, которое могло произойти с миром, и я счастлива быть матерью таких замечательных детей, хоть и не всегда хорошей. Мне так жаль, так… жаль, что я редко говорила вам об этом, что сомневалась когда-то в ваших силах, говорила плохие вещи. Мне правда жаль. Я вряд ли вообще заслуживаю таких талантливых детей, как вы… — Молли подавила всхлип, продолжая гладить его волосы, а Джордж сжал ткань её юбки, которая уже стала мокрой от слёз, ещё сильнее. — Вы с Фредом такие неразлучные и, честно говоря, я думала о том, что у вас даже жена будет одна на двоих, потому что жить раздельно вы бы просто не смогли, — Молли рассмеялась, протирая рукавом лицо. — Я не говорю, что это для меня вовсе не удивительно и… нормально, я до сих пор не пришла в себя, но… я правда думала об этом. И я приму любой ваш выбор. Если вы будете по-настоящему счастливы, то и я тоже, а всё остальное не имеет значения. Я скажу Фреду то же самое, когда он вернётся. Джордж поднялся на ноги, потянув за собой Молли, и заключил её в крепкие объятия. Она была такой маленькой: упиралась носом в его грудь, а на её голове сверкали седые волосы, которые она не успела закрасить. В этот момент Джордж осознал, насколько быстро летит время, и как многого они сами не говорили. — Ты самая лучшая мама на свете, слышишь? И не смей даже думать о том, что ты нас не заслуживаешь. Ты заслуживаешь только самого лучшего. Ну… и если мы всё-таки самые лучшие, то всё сходится. — Значит всё сходится! — смех Молли утонул в толстой ткани его рубашки. — Я люблю тебя, мам. И прости меня, я вспылил и не должен был срываться на тебе. Это было несправедливо, — Джордж оставил невесомый поцелуй у неё на лбу. — Всё в порядке. Зато мы сказали друг другу много важных вещей, так что я даже рада, что ты вспылил, — Молли улыбнулась со всей теплотой, на которую только была способна, но потом словно пришла в себя и встрепенулась. — Но больше не смей повышать на меня голос, засранец! Ты меня понял? — она погрозила пальцем. Джордж рассмеялся. Молли была в своём репертуаре. — А теперь давай исправим то, что ты тут нагородил. Совместными усилиями они быстро навели порядок в комнате: починили покосившиеся полки, разбитый стеклянный шар, все медали и кубки встали на место, а коробки разгладились. — А это что за коробка? — спросил Джордж, отчетливо помня, что раньше её здесь не видел. — А, эта… Здесь платье Элисон. Я попыталась его отстирать, но боюсь, что моих способностей тут недостаточно, — Молли с сожалением пожала плечами. Джордж открыл коробку и вытащил аккуратно сложенное платье. На воздушной ткани виднелись тусклые коричневые разводы, а бюст был разорван. Видимо, Молли даже не видела смысла его зашивать. Воспоминания нахлынули новой волной: голубые глаза, которые медленно потухали, надсадный кашель и кровь, которая была повсюду. Он крепко зажмурил глаза, прогоняя мысли о той ужасной ночи, и провел ладонями по вышитым белым цветам. — Я обещал Элис, что восстановлю это платье. Оно очень дорого ей как память. Единственное, что осталось от её мамы. — Может отнесешь его к мадам Малкин? Она лучшая портниха из всех, кого я знаю. Думаю, восстановить она тоже сможет, — сказала напоследок Молли, прежде чем выйти из комнаты. — Да, наверное… Да, ты права, я отнесу, — Джордж уже хотел сложить платье обратно, но взгляд случайно зацепился за ярлычок, аккуратно пришитый к изнаночной стороне. «Твилфитт и Таттинг» гласила надпись и Джорджу она показалась смутно знакомой. Где-то он уже видел это название. Призрачное воспоминание вертелось где-то на поверхности сознания, но он никак не мог ухватиться за него. — Гермиона! Гермиона! — закричал Джордж, чуть