Дорожный приют в горах

"— Забудь про мёртвых, Мэй, — голос Такао шелестом листьев проносится в мыслях, лисица не может заставить себя забыть кровавый след, что тянется за ней. Не может выкинуть из головы слова дзёнина. — Мёртвые тянут вниз, Мэй." Гейша никак не может понять жизнь вне стен окия, вникнуть в весь тот кошмар который вертится вокруг неё, она не до конца понимает мужские, обращённые на неё взгляды. Речи о том, чтобы понять колдуна и вовсе не может идти. После вскрытия правды о матери и вырезанной деревни, чувство стыда пожирает её изнутри, смотреть в глаза Кадзу становится буквально невыносимо, слышать его нежные слова и вовсе убийственно. Она хочет опуститься в поклоне и молить, молить, молить о прощении, но ниндзя вновь и вновь повторяет что на ней вины нет, а колдун не устаёт напоминать, что мёртвых нужно забыть или скоро присоединишься к ним. Мэй ощущает внутри как сердце от переизбытка чувств трепыхается, бьётся так сильно что кровь стучит в висках и не понимает, как... Как можно забыть те ужасные смерти что произошли из-за её рождения? Синоби чувства держать под контролем, они хладнокровны и расчётливы, гейша таким похвастаться не может. Чувства и эмоции в ней кипят, лавой растекаются по венам, одновременно и уничтожая, и давая волю жить. Жить, бороться, мстить за всех кто когда-либо погиб по её вине. С горькой усмешкой она вспоминает наигранную сердитость госпожи Сумико, когда та журила майко за излишнее любопытство и неусидчивость. Таская по паре поленьев из одного место в другое, кицунэ находясь в одиночестве позволяет себе погрязнуть в воспоминаниях и мечтах. Вот они возвращаются в столицу, совсем скоро её ждёт ритуал мидзуагэ и она станет гейшей, а перед этим не менее волнительный экзаменационный танец. Мэй чувствует как начинает неприятно пощипывать, часто-часто моргает, но продолжает вспоминать потому что сейчас ей это нужно чтобы принять решение от которого решиться вся её дальнейшая жизнь. Идти на миссию ещё можно отказаться и Такао не устаёт напоминать об этом при каждой их встрече, лисица не понимает его мотивов поэтому для начала хочет разобраться в себе. Потому что вопреки словам дзёнина, Кадзу зовёт храброй и смотрит так, что волнение и смущение покалыванием проносится по всему телу. С Кадзу она прошла намного больше, он ей ближе чем кто-либо сейчас, но тянет сердце от чего-то к колдуну и это кажется странным. Когда ещё госпожа Сумико была жива, Мэй не споря с солдатами дала пленнику воды. Она помогла сбежать из тюрьмы, он спас ей жизнь и показал свой дом. Стоило ей попросить о помощи ниндзя пришёл на выручку и только потом задавал вопросы. Кадзу должен быть ближе и роднее, он украл её первый поцелуй и каждый раз смотрит так, словно хочет укрыть от всего мира, спрятать и защитить, но уважает её решение и просто тенью остаётся рядом. Мэй не совсем уверена, но вроде синоби в неё влюблён и хотелось бы ответить взаимностью потому что гейшей она уже не станет, в окия жить не сможет. Только в голове шелестит голос Такао и девушка жалеет, что она лисица, а не волк, потому что выть хочется до сорванного голоса. Половина поленьев уже перетаскано, дедушка Чонган должен быть доволен, на улицу опускается ночь и светлячки созданные магией колдуна как всегда зачаровывают. Усталость валит с ног, а завтра предстоит так же весь день таскать поленья, Мэй смотрит на свои руки и вспоминает как превратилась впервые в лисицу. Вспоминает что мидзуагэ так и не был завершён, а значит вопреки тому что её называют гейшей, ей она ведь так и не стала. Тихо, горько посмеивается прикрыв ладошкой рот, на секунду зажмуривает глаза потому что кожа уже не такая нежная. В одном она сейчас с