Undertow

Попытка не пытка, но не покидает чувство, что я нахожусь с правильными, нужными людьми. Это похоже на спокойствие, а временами на радость — в те вечера, когда мы негласно решаем посидеть в гостиной, обсудить что-то или посмотреть фильм. Это случается нечасто. Золотая середина для такого человека, как я. Каждая из моих соседок разная, особенная по-своему, и мне правда нравится находиться с ними. Но не так сильно, как быть один на один с собственными мыслями. Прихожу на занятие вовремя: не люблю опаздывать. Сажусь в середине, потому что чаще всего занимают либо первые, либо последние парты. Один за одним студенты заваливаются в аудиторию, и постепенно она наполняется голосами. Сдерживаюсь, чтобы не надеть наушники, пытаюсь контролировать себя и своё сознание. За этим мы сюда и приехали — за контролем. Фара Даулинг ведёт большую часть занятий. В истории фей она чуть ли не мировая, и, наверное, даже у такой заучки, как я, не хватит сил прочесть всё, что о ней написано. Для многих она эталон. Аиша прожужжала все уши о Даулинг ещё в первый день, и понятно, почему они с Террой заняли место впереди. Я достаточно серьёзно отношусь к учёбе, поэтому вбитая с детства привычка учиться на отлично играет только на руку: концентрирует внимание на словах преподавателя. Это как программа в моей голове, делаю уже автоматически. Всё начинается с теории, в том числе и уроки Даулинг. Когда она появляется за минуту до начала и я понимаю, что больше никто не зайдет, то немного радуюсь своему нетронутому одиночеству. Хотя бы ближайший час. Я слушаю Даулинг с интересом. Она начинает лекцию со слов о сотворении мира. Существовало несколько взглядов, и каждый из них имеет место быть. — Есть несколько теорий, и первая из них — жизнь произошла из воды, — вижу, как расправляются плечи Аиши. — Вторая утверждала, что всё возникает из воздуха: разлагается, сжигается и вновь зарождается. Третьим звеном остаётся огонь. Он меняется, преобразуется, но остаётся огнём. Не могу представить, насколько это — ощущать, что в твоих силах управлять стихией, которая дала начало всему живому. Феи разума не способны на такое. Иногда мне вообще кажется, что я ничего не знаю о себе и о том, что умею. Терра трещит о вечеринке первокурсников, которую каждый год устраивают ребята-специалисты. От её голоса порой не скрыться даже за бесперебойными басами. Она носится по комнате весь вечер и говорит, что мы должны пойти туда. Напоминает светлячка. Её глаза горят ярче кольца Стеллы. Не понимаю, почему эта вечеринка вызвала в ней такой ажиотаж, но ставит на уши Терра всех нас. На очередной возглас Терры («Как нарисовать эти стрелки!») Стелла не выдерживает и кричит из своей комнаты: — Успокоиться и попробовать ещё раз! В Стелле, если честно, нет ни грамма хладнокровия. Она показывает себя настоящей сукой, но это не так. Ей удаётся почти блестяще скрывать свои эмоции за маской, но иногда, вот в такие моменты, не нужно быть эмпатом, чтобы увидеть её настоящую. После наступившей тишины я слышу всхлипы из ванной. Слышу досаду, грусть и отторжение самой себя. Подобная боль сказывается физически. — Терра... — впервые голос Стеллы настолько мягок; она обнимает Терру, у которой слезы смывают подводку, и шепчет ей куда-то в висок. Накрываю сцепленные в замок чужие руки, хочу поделиться своим теплом, хочу, чтобы она перестала чувствовать себя такой ничтожной. Дело не в стрелках. Дело в том, что Терра себя не принимает, просто не умеет это делать. — Если ты правда так хочешь, — смотрю на наши отражения, на то, как крепко обнимает Стелла, — то пойдем на эту вечеринку. — Точно? — Терра чуть-чуть прищуривает глаза. Она, наверное, и не догадывается, насколько они у неё красивые — никто никогда не догадывается. — Точно, — кивает Стелла и молча утирает большими пальцами черные разводы на щеках, — только