Низвергнутый

— Чайльд! Признаться, на миг Чжун Ли совершенно растерялся. Всё произошло так неожиданно: один неверный шаг — и столь глупая до смущения ситуация обернулась самым настоящим кошмаром. Раздался всплеск, и алый шарф Предвестника в последний раз мелькнул в толще чёрных вод прежде чем последовать за своим обладателем на дно. Казалось, пройди секунда-другая и Чайльд всплывёт, вновь покажет на поверхности воды свою рыжую макушку, кашляя и неловко смеясь над произошедшим абсурдом. Однако с каждым мгновеньем страх сильнее и сильнее сжимал сердце мёртвой хваткой. Тарталья не всплывал. Обдумывать что-то было некогда — жизнь парня висела на волоске. Одно его движение руки, и старые подмостки зашатались с жалобным скрипом, но Чжун Ли даже и не думал прерываться, поза его была совершенно непоколебима, а он сам — полон решительной готовности. В тот же миг воды у пристани разверзлись, словно чудовищная пасть, выплёвывая на поверхность широкую, гладкую плиту. Покрытая песком и илом, в ней с трудом узнавалась твёрдая каменная порода, лишь изящные, горящие янтарным блеском узоры выдавали в ней таковую. Встревоженное море захлестнуло волнами пристань, обдавая ноги холодом, но всё же так и не смогло помещать задуманному — вместе с плитой на поверхность вытолкнуло и недвижимую фигуру Предвестника, что беспомощно распластался на ней, очевидно, пребывая без сознания. — Чайльд! Чайльд, ты слышишь меня?! Взирая на полуживого парня, Чжун Ли впервые за многие, многие годы вдруг почувствовал себя беспомощным. Как правило, такие проблемы решались просто, но вот теперь он отчего-то мешкал. Очевидно, чувства мешали размышлять трезво, ибо бились ныне в голове, точно в предагональной лихорадке, отзываясь лишь одной мыслью: «Прошу, только не умирай!». Первым делом он принялся прощупывать пульс — с облегчением уловил его на сонной артерии, ещё довольно чёткий. Теперь важно было не упустить дарованный ему шанс, сделать то, что должно как можно скорее: он перевернул Чайльда на живот, перекинув его через собственное бедро, приоткрыл его рот, надавив на корень языка. Стоило ему это сделать, парень вдруг содрогнулся, закашлял, долго и тяжко, так, однако, толком не приходя в сознание. Морская вода отходила пеной, так и не давая возможности Чайльду задышать спокойно. В конце концов за чередой мучительного кашля всё же последовало затишье. Грудная клетка его вздымалась, как и положено, а значит, он был ещё в состоянии самостоятельно дышать. И всё же окончательное спасение так и продолжило маячить где-то на горизонте, уж слишком была близка опасность смерти. Казалось, в любой момент что-нибудь может пойти не так, любая мелочь — дыхание вновь пропадёт, а нитевидный пульс — растворится. Но, к счастью, всё было спокойно. Похоже, судьба сегодня благоволила им обоим. — Чайльд, ты слышишь меня? Как ты себя чувствуешь? — Чжун Ли долго пытался добиться от него ответа, но так остался ни с чем. Глаза Чайльда закатились, а взгляд был обращён в пустоту. Если он и был частично в сознании, то, скорее всего, совершенно не осознавал происходящего. Всё-таки расслабляться было пока действительно рано. Дальнейший план действий определился как-то сам собой. Чжун Ли осторожно взял парня на руки, невольно содрогаясь от холода, с которым пропитывала стекающая вода его одежду, и поспешил в направлении отеля, где остановился Чайльд. Хоть состояние его и оставляло желать лучшего, по крайней мере, его жизнь была вне опасности. А значит, настала пора сделать всё, чтобы сегодняшнее происшествие осталось в памяти Тартальи лишь дурным сном. Он донёс Чайльда до его комнаты без всяких препятствий по пути, деликатно отказавшись от помощи ошарашенного персонала гостиницы. Бережно положил его на