Падение Бэтмена

— Проснитесь, прошу Вас! Пожалуйста, мистер Мэллоун, — надрывается какая-то девушка. Брюс приоткрывает глаза. Девушка в форме… таможенницы? — Вы сможете отдохнуть в нашем комфортабельном салоне бизнес-класса. Но сейчас, простите, Вы должны подтвердить, что намерены путешествовать. Гм, добровольно. — Ты представляешь?! — слышит Бэтмен насмешливый голос Джокера. — Они думают, я тебя выкрал! Брюс пытается осознать, что происходит. Он только что был дома, в кровати, выпил чая и задремал. А проснулся … в аэропорту? Джокер его усыпил и похитил! Стоп. Джей? Выкрал? Откуда? Из общего дома? После двух лет совместной жизни? Зачем? Что, черт возьми, происходит?!

***

За неделю до этого. Джей долго стоит у двери, прислонившись к стене. В его руках — маленький поднос с завтраком. Он беспокойно облизывается, кусает губы. Джокер похож на актера, который готовится за кулисами сделать шаг на сцену, под яркий свет софитов. Наконец он глубоко вздыхает. Прижав к себе поднос одной рукой, второй распахивает двери, и врывается в комнату Брюса. — Эй, подъем! Всем мышатинам давно пора завтракать, — он швыряет поднос на прикроватный столик так, что посуда звенит, а кофе проливается, и быстро подходит к окну, чтобы, раздвинув шторы, впустить в полутемную комнату свет. Брюс недовольно мычит. — Конечно, я и сам не люблю утро, — щебечет Джей. — Неплохо бы отменить его законодательно, оставить для барменов и ночных сторожей. А остальных обязать просыпаться примерно в полдень. Представляешь? Все офисные крысы в автомобильных пробках сразу же подобреют. Он присаживается на стул возле кровати Бэтмена, берет тост и начинает его намазывать маслом. — А как насчет грабителей, которые будут проникать в банки, пока все спят, в розовых лучах утреннего солнца, благоухающие гелем для душа? Мир определенно станет лучше — все, как ты любишь. Но дело в том, что сейчас два часа дня. Даже при таком раскладе ты уже все проспал. — Я не сплю, — бормочет Бэтмен. Клоун старательно отводит взгляд от загипсованной ноги Темного рыцаря. — Тогда приступим, — Джей подносит к губам Брюса тост с маслом. — Как там… ммм… кусочек за Джея… кусочек за Альфи… кусочек за Чандра… Безучастный ко всему, Брюс так и не открывает рот, но все же мрачно приподнимает бровь. — Интересуешься, за какого Чандра? — ехидно уточняет Джокер. — А того, черти б его подрали, которому ты подарил пейджер. Теперь он вечно маячит перед нашим домом, вознося молитвы проходящим коровам, чтобы ты починил вышедший из строя прибор. — Оставь, я съем потом, — тихо говорит Бэтмен бесцветным голосом. Он берет пульт с тумбочки и начинает бесцельно переключать каналы телевиденья. — Ты повторяешься, — клоун поднимает глаза к небу. — Эту фразу ты произносишь уже три дня подряд. Придумай что-то новенькое. Ну-ка, глотни кофе, — и я на радостях спляшу традиционный танец бедуинов. Понятия не имею, что это, но звучит красиво. Брюс не реагирует, разглядывая, как на экране тигр пожирает оленя. — Давай, Бэтси, не беси меня, — говорит Джей глухо. — Восстань уже из ада. Ответа нет. Джей какое-то время пристально смотрит на Брюса, а затем говорит преувеличенно оживленно: — У нас многообещающий день. Можем устроить пикник у бассейна. Поиграть в шахматы. Пока ты продолжишь свои тренировки, я займусь цветами. Вечером будет новая серия «Твин Пикса». Если посетит вдохновение, я, так и быть, сотворю свой фирменный эггног. Возможно, тебе повезет! — Мне надо побыть одному, — говорит Темный рыцарь, сдерживая раздражение. — Ладно, дорогуша, — уже медленнее произносит Джей. — Признаем: мой сервис тебя не впечатляет. Как там говорится? — он неопределенно шевелит тонкими пальцами в воздухе. — Счастлив на кухне, несчастлив в любви? Я определенно выбираю любовь, — клоун поигрывает бровями. — И я, попрошу заметить, не учился ухаживать за больными грызунами. Брюс подавляет вздох. — Ты заскучал по Альфи? — спрашивает Джокер, склонив голову набок. — Давай выпишем его в Индию. Как думаешь, есть здесь какая-то служба доставки дворецких? — Ты оставишь меня когда-нибудь в покое? — сердито рычит Брюс и даже садится, хватаясь рукой за веревочную лесенку, которая закреплена на спинке кровати. — Я не хочу Альфреда. Я не хочу завтрака. Я хочу уважения к моим границам. Если мне трудно ходить, это не значит, что ты можешь постоянно врываться в эту комнату и шарить по моим вещам. Торчать возле кровати, как гребаный санитар. Джокер, ты когда-нибудь слышал слова: «личное пространство»? Джей заходится в истеричном, пугающем хохоте. — Хорошая шутка, — говорит он наконец. Затем надменно откидывает голову, распрямляет плечи, и задумчиво направляется к двери. На середине пути он останавливается, резко возвращается к прикроватному столику и смахивает завтрак на пол. Звенит разбивающаяся посуда, хлюпает кофе. Клоун быстро выходит, хлопнув дверью. Брюс устало опускается на постель. Он сосредоточенно шевелит пальцами загипсованной ноги — делает предписанные доктором упражнения. Через пару минут дверь опять распахивается. Глаза Джокера искрятся зеленым огнем, как у рассерженной кошки. Он молча указывает длинным пальцем на Брюса, задыхаясь от ярости и пытаясь что-то сказать. — Тыыы, — выдавливает он наконец. — Именно ты врезался в чертову курицу! Именно ты отправился летать, когда я говорил этого не делать! По твоей милости уже месяц нам обоим невесело. Если кто-то и должен злиться, так это я! Брюс скользит по нему равнодушным взглядом, чем выбешивает Джокера окончательно. — Оу! Я и забыл. У нас же тут личное пространство. Стена плача! Пьета по Бэтмену! Бедного маленького Брюси обижают злые эгоистичные клоуны, — он быстро облизывает губы и отворачивается, а затем продолжает, кривляясь: — Прости, что не лью слез над изломанным мышиным тельцем. Какое разочарование! Ты-то, конечно, думал: я — образец сердобольности. Но ведь это невыносимо смешно, — он начинает визгливо хохотать. — Вдумайся! Готовый анекдот: Бэтмен врезался в небе в какую-то летучую индейку, и теперь валяется в постели со старушечьим переломом. Ты мог повредить себе все что угодно. Но нет! Тебя угораздило заиметь этот жалкий перелом шейки бедра! — Ну, извини… — зло говорит Брюс. — В следующий раз для твоего удовольствия сломаю себе шею. А сейчас убир-р-райся! — А ты ударь меня, Бэтмен, ударь! — шипит Джей. — Если, конечно, доползешь. Брюс стискивает зубы и отворачивается к стене. Наступает неприятная тишина. Джокер, который привычно пытается разрядить напряжение скандалом, чувствует, что сказал лишнее. Он хмурится, садится рядом с кроватью, закрывает глаза, прижав сплетенные пальцы ко лбу, постукивает ногой. — Брюси! — осторожно зовет он. — Я не… гм… видишь ли, я же не могу перестать кусаться, когда ты так валяешься… как падаль… Сказав это, Джей морщится. Бэтмен, очевидно, молча дожидается, когда он уйдет. — Даже злиться не можешь? — потерянно спрашивает клоун. Пару минут он сидит неподвижно, ссутулившись, опустив голову. Наконец распрямляется вновь и смотрит на Темного рыцаря, криво усмехаясь. — Давай, — хрипло говорит Джокер. — Все сначала. Доброе утро, Брюс. Что принести на завтрак? Этот шарлатан в белом халате советует есть белок, чтобы поскорее встать на ноги, так что… это может быть бифштекс… или я пожарю яичницу… кофе… так, кофе уже был… — Мне надо побыть одному, — глухо отвечает Бэтмен. — Я поем позже. Не беспокойся. — Ну-у-у… тогда ты восстанавливайся тут, и все такое, — Джей напряженно улыбается. Он выходит, закрывает за собой дверь и с шипеньем выдыхает воздух. Джей опускается прямо тут же на пол. Ему не хочется уходить. Он сидит, привалившись к двери, покусывая костяшки пальцев, и думает о том, что же делать дальше.