давай смоем этот ужас. Вижу, как Терра даже не пытается скрыть улыбку. Некоторым достаточно всего лишь слова от нужных людей, чтобы стало легче, чтобы камень, тянущий грудь, отпустил наконец. Не знаю, что помогает мне. Чужие эмоции настолько мешаются с собственными, что часто я не могу понять, чья эта грусть, чья злость, чья радость. Как только оказываюсь в зале специалистов, то чувствую себя под прицелом. Я понимаю, что никому и дела нет до меня, но ощущение, словно все следят за каждым твоим шагом, не покидает. Вроде, вечеринки нужны для того, чтобы словить кайф и расслабиться, но пока что ничего из подобного нет и в наметках. Только напряжение во всём теле, меня сковывает, от самых кончиков пальцев. Медленно иду за другими девочками. Они выглядят вполне уверенными в себе. Конечно, я понимаю, что мы не будем весь вечер вместе. Ещё немного времени побудем своей компанией, а потом кто-то отделится: танцевать, пить или знакомиться — больше здесь делать нечего, только такие забитые, как я, могут свалить раньше в комнаты или уютно устроиться в окрестностях Алфеи. Последним я и планирую заняться, как только пройдет достаточно времени. Моим планам не суждено сбыться. Блум достаточно быстро находит общий язык с одним из второкурсников, ещё и знакомым Стеллы. Стеллу, кажется, знают все, а вот она только «избранных». И как только я понимаю, что этот специалист принц, всё становится до банального прозрачно. Никогда не была восприимчива к алкоголю. Наверное, это потому, что у меня не было компании. Я сидела дома практически всё время, и когда мои давние знакомые начали собираться все вместе, меня там не было. И они не звали: удобнее общаться с теми, с кем уже налажен контакт. Не знаю, что случилось в тот вечер, но когда тебе наливают один стакан пунша, уже не можешь остановиться. Все ощущения, все звуки притупляются, концентрируешься только на своих. Кажется, прикоснись ко мне чуть сильнее — разрушусь, точно как карточный домик. И я не слышу никого, кроме себя. В этот момент я думаю, что нет ничего лучше. Не обращаю внимания ни на кого. Вижу только бокал в руке, и с каждым выпитым перестаю замечать того, кто его всё время наполняет. Вокруг столько танцующих тел, столько свободы, юности — чувствую это всем телом. Меня окунает в этот водоворот. И я не хочу выходить из него. Иду в самый центр к Стелле. Она танцует так по-королевски, даже здесь устраивает маскарад. Танцы — это то, чем я занималась, кажется, в прошлой жизни. А тело всё ещё помнит, как нужно двигаться, так чтобы дыхание спирало. Танцевать для себя, для внутреннего я. Забываю обо всех вокруг, в танце существую лишь я. Подстраиваюсь под ритм, закрываю глаза. Меня переполняют такие сильные эмоции, что хочу поделиться со всем миром, открыть себя нараспашку. — И когда ты успела? — Стелла выгибает бровь, улыбается одним уголком губ, а я не понимаю, почему она так удивляется. Улыбаюсь в ответ, ведь мне так хорошо. — Что? — В пунше, наверное, был не только пунш. Как обычно, — она закатывает глаза. — Насколько ты пьяна? Не могу ответить на этот вопрос даже для себя. Кажется, что опьянил меня не столько алкоголь, сколько танцы. — Всё в порядке, — стараюсь перекричать музыку и в подтверждение показываю большие пальцы на обеих руках. Всё правда в порядке. Абсолютном. Вижу, как Стелла наклоняет голову, продолжает улыбаться мне. И я продолжаю. Мне нравится улыбаться так широко и так искренне. Это непривычно, но безумно приятно. Она берет мои руки в свои и начинает танцевать. Не замечаю, как этим танцем отводит в сторону, ближе к стене, где я стояла в начале и одиноко цедила пунш. — Что-то случилось? Неожиданный вопрос. Мне правда хорошо, и я не понимаю, с чего она взяла обратное. Качаю головой, стараюсь убедить, что сейчас всё отлично, и прошусь отпустить танцевать. Она продолжает