Любимый Хаджимэ Хината

Фуюхико ненавидит подобные дни. Когда убийственная игра становится в десять раз сложнее, а эмоции сдерживать — что-то на грани невозможного. Потому что пара людей явно не понимают, что он запер их здесь чтобы они убивали друг-друга, постепенно погружаясь в отчаянье, а не для того, чтобы наблюдать за ебучей гейской драмой, которую едва-ли не постоянно устраивали Хаджимэ и Комаэда. Наблюдать за этим было до тошноты противно, так, что от злости места себе не находил. Шагал кругами по комнате, бормоча проклятья себе под нос, сжимая руки в кулаки и снова ударяя стену, представляя на её месте везунчика. Хотелось здесь и сейчас прикончить проблематичного парнишу, но возможность таковая представлялась невероятно редко. Да и, сделай он таки это, все подозрения пали б на Кузурю, а ему исхода подобного не нужно от слова совсем. Раскрывать собственную сущность кукловода после четвертой же казни — решение весьма опрометчивое. Слишком уж он любил хранить интригу до конца, оставляя на потом самый лучший момент его жизни в этом месте. Приходилось терпеть, нося в себе ненависть к лёгкой улыбке Хинаты, когда тот вновь видит Нагито, приветливо взмахивая рукой, но не подпуская слишком близко, словно опасаясь. А на Кузурю внимание обращая своё крайне редко, что ранило до глубины души…ему не нравилось, что ставили его ниже какого-то парня с кучей ментальных проблем, такого всего бедного да несчастного, нуждающегося в очевидной заботе. А когда Кузурю что-то не нравится — это проблема далеко не его, а людей в его окружении. Так что, секунды жизни Комаэды медленно просчитывались в его голове, в ожидании момента, когда же он таки сможет наконец убрать стоящее на пути препятствие. Так что, с тяжким выдохом, он садится на удобное, кожаное кресло в кабинете, скрытом от посторонних глаз. Похрустывая тонкими пальцами, парень задумчиво смотрит в чёрного цвета потолок, прежде чем, подперев рукой веснушчатую щеку, оглядеть камеры. Самое сладкое он по привычке оставляет на потом — иначе будет совершенно не интересно, и он забудет о том, что хотел осмотреть всю территорию секунд через пять. А потому, скучающим взглядом он проходится по камерам супермаркета, аэропорта, пляжа… и не видит абсолютно никого. Не то чтобы, происходящее его сильно удивило, и все же… после казни кого-либо они редко выходят, обычно забиваясь в собственные дома и плача в подушку. Может, будь он немного добрее, ему было бы даже слегка жаль их — терять своих близких друзей одного за другим, наблюдая за их смертью из первых рядов удовольствие такое себе. Однако, Кузурю нравилось выражение их лиц в тот момент — Испуг, осознание того, что на их месте легко могли оказаться они… и ах, чудесное отчаянье, очевидно разрывавшее их. Каждый раз, стоило дорогому кому-либо человеку умереть, они смотрели на это с такой болью, словно чувствовали чужую казнь на себе. Такая привязанность к людям его забавляла. Глупо ведь, так сильно любить кого-то. Глупо испытывать страх за чужую жизнь и не видеть смысла без него. Глупо… но знакомо, как бы то ни было. Однако, он знал, что его человек не умрёт. Кузурю ни за что не позволит такому произойти… он порежет на кусочки каждого, кто посмеет прикоснуться к бледной коже парня, окажется ближе дозволенного хоть на миллиметр… Фуюхико не из тех, кто привык делить то, что по праву принадлежит ему. Насмешливо сверкнув глазами, оказавшись на камере дома Сонии, он наблюдает за опечаленной девушкой, что сидит, ни жива ни мертва — конечно, потерять весьма дорого для себя человека крайне грустно… Но тот хомячник его подбешивал — своими странными речами, да тем, что вечно