***

Он старается. Он старается. Он старается, мрачно думает Брюс про Джея. У нас все хорошо. Он бы жизнь за меня отдал. Мы дополняем друг друга. Но… Жестокая любовь клоуна. Утонченная и немилосердная. Нежная и злая. Не каждый вытерпит эдакое счастье. Бэтмен — он, собственно, и не каждый. Воплощение справедливой силы. Бэтмен и Джокер дополняют друг друга, да. А Брюс? Брюс, который два года не надевал бэт-костюм, который два года позволял себе просто наслаждаться жизнью и все дальше уходил от этого темного и совершенного образа к себе самому. Куда-то внутрь, вглубь, куда всю жизнь пытался добраться. Равно как уходил от облика скучающего плейбоя Уйэна, который не знал об удовольствиях ничего. Потому что все сверкающие отели, правильные белоснежные пляжи, изысканные рестораны не стоят и минуты свободного полета, дикого ночного купания в океане, чтения под баньяном спина к спине с самым близким тебе человеком. С Джокером? В последнее время Брюс перестал называть его так даже мысленно. Джей или Джозеф. Кто бы узнал леденящего кровь преступника в этом вечно перепачканном красками человеке, умеющем самозабвенно веселиться? Все изменилось. Изменилось абсолютно все. Бэтмен и Джокер дополняют друг друга. А Бруно и Джозеф? Кто знает? Бэтмен упал. Ну, мог он себе такое представить в Готэме? Он расслабился, утратил былую бдительность, не так тщательно следил за физической формой. И вот — просто упал с неба. Счастье еще, что остался жив. Вчера темнокожий индийский доктор сообщил Брюсу, что ходить полноценно он сможет лишь через полгода. И это с учетом его отменного здоровья, хорошо оплаченных новейших методов лечения и рвения к реабилитации. Формально виноват во всем, конечно, орел, врезавшийся на скорости в параплан. Такое бывает. Брюс сделал все, что мог, чтобы как можно мягче приземлиться, но этого оказалось недостаточно, чтобы обойтись без гипса. А ведь раньше он непременно среагировал бы быстрее, сгруппировался иначе… ну, в общем, что-нибудь, да придумал. Казалось бы, дальнейшее предсказуемо: тренироваться, восстанавливаться, расширять зону передвижения. Ничего особо не болит. Волноваться не о чем. Результат практически гарантирован. Да, месяцы будут унылыми и однообразными, но приходилось терпеть и не такое. В сущности, Джей прав: можно придумать множество занятий дома, а вскоре Брюс сможет доковылять и до пляжа. Что такого особенного произошло? Никакого ангста, сплошная повседневность. Но — сейчас, безвольно лежа в постели, Темный рыцарь никак не может отделаться от мысли, что падение началось два года назад, а теперь он уже не Бэтмен. Хотя обещал, что внутри останется им. Дело ведь не в плаще и маске. Дело в надежности. А сейчас все выходит из-под контроля. Брюс не может пройтись хотя бы по всем комнатам дома, проверить, как идут дела. Маленькая лаборатория на первом этаже. Она бы уже давно взорвалась, если бы Бэтмен не проверял, все ли выключено, правильно хранится, безопасно. И вот теперь это ему не подвластно. Он не знает, чем и с кем занят Джей. Так, наверное, нельзя, и куда же девалось доверие, но когда перемещения Темного рыцаря ограничены единственной комнатой, ему почему-то кажется, что Джокер как минимум весело минирует соседние дома. И с чего бы, ведь Джей сейчас не дает даже повода думать о таком? Но когда партнер все время на глазах, когда можно проследить, доверять намного проще. А люди, просто люди? Для Джокера — сплошной соблазн. Объекты манипуляций, спекуляций, провокаций, экспериментов и черт еще знает чего. Два года Джей сам никого не хотел видеть. Контакты с продавцами, соседями, женщиной, которая убирает в доме, осуществлялись через Темного рыцаря. И вот теперь все это свалилось на клоуна. Брюс тревожится даже не о том, что Джей кому-то навредит, а скорее о том, что тот сам попадет в плохую историю. Доведет кого-то — ладно, с одним противником справится, а если группа людей? Тем более Джокер не тот, что в Готэме, связан обещанием не убивать. Бэтмен сейчас отвечает за его безопасность. Но защитить не сможет. Какая-то часть Брюса говорит, что тревоги иррациональны. Дел, требующих неустанного контроля, в их праздной жизни не так уж много. А Джокер — тот ли это, кого надо защищать?! Серьезно?! Но есть вторая часть Брюса, которой плевать на аргументы. Она упорно твердит: ты не справляешься. Ты ненадежен сейчас. Бессилен. Беспомощен. Не отвечаешь за безопасность ближних. Не можешь гарантировать, что все будет правильно. Брюс, ты не оправдал ожидания. И — самое надрывное — да как ты мог так всех подвести?! Этот круговорот мыслей изматывает настолько, что на разговоры, домашние занятия, разумную деятельность не хватает сил. Остается прятаться от Джея, тупо следить за мелькающими картинками в телевизоре и все глубже пропитываться унынием. Все звуки, предложения, ароматы, предметы, новости раздражают, будто звонок будильника сквозь сон. Несмотря на индийский зной, доходящий до ста градусов по Фаренгейту, несмотря на бьющее в окно солнце и то, что февраль на Гоа — это лето, внутри Брюса царит вполне себе календарная зима. И с каждым днем вынужденного бездействия, лед сковывает сердце все глубже. Единственное, что хочется сказать: — Да, я облажался. Подвел. Ну и оставьте меня все, катитесь! Пусть мне будет хуже. Бэтмен смутно догадывается, что ему мог бы помочь другой человек. Не причитания, не жалость, не беготня вокруг. Нет. Просто безмолвная поддержка. Внимание. И возможность выговориться. Брюс не начал бы этот разговор первым даже под пытками. Жаловаться Бэтмен не должен. Точка. Наоборот, он сопротивлялся бы беседе на такую тему. Сопротивлялся, но где-то в уголке души, в каком-то ее подполье, надеялся, что его не послушаются и докопаются до сути — сквозь все это уныние, бурчание, нежелание говорить. Докопаются, разделят с ним боль падения. Но где сострадание, а где Джокер?! Где тихое принятие и где мечущийся по дому клоун с его режущим ухо смехом? Разве с ним можно расслабиться? Джей подмечает и высмеивает любую слабинку так же хлестко, как когда они были врагами. Безжалостно. Он скорее будет упиваться остроумием, чем попридержит ради Брюса язык. Любые намеки на разговор о падении разбиваются о полный игнор. Джей исчезает, если приходит доктор, раздражается, когда речь заходит о лечении, бесится при упоминании о переломе. Джокер вообще ненавидит врачей. Впрочем, с его опытом госпитализаций, это можно понять. Тема болезней — абсолютное табу в доме. Он еще с Готэма либо считал себя здоровым, даже если изранен, либо бесился, потому что уже не мог встать на ноги из-за слабости. Боль он стоически терпит, а от сильной и вовсе «отключается». Когда после года совместной жизни Джокер, порезавшись ножом, вскрикивает и ругается, Брюс радуется, как бы это ни звучало. Ведь наконец-то Джей расслабился настолько, чтобы почувствовать боль. У Джокера сейчас немало поводов для недовольства. Он ненавидит скуку, а теперь, по милости Бэтмена, у них такая однообразная жизнь. Надо попробовать уговорить его развлекаться в одиночку, но это вряд ли. Слишком уж он верен, чтобы забыть о Брюсе хотя бы на день. Так много преданности. Так мало милосердия. Все, конечно, наладится. Даже сейчас, сквозь пелену тоски, Бэтмен, бывает, любуется Джеем. Сам такого выбрал — колючего, сложного, насмешливого, хищного, яркого. Вернется сила, вернется простая и радостная жизнь, и им опять будет вместе хорошо. Но стоит ли ждать, что прирученная пантера будет вести себя как домашняя кошка? В глазах Джокера Брюсу видится все та же жестокая фраза: «Как ты мог так подвести?!».