смотреть долгим взглядом, всё ещё держа мои пальцы в своих теплых руках — и, наконец, отпускает. — Скажи, когда захочешь вернуться, — еле различаю её голос. Да, скажу, но явно не сейчас. Сейчас хочу всем существом сделать стоп-кадр, запечатлеть навсегда то, что испытываю. В этой толпе танцующих тел, в ярко-красном свете. Сначала казалось, здесь не найдется для меня места, но теперь я не хочу уходить. — Аккуратнее, — чьи-то руки хватают меня за плечи и чей-то голос слышу прямо над ухом. В нос ударяет запах сигарет и чужих духов. Требуется немного времени, прежде чем картинка перед глазами приобретает четкость, как будто кто-то регулирует резкость на телефоне. Только теперь понимаю, что впечаталась в чьё-то тело, хочу оттолкнуть, когда понимаю: эти руки держат меня за талию, пока за спиной особо буйные сотрясают танцпол — ещё сантиметр, и задавили бы не только меня, но и этого человека. Который всё ещё не убирает свои ладони, даже через ткань свитера чувствую, насколько они холодные. Меня трясёт от этого. Какая горячая его грудь и какие ледяные пальцы. — Спасибо, — поднимаю глаза. Чёрт. Будь я более верующая, то поверила бы в то, что это знаки свыше: передо мной всё тот же специалист со второго курса. В мерцающем свете разглядываю его лицо с хитрым прищуром глаз и расслабленной ухмылкой. На таком близком расстоянии могу увидеть любую деталь. Не нужно быть эмпатом, чтобы понять его состояние: разнесло нас обоих одинаково, меня от неопытности, а его, наверное, от количества. — Первокурсница? — спрашивает с неподдельным интересом. — С чего ты взял? — щурюсь, пытаясь одновременно быстро и легко выпутаться из его рук, хотя меня никто крепко и не держит. Я слышу, как он смеётся, отпускает меня — становится почему-то не так уж и комфортно, как я ожидала. Почему-то не хочу уходить — этот парень тоже. Он всё так же не отводит от меня взгляда, и пьяной мне без проблем удаётся его выдерживать. Одна композиция сменяет другую, басы уносят нас, заставляют крутить руками, поднимать над головой, двигать всем телом, пропуская насквозь каждую секунду. От счастья кружится голова и хочется смеяться. Я впервые танцую с незнакомым человеком на своей первой вечеринке, и это незабываемо. Он вдруг вытаскивает из своей ветровки флягу и делает глоток, даже не морщится. Наоборот, улыбается всё так же лукаво и вдруг, щуря глаза, протягивает её мне. Мне не настолько снесло крышу, чтобы пить алкоголь с абсолютным незнакомцем. Качаю головой и откланяюсь чуть дальше — дышать тяжело, когда мы так близко друг к другу, опять это покалывание от твоего взгляда. Всего на секунду жалею о том, что алкоголь значительно притупил мои способности и я не могу в точности знать, что ты думаешь прямо сейчас. Приближаешься, хватаешь за руки, поднимаешь их сцепленными над головами — но держишься на дистанции, понимаешь, что мне так нравится больше. Мы просто танцуем, если можно назвать эти прыжки танцем. Чувствую, что не могу прекратить улыбаться. Даже не могу вычленить причину. Мне весело, и это, наверное, то, почему я осталась здесь. Даже не замечаю, когда мы разделяемся. Один за другим кто-то разрывает нас, и я каким-то образом уже нахожусь у стены рядом с Террой и Аишей. Аиша смотрит слишком пристально, у неё слишком довольное лицо. — Впервые вижу тебя такой, — говорит она, но без всякого осуждения. Наоборот, она довольна. — Ты танцевала с Ривеном? — вдруг спрашивает Терра. Не могу понять взгляд, который она кидает на меня. — Тот, кто кружил тебя около пятнадцати минут. Пятнадцать минут? Мне кажется, что это длилось не больше двух — так быстро пролетело время. Задыхаюсь от слишком бешеных движений, от какофонии звуков. Забираю протянутый Аишей пунш и делаю спасительный глоток, потому что горло жжет от сухости: так громко приходилось разговаривать и так часто смеяться. — Да, наверное, да, — я