таскается с этими четырьмя грызунами. Удивительно, что принцесска вообще в него влюбилась — таких странных людей обычно обходят за километр, на пути шепча себе под нос молитвы, а то мало ли… И все же, её скорбь выглядела даже смешно. Обычно она занимается немного другими делами в своей комнате, за которыми Кузурю иногда со скуки наблюдал, попивая коллу из супермаркета, зачастую же наоборот перелистывая подобные вещи как можно скорее. Иметь камеры в комнатах детей с бушующими гормонами — опасно для его, уже давно поломанной, психики. Стоит ему только решить переключить камеру, приступая к самой сладкой части проверки, как Сода оказывается в комнате девушки, и тот решает задержаться на пару мгновений. Больше всего в данной ситуации приводило его в несказанное удивление то, что механик выглядел разбито. Разве после устранения соперника он не должен радоваться тому, что Невермайнд теперь легко может отдаться ему? Легко понять, что она отказывала ему лишь из-за присутствия Танаки рядом, так что же так огорчило парня с розовыми волосами? Ещё пару минут разглядывая семейную драму, состоявшую из опечаленно сидящих, разговаривающих о чем-то Казуичи и Сонии, он с тихим «скучно.» перелистывает камеру, тут же встрепенувшись и с мгновенным интересом разглядывая комнату Хинаты. Да, он обожал включать именно эту камеру, наблюдая за действиями Хаджимэ…его одержимость этим человеком могла казаться даже нездоровой, но кого это вообще волновало? Уж точно не Кузурю, с легкой улыбкой глядящего на знакомое лицо, тихо выдыхая. Он красивый. Ужасно красивый, со слегка растрепанными, мягкими волосами, и чудесным, выражающим столько эмоций взглядом…каждый миллиметр чужого тела казался невероятно знакомым, Фуюхико знал каждую чертову родинку на возлюбленном, знал о нем абсолютно всё. Потому что… любил наблюдать за ним. Следить за тем, как когда тот слишком устает от общества, стягивает с себя рубашку, оголяя свое чудесное телосложение. Такие моменты Кузурю обожал больше всего на свете, сквозь монитор пожирая того взглядом. И всё же, кое-что заставляет его раздраженно выдохнуть, стиснув от злости зубы, стоит на пороге домика появится Нагито. Тот что-то активно рассказывал Хинате, что внимательно слушал, и это ужасно выбешивало. Почему бы ему не выкинуть это отвратительное существо из дома прямо сейчас?.., но нет, даже кинув мимолетный взгляд на камеру, словно глядя мастермайнду прямо в душу, он продолжает как ни в чём ни бывало вести диалог, и якудза искренне пытается сдерживать вспышку агрессии ровно до того момента, пока чужая рука не касается плеча Хинаты. Именно в этот момент дни Комаэды были сочтены, потому что в голове Фуюхико надпись алыми буквами — это принадлежит мне, ты не можешь трогать его. И это чёртов факт, который невозможно оспорить. Хината полностью принадлежит только ему, и он не позволит всяким ебанутым даже касаться его… ни за что на свете не позволит. Одержим ли он? Возможно да, но ещё с первого дня на этом острове, когда он с лёгкой ухмылкой наблюдал за одноклассниками, что-то в Хаджимэ невероятно цепляло. Что-то не понятное, не видное другим… но невероятное. Заставившее его почувствовать невероятно странный всплеск эмоций, от которого он потом отходил несколько часов, молча разглядывая одну точку… один взгляд на этого парня заставлял его чувствовать это. Нечто до одури приятное, и он ни за что не дал бы кому-то другому чувствовать тоже самое по отношению к его Хаджимэ… одна мысль об этом заставляла нервную дрожь пробежать по телу. Нет. Этого ни за что не случится, потому что… у Фуюхико всегда на готове есть хотя-бы один план, что всегда может прийти в