Манго

      Когда Яку в очередной раз кричит на Льва за пропущенный мяч, Хайбе хочется подойти к семпаю, положить ладони на его мягкие щёки и начать их массировать. Ох, об этих щеках с редкой россыпью веснушек на румяном вздёрнутом носике центральный блокирующий начал мечтать ещё тогда, когда Яку-сан впервые улыбнулся ему. Он помнит эту улыбку: приподнятая бровь, насмешливый взгляд и немного опущенные уголки губ. Где-то Лев слышал, что когда человек улыбается искренне, уголки губ уходят назад, ощущение, будто они опущены. 
 Когда Мориске смеётся, Лев чувствует, как сердце бьётся чаще, как в животе порхает нечто большее, чем бабочки, как на лице расплывается глупая-глупая улыбка, а ещё хочется положить ладони на свои щёки, потому что они точно начинают краснеть и болеть от широкой улыбки. — Когда ж ты научишься наблюдать за мячом, дурень?! Я не всегда буду за твоей спиной, хватит махать руками! — вспылил в очередной раз либеро, смотря снизу-вверх на первогодку, который не чувствовал никакого стыда. Только… Ему нравилось, когда Яку-сан злился. Нравилось, когда после крика семпай отводил взгляд и ворчал, как бабка, почесывая нос, когда он поджимал губы, сосредоточившись на игре, когда он хмурил брови и следил за мячом, иногда нажимая на пальцы и хрустя ими. Яку часто говорит, что Лев — тот ещё невнимательный раздолбай, но это не так. Он очень внимательный, если так подумать, потому что он довольно быстро заметил, что если Мориске что-то не устраивает, он поднимает бровь и чуть наклоняет голову вниз, что во время смеха он жмурит глаза и улыбается во все зубы, иногда может задрать голову, что он всегда кусает нижнюю губу, когда нервничает или испытывает боль. Лев наблюдает и запоминает, а потом получает люлей за то, что он пропустил мяч. От Яку всегда пахнет сладким манго. Когда после тренировки на выходных Лев и ещё пара ребят сидели у магазина и ели мясные булочки, Яку сел рядом с Хайбой, поставив сумку достаточно далеко от себя. Когда у либеро зазвенел телефон, он тихо извинился и наклонился к своей сумке, опершись на колени зеленоглазого, перед носом которого как раз маячила песочная макушка. Это смутило, поэтому Лев автоматически опустил голову, случайно проведя кончиком носа по мягким, немного вьющимся, лохматым волосам, из-за чего он уловил аромат сладкого манго и, вроде, персика. Сладкий, немного терпкий, идеально подходит для Мориске, который недовольно глянул на пепельноволосого и тихо спросил «ты че, об меня нос вытираешь?». Вышло неловко. Совсем неловко стало, когда в раздевалке, после тренировки, когда многие ушли и остались только Лев с Яку, Хайба уловил довольно сильный запах манго и персика. Он уж подумал на духи, но он заметил состояние семпая, который аж осел на скамейку и начал дрожащими руками искать подавители. — Яку-сан, Вы..? — Да, и что с того? Вали отсюда, ты мне действуешь на нервы, — рявкнул парень, достав из пачки пару таблеток, а после он закинул их в рот и запил водой, тяжело дыша. Сначала Лев растерялся. Его пьянил сладкий запах фруктов, исходящий от Яку, но при этом парень понимал, что пользоваться этим ни в коем случае нельзя. Поэтому, вместо того, чтобы молча встать и уйти, он подсел к семпаю и тихо сказал: — Яку-сан, я могу помочь…
 — Совсем с дуба рухнул? Не буду я спать с тобой, извращенец! — воскликнул покрасневший Яку, который пнул кулачком Льва. — Да не это! Я Вас до дома доведу, чтобы с Вами ничего не сделали! И это кто тут ещё извращенец?! — возмутился Хайба, скрестив руки на груди. — Ты, потому что у тебя стояк! — воскликнул Мориске, отсев чуть подальше и отвернувшись, потому что от Льва пахло яблоками и мятой. Резкой такой, но всё смягчали яркие, как глаза блокирующего, яблоки, сочные яблоки, из-за которых во рту либеро скопилась слюна, а сам он шумно вдохнул воздух через стиснутые зубы и кое-как встал. А вот Лев помирал со стыда, но, всё же, он вскочил за семпаем и, кладя руку на сердце (явно набрался актёрства у Куроо), громко, искренне сказал: — Даю Вам слово, что только отведу домой! Честное пионерское! — Я не знаю, что такое «пионерское». Все вы альфы такие, твердите, что просто проводите, а потом слушай от омег, что их изнасиловали, — тихо ворчал Мориске, который был явно польщен предложением кохая, но показывать этого, естественно, не стал. Зазнается ещё… — Зуб даю, только отведу, — Лев стоял на своём, надевая пиджак и сумку сверху. С развязанным галстуком он выглядел неряшливо и немного забавно, как для себя отметил Яку, который ещё немного посомневался, но, в итоге, слабо кивнул и кивнул головой на выход из раздевалки с тихим «идём, защитник хренов». Лев заметил, что после того, как он провёл своего семпая, Яку начал как-то присматриваться к нему, словно ожидая чего-то, из-за чего Хайбе было немного неловко, но он лишь глупо улыбался в ответ на подозрительный прищур. Яку заметил Льва. Заметил, как он шутит беззлобно, как смотрит, как наблюдает, как улыбается нежно, когда Мориске этого «не видит». Яку заметил, как Хайба частенько принюхивается, когда Мориске находится рядом, а потом довольно улыбается и, словно кот, прикрывает глаза, выдохнув. Он заметил, с какой радостью реагирует Лев на забитый мяч, он заметил, как у него горят изумрудные глаза только от одной фразы, что он молодец. Правда, потом Лев начинает выпендриваться и отвлекаться, за что умницей его не назовёшь, но Мориске хочется звать его умничкой. Хочется смотреть на широкую улыбку и думать, как у этого дурачка ещё харя не треснула. У Мориске точно бы всё по швам расползлось. Яку заметил, как Лев потерял дар речи, когда в один прекрасный день Мориске на очередной вопрос «Можно Вас проводить до дома, Яку-сан?» ответил:
 — Можно, Лев. Можно.