на самом деле забыла, что узнала его имя неделю назад. — А что? Терра не успевает ответить: её перебивает Стелла, которая выглядит или слишком злой, или расстроенной. Она бесцеремонно выхватывает пунш из моей руки и делает три больших глотка, пока никто, кроме нас, этого не видит. Стараюсь, чтобы не было заметно, в каком шоке я нахожусь от этой картины. Стелла возвращает пустой стакан и выглядит она ничуть не радостнее. — Не хотите повысить градус веселья? Аиша настораживается. Для такой, как она, два бокала разбавленного пунша уже верхушка. Впрочем и для меня. Было у меня такое мнение до начала. Теперь не в силах остановиться. Наоборот, всем своим существом хочу продолжить. Мне даже интересно, что Стелла предлагает. Кажется, её понимает только Терра, которая резко начинает отнекиваться и увиливать, заявляет, что пора найти Блум и закругляться. — А Блум, кстати, уже там, — холодно отвечает Стелла и не отводит от Терры слишком тяжелого взгляда. Этот взгляд похож на умоляющий. Я всё ещё не понимаю, что происходит. — И Дэйн тоже. — Где, там? — пытаюсь разобраться, хотя меня, если честно, начинает пошатывать. Вроде отпустило в какой-то момент, а сейчас опять — новая волна. — Наверху. Как будто это что-то для меня значит. В шутку думаю о рае и прыскаю. — Я не знаю... Не супер крутая идея, — Терра от волнения заламывает пальцы. — Так, — начинает Аиша, и по её тону понимаю, что она недовольна. — О чем вы говорите? Стелла закатывает от нетерпения глаза, и приходится объяснять Терре. Оказывается, что «наверху» — это общежитие специалистов. В одной из комнат собирается компания студентов, конечно, не обходится без алкоголя, и начинается всякая веселуха, типа настолок или других игр. Тихое продолжение вечеринки. — Или не совсем тихое, — добавляет Аиша, когда Стелла уже тянет Терру к выходу из зала. Я тянусь за Аишей. Это напоминает вагончики, мы друг за другом пробираемся сквозь скачущую, заметно повеселевшую и поредевшую толпу. На удивление, я вполне трезво поднимаюсь по лестнице, даже чувствую, что отпускает. Мир не превращается в мыло, ноги переставляю вполне резво. Аиша поддерживает за руку, а мне даже стыдно за такое свое состояние, становится стыдно за то, какой они меня увидели. Мягко выпускаю локоть и стараюсь отвлечь их разговором: — А игры какого плана? Терра как-то тушуется, отвечает не сразу. — Ну там, всякие... Вроде, бутылочки, может быть?.. Бутылочки?! Резко останавливаюсь. Целоваться в мои планы не входило, а по виноватому голосу Терры понимаю, что именно в такую версию там и играют. Лучше бы «Я никогда не», наверное, здесь я осталась бы самой трезвой. Ничего за свою жизнь не делала, чтобы пить после каждого хода. Энтузиазм «повысить градус веселья» у меня резко пропадает. Придаю поцелую слишком большое значение, переоцениваю этот способ утолить свои физические потребности — не могу изменить это въевшееся в подкорку. — Ещё есть шанс повернуться? — спрашиваю с надеждой. — Бутылочка — избитая тема, не будет её, — уверенно отвечает Стелла, кивая сама себе. — Избитая, но играют в неё каждый год, — замечает Терра. — Поздно передумывать, потому что мы уже пришли, — и Стелла открывает дверь в чью-то спальню. Переступаю порог, Аиша следует за мной. Ей тоже не особо нравится эта идея, но я знаю: здесь она по той же причине, что и Терра — ради поддержки. Стелла не просто так ввязывается в это, у каждого свои причины, и у неё — не просто повеселиться. В комнате немного накурено, приоткрыты окна, приглушён свет — горят только желтые лампы на двух столах; обвожу взглядом присутствующих, отмечая, что здесь не так много народа, как я думала. Кто-то расположился на кровати, кто-то на стуле, но в основном вся компания на полу. Там и вижу Блум. Она сидит со Скаем, и нетрудно догадаться, что расстояние между ними уже не такое большое, как