постель, зажёг одинокий канделябр, стоявший на прикроватном столике, и замер в размышлениях о своих дальнейших действиях. В тусклом тёплом свете стало видно, что Чайльд побелел, а губы его сделались синими — очевидно, он не на шутку замёрз. Не пошли ему на пользу ни студёная морская вода, ни прохладный ночной ветер, ни пережитый организмом шок. Было решено освободить Тарталью от мокрой одежды и как следует согреть: Чжун Ли стянул с него сначала сапоги, маску и алый шарф, затем, стоило расправиться с многочисленными застёжками — пиджак, за ним последовали и брюки. После настал черёд и мокрой насквозь, красной рубашки, что ныне плотно облегала грудь, выделяя рельеф сокрытых под ней мышц. Лишь только Чжун Ли узрел обнажённый торс Предвестника, тут же невольно остановил взгляд на старых шрамах, что, словно причудливый узор, покрывали его светлую кожу. Очевидно, Чайльд был опытным воином, и каждый из них обладал своей историей, был точно книга в библиотеке выигранных им битв. Многочисленные рубцы исчерчивали широкие, ровные плечи, поднимались едва ли не до уровня шеи и опускались ниже на грудь и живот. Тонкие резкие линии сменялись грубыми, с неровными краями, кожа на них утратила свою изначальную нежность и прекрасный светлый оттенок. Но всё же они завораживали, было в них что-то по-своему чарующее. Так и хотелось коснуться их пальцами, прочертить на всём их протяжении с самого основания. Необъяснимое, странное желание, такое глупое… Но Чжун Ли был буквально в шаге от того, чтобы ему поддаться. Впрочем, он быстро опомнился, стоило Тарталье заворочаться. Он начал дрожать ещё пуще прежнего, лицо его исказилось в гримасе жуткого страдания, а губы хаотично задвигались, будто он пытался сказать что-то, но способность к речи оставила его. С уст сорвался неровный, беспокойный стон, а пальцы с силой впились в светлые простыни — похоже, ему снился кошмар. Чжун Ли накрыл его мягким шёлковым одеялом и смерил сочувственным взглядом. Чайльд, обычно энергичный и уверенный в себе, сейчас казался беспомощным, обессиленным мальчишкой, который так и нуждался в уходе и любви, ком-то, кто протянет руку помощи. И мужчина сейчас был готов стать этим «кем-то», сделать всё, чтобы Тарталье полегчало. Он присел рядом с ним на постель, после чего неторопливо стянул с руки перчатку. Чёрная, гладкая кожа, горящая золотыми узорами и, точно камень, исчерченная пылающими прожилками — символ отсутствия в нём человечности, изъян его людского облика что никак не удавалось полностью скрыть, как бы он ни старался. Ладонь его переливалась, горела тёплым светом, таким необъяснимо манящим. Чжун Ли опустил руку на голову Чайльда, запустил пальцы в рыжие волосы, ласково, по-отцовски нежно поглаживая, точно стараясь успокоить несчастное, горюющее дитя. — Тише… Всё будет хорошо, — шёпот его разливался в тишине чарующей, баюкающей мелодией, а глаза и кончики волос мягко мерцали в темноте янтарными огоньками. Чайльд будто бы и правда внял его голосу, понемногу успокоился и перестал дрожать. Нежно изливающаяся на него благодать Архонта делала своё дело, очищала разум, рассеивая тот липкий, жуткий кошмар, в коем он оказался, сводила на нет все страдания и тревоги. И вот — Тарталья немного согрелся и теперь мирно спал, уткнувшись носом в подушку. Точно и не было утопления, не было очередного кошмарного сновидения, что никак не желали его оставлять. Был лишь Чжун Ли, что стал на для него спасением, его ласковым защитником. Уходя, мужчина загасил свечу и на миг остановился на пороге, бросив последний взгляд в сторону парня. Читалось в его глазах что-то неопределённое — сомнение ли, тяжелая ли задумчивость… Но всё же он лучился заботой. И необъяснимой, чувственной теплотой… Улица встретила Чжун