действие, стоит непридвиденной ситуации случится. Легкая ухмылка сияет на чужом, уверенном лице, пока второй человек в комнате, паникуя, извивается на полу. Испуг на помятом личике вызывал у Кузурю ликование — наконец он может сделать это, не чувствуя какого-либо угрызения совести… хотя когда он вообще слышал её голос в последний раз? Когда-то… Невероятно давно. Потянувшись, веснушчатый выдыхает и звонко смеётся. В комнате его никто не услышит, здесь только они… И больше никого. В самом деле, обычно он был совсем один… удивительно было видеть существо, настолько жалкое, рядом с ним. Но что ж, одиночество иногда надоедает, верно? Присаживаясь и глядя снизу-вверх на беловолосого парня, Фуюхико с милой улыбочкой отдирает от чужого лица скотч, мешающий Нагито говорить пару секунд назад. — Хм?.. Приветик, Комаэда, мы же никогда не болтали, верно? — Насмешливо произносит он, поставив локоть на колено и подпирая рукой щеку. — Ч… что вообще происходит? — Лепечет, испуганно, везунчик. — В-выпусти меня, Кузурю, это не смешно! — Уже громче, будто стараясь казаться серьезным, выкрикивает тот, и от вопля аж уши закладывает… лучше бы он не отдирал скотч. Голос у этого парня до дурноты противный, аж тошнит. — Хмф… ладно, плевать. Не хочу разговаривать сейчас. — С ноткой огорчения в голосе, лепечет он, клея тот обратно. Лучше уж так, чем слышать лепетания Нагито. — Ты знаешь, почему находишься здесь? — Фуюхико встаёт, ловя на себе все такой же напуганный, но в то же время и слегка разозленный взгляд. — Потому что ты… — Кузурю плавным движением руки достает из небольшой тумбочки, стоящей неподалеку от абсолютного, остро заточенный нож. — Тронул то, что принадлежит мне. — Хихикнув, мастермайнд облизывает губы, задумчиво окидывая взглядом связанное тело, что лежало прямо перед ним, а затем садясь куда-то на чужой живот, с все тем же невозмутимым выражением беря в свободную руку чужую, чуть сжимая запястье. — Никто не смеет трогать Хаджимэ. Особенно такой мусор, как ты…-- Он чувствует приятной дрожью прокатившуюся по телу злость, что сейчас была как раз кстати… а затем резким движением вонзает лезвие в мягкую кожу, прорезая её едва-ли не насквозь. Громкое, болезненное мычание заставляет его встрепенуться, мельком заострив взгляд на выступивших из чужих глаз слезы… забавно. — Так что терпи, милый мой. Терпи и думай о том, что ты сам заставил меня сделать это. — Кузурю небрежно достает нож, фыркнув от капель крови, попавших на его одежду…пахнущая железом, ярко-розового цвета теплая жидкость плавно стекала по пиджаку. — Хмф. Ты испачкал меня! Ах, как же бесишь! — Зло выкрикивает он, нанося ему еще один удар, примерно в том же месте, но чуть выше… В районе плеча. И на этот раз не попадает в кость, позволяя себе наблюдать кончик ножа, прошедшего насквозь. — Ого! Вау. — Фуюхико удивленно смеётся — Выглядит круто, скажи? — Он убирает скотч снова, желая услышать ответ на свой вопрос, но разносится лишь громкий кашель, словно Комаэда вот-вот задохнется, да очередной глухой выкрик. — Т… прекрати, п-пожалуйста. — Всхлипывает Нагито, шипя от боли в руке. — я-я… больше никогда. Не приближусь к Хинате, п-прошу тебя…-- Загнанно бормочет везунчик, которому сейчас, очевидно, не везет. И это заставляет Кузурю слегка улыбнуться, решая рассказать о придуманной шутке своей жертве. — Слу-ушай, ты же абсолютный везунчик, верно? Так почему же тебе сегодня так не везет? — Он смеётся, качнув головой. — Боже, прекращай меня смешить, идиота кусок… а то мне придётся делать это ещё дольше, ага. — Фуюхико задумчиво достает нож, а затем плавно проводит острым, очевидно наточенным буквально пару часов