у обычных приятелей. — А ты что здесь делаешь? — спрашивает Терра, прищурив глаза. — Не думала увидеть тебя здесь. — Ровно как и я тебя, — отвечает ей Сэм. Мы познакомились с ним пару дней назад, когда он подсел к нам на обеде. И он намного спокойнее Терры. С ним комфортно, уютно, как давным-давно, и если бы мы с ним были друзьями... В груди взволнованно бухает сердце, когда замечаю знакомое лицо. — О, привет! — он лениво машет рукой с зажатым в ней косяком — это же травка, да? Такой запах не спутаешь с обычной сигаретой. — Всё больше старых друзей, — и тут до меня доходит, что смотрит Ривен на Терру. Подпирает одной рукой голову, лежа на боку и занимая большую часть комнаты, а второй затягивается ещё раз. Сизый дым заволакивает черты лица, но мне и смотреть не нужно: я осознаю для себя, что почему-то запомнила твою внешность до мельчайших деталей. Это пугает. — Это Ривен и он накурился, — только сейчас вижу Лею. Ривен показывает пальцем в её сторону: — Ты тоже. Она бросает в его сторону подушку — он молча кладёт её под голову, укладывается удобнее и достает на свет ту самую фляжку, делает из неё большой глоток. Знать не знаю половину из собравшихся. Чувствую, как начинаю трезветь. И одновременно с тем, как проясняется мой рассудок, приходит то знакомое, привычное желание убраться подальше от всех. Музыка в колонке играет на фоне, но это не помогает. Прячу руки за спину, пока сижу вместе с остальными на полу. Кто-то отпускает шутки, начинает всё новые и новые темы, а я не могу включиться, не в состоянии пересилить себя и зажечься. Всё, о чем я сейчас думаю, — это лечь под одеяло и заснуть. — Не все здесь развлекаются, — высокий голос Беатрикс прерывает мои мысли. Она указывает на меня пальцем и улыбается. Мне не нравится её улыбка. Слишком широкая, слишком ненастоящая. — Давай, выпей с нами. Она наливает в стакан что-то намного крепче пунша, протягивает мне, и я даже не задумываюсь о том, чтобы отказаться. Если это поможет, то почему нет. Чувствовать своё тело парящим от земли оказалось не так плохо, и я хочу опьянеть сильнее. Мы пьём все. Даже Аиша. Встречаюсь с ней взглядом и мысленно кидаю: всё под контролем, не переживай. Надеюсь, она поняла. Не хочу, чтобы кто-то портил себе вечер из-за меня. Морщусь от горького алкоголя, но даже смеха не слышу в свою сторону: ребята опять возвращаются к себе. После того, как градус ударяет в голову, я понимаю, почему люди не ограничиваются одной бутылкой. После короткого отрезвления новая порция чего-то крепче — это самое то, чтобы в миг развезло. Меня расслабляет не так, как от танцев ещё час назад: хочется распластаться на полу и думать, перемалывать себе все косточки назойливыми мыслями, на которые не хватает смелости днём. Опираюсь спиной о матрас. — А девчонка времени не теряет, — усмехается Ривен и привлекает внимание всех к руке Ская на бедре Блум. — Придурок, — Скай убирает руку, пока Блум неловко поправляет волосы. Меня настолько не заботит эта ситуация, что не хочу даже задумываться о том, каково им сейчас. Вижу только, как напрягается Стелла. Она сидит как будто не с нами, чуть-чуть в стороне. Даже Лея, расположившаяся на кровати, больше участвует в разговоре. Вливаю в себя столько алкоголя, сколько заботливо наливает Ривен. Он делает это из общей бутылки, точно помнит, как я отпрянула от его фляжки. Мало ли что там намешано. Скоро перестаю ощущать вкус выпивки. Меня даже начинает вырубать, и если я сделаю это в чужой комнате, то на утро будет хуже, чем просто неловко. Я понятия не имею, в чьей спальни нахожусь. — Кстати, а кто здесь живет? — спрашиваю и тут же ужасаюсь тому, как тяжело даётся мне выговаривать слова. Все вокруг настолько пьяны, что не замечают этого. Или из вежливости не смеются. Сейчас мне всё равно на то, что думают остальные. Я вновь ухожу в себя — вот это