ли не скатываясь по лестнице вниз. — Что?! Что случилось? Ты ранен? — Гермиона заметалась по сторонам, вспоминая куда положила свою палочку, в то время как остальные повылазили из разных углов дома, испуганно смотря на источник шума. — Нет, нет, со мной всё в порядке! — глаза Джорджа горели. Он тряс в руках несчастное платье, пытаясь вывернуть его наизнанку. — Мне нужен твой блестящий ум и отменная память! Гермиона нахмурила брови, не понимая к чему он ведёт. — Вот! — Джордж показал ярлычок, — Я знаю это название, только никак не могу вспомнить откуда. Она немного наклонилась и осмотрела ярлык: — Ну конечно ты его знаешь, каждый день мимо проходишь. «Твилфитт и Таттинг» — это магазин элитной одежды в Косом Переулке. Я зашла туда как-то раз, цены просто заоблачные! Непонятно за что… — Гермиона резко прервала свой ход мыслей, осознав всю ситуацию в целом. — Погоди. Это же платье Элисон? — Да. Ну, точнее её матери, — шестерёнки в голове Джорджа натужно крутились, глаза бегали из стороны в стороны, а вспотевшие ладони то сминали, то разминали белый шифон. — У маггла же не могло оказаться платье из волшебного магазина, да? — Ну чисто теоретически могло. Возможно, какая-то волшебница разорилась и начала продавать свои вещи или… ну не знаю, — Гермиона смотрела в потолок, подбирая другие варианты, но на ум ничего больше не лезло. — Как-то неправдоподобно звучит, — вмешался Рон, и глаза Джорджа загорелись ещё ярче. — Вот и я так думаю. — Но подождите. Элис точно не волшебница, мы бы сразу это поняли. Я проверяла её диагностическим заклинанием и даже проблесков магии не заметила, и если бы… — Гермиона снова прервалась, так как чья-то стрелка часов семьи Уизли с жужжанием начала перемещаться, приковав к себе каждый взгляд. — Фред… — Джордж завис на месте, наблюдая как стрелка медленно движется, остановившись сначала на отметке «в пути», а потом «работа». — Ну слава Мерлину, — Молли громко выдохнула, хватаясь за сердце. — Я пойду к нему, — Джордж поцеловал маму и Гермиону в щеку на прощание, Рону пожал руку и, перекинув платье через плечо, вышел из дома в максимально взбудораженном состоянии. Неприятный холодок пробежал по спине, потому что Джордж забыл надеть куртку, но был этому даже рад, потому что наконец-то стал что-то чувствовать. Добравшись до точки аппарации, он тут же растворился в воздухе. Было уже довольно поздно, и Косой Переулок практически пустовал, только из пабов сочился тусклый свет, освещая дорогу. Джордж бежал, улыбаясь непонятно чему, как умалишенный, радуясь, что на улицах никого нет и его никто не видит. Но даже если бы и были, то ему сейчас абсолютно всё равно. Единственное, что действительно имело значение — это поскорее рассказать Фреду о своей находке. Магазин «Всевозможные Волшебные Вредилки» спал крепким сном, оповещая ночных прохожих о своем существовании только посредством ярких разноцветных гирлянд, огибающих вывеску. И любой другой был бы уверен, что в нём нет ни души, но еле заметное мерцание свечи из окна маленькой квартирки над магазином говорило об обратном. — Наррентаг — прошептал Джордж на выросшее из ниоткуда ухо входной двери магазина, и та сразу же открылась. Внутри по-прежнему пахло порохом и сладостями, и он почувствовал приятное тепло, разливающееся по грудной клетке. Джордж вернулся домой. Он практически с ноги открыл дверь их квартиры, заставив забившегося в угол Фреда испуганно вздрогнуть. — Фредди, я… — начал Джордж Дальнейшие слова утонули в горячем плече Фреда, который прижал к себе брата с такой силой, что тому стало трудно дышать. — Прости меня, — прошептал Фред, и Джордж обнял его в ответ. Он всегда прощал.