дзёнином согласна точно. Нужно забыть, оставить в прошлом, отпустить. К прошлой жизни она не вернётся, а настоящая состоит из тренировок и обучения магии. Сил после тяжёлого дня хватает только на то, чтобы немного перекусить и выпить мерзкий на вкус отвар от дедушки Чонгана, лечь спать и попытаться отдохнуть. Попытка с треском проваливается, потому что в мыслях только Такао, он вытесняет из её головы всё, всех кроме него одного и это кажется даже каким-то странным, немного пугающим и любопытным одновременно. Он ведь просто обучает магии, пару раз предлагал поужинать, но даже тогда держался холоднее и отстранённее чем кто-либо, а в итоге тянет к нему словно магнитом. Кицунэ не замечает как среди вороха мыслей и образов, разум таки заволакивает тьма и она погружается в сон. Замечает она лишь крайне неприятное пробуждение и ноющую боль в мышцах. Первая её мысль до смешного ожидаема ей самой, потому что связана с колдуном. "— Может и правда зря я вызвалась на миссию? Ляпнула с горяча, не подумав." То что глупые по её не высказанному мнению поручения дедушки Чонгана это тренировки, Мэй понимает не сразу и отчасти даже считает себя глупой. Носить по паре поленьев, переложить с одной стороны на другую, тереть стены в определённом порядке. Всё это странно и подозрительно, но она даже не допустила мысли о тренировках и позволила себе невежливо подумать про лекаря. Жить в клане синоби и не привыкнуть к тому, что почти всё они говорят загадками, действия их порой необъяснимые глупо и так в её характере. Сперва повиноваться эмоциям и только потом подумать. Глупая. Не зря Кадзу столько раз её так называл. Только мысль о нём мимолётная, разум даже не успевает на неё уцепиться потому что впереди обучение магии, а значит... Дзёнин стоит величественный, Мэй ощущает его силу на несколько метров и вместе с тем глупое, непозволительное желание коснуться его пепельных волос, узнать какие они на ощупь. Сбежать или спрыгнуть со скалы лисица пока не решила, но точно для себя уяснила, что подобные мысли больше допускать нельзя и не потому что подобное идёт вразрез с её воспитанием, а потому что Такао лишь наставник который делиться знаниями и опытом в магии. Почувствовать себя слабой и никчёмной для кицунэ становится привычным, ибо имея возможность к магии не отдавая при этом ничего взамен, она ни на что не способна. Пусть колдун успокаивает, говорит что для той, кто только встала на путь колдовства она справляется хорошо, Мэй смотрит в его глаза глубокого синего цвета и видит лишь осуждение, недовольство. Столько времени прошло с их последнего совместного занятия, а она способна лишь на прозрачную, совершенно нереалистичную иллюзию. Такао жертвует кровью, жизненной энергией, но его магия украшает ночами деревню, его иллюзии настолько реальные, что не знай она правды испугалась нависшего над головой орла. Её маленькая сова ничто с ним в сравнении, к горлу подступает ком горечи, Мэй мысленно обещает сама себе и особенно колдуну, что во что бы то не стало, овладеет магией в совершенстве, станет сильнейшей из всех кицунэ которые вообще жили. В какой-то момент ей кажется, что Такао способен читать мысли, потому что его внимательный взгляд светится мимолётным интересом, а губы он кривит в ухмылке. Пусть так! Пусть он смог услышать её безмолвное обещание, лисица ничего уже не собирается менять, не собирается отступать. И даже то, что сознание начинает проваливаться во мраке, что она еле стоит на ногах от того, что использование магии сказывается и на ней и не спасёт тут даже её связь с колдовством от рождения, не остановит девушку. Вновь и вновь, раз за разом она творит иллюзию, пробует создать хотя бы искру по просьбе