***

Джей деловито сгребает в огромный пакет любимые цветы Брюса. Те самые, которыми он в первые же дни переезда в Индию украсил дом, и пару лет бережно их выращивал. Сейчас они выглядят плачевно: сухие стебельки, палками торчащие из земли, местами почерневшие, местами пожелтевшие останки растений. Джокер зашвыривает их в пакет прямо вместе с цветочными горшками. Упс! Кто же знал, что цветы не станут бороться за жизнь, если забыть про полив на несколько дней… или недель… или… — Оу! Ты все еще жив, — Джей с любопытством присматривается к кактусу. — Какой выносливый! Пожалуй, тебя я полью. Вниманием Джокера он не обделен с самого появления в доме. Джей регулярно натыкался на его колючки, а Брюс шутил, что это растение — лучший подарок для мазохиста. И что кактус — единственный, кто не позволяет клоуну вторгаться в свое жизненное пространство. На колючий мясистый стебель впервые за месяц льется вода. Джокер вертит в руках черный глиняный горшок, пожимает плечами и относит на освободившуюся подставку для цветов поближе к окну, к свету. — Единственный выживший, — бодро объявляет Джей, — Что ж, дам тебе имя, раз ты не такой, как другие. Будешь… гм… Халком. Клоун недовольно цокает языком, вспоминая, что придется объяснять Брюсу массовую гибель остальных растений. Джокер не признался бы и под пытками, но по близости Брюса он тоскует до телесных болей. Им нельзя пока спать в одной постели. Кожу больше не насыщают теплые прикосновения. Кости не потрескивают от крепких теплых объятий. Сердце больше не согревает прищуренный теплый взгляд. Жизнь замерла, словно загипсованная. Как можно доверять через раз?! Если бы Брюс прислушался к предчувствиям Джея, ничего, ничего бы не было. Но если речь о каком-то несчастном предсказанном дождике, Бэтмен смотрит на него, как ребенок, которому фокусник достал живого кролика из шляпы. А если речь о том, чтобы не идти сегодня на работу, нарушив — шутка ли! — незыблемый уклад, Бэтмен самоуверенно усмехается: все будет хорошо, не тревожься. Можно подумать, Джокер нуждается в успокоении! Таков уж бэт-характер. Доверять через раз, открываться через раз. Допускать к себе, только когда все в порядке. Да по сравнению с Бэтси Джокер — практически ангел. Ну хорошо, только для Брюса. Ну хорошо, за некоторыми исключениями. Но что поделать, Джей сам такого выбрал — упрямого, сложного, сильного, самоуверенного, мрачного. Видеть постоянно страдающего Бэтмена Джокер не может. Впитывать эту тоску, холодную отстраненность, гнев. День за днем он, кажется, всей поверхностью тела чувствует, как Бэтмен его отторгает, погружаясь в болото уныния и самообвинения. Временами Джокер ненавидит его за это. — В чем же Брюс нуждается? — шепчет Джей колючему Халку. — Чего бы он хотел на самом деле?

