НЕЛЮБОВЬ

Очень скоро, не успел заскучать прибывший к дому возничий, Деви была переодета и готова к поездке. Поездке, сулившей встречи с дорогими сердцу людьми. Деви вышла во внутренний дворик, где уже ждал богато одетый Доран; вышла, надеясь хоть на малейшее восхищение, ведь не было в ее облике, соблюдающем равновесие скромности и прелести, изъяна. Передние пряди были забраны назад, открывая лицо; голову целомудренно покрывало струящееся по плечам кружевное сари. Доран между прочим, распоряжаясь прислуге перед отъездом, оглядел ее от макушки до пят... явно ища, что не так, а не восхищаясь. Так и не нашел, остался ее видом доволен, но, скупой на хвалу и улыбку для нее, ничего не сказал. Деви в который раз почувствовала укол разочарования и досады... впрочем, лишь ощутив дуновение свободы, обо всем позабыла, выпорхнула за порог, точно птичка из опостылевшей клети. И в повозке Деви оказалась быстрее Дорана; он степенно шагал по стриженой лужайке, поправляя манжет шеврани, в то время как она уже сидела, пристально взирая на него и взглядом требуя: живее, ну! - Мы едем на службу, - напомнил Доран, ловко забравшись в повозку и усевшись рядом с ней. - Не на праздник. Повозка тут же тронулась: занялись бойко стучать по брусчатке копыта, заскрипели несмазанные колеса. Взглянув на крепкие, лоснящиеся конские бока, Деви затосковала по Деймосу, однако на сердце у нее было спокойно: человек, клятвенно обещавший о нем заботиться, известно, клятвы держал свято. И Деви очень надеялась увидеть его сегодня. - Все равно что на праздник, - отозвалась она отвлеченно, мыслями далекая от мужа. Они не смотрели друг на друга. - Это ты свободен, как ветер, а я взаперти. - Как пригожая жена. - Скорее, как твоя пленница. - Так уж пленница, - не согласился Доран со всем равнодушием. - По дому ходи сколько душе угодно, я не стесняю. - Только не ночью, - щурясь на солнце, пробормотала Деви себе под нос, но так, чтобы он расслышал. Расслышал ее презрение. - Мало ли за чем тебя застану. Она понимала, что испытывает терпение, терпение, что тоньше волоса, но это было сильнее ее. Если бы он любил ее, все было бы иначе; она была бы самой нежной, самой кроткой... Но ничего подобного. Доран должен был понять: что посеешь, то и пожнешь. На ее дерзость он, отчего-то пребывающий в более добром настроении, чем обычно, только криво усмехнулся куда-то в сторону: - Другая бы молчала об этом, а ты все никак не уймешься. Ревность печет? Деви наконец посмотрела на него. Высказалась не словами - красноречивым взглядом исподлобья, мол, ты в уме? Доран, перехватив этот взгляд, раз-другой содрогнулся от беззвучного смешка - и он спрашивал невсерьез. - Ты, кажется, дружна с моими племянницами... Надеюсь, тебе хватит ума им не жалиться. И уж постарайся не перечить мне больше. На людях - в особенности. Не особо слушая, Деви отвернулась, как прежде. Провела пальцами по щеке, убрав из уголка рта прядку волос - сухой горячий ветер трепал их и тонкие ткани сари. - Не перечить и не жалиться, а лучше скорее выпить яда, поняла. - Ты услышала меня? - не повышая голоса, надавил Доран. - Да! - Славно. Не так уж много от тебя нужно, правда? Деви ничего не ответила, оборвала далекую от любезности беседу, и это было весьма мудро с ее стороны - смолчать, удержавшись от дерзости, предотвратить ссору. Казалось, им не стоило говорить вовсе: она не думала прежде, чем сказать, а он заводился с полуслова. Доран был известен своим нравом, нравом жестоким, мятежным и глумливым, но Деви смутно подозревала, что больше всего от него достается именно ей, словно в чем-то перед ним виновной. Но она ни в чем не была виновата. Если бы Доран искал ее руки, как положено, один из многих мужчин, и она, не ведая, что творит, не слушая ничьих предостережений, по-глупому обманутая его удалью и статью, сама бы выбрала его - тогда было бы за что себя корить. Но она его не выбирала. Как стужа и зной, так они были далеки друг от друга, и как это изменить, Деви не знала. Все с самого начала было неправильно: не было ухаживаний, не было свиданий... Нет, эта история началась раньше их свадьбы. Раньше ее рождения. Деви покусала губы, покусала, да и выпалила: - Доран... Расскажи о маме. И прямо-таки кожей почувствовала, как ему не понравилась просьба, будто по стоячей в покое воде пошла рябь. Доран поиграл желваками, но все же ответил, бесчувственно и кратко: - Нет ее давно. Болела и умерла. - Да знаю я. Расскажи, что между вами случилось... Какой она была? Я ее совсем не помню. - Боги... Лет двадцать уж минуло. Нет у меня столько памяти. Брехня, не поверила Деви. Продолжила