Ли прежним безмолвием. Лишь ветер шуршал где-то неподалёку листвой деревьев да волны размеренно бились о подмостки, бурля белой пеной. И вновь кругом никого, ни единой живой души. Архонт на мгновенье замешкался, так и остался стоять на пороге сиявшей яркими огнями гостиницы, не решаясь сделать шаг в ночную полутьму. И вот он вновь остался совершенно один. Даже то неведомое, нежное чувство, теплящееся в груди с момента, как он ухаживал за Чайльдом, исчезло, растворилась во мраке тьмы, оставив лишь гнетущую, опустошающую неопределённость. Обычно, когда смертные оказываются в трудной ситуации, то взывают к Архонтам, моля их о помощи, о божественном напутствии, что прольёт свет на ситуацию, определит дальнейший их путь. Однако что же сами боги? Способен ли найтись кто-то, кто даст совет им? Кто-то, к кому можно было прийти за помощью?.. Увы, но это казалось абсурдом. Мир, в котором повелось, что сильнейший — таков по определению и нет ничего, что могло бы надломить его волю, не делает подобных допущений. Так неужто остаётся смириться, так до конца жизни и смаковать свои сомнения в одиночестве? Чжун Ли не знал, однако и правда чувствовал себя одиноким, словно яркая, полная луна, сиротливо взирающая на него с неба. Пустые, тёмные улицы, похожие как две капли воды, проносились перед глазами, мужчина не сбавлял шаг, казалось, даже толком и не понимая, куда идёт, куда ведут его собственные тяжёлые раздумья. Ах, если бы вдруг появилось что-то, что указало бы ему путь! Какой-нибудь знак, яркая, путеводная звезда на небосводе — хоть что-нибудь, что развеяло бы его сомнения… И вдруг… Что-то переменилось. Тишина была прервана мелодией, такой приятной и нежной, словно лёгкий весенний ветерок. Воздух наполнился чистыми, переливчатыми звуками лиры, музыка лилась на Гавань, словно благословение, глоток долгожданной свежести. Чжун Ли узнал эту мелодию, узнал и эту технику исполнения, с коей не мог сравниться, как бы ни старался, ни один даже самый талантливый музыкант. Вот только и смог, однако, что озираться по сторонам в попытках понять, откуда исходит эта чарующая мелодия. Наконец он поднял глаза к небу, обнаружив искомый силуэт. Чья-то тоненькая фигурка сидела на крыше, прямо над его головой, свесив ноги с самого его края. Пальцы перебирали струны лиры, проливающей мягкий зелёный свет на неприветливую полутьму, глаза были сосредоточенно прикрыты, а на губах сияла умиротворённая, нежная улыбка. Складывалось впечатление, будто музыка уносила юношу в какие-то неизведанные дали, сотканный из лирической неги мир, течению жизни в котором никто был не силах помешать. Чжун Ли смотрел на него с удивлением, полнейшим неверием в то, что видят его глаза, но после, точно бы внемля спокойной мелодии, улыбнулся. Словно будучи уверен, что привлёк его внимание, музыкант вдруг остановился, открыл отливающие бирюзой глаза, пересекаясь с ним взором, а после спрыгнул вниз. Стремительно пролетел несколько этажей, после чего вдруг замер в полёте буквально в полуметре от земли и мягко приземлился, подхваченный мягкой воздушной периной. — А ты всё такой же завидный слушатель! — промурлыкал Венти, глядя на возвышающегося над ним Чжун Ли снизу-вверх. — Так и думал, что привлеку этим твоё внимание. Знаешь, ты ничуть не изменился! — Барбатос… Это и правда ты? — мужчина смотрел на него не без удивления, но всё же с улыбкой. Перед ним вдруг материализовалось, возникло из ниоткуда старое воспоминание, призрак прошлого, чей образ отдавался в сердце сладостной ностальгией. — Неужто есть какие-то сомнения? — Венти лукаво заулыбался, придерживая собственную лиру, словно заботливая мать дитя. Однако она тут же растворилась в воздухе по щелчку пальцев, рассыпалась на множество ярких