Весенние сказки

      Лале приносит ему эту весть в один из первых дней апреля.       Приносит, скрепя сердце, а нежное солнце играет на свеже-зелёной листве, в едва распустившихся цветах. И на её опустошенном лице оно тоже играет. Будто усмешка судьбы, честное слово…       Аслан сидит под деревом джакаранды, что они, будучи детьми, посадили вместе. За годы оно поднялось, разрослось пышными ветвями в стороны, обогатилось сиреневатыми соцветиями, что ковром устлали и землю. Он сидит в тени, прижавшись спиной к стволу, и читает книгу. Каждый шаг по направлению к нему — ножом в собственное сердце, но Лале делает один, затем другой, себя не жалея. И его не жалея.       — Лале!       От его радостного голоса она едва вздрагивает, будто от удара по лицу, но идёт дальше.       — Я ждал тебя, — Стёртые от тренировок на мечах подушечки пальцев тянутся к её лицу, и Аслан проводит ими по виску, убирая прядку волос со лба.       Он всегда так делает. Всегда — с нежностью и неприкрытым обожанием во взгляде. Точно как сейчас.       Сердце Лале разрывается.       — Смотри, что у меня есть, — Он не замечает ни её отчаянно поджатых губ, ни потерянного взгляда заплаканных глаз. Лишь тянется к оставленной на земле книге и берёт с травы ещё свежий цветок джакаранды. — Это тебе.       Он улыбается, по-весеннему солнечно, когда вкладывает соцветие в её тёмные волосы. Жест этот аккуратный и осторожный — негоже случайно испортить причёску.       — Чувствуешь, как пахнет?       Он не любит пахучие цветы, их любит она. Джакаранду, гиацинты, пионы, сирень, дикие лилии… они сводят его с ума острым запахом, но он продолжает собирать их для неё.       Могучий воин, один из явных кандидатов в личный отряд султана, сын царя… в свободное время бегает по полям, да клумбам, чтобы сорвать и принести Лале букет тубероз.       — Спасибо, — с усилием выдавливает она, и Аслан вновь расплывается в улыбке.       Произнести эти слова необходимо: они вот-вот готовы сорваться с языка, но почему-то не могут… Будто Лале воды в рот набрала.       — Я читаю ту книгу, что ты мне дала, — Голос Аслана полон гордости. — Дурацкая, конечно.       — Аслан…       — Ну, прости-прости! Правда, дурацкая. Столько говорят о любви, но всё не то, всё не о том…       Лале на мгновение прикрывает тяжёлые веки. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь заслон из листьев, причудливой ажурной маской пляшут на её лице.       Как хочется плакать…       — Мне нужно кое-что сказать тебе… — Ну вот, наконец решается она, поднимая на друга опустошенный взгляд.       — Что? Будешь ругать, что не понял морали?       — Нет, послушай же…       — Дурацкая книга, Лале, — повторяет Аслан, небрежно швыряя «Декамерона» обратно на землю. — Они только и делают, что болтают о любви, ничего о ней толком не зная. Лицемерие какое-то.       — Аслан…       — Если все книги из Европы такие скучные, то, знаешь, мне понятно, почему Влад вечно такой угрюмый!       Он запрокидывает голову и смеётся. Он смеётся, а горячие слёзы бегут по щекам Лале, когда та с грустью и болью, что готова проломить грудную клетку, наблюдает за ним.       Если она не скажет сейчас, то это молчание её задушит…       — Меня выдают замуж…       Подхваченные ветром, эти слова, шёпотом сорвавшиеся с искусанных губ, теряются среди пахучих соцветий джакаранды. Теряются там, растворяются в тёплом весеннем воздухе, и стрелой поражают Аслана в самое сердце.       — Что ты сказала?       Зачем он переспрашивает, если всё прекрасно слышал?       — Меня выдают замуж, — Повторить это легче, и Лале — уже громче и надрывнее, — кидает горькую новость ему в лицо.       Улыбка сходит с его губ медленно, будто Аслан всё ещё надеется, что это просто плохая шутка. Но разве когда шутят, плачут? Плачут так, как плачет сейчас Лале — бесшумно, но мучительно, всем телом содрогаясь?       Цветок джакаранды выпадает из волос и падает к её ногам…       — За кого? — Это голос, потухший за секунды.       Она не отвечает. Громко всхлипывает и отворачивается, наконец давая волю слезам. Руками обнимает себя, будто этим жестом надеясь хоть как-то унять вопящую внутри агонию. Аслан видит, как вздрагивают её плечи, и в то время, как всё его нутро изнемогает от желания броситься к ней и спрятать в объятиях, его ноги не могут сделать ни шага. Мир сужается до них двоих, истоптанных цветов джакаранды под ногами, и в мире этом нет ни звуков природы, ни пения птиц, ни смеха. Есть только слова, ею произнесённые, и они заполняют этот мир собой.       — Ты шутишь, да?       Он до последнего будет надеяться, что это — лишь неудачный розыгрыш. Что слёзы её, ручьями бегущие по щекам, лишь смекалистая уловка. Что где-то, спрятавшись в кустах, сидит Влад, с которым они придумали эту нелепую шутку, и покатывается со смеху.       — Я выхожу замуж, — Громко втянув воздух через рот, Лале разворачивается обратно к Аслану и судорожно проводит тыльной стороной ладошки по мокрым щекам. — Ты не знаешь, что это значит? Или ты думаешь, что я над тобой шучу? Всё кончено, Аслан, я теперь чужая невеста!       Она бросает эти слова ему в лицо, почти крича. От возможности скинуть груз собственной боли на него не легче, но дышится теперь свободнее. Ей — свободнее, а он — задыхается.       — За кого тебя выдают? — Аслан спрашивает это металлическим голосом, который чуть ли не скрипит от напряжения. Лицо его, словно окаменевшая маска, единственная эмоция которой — отрешённость.       Лале хмыкает и качает головой, сильнее руками себя обнимая. Можно подумать, есть разница, кто её жених. Можно подумать, это что-то изменит.       — За Вахит-пашу.       — За Вахит-пашу? — Не веря, переспрашивает Аслан, срываясь с места и принимаясь ходить под деревом туда-сюда. — За этого старого чиновника?       Вахит-паша… Его имя означает «единственный», и Аслан горько хмыкает от столь откровенной издёвки судьбы им обоим в лицо.       — Нет, это бред! Это просто сумятица какая-то! — Восклицает он, тыча в неё пальцем и прожигая пристальным взглядом зелёных глаз, в которых откровенно читается отчаяние. — Я не верю! Такого быть не может! Почему так скоро, почему так неожиданно?!       От злости и бессилия он пинает оставленную под деревом книгу, и страницы её разлетаются, опадая на усыпанную синими соцветиями траву. Страницы эти полны признаний в любви — томных, неловких, горячих, долгожданных и неожиданных. Страницы эти — гимн чувству, пришедшему к людям, подобно чуду, во время чумы и спасшему их тела и разум.       Страницы эти — полная ерунда, потому что Аслан теперь знает точно: любовь ничего не значит. Любовь — лишь пустые слова на ломкой бумаге…       … Лале приносит ему весть о замужестве в один из первых дней апреля.       На этом их весна заканчивается.