Another love.

      Энджел снова поздно возвращался в отель. Он хотел побыть наедине с собой хотя бы немного, на протяжении этого короткого пути. В голове был беспорядочный поток мыслей. Он пытался сложить из них цельный пазл, но все было тщетно. Не хватало одного единственного кусочка, и мысли об этом не давали ему покоя. Капли дождя стекали по бледным щекам, смешиваясь с дешевой тушью. Даст прижался к стене, чтобы не упасть, он слишком устал, настолько, что еле мог устоять на ногах. Зажег длинную тонкую сигарету. В уголках глаз начали собираться слёзы. Отчего? Неужели из-за этого недостающего кусочка? Энджел съежился и вытер их, ещё больше размазывая косметику, дождь противно бил по лицу, пиджак был сырой насквозь. Он затушил очередную сигарету об запястье и отправился по знакомому маршруту.       Захлопнув за собой дверь, Даст медленно скатился по стене, зарываясь тонкими руками в белые волосы. Погрузившись в свои мысли, он не заметил, что в комнате был кто-то еще.       Энджел поднял голову и окинул взглядом Радио-демона, сидевшего на его кровати. Даст поднимается с пола и хмурит брови. — Проваливай отсюда, — бросил он, даже не посмотрев на своего гостя. Он выглядел слишком жалко: размазанная тушь, растрепанные волосы, порванный пиджак, сырой до ниточки. Он не хотел, чтобы кто-то видел его в таком состоянии. Он привык быть просто телом, которым все могут воспользоваться, но за этим скрывался и настоящий Энджел; он хотел вновь что-то почувствовать, перестать быть чьей-то вещью, с которой можно делать все что угодно. — Ты выглядишь жалко, мой женоподобный друг, — Радио-демон усмехнулся. — Съебись отсюда нахуй, пока я не…— не успел закончить Даст, как голос начал предательски дрожать, в горле застрял ком. Энджел направился к столу, чтобы заглушить свои чувства дешёвым алкоголем, приятно обжигающим изнутри, который позволяет хоть на минуты забыть о происходящем.       Аластор продолжал смотреть на него, не отрывая взгляда. Он хотел посмотреть на его страдания? Возможно, но вот только не сейчас. Странное чувство. Он понимал, что с Энджелом что-то не так. Почти каждую ночь он слышал, как о стену разбиваются бутылки с громким звоном, как Даст начинал кричать в трубку, отвечая на очередной звонок от Валентино.       Казалось потом все утихло, но благодаря чуткому слуху, слишком чуткому слуху, Радио-демон мог различить тихие всхлипывания. Не то чтобы его это сильно беспокоило, но что-то все же подтолкнуло его поговорить с Энджелом. — Не хочешь рассказать о том, что случилось? — Даст чуть не выронил из рук бутылку виски, ему не послышалось. Почему его это интересует? Он недоверчиво посмотрел на Аластора, пытаясь найти хоть долю сарказма в его словах, но он смог прочитать только обеспокоенность и тревогу.       Поток мыслей снова заполонил голову Энджела. Тот недостающий кусочек пазла сидел прямо перед ним. Плохой алкоголь дал о себе знать, и Даст вспоминая фрагменты из песни, которую, казалось, так недавно крутили по Радио, начал: — Не уходи… Останься здесь, пожалуйста…