огоньков, обратившихся округлым камнем у него на поясе — фальшивым Глазом Бога. — Нет, но… Что ты здесь делаешь? — Вот же старый дурак! — бард нарочито зацокал языком. — Тебя, небось, уже память подводит? Завтра ведь тот самый день! И, как и всегда, не могу допустить, чтобы сидел тут в полном одиночестве. Разумеется, Чжун Ли не забыл. Бессмертие было его проклятьем, память была его бременем. Когда-то для всех Архонтов это было традицией — раз в столетие собираться в Ли Юэ за общим столом, вспоминать прошлое, делиться историями… Как жаль, что слишком много воды утекло с тех пор. И единственными, кто дожил до сегодняшних дней, были лишь они вдвоём. — Я признателен тебе за это, — Чжун Ли слабо улыбнулся. — Но, если честно… Я думал, ты не придёшь. После всего, что случилось в Мондштадте… — Выходит, ты не так уж и хорошо меня знаешь! — Венти демонстративно надул губы, тряхнув чёрными косами. — Сколько тысяч лет знакомы — и на тебе! Стыдно должно быть, Моракс! — Но твоё королевство… — Ох, вот ты о чём… С ним сейчас всё в порядке. Ему ничего не угрожает… во всяком случае пока, — юноша немного посмурнел, но тут же опомнился. — И со мной всё тоже хорошо, если ты об этом. А уж если тебя интересуют подробности… — в его руке вдруг возникла из ниоткуда большая бутылка из тёмного стекла, и он, точно бы маня, покрутил ей перед лицом Чжун Ли. — Предлагаю обсудить это за бокальчиком! — Вино из одуванчиков… С самой винокурни «Рассвет». Прекрасной выдержки… — мужчина с видом эксперта оценил маячащую перед глазами бутылку. — Недурно, весьма недурно… Своего рода раритет. Должно быть, стоит очень дорого… — Ну а то! Представляешь хоть, как трудно было её украсть? — Венти, что, очевидно, кичился своим поступком и даже не скрывал этого, довольно зажмурился, гордо выпятив грудь. Тут Чжун Ли не выдержал и легонько рассмеялся. На сердце отчего-то стало невероятно тепло, настолько, что безудержно захотелось улыбаться. Вот и она — его путеводная звёздочка, сила, способная направить и вырвать из пучины сомнений. — Мой старый, добрый друг… Хорошо, что ты такой же, как и прежде.

***

На тихой, неприметной улице горело одно единственное окно. Создавалось впечатление, что обитатели дома и не собирались спать, ибо то и дело доносился из него чей-то заливистый, громкий смех, подобный звону колокольчиков. В полупустой комнате в свете горящих тёплыми огоньками свечей сидело двое молодых людей, устроившись на полу, на мягких подушках у низенького столика. На нём не было ничего, помимо полупустой бутылки вина исполинских размеров и пары изящных хрустальных бокалов на тонкой ножке. Впрочем, ничего более нужно и не было: одного лишь вина с лихвой хватало, чтобы заставить посиделки заиграть новыми красками. Оба бога, кажется, прекрасно проводили время. Чжун Ли наконец расслабился, стянул с себя плащ и жилет, оставшись в одной лишь простенькой рубашке, распустил волосы, ныне ровными прядями струящиеся по спине и плечам, подобно бурному водопаду. Сидел ровно в позе лотоса, то и дело брал в руки полупустой бокал, каждый раз подолгу решаясь на очередной глоток, точно бы обдумывал что-то, вглядываясь в его дно. Венти, очевидно, таких проблем не испытывал, оттого был уже порядком пьян: лениво развалился на подушках, время от времени поправляя сползающую с головы шапчонку и задорно хихикал по любому поводу — иногда даже совершенно ни к месту. Рассказ его был сбивчивым, однако суть была кристально ясна. Чжун Ли долго раздумывал над его историей: осквернение Двалина Орденом Бездны, нападение на него Синьорой… Трудно было уложить такие новости в голове. Ещё труднее — составить из них хоть какую-ту внятную картину происходящего, сложив воедино все кусочки мозаики. Особенно на пьяную