Собака на сене

      Приятный теплый вечер навевал предвкушения, что сейчас, вот-вот, под последними предзакатными лучами солнца будет вкусный обед из оленины, истории о лесных духах и теплая, пускай и не совсем удобная постель из еловых лап и шкур. Коннор щурил глаза на свет и медленно шагал вперед, приминая сапогами из мягкой кожи пожелтевшую траву. В желудке уже подсасывало, да и тяжесть туши неприятно давила на плечи. Но он все равно продолжал тащить добычу, стараясь отвлекать себя мыслями о том, какой шикарный будет суп и как порадуются остальные ганьягэха его успешной охоте.       Свет лупил его по глазам, и Коннор щурился, видя издалека очертания досчатого забора и крыш домов из звериных шкур. Внезапно его взгляд зацепился за фигуру человека, которая в нетерпении бродила туда-сюда вдоль забора.       Коннор резко остановился и стал всматриваться. Первое, что ему бросилось в глаза — человек носил не традиционные костюмы ганьягэха, и даже не британский или американский мундир, а до боли знакомый дорогой темно-коричневый камзол английского кроя. Потом уже взгляд мельком зацепился за черный всклокоченный хвост, усы и зеленые кошачьи глаза, но это произошло уже за мгновение.       Чарльз Ли!       В следующий миг звериная туша с шорохом скользнула с плеч на землю и глухо ударилась.       — Ты! — Коннор бросился на Ли, как разъяренный носорог.       — Эй, успокойся!       От первой атаки он увернулся, но со следующей кулак Коннора уже впечатался в ненавистную усатую физиономию.       — Кусок оленьего дерьма!       Они повалились на траву, и Коннор успел пару раз врезать Чарльзу в зубы до того, как получил от него удар в пах ногой.       — Ты можешь хотя бы выслушать для начала, а? — Ли вытер лицо. — Я просто пришел поговорить.       — Нам не о чем разговаривать! — он еще тяжело дышал, но уже вновь готовился напасть.       — Я пришел просить помощи, — Ли примирительно поднял руки.       Слепая, тупая ярость вновь заполнила тело Коннора. Он опять налетел на Чарльза, прижал к земле и стал душить.       — Да как ты смеешь просить меня помочь? После всего того, что было!       — Я не ради тебя, я ради твоего отца! — прохрипел Чарльз, слабо сопротивляясь, будто нарочно хотел сдаться и погибнуть. Коннор на секунду замер, а Чарльз, воспользовавшись паузой быстро заговорил:       — Это все ради Хэйтема, честно. Ради себя я бы и не подумал прийти.       — Не смей говорить со мной о нем, ты!.. — одной рукой Коннор прижал горло Ли, а другую занес, чтобы снова ударить в лицо.       — Если у тебя есть хоть что-то человеческое, — захрипел Чарльз. — Если тебе хоть чуть-чуть не плевать на него, ты… ты ему поможешь.       Тяжело дыша, Коннор убрал руки, но слезать не спешил.       — Слушай, твоему отцу сейчас очень хреново, — быстро заговорил Ли, потирая горло. — С ним произошла некоторая неприятность, и теперь он целыми днями только лежит, свернувшись, и тянется к выпивке.       Коннор слез и уселся рядом, внимательно слушая.       — Я перепробовал все, чтобы вытянуть его из болота, в которое он погружается, но ему только хуже. Ему не помогают обычные лекарства. Он даже не ест. Просто лежит и все. Я всерьез опасаюсь за его разум, — Чарльз подобрал ноги.       — Почему я должен тебе верить?       — Это ведь твой отец! Он спас твою жизнь на виселице! Я видел, как он перерубил канат! — зашипел Ли. — И после того, что он сделал, ты отказываешься порыться в своих шкурах и дать ему от меланхолии и болей хоть что-то?! Не будь псиной на сене!       — Я хочу убедиться, что ты не врешь, — Коннор поднялся. Ли медленно встал.       — Я здесь только ради Хэйтема, — Чарльз стиснул зубы. В его зеленых глазах смешивалось отчаяние и злость. — Ради него я готов сложить оружие и пойти на перемирие, пускай, откровенно говоря, ты меня бесишь. Но это все ради него. Если тебе наплевать, я уйду, — он сделал несколько шагов прочь.       — Нет! Проводи меня к нему.       Чарльз резко остановился.       — Я должен хотя-бы посмотреть, насколько все плохо.       Чарльз медленно повернулся:       — Седлай лошадей, я подожду.       Через двадцать минут они оба уже выехали на дорогу, ведущую к Бостону. Ли мрачно молчал, только потирал челюсть. Коннор искоса глядел на него, мучимый сомнениями и вопросами.       — Куда мы едем? — наконец спросил он.       — Мы сняли небольшую усадьбу, — неохотно признался Ли. — Ему сейчас не нужно лишнее внимание. Когда он находится в толпе, он… Ладно, неважно. Я не хочу, чтобы его кто-то беспокоил.       — А я слышал, что вы в основном собирались в какой-то таверне…       — Нам пришлось уйти из таверны, внизу по вечерам шумно. И Хэйтем… Хэйтем будет подальше от виски, — Ли вздохнул.       Внутри Коннора что-то нехорошо кольнуло.       — Я не могу представить себе его пьющим. Зачем такому уважаемому белолицему огненная вода?       Ли молчал, не желая отвечать.       — Он не понимает, что огненная вода разжижает его разум и делает его глупее?       — Ты правда не знаешь, зачем пьют алкоголь? — Ли резко остановил лошадь. Коннор помотал головой.       — В двух случаях: либо чтобы развеселиться, либо чтобы ничего не чувствовать. Сбежать от реальности.       Он снова тронулся, нахмурился и замолчал, и на дальнейшие расспросы уже не реагировал.       Где-то через два часа езды они остановились возле небольшого домика в лесу.       — Я специально выбрал уединенное место, — прокомментировал он, пока Коннор с интересом принюхивался к новым для него запахам. Сильнее всего пахло свежестью, молоком, липой и чем-то странным, похожим на лекарства.       Они спешились, и Чарльз вдруг сказал:       — Второе окно на третьем этаже.       — Что?       Чарльз закатил глаза, а потом подробно пояснил:       — Я не хочу, чтобы Хэйтем тебя видел. Если он поймет, что ты видел его в таком состоянии, это его убьет. Ну, во всяком случае, лучше не станет, это точно.       Чарльз привязал лошадей и, пригладив хвост, снял чересседельную сумку и вошел. Коннор нехотя послушался и легко влез по стене наверх. Сильные пальцы вцепились в края оконной рамы. Коннор осторожно подтянулся и заглянул в комнату.       Хэйтем Кэнуэй лежал, скорчившись, на кровати, и бездумно смотрел в пустоту. Взгляд его серо-голубых глаз пугал своей мутной пеленой. Казалось, что Хэйтем сейчас смотрит какое-то видение от чая Красной ивы, после которого уже проснется в соединении с каким-либо зверем. Черные с сединой волосы растрепались по подушке. Глаза — запавшие, кожа тонкая, кажется, вот-вот лопнет. Весь костлявый, осунувшийся.       Чарльз Ли зашел в комнату. Хэйтем не сразу среагировал — какое-то время еще лежал, потом медленно поднялся. Когда он тяжело сел, повернувшись спиной к окну, воротник его рубашки опустился, и Коннор с содроганием увидел след ссадины на шее. Хэйтем что-то пробормотал.       Голос слабый, хриплый. Через стекло не разобрать реплики.       Хэйтем вдруг поднял руку, чтобы убрать падающие на лицо распущенные волосы, и взгляд Коннора резанули белые полосы бинтов с алыми пятнами крови.       Чарльз Ли не врал.