до боли и смехоты знакомо. Быстро ищу глазами ванную: как у нас, она соединена со спальней. Оставляю ребят в комнате, через стену и шум воды из-под крана слышу их голоса. Взрыв смеха, шутка, смех. И так по кругу. Когда вам становится слишком классно, вы перестаете замечать даже ту музыку, которую сначала включили. Они её, наверное, уже и не слышат. Умываюсь, не ощущаю даже, какая ледяная струя бьет мне по пальцам — алкоголь прекрасно разогрел тело. Продолжаю держать руки под водой, просто стою одна и думаю о том, как всё забавно получилось. Ещё неделю назад я верила в то, что буду держаться особняком против новых знакомств, не могла представить себя ни на одном подобном вечере. Сейчас же я нахожусь в чужой комнате, пью с совершенно незнакомыми мне людьми и понятия не имею, как буду возвращаться. Туман в голове от умывания рассеивается лишь на немного. Не хочу, чтобы он уходил. Продержаться бы в этом состоянии ещё. Вспоминаю, что не закрыла дверь, когда в ванную кто-то входит. И выключается свет. Темнота сейчас не лучший мой друг, потому что еле стою на ногах. — Терра? — спрашиваю наугад. — Ну, не совсем, — я вздрагиваю от неожиданности услышать его голос. — Какого черта выключили свет? — Беатрикс предложила сыграть в «семь минут в раю». — Как будто это мне что-то объясняет, — чувствую себя глупо. Даже видеть не надо: наверное, у него жутко удивленное выражение лица, потому что все подростки знают любую алкогольную игру, кроме меня. — Никогда не играла? Качаю головой и не сразу понимаю, что в этой темноте он и не увидит. В тишине небольшой ванной слышу каждый стук своего сердца. И вновь легкие шаги, их нельзя спутать. — И что это за игра, когда выключают свет? Рай не должен быть черным. Он мягко смеётся, обволакивает этим звуком меня со всех сторон. Малодушно хочу сбежать, и в то же время как будто что-то удерживает на месте, не даёт даже отстраниться. — Здесь не в свете дело, — чувствую осторожное прикосновение к своей руке и понимаю, как близко мы стоим друг к другу. Кажется, что я теряю голову от тепла его тела, от запаха никотина и одеколона, от мягкого тихого голоса. Мы разговаривали-то немного, за весь вечер в комнате перекинулись парой фраз, но я точно могу сказать, что сейчас не хочу прятаться. Переплетаю наши пальцы. Я совсем свихнулась. Головой понимаю, к чему всё идёт, но не могу заставить себя остановиться — даю ему разрешение. Из-за темноты чувства обостряются, и жар ползёт по моим рукам. Слышу легкое дыхание на своей щеке и первая прикасаюсь к его губам. От волнения переворачивает все внутренности. Еле держусь на ногах от осознания происходящего. Полностью растворяюсь в этом ощущении. Он мягко прихватывает мою нижнюю губу, оттягивает её, и приходится опереться на его плечи, чтобы не упасть. Кладёт руки на мои бедра, удерживая на месте. Кровь кипит в жилах от этих обжигающих прикосновений. Ривен углубляет поцелуй, и я порывисто отвечаю, не хочу терять ни секунды. Выдыхаю, когда он отстраняется. Со свистом втягиваю спасительный воздух, чувствуя, как целует в шею. Его горячее дыхание щекочет мне кожу, и я запрокидываю голову выше. Не знала, что это так. Не думаю о завтра: кажется, живу лишь этим моментом. Когда моего тела касаются настолько нежно, когда я делаю это в ответ, потому что хочу. Чувствую легкий укус. Воздуха так мало, что сейчас задохнусь. Зубы впиваются в шею сильнее, и я вновь переплетаю наши пальцы. Ещё немного, и утону. — Твою мать, — полушепчешь-полушипишь. Напоследок оставляешь нежный, влажный поцелуй на моей коже, прежде чем вернуться к губам. От таких поцелуев они начинают гореть. Горят, наверное, все клеточки моего тела — настолько мне хорошо. Не хочу, чтобы это прекращалось. Но кто-то включает свет и с той стороны двери кричит: — Ваши семь минут закончились! И я не верю, что прошло всего семь минут.