голову… — Как ты думаешь… зачем она делает это? — спросил наконец Анемо Архонт, видя, что его друг уже какое-то время молча сидит, пялясь куда-то в стол. — Собирает Сердца, в смысле… — Со слов Синьоры, они нужны ей для того, чтобы освободить нас наконец от этой ноши… Кто знает, может, она и правда нашла способ… покончить со всем этим? — Чжун Ли безрадостно вздохнул. — Но то, как это выглядит со стороны… — М-м? Думаешь, Царица решила обратить их во зло? — Трудно сказать наверняка. Я хотел бы верить ей, но… Мне трудно заставить себя слепо следовать её плану. Думаю, ты понимаешь, почему. — Да, но… что, если Бездна всё же не одолела её? Быть может, она всё ещё не подвластна… её влиянию? — Царица… сильно переменилась за прошедшие века. И кто знает, только ли это влияние Бездны… Быть может, дело отчасти и в нашем с ней разладе. Но как бы то ни было, меня настораживают эти перемены. И я не хочу, чтобы история повторилась вновь… — Могу понять тебя, но всё же… Не считаешь ли ты, что нужно надеяться на лучшее? — На лучшее? — мужчина посмотрел на него с явным непониманием. — Знаешь, довольно странно слышать это от тебя. Особенно после того, как она с тобой поступила… — Эхе-хе, думаешь? — на контрасте с серьёзно-сосредоточенным мужчиной, Венти выглядел совершенно ни к месту — так и продолжал беспечно улыбаться, будто бы речь шла не о судьбе мира, а о чём-то прямо-таки обыденном. — Ну да, эта Синьора была, мягко говоря, неделикатной… Такая грубиянка! Могла бы и просто попросить! Но, — он сделал паузу, наполнив бокал почти до краёв, — я бы удивился, поступи она по-другому. Очевидно, что Царица меня не особо жалует. Поэтому и не стала церемониться, — он неловко рассмеялся, приложившись к бокалу. — Вот же какая жалость! Как ни крути, не удаётся мне поладить с Крио Архонтами… — Хочешь сказать… что воспринял это нормально? — Ага, — Венти живо кивнул. — Как там оно говорится?.. Цель оправдывает средства? Если обладание моим Сердцем и правда позволит Царице исцелиться, уничтожить Бездну раз и навсегда, то, значит, это всё было во благо. По крайней мере, — он легонько хихикнул, — я успокаиваю себя этой мыслью. — Ты всегда был оптимистом, — Чжун Ли задумчиво смотрел в тёмную гладь вина, плескавшегося в бокале, даже не решаясь поднять глаза на собеседника. — К сожалению, я так не могу. Не после всего, что случилось… — Однако ты всё же согласился на её сделку. Почему же? — Барбатос склонил голову набок, так, словно это должно было помочь ему понять. — Ты ведь только что сказал, что не доверяешь ей… — Да, но… — он вдруг замолчал, со стуком поставил бокал на стол и устало прикрыл лицо ладонями. — Если честно… я больше так не могу. Я устал, Барбатос. Устал от всего этого… Должно быть, это эгоистично поступать вот так… Но, признаться, я уже просто не способен это выносить. — Чего? Ты это о чём? — спросил юноша, но тут же опомнился, едва не подскочив на месте от неожиданного осознания. — Погоди-погоди-погоди! Ты же не хочешь сказать… — Ты всё правильно понял, — Моракс вдруг поднял на него глаза — они лучились серьёзностью, непоколебимой уверенностью. — Я хочу уйти. Завтра знаменательная дата… Ровно две тысячи лет я являюсь Гео Архонтом, хранителем Ли Юэ. И, честно говоря… я начинаю чувствовать себя ненужным. — Н-но!.. — Я чувствую это. Эрозия… она слишком сильно на меня повлияла. Раньше я этого не понимал, но теперь… Как ты её не называй — скверной ли, разложением, — но это рано или поздно приходит ко всем нам. Я не могу позволить этому произойти. Не могу позволить ей изменить меня, обратить меня… в это, — он с силой стиснул зубы, после чего сделал глубокий вдох, точно бы пытаясь прийти в себя. — Вот почему, я считаю, что должен уйти. Народ Ли Юэ — невероятные люди. Я