Another love — tom odell

— Я бы хотел сводить тебя куда-нибудь, — нелепо улыбаясь, начал Даст, — но я знаю, что холода ещё долго не отойдут.       Аластор вскинул брови. Неужели ему удалось вывести Энджела на серьезный разговор, ведь привычнее всего было слышать пошлые шутки. Сегодня все было иначе. Но хотел ли Радио-демон слышать то, о чем сейчас он говорит. — Я принёс нарциссы в красивой обертке, — продолжал паук, надеясь на то, что Аластор его не слушает, а через день и вовсе забудет об этом, списав все на дешевый виски. Энджел бросил взгляд на вазу с увядшими цветами и провёл по ним тонкой бледной рукой, — но не цвести им как в минувший май, — уже мёртвые листки начали опадать один за другим.       Да, он определённо хотел слушать Энджела. Аластор встал с кровати и подошел к Энджелу, положив руку на плечо, от чего тот вздрогнул.       Даст развернулся к Радио-демону глубоко вздохнул и положил свои дрожащие руки на горячие щеки Аластора. — И… Я хочу поцеловать тебя, чтобы все стало хорошо, — он отстранился и схватил себя за хрупкие плечи, оставляя следы, — я так устал делить свои ночи с другим…       Радио-демон ожидал чего угодно, но больше всего он хотел услышать именно это. Он знал, что скрывается под маской, он давно это понял. Аластор просто хотел, чтобы Энджел позволил ему это понять.       Даст в свою очередь, понимал, куда его несёт, но остановиться был не в силах, слишком долго он держал это в себе, пытаясь закопать, забыть, похоронить, лишь бы больше не вспоминать о нем. О этих уже изрядно раздражающихся огненных волосах, о раздражающей манере речи, о безразличных взглядах, о холодной, но до боли приятной улыбке… Он никогда бы не подумал о том, что будет изливать душу этому демону. Он так ненавидел себя за это. Жалкий. Беспомощный. Слабый.       Энджел сорвался на крик, думая, что все это бессмысленно, мысленно виня себя за то, что начал этот разговор. Больно. Очень больно осознавать, что ты в этом мире никому не нужен, что тебя используют лишь для удовлетворения своих потребностей, что ты никому не интересен, что все хотят только поиметь тебя, положив большой и толстый на чувства и эмоции, что никто даже не попытается понять тебя. Даст был разбит внутри. В его голове на долю секунды промелькнула мысль о том, что вот, вот этот демон, способный вновь заставить его почувствовать хотя бы на долю секунды что-то хорошее. — И я хочу плакать, я хочу научиться любить, но все мои слёзы уже пролиты.       События прошлого мелькали перед глазами, мрачные картинки сменяли друг друга. Студия. Валентино. Мерзость. Клиенты. Грязь. Угрозы. Удар. Ещё удар. Хватит. Пожалуйста. Остановись. Не надо.       Даст не заметил, как в уголках глаз начали скапливаться предательские горькие слёзы. Только не сейчас. Пожалуйста.       Аластора переполняли чувства. Ему никогда не доводилось испытывать этого раньше. Почему именно он? Он слишком многого не понимал, возникало слишком много вопросов, и он был не в силах на них ответить. Сердце начинает биться быстрее. Ему не был безразличен Энджел. Он заглянул в его глаза, наполненные слезами. — Если кто-то причинит тебе боль, mon cher, я буду сражаться, хоть и мои руки были сломаны несколько сотен раз, — Аластор взял холодные дрожащие руки в свои ладони в попытках их согреть, — хоть я и знаю заранее, что уже проиграл, — он вытер слёзы, перемешанные с тушью, с бледного лица. Его улыбка пропала.       Энджел не мог поверить в то, что слышал, думая, что он изрядно нажрался, но все же очень хотелось верить в то, что он кому-то не безразличен. — Аластор, я бы спел тебе песню, — Даст цеплялся тонкими пальцами за алый, идеально выглаженный пиджак, и продолжил, не в силах сдерживать слёзы, — что была бы только нашей, но она уже спета…       Он упал в объятья Радио-демона и начал безостановочно рыдать. Внутри него начала зарождаться надежда. — Я так хочу снова любить… — не успел даст закончить как его губы накрыли такие запретные, но такие желанные губы Аластора. Все затихло. Они слышали лишь стук капель дождя по стеклу и биение сердец друг друга. Все казалось таким далёким и неважным, будто они остались одни в этом мире.