***

Неделю спустя. — Так Вы летите? — нетерпеливо переспрашивает таможенница. Бэтмен осматривает инвалидную коляску, в которой он находится. Оборачивается и встречается глазами с Джеем, который ее придерживает. — Скажи уже им, Брюс, — тряхнув головой, нетерпеливо говорит он, — а то эти странные люди… ммм… вызовут полицию. Бэтмен мгновенно включается в ситуацию. Только правоохранительных органов не хватало! — Не беспокойтесь! — говорит Брюс любезно, обращаясь к таможеннице. — Конечно, я собираюсь путешествовать. Это мой друг Джозеф, мы направляемся на отдых. Все прекрасно. — Вы так крепко спали… Мы просто обязаны поговорить лично с каждым пассажиром. Прошу прощения за беспокойство. Джей выруливает коляску. — Погоди. Я сам могу управлять, — упирается Брюс. — Тем более электроприводом. Какого черта ты творишь? Врач запрещал мне… — Тс-с-с! Не привлекай внимания, — мурлычет Джокер. — Потом. Сюрприз. — Как ты мог знать, что я ничего не скажу на таможне?! — Я и не знал, — пожимает плечами клоун. — У меня не было выбора. — Ты сумасшедший! — Правда? — невинно улыбается Джей. — Неужели? Посадка на самолет проходит с рядом непривычных сложностей. Коляску приходится сдать в багажное отделение, предварительно проехав на так называемый рукав — прямую дорожку взамен привычного трапа. Внутри салона Брюс пересаживается на предоставленную авиакомпанией узенькую инвалидную коляску, потому что в обычной невозможно добраться до своего места. Брюс рад бы допрыгать самостоятельно, но так не положено. Чувствовать себя человеком в инвалидной коляске, мягко говоря, неловко. Бэтмену все время кажется, что он должен встать и уступить кому-то место. В кресле салона самолета намного спокойнее. Вид убегающей из-под крыла земли в иллюминаторе вызывает желание распрямить плечи, а легкие, кажется, бодрее дышат, почуяв ветер странствий. — Куда мы летим? — спрашивает Брюс Джокера. — И зачем? Тот хихикает и неопределенно пожимает плечами. — Я спрошу бортпроводницу или любого пассажира. — Ладно-ладно, — фыркает клоун. — Мы летим в Париж. — Если что, День влюбленных уже прошел два дня назад, — хмурится Темный рыцарь. Джокер молчит. С вопросом «зачем» куда сложнее, чем с «куда». Пока Джей не захочет раскрыть свои замыслы, ничего не скажет. Угрожать нечем. Брюс представляет себе Париж, весь покрытый сердечками, розово-красные связки воздушных шариков, ароматы кофе и выпечки, корзины бархатистых роз, прогулочные кораблики на Сене, ожидающие у подножья Эйфелевой башни. Мило, наверное? Но все эти привычные романтические маршруты, приторная сладость праздника как-то не для него. Всегда была не для него, а особенно сейчас. Надо взять себя в руки. Должно быть, Джокеру было угрожающе мало внимания в последнее время, раз он исхитрился его выкрасть. Должно быть, ему надо немного романтики, Джей всегда был слегка сентиментален, хотя и в своей извращенной манере. Брюс устало прикрывает глаза. Надо завтра ему подыграть. Порадоваться праздничным декорациям, поухаживать за ним в парижской кафешке. Вызвать у себя позывы оптимизма, чтобы не утомлять мрачным видом. Джокер что-то хочет — и это берет. Что ему запреты докторов, риск для здоровья, трудности поездки с загипсованным человеком? А кто спросил про его, Брюса, желания? Правда, сейчас внутри него такое, что лучше туда не заглядывать. Презрение к себе и людям, будущее видится исключительно в виде локального апокалипсиса, непонятная злоба, граничащая с желанием взорвать к чертям собачьим все вокруг. Если бы в таком состоянии Бэтмена накачали энергией и учли все его желания, он бы, наверное, разрушал и сеял хаос. Может быть, злодей — это герой в депрессии? Брюс знает одно: чтобы всплыть, надо оттолкнуться от дна. Упасть вначале как можно ниже. Погрузиться как можно глубже в тоску и самообвинение, чтобы жить с этим стало невыносимо, и рассеянная злая энергия собралась в волю к переменам. Но путь этот — не быстрый. Очень, очень не быстрый. И парижская красно-розовая романтика его вряд ли отвлечет, скорее просто затянет процесс падения. — Спи, — шепчет ему Джокер, чему-то улыбаясь.

***

Утром после приземления Брюса ждет обратная чехарда с колясками, спуском, трансфером. И только он намереваеся оглядеться и разобраться, каков у них маршрут, как Джей уносится куда-то с телефоном. Попробуй его догони на колесах! Часть внимания Брюса отнимает управление инвалидной коляской. Парижский февраль теплый, солнечный, пахнет весной. Но после Индии все равно зябко. — Еще не догадался? — спрашивает Джокер, вернувшись. — Не про мой… ммм… гениальный план, а хотя бы, что мы собираемся праздновать? — День Валентина? — Брюс чувствует, что ответ не верен. — Надо же! — клоун постукивает массивной тростью, которую зачем-то тащит с собой. — И этого ты не помнишь, бедняжка Бэтси! Что мне с тобой делать?! Темный рыцарь начинает смущенно перебирать в уме возможные годовщины. — А вот и наше такси! — Джокер вначале запрыгивает на сидение рядом с водителем и что-то негромко объясняет. — Comment allez-vous? Enchanté! — доносится из кабины. Брюс невольно отмечает, что у Джея почему-то безукоризненное произношение, и французская речь идеально подходит к его мурлыкающему голосу. Наконец клоун проворно выскакивает и наблюдает, как спускают подъемник, и Брюс заезжает прямо внутрь машины. — Водитель, добрый день! Куда мы едем? — старательно подбирает французские слова Бэтмен. Господи, все вылетело из головы. А ведь он здесь жил когда-то. С передних мест на него оглядываются два загадочно улыбающихся лица — шофера и Джея. Молчание красноречивее ответов. Что же происходит? Брюс не любит быть ведомым. Или похищенным. Такси выезжает из Парижа и направляется в пригород.