верю в них, хочу надеяться, что они обойдутся и без моей помощи. Но всё же… не до конца уверен. Однако, если мои опасения будут опровергнуты… Я буду счастлив оставить их. И продолжить жить на этом свете в ипостаси простого смертного. Как только Чжун Ли закончил свою речь, как тут же осознал — всё это время Венти смотрел на него с открытым ртом, растерянно вытаращив глаза. Похоже, его слова произвели на него неизгладимое впечатление. Мужчина даже смутился такой реакции, только было хотел вставить хоть ещё одно слово, как тут же оказался стиснут в крепких объятьях. Замер, переполненный чувством неловкости, чувствуя горячее дыхание Венти на своей шее, как забивается в ноздри тонкий аромат сесилии, коей была украшена его шляпа. — Ты поступаешь правильно! — он поднял на него глаза — яркие, лучащиеся одобрением и поддержкой. — Я… не ожидал такого! Но, честное слово, так горжусь тобой! — Ха-ха, ну ладно тебе, по́лно, — тепло рассмеялся Чжун Ли, стаскивая барда со своей шеи. — Знаешь… на самом деле, я хотел бы поблагодарить тебя. — А? За что это? — Мне потребовалось две тысячи лет, чтобы осознать то, что ты, казалось, понимал с самого начала. Можно сказать, ты в какой-то мере открыл мне глаза. И… признаться, теперь я чувствую себя тем ещё дураком. — Э-эй, ну не говори так! В конце концов, у каждого свой путь, разве не так? — Быть может. Но вдруг, если бы все мы осознали столь простые истины раньше, всё сложилось бы по-другому? Ничего из этого не произошло бы, и… они были бы ещё с нами. — Дорогой мой друг, нет смысла жалеть о делах давно минувших дней, — Венти сел рядом с ним на подушку, взял его ладони в свои, тонкие и белые, что были буквально в два раза меньше. Мягко прошёлся тонкими пальчиками по янтарным узорам на тёмной коже, нежно поглаживая, и успокаивающе улыбнулся. — То, что было, уже прошло. И нет никакого способа это изменить. Нам остаётся лишь смириться и наслаждаться подарками, что преподносит нам настоящее. Например, новыми, чудесными знакомствами. И говоря об этом… — протянул он, и на устах его отчего-то расплылась хитроватая ухмылка. — Похоже, что у кого-то появился ухажёр… — Что?.. Хм. Похоже, от тебя ничего не утаишь. Как ты узнал об этом? — Чжун Ли смутился прямоте его выводов и поспешил отвести взгляд, что теперь бегал по полу, будто бы ища спасения. Барбатоса, кажется, его реакция раззадорила ещё больше — он стал походить на коварного лиса, что медленно, но верно загонял свою жертву всё дальше и дальше в угол. — Ничто не скроется от взора Повелителя Ветра! Ну и никто, разумеется. На самом деле я какое-то время следил за вами… Так получилось, — добавил он, виновато улыбнувшись. Всего лишь, миг, однако, и всякой тени вины и след простыл. — Чайльд, кажется? Весьма бойкий юноша! Немного похож на… — только было Венти хотел договорить, как тут же остановился, точно бы осознав свою ошибку, едва удержался, чтобы не шлёпнуть себя по губам и поспешил сменить тему: — Кхм! Так давно вы… э-э, гуляете? — Мы знакомы всего пару дней. И, к твоему сведению, мы не «гуляем»… — Да-да, конечно! Нашёл, кого обманывать! Думаешь, со стороны не видно, как вы друг на друга смотрите? Я бард, что знает все на свете песни о любви. И уж тем более я знаю, как она выглядит! Так что давай, говори начистоту! Он тебе нравится, правда ведь?.. Юноша залился звонким хохотом, вгоняя друга в краску всё глубже и глубже. Хотелось под землю провалиться, оказаться сейчас хоть на другом конце света, лишь не выслушивать более поток изливающихся на него ехидств. — Говоря откровенно… — не выдержав стояния над душой, Чжун Ли слегка отвернул голову, словно бы старался не пересекаться лишний раз взглядом с Венти и не видеть его любопытной ухмылки. — Я не понимаю, что