с осторожной настойчивостью: - А вот и есть, ведь не просто так сердишься. И иногда... так на меня смотришь... как будто в прошлое. Сам говорил, как я на нее похожа. - Прошлое в прошлом. Теперь все иначе. - Не убедил. Неужели ты... до сих пор не можешь смириться? Дорана избегал на Деви смотреть, и его снова пробрал смешок, злой и острый, искрививший красивые яркие губы. - Вздор. Женщины, известно, склонны к выдумкам, но ты превзошла всех. - Склонностью к выдумкам мужчины называют проницательность и чутье, запомню на будущее. - Запомни на будущее, что я не желаю говорить о твоей матери. Никогда больше. - Вот уж тайна за семью печатями, - разочарованно фыркнула Деви. Допытываться дальше было неразумно: стоило помянуть былое, и зыбкое добродушие Дорана растаяло, как ни бывало. Наверное, прошлое в самом деле лучше было оставить в прошлом, а чужое прошлое и подавно, но Деви не могла не думать о том, что у ее мужа было с ее матерью - и что есть сейчас с той женщиной, которую она случайно увидела минувшей ночью. До Деви вдруг дошло, почему Доран не приходил к ней в спальню - потому что развлекался с другой, более мудрой, - когда, уводя повозку от столкновения с вылетевшей навстречу телегу, возничий дернул поводья, и заднее колесо со стороны Деви наехало на булыжник. Ее резко подбросило вверх и вперед, и в этот момент, когда ее сердце зашлось от испуга, она забыла о ненависти и схватилась за Дорана что было сил, но и он удержал ее, пригнул к себе, тем самым не дав ушибиться или того хуже... рискуя шеей, попасть под копыта. По-господски сердито прикрикнул на возничего: - Чтоб тебя! Не тюки везешь, лихач! - Прощения просим, господин! Деви так резко выпрямилась и отпрянула от груди Дорана, что едва не врезалась затылком ему в подбородок. - Спасибо... Несмотря на то, что между ними уже было, она его страшно смущалась. Наконец приехали. День стоял дивно погожий, и пышно цветущий при храме сад радовал взгляд - после долгого заточения в крепости скорби с небольшим островком травы и единственным сандаловым деревом. Зная, что скоро придется в эту крепость воротиться, Деви шла рядом с Дораном и отчаянно вертела головой, выглядывая знакомые лица: ей страшно недоставало живых разговоров, улыбок, смеха. Вдруг Доран остановил ее, коротко придержав за локоть. - Жди здесь. - Ладно... - отозвалась Деви несколько растерянно - уже ему вослед. Доран отошел недалеко, к группе мужчин, куривших и беседовавших под сенью высокой акации, и они приняли его по-приятельски. Прошла минута, другая... Деви поняла, что это надолго, и, сойдя с выложенной камнем тропы, одиноко присела на ближайшую скамью. У коровы при пастухе больше свободы, чем давал ей муж, и ничего с этим не поделать, разве только заколоть его во сне... О, она бы немедля отдала жизнь за жизнь; оставшись навеки вдовой, обменяла бы Басу на живого брата. Только, понимала Деви с грустью, Кайрас не вернется к ней, будь Доран и трижды кроваво заколот в самое сердце. Оставалось лишь смириться с судьбой. Почувствовав себя всеми покинутой и бесконечно одинокой, Деви еще раз огляделась и, к своему счастью, увидела Камала, и потому их взгляды встретились, что он шел точно к ней. Деви поднялась со скамьи, но не пошла навстречу, а осталась на месте, там, где Доран велел ждать. Нежная опечаленная улыбка озарила ее лицо, а глаза оживились, напрасно ища рядом с Камалом Кайраса. - Господин Рай, - тихо сказала Деви, когда Камал встал перед ней - так близко, как было дозволено приличиями. Он смотрел ей в глаза пристально, беспокойно, пока между его бровей пролегала складка глубокой озабоченности. - Здравствуй, Деви. - Как я вам рада... - призналась она чуть слышно. - И Амрита здесь? - Нет, она осталась дома, в постели. Прежде чем Деви успела выказать беспокойство, Камал чуть наклонился к ней, чтобы мягко прошептать: - Не стоит переживать. Женские недомогания. - О... Ясно. - И... ей так не терпится замуж, что спасу нет, - выпрямившись, посетовал он в полный голос. - Все разговоры об одном. Знала Деви, в чей дом Амрита мечтает войти женой. Если все же сложится, как желает юная госпожа Рай, то и она узнает, что такое нелюбовь мужа, то и ее рот будет зажат властной рукой. Такой судьбы врагу не пожелаешь, но Амрита не поймет, как ошиблось ее сердце, пока не испьет эту горькую чашу до дна. Деви переняла усталую улыбку, как смогла, блекло и вымученно. Ей так сильно хотелось коснуться руки Камала, коснуться его. И чтобы он увез ее далеко-далеко... Прочь от Дорана и его гнета. - Вот как... - Доран должен быть счастлив до небес, - неожиданно сказал