***

Черт, что это за конструкции, похожие на десятки шпилей Эйфелевой башни с розовыми, голубыми, желтыми флажками? Что за странные золотистые скульптуры и толпы людей, бредущих к воротам? Что за ворота с фигуркой улыбающейся мыши? Точнее — Микки Мауса. И с надписью… что?! Надписью «ЕвроДиснейленд». Разноцветные, словно марципановые, сказочные замки, головокружительные аттракционы, ретропоезда, смеющиеся дети, аниматоры в костюмах героев Диснея, музыка, музыка, музыка — пестрый, веселый мирок. Брюс точно не знает, но, наверное, это мир детства. — Ты похитил меня, загипсованного, чтобы привезти в Диснейленд?! — громко спрашивает Брюс, делая каменное лицо. — Ну да… — Джей криво усмехается, крутит в руках трость. Его сердце, должно быть, делает кульбит (по крайней мере, Бэтмен на это надеется). — Да ты… ты просто сумасшедший! — качает головой Брюс, и расплывается в довольной улыбке. Таким он не был уже месяц. — А то! Эх ты, Мыш, как можно забыть о собственном Дне рождении? Через два дня — 19 февраля. Это твой подарок. Пытаться обнять стоящего человека, сидя на инвалидной коляске, — то еще развлечение. Даже если роста у тебя хватает. Отправить в Диснейленд сурового, мрачного мужчину, давно вышедшего из детского возраста и вдобавок впавшего в депрессию из-за неудач? Какая безумная и… прекрасная идея! — Уж я бы никогда не забыл свой День рождения, — рассуждает Джокер. — Если бы помнил его. — Логично, — усмехается Брюс. — Оу! Ну, ты понимаешь: если б я помнил все. Свой день я бы ценил особо. Выясняется, что билеты покупать не надо. — Таксист приобрел их и любезно мне передал, — рассказывает Джокер. — Договорился с ним еще вчера, до вылета. Не обошлось, конечно, без немалой денежки. И без трагической истории. Люди обожают трагедии. — Какие еще…?! — Ничего особенного, — пожимает плечами Джей, и продолжает задушевным голосом: — Тебе с юных лет пришлось заменять умерших родителей многочисленным младшим братьям и сестрам. Все деньги ты тратишь на их содержание и образование, во всем себе отказывая. Коллеги из пожарной команды, где ты работаешь, скинулись на твой День варенья на билеты в ЕвроДиснейленд, ведь детства у тебя практически не было. Но накануне поездки ты сломал ногу и повредил позвоночник, спасая из горящего дома девочку и ее котенка. Брюс смотрит на него, часто моргая. — Да, понимаю, пошлятина, — причмокивает Джокер. — Но люди становятся та-а-акими недоверчивыми! Истории без котят уже не проходят. Вот так я и убедил его купить билеты для такого славного парня, как ты. Иначе пришлось бы пару часов киснуть в очереди у касс. — Он что, правда, поверил в котенка? — Ну-у-у… гм… на этот раз сработало другое. Разговаривая с ним, я понял, что он гей. И сказал ему, что ты мой муж, — Джей кокетливо улыбается, глядя на смущенного Брюса. — Это ему понравилось. Чисто технически победила правда. На входе охранник спрашивает Темного рыцаря, есть ли с ним сопровождающий. Одинокие травмированные люди, к сожалению, не допускаются на аттракционы. Пока Бэтмен переваривает эту фразу, появляется Джокер: — Оу, все в порядке. Я за него отвечаю, ребята. Большую часть времени он не буйный. Оказывается, клоун успел приобрести обруч с черными круглыми ушами Микки Мауса. Брюс позволяет нацепить их на себя. — Тебе всегда шли мышиные уши, — довольно мурлычет Джей.

***

По Главной улице они идут навстречу сказке. Кремовые, розовые, голубые двухэтажные дома словно появились здесь из Америки начала прошлого века. Магазины, рестораны, ретро-вокзал. Джей беспокойно втягивает воздух, как кот. Его ноздри трепещут, вбирая ароматы кофе и сладостей. Улица ведет к самому известному диснеевскому зданию, словно сошедшему с заставки мультфильмов: Замку Спящей Красавицы. — Когда они все это построили? — ЕвроДисней открылся… ммм… этой весной. Сплошная свежатина! Но я не думаю, что ты и в нашем, американском-то, бывал. — Нет. — Если бы Альфи этим озаботился, может, ты не был бы таким мрачным, — с набитым ртом бурчит Джокер. Они заглянули на минутку в магазин с невиданным ассортиментом сладостей, и теперь Джей со вкусом уминает разноцветную сахарную вату, а Брюс везет на коленях упаковку, напичканную шоколадом, зефиром, леденцами на палочках, пироженками, чем-то еще — и все это с эмблемами гребаного Микки Мауса. — Я обожаю аттракционы, — говорит клоун, откусывая голову шоколадной мышке. — Здесь вся человеческая жизнь, как на ладони. Брюс вопросительно поднимает бровь. Джей наконец отрывается от сладости и говорит довольно пафосно, растягивая гласные: — Ну как же! Карусель… она напоминает о том, как прожигают дни обыватели. Круг за кругом, круг за кругом. И ведь вместо приятных лошадок или летающих слонов, как мы видим здесь, у них офисные кресла, ипотеки, машины, обручальные кольца и прочая ерунда. — Тир — для тех, кто считает себя лучше других, — продолжает он, наклонив голову набок и понизив голос. — Маленькие честолюбивые менеджеры среднего звена или начинающие мафиози — без разницы — упорно, годами, пытаются попасть в нарисованную цель. Слушают свои мотивационные треки и кончают на долгосрочное планирование. И когда они станут биг боссами, получат своих дешевых плюшевых мишек: деньги… ммм… должности… власть. Джей слизывает растаявший шоколад с ладони. Рассказывая, он слишком крепко сжимает в кулаке обезглавленное мышиное тельце, и оно сминается. — Но ты назвал не все аттракционы, — возражает Темный рыцарь. — Американские горки? — Джокер немного молчит, о чем-то задумавшись. — Это для тех, кто немного подрос, и не согласен на карусельку. Знаешь, всяких чувствительных натур, у которых есть собственные идеи, тех, кто рискует влюбиться… Только думаешь, что вышел на прямую, как твой вагончик… ммм… летит под откос… а когда отчаялся и хочешь сойти, вагончик вдруг уносится в небо. Только что ты находился на светлой стороне, — Джей подмигивает Бэтмену, — и вот ты уже в темноте туннеля. Брюс вспоминает о готэмском обветшалом парке аттракционов, владельцем которого, кажется, до сих пор остается Джокер. О жутком трупе экс-хозяина парка. О царстве адского веселья. Темный рыцарь подманивает пальцем клоуна. Тот наклоняется, так что Темный рыцарь может прошептать ему на самое ухо: — Тш-ш-ш! Спокойнее, Джей, спокойнее. Меня вербовать не надо. Джокер почти отпрыгивает от него и делает обиженное лицо. Но потом видит, как Брюс улыбается, и невольно улыбается сам. — Ты забыл о «Домах ужасов», — говорит Темный рыцарь. Джей несколько раз кивает на него, ухмыляясь. — Это для таких героев, супергероев и прочих неподкупных искателей справедливости, — он делает длинную паузу, коварно поглядывая на Брюса, пока тот не начинает требовать продолжения. — Оу! Все очевидно. Они проводят жизнь во тьме, сражаясь со злом… ммм… как им кажется, — Джей облизывает палец в шоколаде. — В тумане, в лабиринтах, в тусклом синем освещении гоняются за неясными силуэтами. Не зная страха и усталости. Но все, что они настигают, оказывается пластиковыми скелетами, манекенами и нанятыми за копейки аниматорами. И только если повезет… если очень-очень повезет, в конце аттракциона они поймут, что все пугающие отражения, все тени, все призраки обитают только в их бедных головушках. А на самом деле на свете нет ничего хорошего и плохого… — Это то, что ты обо мне думаешь? — хмурится Брюс. — Ты больше не…! — грозит пальцем Джокер. — Я освободил тебя. Разговаривая, они подходят к розовому Замку Спящей Красавицы с синими позолоченными шпилями. Брюсу кажется, что здесь начинается территория сказки. А в сказках нет места неоправданным ожиданиям, разочарованиям и унынию. Здесь все так, как должно быть. И падение — просто завязка захватывающего сюжета. — Интересно, что мы оба так думаем, — говорит Брюс. — Я считаю, что спас тебя из Готэма, и это мое лучшее «геройство». — Неееет! Нет-нет, нет, — облизывается Джокер. — Это я похитил тебя у готэмцев. И это мое худшее злодейство. Они молчат, продвигаясь внутрь помещения. Проходит минут десять тишины, прежде чем клоун тихо говорит: — Ви-и-идишь? Звучит, как что-то противоположное, а на деле одно и то же. Брюса на коляске и его сопровождающего везде пропускают вне очереди: таковы правила парка. — Нам определенно повезло, что ты сломал ногу, — радуется Джокер. — Ненавижу ждать. На первом этаже замка все обыденно: лавка сувениров и уголок стеклодува. Джей немножко любуется на живой огонь, на котором плавится стекло. На второй этаж — смотровую площадку, с которой открывается вид на часть прекрасного парка — с инвалидной коляской нельзя. Брюс смог бы, возможно, пройти по ступенькам, но здесь лестница слишком высокая, а впереди слишком много удовольствий, чтобы рисковать ногой. Джей нетерпеливо утаскивает его в подземелье, будто давно мечтал лишь о нем. Клоун указывает на серо-зеленого дракона, 90 футов длиной, хотя и довольно худощавого. Он «спит» в глубине тускло освещенной пещеры. Джокер спрашивает, играя бровями: — Что, герой, не хочешь позабавиться с чудовищем? — Я лучше сделаю это дома, — многозначительно отвечает Бэтмен. Джей кокетливо показывает пальцем на себя и смотрит вопросительно. Внезапно дракон, словно приревновав Бэтмена, распахивает глаза и издает грохочущее рычание. Им очень повезло: далеко не каждому удается повидать эту функцию гигантского аниматроника, который большую часть времени проводит в пассивном режиме.