назад лезвием по чужой щеке, чуть надавливая, заставляя розовую жидкость стремительно покидать чужой организм. — Хм… она так блестит… Мне нравится. — Мягко улыбнувшись, он растрепывает чужие белые волосы. — Терпи, дорогуша, терпи… ты еще не отбыл своё наказание. — Фуюхико вновь берет чужую руку, но затем задумчиво осматривает пальцы…этими отвратительными культяпками он посмел касаться его Хинаты… как же плохо. Поднявшись, он фыркает, раздраженно бубня себе что-то под нос, подходя ко все той же тумбочке, роясь среди оружия, тщетно ища нужный предмет… и находя его минуты через две — идеальный тесак, с большим и острым лезвием… то, что ему нужно было в жизни. — Я, конечно, якудза. — Хихикает парнища, возвращаясь на своё место, задумчиво крутя в руках оружие, — Но пальцы ещё не отрезал. Я потренируюсь на твоей ручке, ты не против? — Мурлычет он, видя ужас в глазах парня под ним, снова чувствуя испуганные попытки вырваться. — Тст… стой, стой, блять, стой! — Визжит Нагито, хрипло выдыхая, смаргивая слезы. — Тебя казнят! Стой, остановись, я не буду трогать Хинату больше, я все прощу, я к нему за километр не приближусь, пожал-ААГХ…-- Речь Комаэды была прервана вспышкой боли, когда, никак не реагирующий на его мольбы Фуюхико ударяет тесаком по чужому пальцу, и сквозь противный хруст наблюдает за вытекающей на пол жидкостью, усмехаясь. — Мм. Так вот оно как. — Задумчиво улыбается он, легко улыбнувшись. — Интересно-интересно… знаешь, я бы хотел отрезать их по одному… но ты отключишься от боли, и что же я тогда делать буду, а? — С ноткой грусти в голосе уточняет у него Кузурю. — Уф… ладно, еще один. — Невинно улыбнувшись, он вновь подносит руку с оружием к чужому безымянному пальцу, а затем одним, громким ударом обрубает его, слыша очередной вопль боли, что издал Комаэда. — Аа… АГХ… Мм… Б-блять, пожалуйста. — Словно уже не понимая, что он несет, потерявшись в вечном цикле боли, лепечет, сквозь хрипы и рваные всхлипы Комэада. — Спасибо. — Лишь смеётся Кузурю, а затем грустно вздыхает. Все же, руки ему обрезать надо… он изначально планировал это сделать, а пальцы были лишь так, развлечением мимолетным. — Ладно, скажи ручкам пока-пока! — сверкая милой улыбкой, он легким движением, словно совсем не заморачиваясь, обрезает чужое запястье, наблюдая за огромным количеством крови, и слыша очередной, уже глухой из-за сорванного голоса вопль, наблюдая за бьющимся в истерике Нагито. — У… как все запущенно. — Хмыкает он, когда тот в истерике старается ворочаться, откинуть от себя парня, крича и хрипя от боли, задыхаясь в собственных слезах. — Уф, ладно, с этим мы закончили. — Он небрежно отталкивает от них пальцы и запястье парня, вместе с тесаком, что откидывает куда-то в угол комнаты. Ничего, его верный помощник приберется. Ах да, помощник… удивительно, но у Фуюхико таковой был. И нет, речь шла не о монокуме. Один человек весьма помогал ему во всем… не будет же он убираться после казней, правильно? Вновь беря в руки нож, парень хватает того за подбородок, заставляя заглянуть в глаза, оставляя лишь пару миллиметров между их лицами, а затем… Совершенно внезапно оставляя мимолетный поцелуй, задумчиво отстраняясь через секунды две. — И этими губами ты собирался целовать Хинату? Ужас. — Пожимая плечами, фыркает Кузурю, а затем, пользуясь секундным удивлением и приоткрытым ртом, хватает его за язык, тут же отрезая его, оставляя совсем короткий обрубок, и заставляя Комаэду снова вздрогнуть, хрипя от боли, отплевываясь яркой кровью. Уже буквально через пару мгновений вопли и хрипы превратились в бульканье, а тот едва-ли не задыхался в собственной крови, сквозь холодный пот пытаясь