чувствую. И не уверен, хочу ли вообще понимать… — Что?! Неужто всё из-за того, что он смертный? Возможно, это было одним из поводов для его сомнения. Изначально боги и люди были небом и землёй: одни — бессмертные элементали, сотворённые воплощением могущества, другие — низшие существа, чей срок был весьма коротким, походившие на ничтожных, суетливых муравьёв. Тысячелетия назад грань была чёткой, в наши же дни — практически стёрлась. Смертные, обладающие дарами Архонтов, ныне подобны богам, а сами боги — спускаются в мир живых, притворяясь смертными. Причины для этого у каждого свои: настороженность, любопытство, желание увидеть жизнь их глазами или же почувствовать что-то иное… Для самого Моракса это началось с простого интереса, желания лучше понять свой народ, а закончилось тем, что мир смертных поглотил его с головой, стал для него совершенно родным. У него будто было бы две жизни, две совершенно иные реальности с разными порядками. И с каждым днём, с каждым годом разграничивать их становилось всё труднее. Чжун Ли погряз в этом, сам того не заметив. Знал только то, что изменился, в худшую ли, в лучшую сторону — он и сам не знал. Вспоминая, с каким непониманием относился он к Барбатосу, что покинул свой пост Архонта многие столетия назад, став безмолвным наблюдателем, он лишь грустно качал головой. Когда-то ему это казалось чудачеством, абсолютной нелепицей, а теперь он буквально преклонялся перед ним, тем, кто видел истину с самого начала. Признаться, Моракс даже завидовал его человечности. Она, казалось, досталась Барбатосу с самого зарождения, в то время как у него самого на её обретение ушли долгие века. И всё равно было что-то, какая-то черта, невидимый барьер, что так и продолжал разделять его и смертный мир. И, как бы Чжун Ли ни старался, никак не мог его разрушить. Слишком сильно искажено было его видение и слишком сильно въелись в его память печальные воспоминания. Порой он часто встречал гуляющие пары. И каждый раз они становились предметом размышлений, будто один их вид вносил смуту в его сердце. Эти улыбки, прикосновения, игривые взгляды, полные обожания и какой-то сокровенной нежности — один лишь вид чужого, недоступного ему счастья отдавался в душе тягучей тоской. Но отчего?.. Разве так вообще должно быть? Моракс привык быть один, привык терять друзей одного за другим… Но так и не смог принять последнюю, не менее важную вещь, решить для себя один животрепещущий вопрос. Оставленная много, много лет назад рана никак не затягивалась, и даже одна мысль о том, чтобы попытаться приводила его в смятение. Внешний облик его был притягателен для смертных, и многие из них делали попытки ему понравиться. Первоначально ему было это совершенно безразлично, но со временем он даже начал ценить их старания, чувствуя себя польщённым. Отчего-то вдруг начал понимать их искренность, те светлые чувства, что они пытались донести — быть может, то было последствием его очеловечивания. И глубоко в душе и правда хотелось, чтобы сердце оттаяло, и он мог поддаться наваждению… Однако «барьер» продолжал существовать. А вместе с ним — и его сомнения. Чайльд стал первым, кому удалось его пошатнуть, стереть невидимую грань почти полностью, оставив лишь едва заметный след. Что в нём было такого особенного? Чжун Ли часто задавал себе этот вопрос, но так и продолжал оставлять его без ответа. Ибо, кажется, знал его глубоко в душе, но боялся озвучить вслух, даже думать об этом. Но всё же Тарталья был крайне любопытным молодым человеком — самовлюблённый, дерзкий, весёлый, очаровательный в своей наглости. В такого сложно было не влюбиться, и Чжун Ли, кажется, был готов поддаться этому желанию. Тем более Чайльд, кажется, и вправду был им очарован — читалось это и в