Камал. - Доран? - Да, ведь ты стала его женой. Деви еще больше поникла, безрадостно покачала головой. - Ах, если бы так, господин Рай. Боюсь, я ему только досаждаю. То есть... мне так кажется... Да я виновата сама: все не то делаю. Другая бы уже снискала его милость, а я... Видно, ума не достает. Она не заметила, как заговорила словами Дорана: он сравнивал ее с другими женщинами насмехался над ее глупостью. Поразительно, как ловко он вселил в нее чувство собственной ничтожности. Но Камал был другим. Сбитый с толку, поспешил перебить и разубедить: - Нет. Нет, конечно, Деви. Уверен, ты ни в чем не виновата. Ты еще дитя. Деви испугалась, что сказала лишнего. - Не подумайте, что плачусь! - Ну, успокойся. Я знаю Дорана куда лучше тебя. И очень хочу верить, что он, вопреки тому, что я знаю, добр к тебе. Ну, а будь по-другому, ты бы рассказала мне, так? Камал говорил серьезно, и Деви поверила, что он искренне озабочен ее судьбой. Только нельзя было допускать, чтобы кто-то усомнился в ее счастье. - Вы так добры, но мне правда не на что сетовать. Все прекрасно. Пусть нет любви, я довольна мужем. Вышло неубедительно. Нисколько неубедительно. Вразумительно лгать ей, кажется, предстояло для своего же блага научиться, а пока было не дано. Камал нахмурился, поджал губы. Деви стало дико не по себе. Она открыла было рот, чтобы сказать что-то более близкое к правде и усыпить его недоверие, да, случайно глянув в сторону Дорана, до сих пор стоящего в кругу мужчин, так и не вымолвила ни слова, застыла с приоткрытыми губами: она, вмиг исполнившись презрения, увидела... ту женщину. Любовницу Дорана. Деви была уверена: это она. Высокая, статная, с полной грудью, крутыми боками и рассыпанными по плечам упругими темными кудрями... Улыбаясь лукаво, она подошла к мужчинам с большой круглой и плоской чашей из бронзы, взятой с алтаря, в руках, склонилась низко, параллельно земле, да изящно, не прогибая спины; протянула вперед чашу, предлагая откушать что-то из духовной пищи: риса, бобов, сухофруктов или орехов. А склонившись, чуть вздернула голову, глянув на одного только Дорана из-под темных бровей так хитро и ехидно, что нельзя было не заподозрить их в тайной связи. Деви не смогла не только солгать, но и побороть и спрятать изумление. - Кто это подает прасад? - Лалит Банерджи, - проследив направление ее взгляда, ответил ничего не подозревающий Камал. Или, может быть, он обо всем знал? - Из-за болезни сына ее редко увидишь. Потому и прислуживает, бывает. Он говорил, а Деви все не мигая, не отрываясь смотрела на то, как Доран первым взял с чаши горсть орехов и забросил в рот. Она не видела его лица, но он точно выглядел крайне довольным, не иначе. Лалит Банерджи была хороша, и страстна, и умна и, кажется, умела угодить даже на людях. Неприязнь к ней вытесняла все: сочувствие, любопытство, все. От зубов Деви отскочило хладнокровное: - Очень жаль слышать. Искать в храме божьей милости для своей семьи, не забывая притом покрутиться вокруг женатого любовника. И ночами быть не у постели больного сына, а... на столе в чужом доме с распростертыми ногами. У Деви в голове не укладывалось, как такое может быть. Бесстыжая, порочная женщина - да только такой и достоин злодей и душегуб Басу! А то, что ему отдали Деви, - чудовищная ошибка. Она хотела бы развернуться и броситься бежать, броситься прочь, не объяснившись даже с Камалом, который и вообразить не мог, что творится у нее в душе. Он и сам чем-то тяготился, это было видно. Как и не понимал, чем вызвано ее оцепенение. - Что такое, Деви? Яд готов был пролиться из уголков губ Деви, когда она, пытаясь успокоиться, сказала: - Нет, ничего, просто... Очень уж Лалит Банерджи миловидна. Мне рядом с ней лучше не становиться. Она была слишком захвачена эмоциями, чтобы поразиться едкости собственного голоса. Камал мигнул удивленно. - Ну что ты, Деви, ты... тебе не о чем переживать. На месте Дорана я бы не отходил от тебя ни на шаг. Эти слова привели Деви в чувство и бросились горячей краской в лицо. Она даже не смогла ничего на это ответить, только, изумленно глянув на Камала и немало смутившись, часто-часто затрепетала ресницами, отвела взгляд, а потом... сделала то, чего никак не должна была делать. Провела пальцами от лба к уху, поддела самыми кончиками ажурный край полупрозрачной палы, покрывающей голову, и натянула его, заслонив частично лицо. И без промедления подняла глаза, взглянув снизу вверх прямо в глаза Камалу. Вот что сделала Деви, пока Доран, провожая взглядом свою Лалит, стоял к ним спиной. И о чем только думала? Это было слишком спонтанно и слишком... кокетливо.