***

Самая детская часть «ЕвроДиснейленда» — «Фантазия» — немного разочаровывает: один за одним они проходят аттракционы, на которые Брюсу доступа нет. — Да ну ее, эту Белоснежку, — гримасничает Джей, чтобы Бэтмен не зациклился опять на своей ноге. — Кто на свете всех милее, это спорный вопрос. И… гм… всех белее — тем более! По дороге к «Любопытному лабиринту Алисы» они встречают мужчину в рыжем парике, огромном цилиндре на голове и фиолетовыми тенями вокруг глаз. Он вежливо улыбается, приглашает на чаепитие, смешно чихает, ожидает, что с ним будут делать снимки. — Да ну его, этого Шляпника, — притворно ворчит Джей, когда они отходят. — Кто из нас с ним безумнее, вопрос тоже спо-о-орный. Они попадают в извилистый лабиринт из зеленеющих круглый год кустов. Там царит культ Чеширского кота: клумба-морда с невероятных размеров улыбкой, а на дереве восседает скульптура почему-то фиолетового мурлыки с улыбкой от уха до уха. У Брюса вырывается смешок еще до того, как клоун говорит хоть слово. — Да уж, — кивает он, ткнув себя пальцем в замаскированную бакенбардами «улыбку Глазго», в правую часть шрама, доходящую почти до скулы. — Тут я, пожалуй, промолчу. Все и так понятно. Они гуляют по коридорам из кустов, то разглядывая нарочито запутывающие надписи и пестрые скульптурки, то наталкиваясь на тупики и арки, в которые пройдет лишь ребенок. Ну, или проедет коляска. Брюс нарочно выезжает в такой параллельный ход. Оглянувшись, он видит мгновенно насторожившегося Джея. Тот разворачивается и почти бежит к проходу, чтобы настичь Бэтмена с другой стороны. Давний инстинкт догонять ускользающего. Отголоски адреналиновых ночей. Отголоски битв. Теперь они гоняются друг за другом за зелеными стенами, слыша голоса, но не видя, Брюс — расслабленно и довольно, на колесах. Джокер — с азартом и принужденными смешками, почти бегом. Они все догоняют и догоняют друг друга. Лабиринт просто огромен. Темп наростает. Коляска скрипит на поворотах. Клоун забывает смеяться. Наконец они оба влетают в тупичок с песком под ногами, и останавливаются. — Ты не сбежишь от меня, Бэтмен, — качает головой Джей. — Даже не думай. — Мне нравится с тобой играть, — отвечает Брюс сразу на все. Он выглядит опять заботливым, теплым и сильным. Кажется, уныние побеждено Диснейлендом с разгромным счетом.

***

В «Этот маленький мир» отправляются по желанию Брюса. Хотя Джей всячески демонстрирует отвращение к кружащимся куклам, записи детского хора и жизнерадостной песенке. Вначале бурно возмущается тем, что «El un sourire signifie l'amitié pour tout le monde» («Улыбка для всех означает дружбу»), потому что, мол, всех с детства пичкают примитивом, всех программируют. Улыбка может быть ироничной, презрительной, грустной, ехидной, плотоядной, игривой, двусмысленной, циничной. И человеку при этом может быть просто начхать на стада дружелюбных идиотов вокруг. И вообще: «Ami de tous n‘est l‘ami de personne» (фр.: «Друг всем — ничей друг»). Когда они размещаются в лодке, устраивает целую пантомиму, изображая рвотные позывы, размахивая руками и показывая опущенный вниз большой палец. Но предложение остаться на берегу игнорирует. Пересаживаться Бэтмену не приходится. Инвалидную коляску закрепляют прямо на кремовую лодку, и они плывут по ярко-синей воде искусственной речки под арку, под крытый навес, туда, где на маленьких сценах вращается более 300 игрушек, изображая разные материки и страны. Джей не устает морщить нос, закатывать глаза и фыркать до самого конца недолгого представления. Разве что разноцветное освещение и сияющая золотая подсветка в последнем эпизоде его отвлекают. Перед более взрослой частью «ЕвроДиснейленда» они заходят пообедать на центральной площади. Джей отмечает, что у Бэтмена проснулся аппетит. А Брюс — что Джокер, увлеченный разговором, не замечая, съел половину его десерта. — Фууу… как ты мог думать, что я зову тебя на День Валентина? — вспоминает клоун, рассматривая меню в праздничном оформлении. — На этот февральский обряд поедания сердечек?! Я?! Никогда. До сих пор ждешь, что я буду поступать, как все?! Что я ненавижу, так это нормальность. — Почему обряд поедания? — В меню до сих пор все конфеты и пирожные в виде этого органа! Как будто нет внутренностей поприличнее… Хэллоуин дает куда больше возможностей!