сделать хоть что-то, чтобы спасти свою никчемную жизнь. Парень поднимает взгляд на чужие, закатанные глаза и облизывается, радуясь мелькнувшей в голове идее. — Этими отвратительными глазками ты смотрел на моего хинату… Как же так, а? Думаю, это нужно исправить, правильно? — Спрашивает он у самого себя, ведь Нагито ответить был уже не в состоянии. Маловероятно, что он вообще его слышал, уже находясь в полуобромочном состоянии, забывая то, кем он является… даже не думая о собственном положении, и что ж, это слегка ранило Кузурю. Он тут для него веселье устраивает, фантаны крови, месиво!.. А этот неблагодарный полутруп даже не следит за его действиями. — Чмо неблагодарное. — Раздраженно цокает он, а затем наклоняется, опуская нож и примеряясь, плавно вставляя его в чужое глазное яблоко и постепенно идя по кругу, срезая нервы, держа вырывающегося Комаэду свободной рукой. Чуть прикусывая язык, чтобы случайно не накосячить, парень продолжает это, пока не доходит до конца, с улыбкой вырывая глаз, заставляя нервы с тихим хлюпом разорваться. Полный отчаянья вскрик снова пролетает по комнате, и это ужасно нравится Кузурю. Нравится… нравится чувствовать это… отчаянье. Заполняющее Нагито и выплескивающееся из него розовой кровью…ах, чудесно. Но тут происходит то, чего он совсем не ожидал — бьющийся в агонии Комаэда скидывает его с себя, заставляя ударится головой о тумбочку, громко зашипев от боли… — Вот блядина! — Выкрикивает он, с яростью сверкая глазами. — Как… как ты посмел, мразь?! — Парень поднимается, с силой пиная его. — Гандона кусок, тварина, мразь! Сдохни уже! — Парень сильным ударом ножом в грудь обрывает чужую жизнь, но это его не останавливает, и он продолжает в ярости избивать труп, оставляя кучу ударов в груди, лице, животе… Оставляя вместо тела окровавленное месиво — с лицом, без языка и глаза, без запястья и пальцев… пока вспышка яркой эмоции не проходит и он не отстраняется, тяжело выдыхая и потянувшись, оглядывая заляпанную каплями крови одежду. — Фу-ух. Я закончил. — Он довольно похрустывает пальцами, слыша тихий скрип двери и обернувшись, чуть щурясь. — Ах, это ты. — Он лишь отворачивается от помощника, что удивлённо присвистывает. — Ничего себе… ты перегнул палку. --Выдыхает тот, на что Кузурю лишь хихикает. — Разозлился немного… ну ты понимаешь. — Фуюхико подходит к тому, сверкнув глазами, и желая обнять его, но парень лишь отстраняется. — Не-а. Помойся сначала, и одежду постирай, ты весь в кровищи. — Ворчит старший, на что тот обиженно выдыхает. — Ладно… значит пока я буду делать это, приберись здесь, хорошо? ~ — Мурлычет он, отправляясь к выходу из комнаты, где сразу же находился его кабинет, откуда легко можно было пройти в ванную комнату. Оставляя единственного, кто мог сгладить его одиночество, убирать за ним последствия мести. — И… Вы провалились! — Выкрикивает, смеясь, Кузурю, глядя на испуганные лица одноклассников. Те потерянно переглядываются, а Хината напуган, кажется, больше всех — на бледном лице смешалось всё. От удивления до испуга, отчаянья и осознания того, что их ждёт совсем скоро. — Кхм, Хаджимэ Хината не был убийцей Нагито. — Но откуда ты знаешь? — Запальчиво Выкрикивает Сода, скрестив руки на груди и пытаясь сохранять невозмутимость. --Ну так… — Сквозь тихий смешок, отвечает Кузурю. — Может, потому что Нагито зарезал я? Ах, он так извивался и молил перед смертью о помощи… Вы бы знали. — Хмыкает он, пожимая плечами. — Фуюхико… Что? Что ты делаешь, что происходит? — Сония смотрит на него, чуть хмуря светлые брови, а Фуюхико выходит в центр зала суда, прокашлявшись в кулак для большего пафоса. — По совместительству, я