Такао, не задаёт никаких вопросов хотя один единственный возникает. Ведь если кицунэ могут идти лишь по одному из путей магии, а она выбрала иллюзию, то сможет создать огонь? Вопрос затерялся где-то на затворах сознания, а оно само тонет, тонет, тонет. Мрак окутывает и Мэй хочет закричать, ей вдруг становится страшно до такой степени, что тело цепенеет и всё что она видит напоследок это лёгкое удовлетворение во взгляде синих глаз. Мёртвые тянут вниз. У лисицы нет сил открыть глаза, она слышит приглушённый шум и резкие голоса, но не может вникнуть в их смысл. Она для начала пытается собрать воедино свои мысли и узнать уже наконец что значит та произнесённая Такао фраза, которая не оставляет её в покое даже во мраке. Тянут вниз за собой, в могилу или просто не дают идти дальше задерживая их в одной точке. Может она так слаба в магии потому что не слушает колдуна и так отчаянно цепляется за минувшие смерти, за кровавый след? Может именно из-за этого она меняя облик так и остаётся серебристой лисой с одним хвостом? Медленно заставить себя приоткрыть глаза, вспомнить насмешливое, но доброе: "не колдунья" из уст Кадзу и гейша осторожно шевелится, не хочет помешать разговору потому что не успела понять его суть, лишь то что дедушка Чонган говорит сердито и резко, голос дзёнина напротив звучит даже несколько устало. Может правда? Может правда она никакая не колдунья, а простая лиса которой стоит жить в лесу? На несколько мгновений кажется, что ёкай Сино-Одори с которым Мэй удалось подружиться была права когда звала жить в лесу, принять облик лисы и жить спокойно, дальше от людей и проблем. Нет. Лисица отрицательно качает головой сама себе и мысленно встряхивает, потому что сдаваться и отступать слишком поздно. Простых лис и серебристой, словно лунный свет шерстью не бывает и гейша обязательно станет сильнее. В разговоре Чонган ругает главу клана за то, что тот чуть не угробил девушку, он так явно зол и обеспокоен, что Мэй ощущает от этого прилив нежности. Она уже смогла прийти в себя, тихо поправить кимоно и вникнуть в смысл разговора двух синоби. Глава клана невозмутим, он стоит на своём и голос его точно сталь. Кицунэ соглашается с каждым его словом, осторожно ступает в сторону створок чтобы сказать что с ней всё в порядке, что она готова к дальнейшему обучению, что замирает и даже не может моргнуть от услышанного. Лекарь говорит Такао что он может вылечить всё кроме ран приченённых магией и если Такао продолжит своё обучение гейши в том же темпе, то просто угробит её, убьёт, а Чонган этого не хочет. Он привязался к девочке ещё с тех самых пор когда Кадзу принёс её в деревню больную, ослабленную, почти труп. Колдун молчит несколько секунд, а после говорит властно и уверенно, ставя лекаря на место и показывая что здесь глава он. Говорит о том что подобного не допустит, что Мэй сильнее чем кажется и поэтому давать ей поблажки он не собирается напоминает что каждый должен заниматься своим делом. Чонган учить рефлексам, ронин с которым позже начнутся уроки — сражаться, Сатоши гриму, а он магии. И Такао готов на многие жертвы, чтобы в короткий срок до начала миссии выучить лисицу до хотя бы сносного уровня магии. Девушка выходит к спорящим на последнем слове дзёнина и вежливо улыбается, кланяется: — Со мной всё в порядке, я готова продолжить обучение. Да, ей приятно волнение дедушки Чонгана. Да, она не хочет его расстраивать видя как на её слова он лишь недовольно и печально качает головой. Да, у неё сейчас едва хватает сил чтобы стоять и ровно держать спину. Но она так ярко помнить удовлетворение, даже некую нежность во взгляде Такао, что ради повторения этого готова пойти на любые трудности и жертвы.