особенно нежной улыбке, кою он ему дарил, и в ярких огоньках наполненных любовью синих глаз. Но всё же что-то так и продолжало твердить о неправильности… Из-за того ли, что Чайльд был человеком? Сложно было сказать. Казалось, уже и не осталось ничего от изначальной границы. Не для кого не было секретом, что у старого Пиро Архонта была возлюбленная из числа смертных, а Гидро Архонт и вовсе имела многочисленных любовников и любовниц. Похоже, это становилось чем-то прямо-таки обыденным... Но только не для Чжун Ли. Трудно старому Архонту вроде него было решиться на такое. Хотя главная причина, разумеется, была всё-таки не в этом… — Даже не знаю… Быть может, отчасти, — честно ответил он. — Барбатос, а ты… — Хочешь спросить, есть ли у меня опыт? — Венти заулыбался, смущённо потирая затылок. — Ну конечно же! Хвастаться, конечно не буду, но… — Да, лучше не надо. — Все любят бардов, — мурлыкнул Архонт. — Как ты ни крути, внимания не избежать. И, предугадывая твой следующий вопрос — я ни о чём не жалею. Люди чудесные! Среди них я нашёл много замечательных друзей. — Я не сомневаюсь, — Чжун Ли тихо хмыкнул. — Тебе это всегда хорошо удавалось… Похоже, границы между нами и смертными и правда окончательно стёрлись. — Ну так и в чём проблема, м-м? — парень наигранно нахмурился, уперев руки в бока. — Я же говорю тебе — не бойся попытать счастья! — Если бы это было так просто… — Вот как? Что же тебя останавливает? — Всего лишь один вопрос, — Чжун Ли опустил голову так, что длинные, распущенные волосы упали на лицо, сокрыв под собой всю отразившуюся на нём смесь растерянности и скорби. — Если всё так… Если у меня к Чайльду и правда есть чувства… Скажи, не значит ли это, что он всё это время был прав? На мгновенье в комнате воцарилась тишина, прерываемая лишь размеренным шумом ветра за окном и унылым воем дворовых псов. Всякая тень весёлости испарилась с лица Венти, вместо этого пришло осознание и искреннее сочувствие, коим так и лучились его зелёные глаза. Не было больше того задорного весельчака, перед Чжун Ли ныне предстал самый настоящий Архонт Ветров — милосердный и сострадательный. Мужчина почувствовал его прикосновение — ласковое, словно дуновение тёплого летнего ветерка. Бард поддерживающе огладил его плечо и, легонько коснувшись пальцами подбородка, приподнял его, словно прося обратить на себя внимание. Как только Моракс поднял на него глаза, увидел, что он улыбается — так нежно и успокаивающе. Воистину, эта улыбка дарила второе дыхание, рассеивала все печали и сомнения, заставляла забыть их, словно страшный сон. — Помнишь ли ты, что я сказал тебе сегодня? — тихо спросил он, оглаживая худенькой ладошкой его щёку. — Прошлое должно оставаться в прошлом. Никогда не позволяй печальным воспоминаниям омрачить твоё настоящее. То, что было, уже давно прошло. Как бы ни были глубоки старые раны… На смену мёртвому штилю всегда придёт ветер перемен. Он сметёт все твои тревоги, развеет всю боль, унесёт тебя к иной, лучшей жизни. Нужно только решиться и расправить парус, — Венти вдруг замолчал, после чего задорно рассмеялся, вновь став самим собой. — Поэтому дерзай, слышишь? Такие мужчины на дороге не валяются! Чжун Ли в ответ лишь искренне улыбнулся, спокойно прикрыл глаза, уткнувшись щекой в тёплую ладошку юноши. Добрый взгляд его друга, его переливчатый смех стали для него панацеей, вернули свет в его мир, полный тревожных сомнений, сковывающих и душащих, точно железные цепи. Сердце вдруг наполнилось лёгкостью, необычайной радостью и уверенностью, будто бы с души наконец упал тот ужасный, холодный камень, что никак не давал ему спокойно существовать. Похоже, наконец-то настала пора впустить в свою жизнь свежий ветер. И в кои-то веке начать свободно дышать…