***

После обеда они идут налево — в «Приграничную страну», по которой бродят индейцы и ковбои. И, конечно, сразу направляют стопы и колеса в «Призрачное поместье». Заброшенная мрачная усадьба одним своим видом создает готическую атмосферу. — Ба! Это же практически Уэйн Мэнор! — ехидно говорит Джей. — Вот что должно тебя взбодрить, дорогуша. Сhaque chien est lion dans sa maison («Каждый пес — лев в своем доме»). Брюс недовольно морщится. Ему не нравится сравнение отчего дома с якобы обветшалым зданием и нарочито неухоженной территорией сада. Подъезжая к двери, он читает изречение на латыни Non Omnis Moriar («Весь я не умру») и усмехается тому, каким новым смыслом это наполняется в доме с привидениями. Когда мрачный дворецкий запускает небольшую партию посетителей в здание, Брюс даже не сомневается, что услышит сейчас «А вот и Альфи». И Джокер его в этом не разочаровывает. Они выслушивают историю о том, как призрак отца убил неугодного жениха дочери прямо в день бракосочетания. Фантомная невеста безутешно разыскивает его до сих пор. А вечную свадьбу празднуют теперь здесь демоны и скелеты. Зеркало, в котором во время рассказа мелькнуло лицо девушки, не очень впечатляет посетителей. Но стиль задан неплохо: горящий камин, темные стены, покрытые паутиной и пылью бархатные поверхности, двери, которыми хлопают «невидимки». Зато следующая комната эффектнее. В картинной галлерее картины с пасторальными сюжетами неожиданно начинают вытягиваться, как и стены комнаты. На самом деле, нижняя часть помещения едет вниз, превращаясь в странный лифт. И картины преображаются, демонстрируя скрытую ранее нижнюю часть. Невеста в лодочке встречается со страшным водопадом. Собирающая розы девушка — оказывается, находит их на могиле, привлекая внимание зомби. Внизу прекрасного ручья появляется монстр. А сценка на пикнике дополняется змеей, скорпионом и огромным пауком. — Оу, вот это я называю достойным взглядом на события, — вкрадчиво говорит Джокер. — Во всем есть темная сторона, если взглянуть пошире. И во всем ужасном… гм… есть то, что может оказаться полезным. Внезапно грохочет гром и в свечении молний посетители замечают, что потолок исчез, и видно, как на чердаке Призрак затягивает петлю на шее жениха. — Ю-ху! — говорит клоун так, что все на него оборачиваются. Внизу предстоит пересадка в вагончики, на которых гости передвигаются по дому. Джей отдает Брюсу свою трость, чтобы ему легче было перейти, опираясь на нее, и помогает устроиться на месте. Инвалидную коляску доверяют охранникам. Гостей перед началом поездки приветствуют кланяющаяся и поющая призрачная невеста. И — путешествие начинается. Они едут то в темноте, то в зеленоватом тумане. Некоторые женщины повизгивают, когда, например, состав резко меняет направление, проезжает мимо мэра, который приветственно снимает голову вместо шляпы, или когда над вагоном проносится летящий скелет в фате. Детям и чувствительным особам есть чему испугаться. Мужчины же скорее посмеиваются. А вот Брюс чувствует, как спокойствие заполняет каждую клеточку тела. Наконец-то он расслабляется. Ночь, горгульи, чудовища — как легкая ностальгия по былой жизни. Вот только все вокруг — хохочущие, кружащие, вылазящие из гробов скелеты, поющие головы, вороны, монстры — понарошку, безобидное и ненастоящее. Вся эта мишура никому не причинит вреда. Бэтмену не надо ни с кем сражаться. Можно позволить себе наслаждаться темнотой, блуждающими огнями, таинственной музыкой. Еще бы полетать… На выходе просят предъявить справки о смерти. Джею это кажется весьма остроумным. Он заходится таким хохотом, что все начинают оглядываться. Брюс ощущает себя с клоуном так, будто похитил из поместья и уводит с собой одно из его адских созданий.

***

Можно ли ощутить радость полета, когда у тебя нога в гипсе? Можно, и куда реалистичнее, чем в самолете: на американских горках. Большую Громовую гору, стилизованную под рудник времен Дикого Запада, Джей и Брюс оставляли «на закуску». И вот наконец они размещаются в стилизованной вагонетке, которая внезапно срывается с места. Пассажиры, включая визжащих детей, оказываются в туннеле. Отовсюду доносятся шорохи летучих мышей. Джей, услышав это, толкает Брюса в бок. Вагончик с тарахтением блуждает в темноте довольно долго. В одном месте на крышу и пассажиров стеной, пусть и тончайшей, стекает вода. На освещенном участке видно, через какой каменный «склеп» с низкими потолками они продвигаются. Внизу, у самой коллеи тянутся ввысь сверкающие всеми цветами сталагмиты. Но вот свет бьет в глаза — и они уже несутся вокруг рудника, резко забирая на поворотах, опасно накрениваясь то вправо, то влево. Ветер шумит в ушах, треплет волосы. Одно дело — мчаться вдоль разноцветных скал и хилой растительности. Другое дело — выезжать на открытые участки, где видно, как они высоко, где чуть поодаль вагонетки — обрыв, а на головокружительном спуске над озером из-под сидений бьют струи воды — для полного ощущения, что состав сошел с путей и тонет. Даже закаленного Брюса, пусть он и снисходительно улыбается, невольно наполняет адреналин, сердце бьется быстрее и восторженнее. Вагонетка медленно вползает на самый высокий, деревянный, хлипкий на вид мостик, который скрипит и пошатывается, — и неудержимо летит вниз, словно выпущенная стрела, кажется, с трудом минуя опасные изгибы. Они минуют шахтерский лагерь, двух ревущих ослов-аниматроников и такого же козла рядом с навеки развешенным бельем. Они то мчатся на сумасшедшей скорости, то неторопливо поднимаются вверх в туннеле, в красных бликах непонятных огней на серых каменных стенах. И вдруг вверху что-то взрывается, наполняя пещеру нестерпимо белым светом, подобным свечению сварки. Их окутывают клубы искусственного дыма. Вагонетка выныривает, делает последний вираж и, увы, прибывает на станцию. Ничего не изменилось, думает Брюс. Нога не срослась. Он не начал ходить. Возможностей не стало ни больше, ни меньше. Но после дня, проведенного среди радостных людей, детского смеха, музыки, сказочных персонажей и симпатичных декораций, он чувствует себя так, как должен был изначально: подумаешь, перелом. Несколько месяцев постараться — и все будет в порядке.

