Хрустальные слёзы

      Я тонула в этом грешном и тошнотворном мире. Меня засасывало по воле случая в эту грязь, будто так и должно было быть. Будто это уже было предрешено с самого начала. Моя жизнь не имела стоимости даже в йену. Я оказалась козлом отпущения этой несправедливой и дерьмовой действительности.       Родители были простаками с захолустья, что задолжали нехилую сумму старосте деревни и отдали меня тому в залог, но так и не смогли расплатиться...       Отец умер от тяжёлой болезни, а мать не смогла держать хозяйство в одиночку. У неё отобрали наш дом и с позором прогнали прочь. Больше я о ней ничего не слышала.       Я стала одним из рабов при личном дворе и одной из страдалиц старческих извращенных фантазий. Мерзавец не раз пытался силой взять моё невинное девичье тело, но я всячески упиралась, кусалась, кричала, не давала себя трогать...       В один день неизбежность этого оказалась настолько близко, что я потеряла всякое желание к сопротивлению. Меня связали по рукам и ногам в положении собаки, чтобы не смогла больше отпираться. Мои глаза тогда окончательно потухли, а желание жить после и вовсе улетучилось прочь. Где-то глубоко внутри, я наверное и мечтала о спасении, но эта надежда была сравнима с маленькой искоркой в сильный ураган. Такой же слабой и обречённой на гибель.       Однако... Оно будто по волшебству пришло в самый последний момент.       – Старпëр, я смотрю у тебя мозги совсем уже отказали, – непонятно откуда взявшийся высокий мужчина спортивного телосложения отпинывает старика в угол дома, презренно наблюдая за тем, как он лихорадочно подтягивает свои штаны.       Черные волосы, цвета печной сажи, пугающие серые глаза, сверкающие будто два графитовых осколка во льду и небрежный острый шрам в уголке губ.       Кто он... Такой?       – На молоденьких потянуло, сухофрукт? Там даже не стоит уже ничего, а ты всё ищешь куда присунуть свой морщинистый гадкий отросток?       – Я староста этой деревни, как ты смеешь?! – он резво поднимается на ноги и гневно тычет в мужчину пальцем, крича, что есть мочи.       – Мне нет дела до того, кто ты в этой убогой глуши, ублюдок, – глядя на старика незнакомец корчится в отвращении и вытаскивает из неоткуда саблю. Одним точным и резким ударом рубит веревки, что до синющих синяков и жгучей боли натёрли мои запястья и щиколотки. – Я не занимаюсь благотворительностью, но ты, старое животное, совсем не видишь рамок. Я таких уродов на дух не переношу.       – Она моя собственность! – старческий голос мерзко скрипит, заставляя меня изобразить гримасу отчаяния и крепко зажать уши ладонями. – Эта беспризорница ни в чём не нуждается, я хочу лишь малую плату за кров и еду, что ей даю.       Как же я его ненавижу.       Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу.       – Ни в чём не нуждается? Девчонка больше на труп смахивает, – он переводит на меня взгляд, смотря с неким скептицизмом и неприязнью.       Ещё бы. Со мной обращались, как со скотиной, если не хуже. Меня саму от своего отражения в зеркале в ужас бросает.       – Два идиота, где вас носит, за что я вам плачу?! – старик неожиданно громко вопит, резко срываясь в сторону задней двери.       Чёрт.       В помещение тут же врываются два огромных амбала в теле. Личная охрана. Как же такой крупной шишке без неё, точно. Они-то и связали меня по рукам и ногам. В любом случае моему спасителю, и мне заодно – конец. Кем бы он ни был, даже эта сабля навряд ли спасёт положение дел.       – Занятно, ну давайте, два жирных куска мяса, – косо смотрю на мужчину, пытаясь понять, чего он добивается. Либо самоуверенный дурак, либо и впрямь хорош в драках без правил. – Так даже веселее. Развлеките меня как следует.       – Убейте его! – два массивных тела срываются с места, на что я жмурюсь, рефлекторно сворачиваюсь в клубок, обнимаю себя руками и отворачиваюсь.       Конец, конец, конец... Нам обоим...       Звуки погрома и мучительные стоны от боли разрывают дом вдоль и поперёк, заставляя меня молча лить горькие слёзы и стараться не думать об исходе этой кровавой бойни.       – Т-ты... Кто ты такой?! – распахиваю мокрые глаза и оборачиваюсь, лецезрея то, как мужчина припечатал старика к стене, приставив ему к горлу холодное лезвие. Два, изуродованных глубокими порезами до неузнаваемости, телохранителя валяются на полу, без каких-либо признаков жизни. – М-мы можем договориться! Чего ты хочешь?! Денег?! Я заплачу тебе! Много!       Как был трусливой и омерзительной падалью, такой и остался.       Безэмоционально смотрю на слезливые глаза старика и его трясущиеся руки, которые быстро опадают под давлением острого железа.       – Кусок дерьма, – отпускает труп с перерезанной шеей и дёргает саблей, стряхивая остатки крови. – Деньги у такого мусора как ты и брать стыдно. Цела, девчонка?       – А..? Д-да, спасибо... – тут же прикрываю руками голое тело и поджимаю свои искусанные губы. – Как я могу вас отблагодарить?       – Я не рыцарь, чтобы ты здесь разбрасывалась подобными речами, – разворачивается всем корпусом ко мне и грозно смотрит. Он явно не обычный человек. Так хорошо владеет оружием и смог в одиночку уложить двоих здоровых мужиков, что крупнее его раза в два. Здесь точно есть какой-то подвох. – Бывай, малышка.       – Но... – подрываюсь, протягивая к его силуэту руку, однако тут же осекаю себя, замирая на месте. Он мне ничем не обязан, а вот я ему по гроб должна, но ему не нужна никакая награда за спасение сиротной девы. Я не понимаю мотивов этого незнакомца. На жалость давить не особо хочется, но в этой деревне после такого я точно больше не смогу жить. – Мне некуда больше идти...       – Это не мои проблемы, – отрезает и перешагивает трупы один за другим, уверенно направляясь в сторону выхода. – Я не благотворитель, повторюсь.       – Тогда зачем помог? – тихо выдаю, оседая тяжелым грузом, и опускаю пустой взгляд в лужу крови на полу. Алая, липкая, дурно пахнущая. В ней расплывчито видно моё немощное отражение, от которого становится лишь хуже.       От самой себя противно.       – Я ненавижу таких сволочей, всего лишь, – хватается рукой за ручку, открывая дверь, но не спешит выходить, останавливаясь в проходе. Пол тихо скрипит под сильным телом, разбавляя мёртвую тишину. Обстановка начинает несколько давить. Сглатываю ком слюны, что встал поперёк горла, и смотрю на силуэт мужчины. Захочет убить меня? Я не смогу ему противостоять или отбиться. У нас разные весовые и силовые категории. Для него я сравнима с маленькой букашкой на дороге под ногами. – Я передумал. Вставай, пойдёшь со мной. Ты мой трофей, как никак.       – А..? – вздрагиваю, как только он переводит свои глаза в мою сторону. Никогда в жизни не видела такого устрашающего взгляда. Будто дикий зверь на тебя смотрит.       – Я не люблю повторять дважды, – только сейчас замечаю, что в его руках нет той сабли. У него ведь нет с собой ножен или чего-нибудь в этом роде. Куда он её дел? Непонятно откуда взялась и неизвестно куда пропала. Странно всё это. Несколько кривит лицо и небрежно тычет в мою сторону пальцем. – Накинь на себя какую-нибудь тряпку. Не знаю, как у вас тут принято, но в городе ходить голой явно не стоит.       – В городе? П-погоди... Мы идём в Токио? – кое-как встаю на трясущиеся ноги, опираясь рукой о стену, и несколько шокированно смотрю на него. Всю жизнь хотела там побывать. Родители даже обещали, что мы вскоре переедем туда, забросив деревенскую жизнь раз и навсегда. Звучало и впрям, как мечта наяву. Однако всё оборвалось на довольно грустной ноте, что вновь весело заиграла свою мелодию, но в компании с абсолютно чужим мне человеком. – Правда?       – Деревенщина, вам чего не скажи, всё вызывает удивление, – хмыкает и хватает со стула моё платье, скептично рассматривая. Давно выцветшая ткань, с кучей заплаток и яркими швами. Одно единственное и неповторимое на все случаи жизни. Большего у меня нет. – Ужас. Надевай.       Швыряет его в мою сторону, на что я еле как успеваю поймать то налету. Да уж, я явно не хотела бы показываться в нём в городе. Сразу будет видно, что я какая-то деревенская колхозница. Поджимаю губы и сдавливаю свою никчёмную одёжонку в кулаках.       Не хочу его надевать.       – Что такое, куколка? – большая горячая ладонь падает на моё нагое плечо, слабо сжимая. Мурашки табуном проходятся по спине. Медленно поднимаю на мужчину свои пугливые глазёнки. Ухмылка, больше походящая на хищный оскал, и недобро горящий взгляд. Зверь, не иначе. – Боишься меня?       – Н-нет... – открыто вру, тихо мямля себе под нос, и стараюсь отойти от мужчины подальше, но он лишь сильнее сжимает участок моего тела, заставляя мёртво стоять на месте.       Цыкает, вырывая у меня из рук платье, и кидает то в лужу крови. Пусто смотрю на то, как ткань наливается красным оттенком смерти.       – Даже мешок из-под картошки и то лучше, – открыто критикует то, в чём я ходила несколько лет подряд, даже не опираясь ни на какие рамки приличия.       Мне не обидно, нет. Очевидная правда не повод для такого.       Отходит от меня, направляясь к выходу, пока я продолжаю наблюдать за тем, как моя бывшая одежда почти полностью приобрела багровый цвет.       – Одолжим тебе чего-нибудь получше у других деревенских девиц.       – Одолжим..? – аккуратно выглядываю из-за косяка проёма, наблюдая за дальними домами. Судя по его методам, это значит отберём, а если не отдадут – убьём. Мой спаситель довольно мутный тип, ничего не скажешь.       – Никого больше не трону, если сами на железо не напросятся, – растягивает губы в настораживающей улыбке и неторопливо хрустит костяшками пальцев.       – У жены старосты есть вещи... – неожиданно вспоминаю, что женщина хранила всё в их общей спальне на втором этаже, в сундуке. Вот, у кого действительно была одежда, которой и в городе то люди позавидуют. – Но я не хочу брать их без спроса...       – Хватит строить из себя невинную овечку, – раздражённо выдает, вновь обращая своё внимание на меня. Мизинцем без капли стеснения ковыряет в ухе, после безэмоционально смотря вглубь дома, прямиком на кровавое море с трупами. – Я убил её жалкого муженька, что хотел тебя взять против твоей воли, а заодно и двух этих идиотов. Подумай, есть ли смысл теперь опираться на вежливость? Либо берёшь вещи и одеваешься, либо идёшь голой. Мне всё равно.       – Х-хорошо...