также являюсь тем, из-за кого вы собрались здесь… абсолютное отчаянье во плоти, и ваш любимый и уважаемый мастермайнд! Ахуели, да? Никто даже не подозревал? Ха, я ахуенный актер! — Самодовольно произносит он, пока остальные стоят в шоке… все, особенно Хината. Хината, что смотрит на него с испугом и не пониманием, с истинным отчаяньем и едва-ли не слезами на глазах. — Ах… Я с радостью позволю вам умереть здесь! Посмотрим… ваша казнь должна быть очень красивой! А главное, полной отчаянья… — Мурлычет он, пожимая плечами. — Ах, дорогие одноклассники… с вами было скучно, буду честен. Могли бы и повеселее мне развитие сюжета устроить. — С ноткой раздражения замечает он, как вдруг к нему подходит Аканэ, хватая за воротник и зло глядя в глаза. — Ты… Мелкий пиздюк! Че за херню ты устроил? Какого чёрта вообще? Я убью тебя, убью прямо сейчас! — Истерично произносит девушка, пока Кузурю лишь с огромным раздражением в оливковых глазах смотрит на неё в ответ, легким движением руки доставая припрятанный во внутреннем кармане пиджака пистолет, и, снимая курок, в одно мгновение лишая ту жизни, под громкие вскрики одноклассников заставляя тело упасть на пол. — Кто-то ещё хочет напоследок поговорить со мной с глазу на глаз?!..если да, могу устроить вам такое же чудесное прощание с жизнью, каковое оно было у Комаэды. — Язвительно произносит он, разворачиваясь и, с вздохом, подходит к небольшому столу, нажатие на который активировало бы казнь специально для Сонии и Соды. — Ну? Обнимитесь напоследок хотя бы, может? — Спрашивает он, скучающе. — Я даже смотреть не буду, если вас смущает. — Податливо замечает он, переводя взгляд на Хаджимэ, глядя в испуганные глаза, что смотрят на него с тоской и болью одновременно, прежде чем уходят куда-то в пол… этот парниша ведёт себя так, будто и не подозревает, что сегодняшняя казнь лишь для двоих из четырёх людей в этой комнате. — Ладненько, пожили и хватит, правильно? — Он, выдыхая, нажимает на алую кнопку, в последнее мгновение мило улыбнувшись. — Прощайте. — И те исчезают из зала суда, проваливаясь куда-то в бездну, проявившую себя дырой в полу. — Обязательно было простреливать ей башку прямо здесь? — Через пару минут раздаётся строгий голос рядом с сидящим на месте монокумы Кузурю, что поднимает взгляд на стоящего над ним Хаджимэ. — Вау… выглядишь так сексуально, когда смотришь на меня так. — Говорит он с толикой удивления, на что Хината лишь глаза закатывает, ударяя его по лбу. — Ты… ох, сам убирать это будешь! — И вот, его верный помощник прекращает двойную игру, корчить испуганную рожу, и снова показывает себя тем, кем в самом деле является — правой рукой и влюбленностью мастермайнда, что дал ему шанс выжить когда-то… и с тех пор убивать всех вместе, а не в одного, оказалось чем-то намного более весёлым. — Да-да, я просто попрошу монокуму. — Лениво произносит он, поднимаясь, а затем обходя труп, чтобы не заляпаться в крови. Фуюхико с легкой, мягкой улыбкой подходит к Хаджимэ, что глядел на него слегка хмуро, а затем закидывает руки на чужую шею, чуть надавливая, заставляя чуть нагнуться и привстав на носки, он целует его, прикрыв глаза и явно наслаждаясь этим мгновеньем. Может быть, не будь он таким, каким был сейчас, все сложилось бы иначе. Без смертей, крови, отчаянья и боли. Но…что ж, видимо, не в этой жизни. Сейчас они сами всё разрушили, и ни о чем не жалеют. Ведь жалеть о сделанном — глупо. Прошлое не воротишь, остается лишь надеется на то, что игры не доведут тебя до судьбы одного из участников рано или поздно. — Ах… наконец мы только вдвоём. — выдыхает Фуюхико. — Только я и ты, мой любимый придурок-Хаджимэ Хината…