***

Они бродят еще по парку. Джей присаживается на лавочку, и наконец оказывается на одном уровне с Брюсом. — Я подвел тебя, да? — спрашивает Темный рыцарь решительно. — Тебе скучно со мной сейчас? Поэтому ты злился все это время? — Чтооо?! — Джей подпрыгивает от изумления и заходится истеричным визгливым хохотом. — Я всегда не мог понять… Как такой умник, как ты, может быть таким идиотом?! — Я, правда, не понимаю. Люди обычно поддерживают в такой ситуации, а не язвят. Что мне остается думать? — Ну, я тебе не сестра милосердия, — облизывается Джокер. — Я… ммм… скажем, хирург. Ты точно хочешь знать, почему я злился? Все же хорошо? «Диснейленд» был не зря? — Спасибо. Это прекрасная идея, — искренне отвечает Брюс и берет его за руку. Джей долго молчит, глубоко задумавшись. Наконец неуверенно начинает: — Как бы тебе объяснить… Знаешь, в Голливуде… там есть неписанные правила для сценариев. Супергерой может впасть в кому или страдать от смертельных ран, залечивая их на ходу… но только не маяться от поноса… — То есть ты злишься, потому что я Брюс, а не Бэтмен? — с нажимом спрашивает Темный рыцарь. Джей останавливает его взмахом руки. — Раньше когда я ранил тебя… и даже сильно, меня это не беспокоило. Все оставалось в рамках игры, — продолжает он, покусывая щеку изнутри. — Но перелом бедра… камни в почках или гипертония — это все так… — Противно? — напряженно спрашивает Брюс. — Обыденно? Неидеально? — Человечно, — шепотом отвечает Джокер, и губы его подрагивают. — Пахнет лекарствами… больницей… в общем, чем-то белым, равнодушным, разрушительным… Думать о таком невыносимо, ты не находишь? Он поднимает глаза и смотрит в упор на Брюса с такой острой болью, как будто это у него свежий перелом и нет анальгетиков. Темный рыцарь не выдерживает, отводит вгляд и сжимает ладонь Джея обеими руками. — Я не… Я не настолько безумен, — усмехается клоун, хотя глаза начинают влажно мерцать, — чтобы верить, что ты бессмертен. Смерть — единственное обещание, которое этот мир… эээ… непременно выполняет. И мне всегда нравилось жить так, будто сегодня — мой последний день. Мой. Но не твой. Он опускает голову и долго молчит, а Брюс не решается сказать хоть слово. — Ты не смеешь умирать раньше меня. Понял?! — голос Джокера становится яростным. — Не смеешь бросать меня одного! Это не по правилам! — Но ведь речь вовсе не о смерти, — замечает Брюс. — Ты сам помнишь мои раны, куда опаснее обыденного перелома! И, как видишь, я жив-здоров. — Нет, обыденное — хуже всего, — качает головой Джей. — В нем есть обреченность, износ, самоуничтожение! Все эти морщинки, состарившиеся клетки, трещинки — все это зародыши смерти. Тебе не должно быть комфортно с этим, Брюс! Слышишь?! Сопротивляйся! Я скорее убью тебя, чем позволю разрушаться на моих глазах, — он хватает руки Брюса и встряхивает. Темный рыцарь смотрит на него растерянно. Джей криво усмехается: — Я не монстр, я просто впереди поворота. А впереди счастья, знаешь ли, только его потеря. — Нет, — Брюс даже привстает на коляске. — Все не так. Ты опять куда-то спешишь. Не даешь себе жить. Если есть счастье, его надо прожить, как следует. Погрузиться. Распробовать. Здесь. Сегодня. Давай, Джей, мы же в «Диснейленде», — он откладывает на скамейку пакет со сладостями и похлопывает по ногам. — Иди сюда, покатаю. Клоун со смешком тут же устраивается на его коленях, боком, чтобы не сильно давить на гипс. Брюс кружит и будто танцует на инвалидной коляске вместе с «пассажиром». Джокер тихонько напевает: — Ma chandelle est morte /Моя свеча погасла, Je n’ai plus de feu /У меня больше нет огня. Ouvre-moi ta porte /Открой мне дверь Pour le Dieu d'Amour/ Ради Бога Любви. — Это говорит Арлекин, — уточняет он, и добавляет иронично: — А его дорогой Пьеро, видишь ли, слишком правильный. Он в постели, и не хочет впускать. Такая вот старинная песенка. — Откуда ты ее знаешь? Джей пожимает плечами: — Откуда я все знаю? И прижавшись, почувствовав себя в безопасности, почти беззвучно шепчет на ухо Брюсу: — Все равно ненавижу тебя за то, что мне страшно. — Все хорошо, все в порядке, — говорит Темный рыцарь, крепко его сжимая. — Не переживай. Не надо драматизировать. Я никуда не денусь. Проживу еще лет пятьдесят. Слово Бэтмена. — Звучит чудовищно, — фыркает Джокер, соскакивая. — И, кстати, драться с тобой я больше не стану. Можешь хоть убить меня! Или записаться на курсы управления гневом. Где-то вдали раздаются восторженные крики. На главной площади, которую сейчас заполняет множество людей, у Замка Спящей Красавицы начинается феерическое световое шоу. Брюс и Джей видят издалека переливы красок и следы фейерверков — синие, красные, желтые цветы, распускающиеся на мгновенье на небе. — Я знаю… знаю, что ты смертен, — манерно, нараспев говорит Джей, очарованный игрой цветов и оттенков. — Но все дело в том, что чувствую я… ммм… другое. Может быть, сходить по ком-то с ума и означает верить в его бессмертие? Красные и синие сполохи расчерчивают все вокруг. Столпы белоснежных искр улетают в небо. — Вот ты ненавидишь поступать, как все, — Брюс улыбается. — Да и я вообще-то тоже. Так почему ты уверен, что мы обязаны умереть точно так же, как все?! Может, проживем двести лет. Или триста. Или вообще откажемся уходить на тот свет. Поживем — увидим. А сейчас — Париж, Диснейленд, фейерверки. Мой лучший День рождения.