Wonderwall

      Открыв глаза, Кэйя видит красное.       Красные — щёки, губы, волосы, глаза. Красный, тёплый и знакомый, — оттенок, который он давно не видел. Красный смотрит в ответ, отстранённо, как и годами ранее, но с толикой нескрываемых боли и беспокойства. А вот это новое.       — Ну надо же, кого я вижу, — поддразнивает Кэйя; в груди болезненно схватывает, когда он говорит. Красный закатывает глаза, но что-то в этом изменилось.       — Ты наконец пришёл в себя.       — Похоже на то.       Дилюк откидывается на спинку и скрещивает ноги; поза не такая уверенная, как обычно. Он выглядит уставшим, даже измученным. Кэйя пытается принять сидячее положение и кривится от приступа боли; при виде этого Дилюк делает резкий вздох, но ничего не говорит. Так что Кэйя садится, забинтованной спиной прислоняясь к деревянному изголовью, и поворачивается к Дилюку, вопросительно подняв бровь. Лицо Дилюка непроницаемо.       — Думал, ты умрёшь, — прямо говорит он. Уголки губ Кэйи приподнимаются, расплываясь в фирменную ухмылку на покрытом кровоподтёками лице.       — Если бы я знал тебя хуже, то подумал бы, что ты за меня беспокоишься.       Дилюк ничего не отвечает, опуская голову ниже и пряча лицо за занавесью волос. Кэйя смотрит на него внимательнее: должно быть, в последние дни ему несладко пришлось — и спрашивает беззаботным тоном:       — Как долго я был в отключке?       — Два дня, — бормочет Дилюк, и Кэйя хмыкает. Голова по-прежнему раскалывается, будто по ней ожесточённо колотит дубинкой хиличурл. Чудо, что он вообще выбрался живым из тех руин, но вслух он этого не скажет.       — Мне нужно что-нибудь знать?       — Нет, — и снова Дилюк отвечает коротко. Кончиками пальцев Кэйя постукивает по матрасу. Дилюк точно недоговаривает что-то важное, но, кажется, не хочет этого признавать. Кэйя наблюдает, как тот покачивается на стуле, перенося вес с пальцев ног на пятки, сгибая и разгибая колени; пряди волос колышутся, скользя по щекам.       — Кто-нибудь приходил ко мне?       Дилюк отвечает не сразу, ещё пару секунд он покачивается на стуле и смотрит в пустоту.       — Кли, — нехотя отвечает он. Прекращает движение, указательным пальцем проводя по костяшкам пальцев на другой руке; Кэйя уверен, что тому есть что сказать. — Но она ушла, как только увидела меня.       А, вот оно что, понимает Кэйя. Его ухмылка превращается в улыбку, полную обожания.       — Знаешь, не нужно было караулить у моей кровати, я никуда не собирался, — сухо шутит Кэйя. Дилюк молчит и не движется. — Всё ещё не собираюсь, — добавляет Кэйя, и Дилюк кивает, резко выдыхая.       Между ними повисает неудобная тишина, к которой Кэйя не привык. Вот к приятной тишине и неудобным разговорам — да, а это что-то новое. Ни обмена дерзкими шутками, ни спора, ни драки, просто молчание. Он закрывает глаза; головная боль сводит с ума, и теперь тишина давит.       — Дилюк, — и наконец шипит: — говори уже.       Дилюк резко вскидывает голову, и красный обжигает грудь. Слёзы поблескивают в уголках глаз Дилюка, подсвечивая кожу. Кэйя уже давно лишился возможности наблюдать за подобным. Не то чтобы ему нравилось, что он разбил привычную маску безразличия Дилюка.       — Это была годовщина смерти отца. — И Кэйя прекрасно видит, в каком тот раздрае, раз открывает душу после того, что между ними было. — Тогда, два дня назад, когда они нашли тебя.       Кэйя ничего не отвечает, потому как говорить нечего. «Мне жаль?», «Мои соболезнования?», «Не знал, что тебе не всё равно?». Ах, если бы всё было так просто хоть когда-нибудь. Дилюк стирает слёзы тыльной стороной ладони. Кэйя уже давно не видел его без перчаток, и взгляд машинально цепляется за родинку на его указательном пальце.       — Я думал, ты умрёшь, — повторяет Дилюк сказанную ранее фразу, на этот раз не скрывая чувств. Кэйя никогда особо не надеялся, что вражда между ними утихнет, пусть даже на время, и уж тем более по такому поводу.       — Иди сюда, — зовёт он мягко, чувствуя, как вина и тоска душат, словно верёвка вокруг шеи. Дилюк, кажется, колеблется; Кэйя бы не подумал, что ему может быть ещё хуже, но нерешительность Дилюка добивает его окончательно. Стирает в пыль.       — Пожалуйста. Просто позволь мне... — и обрывает себя на полуслове. «Позволь» что? Он не знает. Но всё равно протягивает руку. Лучше или хуже уже не будет.       — Кэйя... — Дилюк тоже не завершает фразу. Он сжимает зубы с громким стуком, руки в кулаки до побеления. Кэйя сглатывает ком в горле, заставляя себя не впадать в ступор; голова раскалывается от боли.       — Я не умер, вот он я. Иди сюда, — на этот раз более уверенно или, может, более отчаянно — он не знает. Но, кажется, магия слов на этот раз срабатывает. Заметно, насколько неуверенно чувствует себя Дилюк, забираясь на кровать. Кэйя встречает его с распростёртыми объятиями, пусть он и не достоин касаться его.       Они ничего не говорят. Дилюк осторожно устраивается у менее пострадавшей стороны тела Кэйи, лицом зарываясь в его плечо. Было время, когда всё было проще: все демоны и скелеты в шкафу были хорошо спрятаны, и место по левую сторону от Кэйи всегда занимал Дилюк.       Кэйя молчит, Дилюк тихо плачет. Кэйя сомневается, что тому было кому излить горе в последнее время, или что у того было место, где можно было снять маску и позволить себе чувствовать. Дилюк был один все эти годы, и Кэйя понимает его как никто другой. Вот почему их осколки так хорошо складываются, как подходящие фрагменты пазла. Ощущаются правильно, как руки Кэйи, обнимающие Дилюка за плечи и прижимающие ближе.       Красный. Как закат или кровь на его руках. Прекрасный и мучительный. Как сожаления и воспоминания. Столь подходящий Дилюку.       Кэйя поворачивает голову и прижимается губами ко лбу Дилюка, скрытому за чёлкой. Слишком поздно что-либо отрицать или притворяться. Кто они такие, чтобы убегать от проблем.       — Думал, что потеряю и тебя, — хрипит Дилюк. Если бы Кэйя и без того не ненавидел себя, то после этих слов точно начал бы.       — Я никогда не был для тебя на первом месте, — отвечает он, будто бы бремя, свалившееся на его грудь, недостаточно велико, чтобы переломать рёбра. Именно это сказал ему Дилюк в приступе ярости. На этот раз Дилюк качает головой, держась за его плечо, и тепло его прикосновения обжигает холодную кожу Кэйи.       — Нет, — твёрдо возражает Дилюк. Если бы Кэйя знал его хуже, то решил бы, что тот бредит. — Ты — всё, что у меня есть, — шепчет он, и слышно, насколько он измучен. Как бы не было сложно это признать, но они в одной лодке, потому что она уже некоторое время тонет. Но они по-прежнему в ней, несмотря ни на что. Как странно, что от этой мысли становится легче.       — Никуда я не собираюсь, — говорит Кэйя; это меньшее, что он может обещать. Потому что он никогда не уходил: ни когда Дилюк оттолкнул его или выгнал прочь, ни когда Дилюк ушёл сам. Нет, Кэйя всегда ждал его возвращения. С распростёртыми объятиями.       Дилюк прижимается ближе, и Кэйя зарывается лицом в его волосы, такие же пушистые, как и раньше.       Когда Дилюк немного успокаивается, Кэйя решает, что не стоит злоупотреблять сомнительным гостеприимством, но отпустить Дилюка он ещё не готов. До тех пор, пока Дилюк сам снова не оттолкнёт его. Они остаются сидеть в обнимку; на этот раз тишина не такая угрожающая, и недомолвок между ними почти нет.       — Думаю, это было бы весьма практично, — наконец говорит Дилюк, нарушая молчание. Он прокручивает прядь волос Кэйи меж пальцев. — Оплакивать две смерти в один день — как двух птиц одним камнем.       — Когда ты успел так возненавидеть птиц?       — Не в этом была суть, — в голосе Дилюка слышна смешинка, и это вызывает улыбку у Кэйи. — И на заметку: птиц я не трогаю, — добавляет он через некоторое время, и Кэйя всё же хихикает. Голова почти не раскалывается, но боль в груди не прошла. Дилюк, кажется, чувствует это, потому что пытается немного отстраниться, но Кэйя не отпускает его, так что они остаются в обнимку.       — Почему ушла Кли? — спрашивает Кэйя, меняя тему. Дилюк выдыхает немного раздражённо; Кэйю забавляет вот так подкалывать его.       — Кажется, я ей не очень нравлюсь, — Кэйя улавливает в ровном тоне скрытые неуверенность и беспокойство по данному вопросу. Он поднимает бровь, ухмыляясь.       — Может, это из-за лица.       — С моим лицом всё нормально, спасибо тебе большое.       Кэйя снова хихикает, на этот раз более звонко, но в груди от этого больнее. В итоге он закашливается, и Дилюк тут же немного отстраняется, всё ещё касаясь плечом плеча. Кэйя склоняет голову набок и пристально смотрит на Дилюка с фирменной ухмылкой на лице.       — Знаешь, прежнего тебя она бы обожала, — говорит он. Обращаясь к тем, кем они были раньше, к их взаимоотношениям в прошлом. Ко времени, когда Дилюк сиял подобно солнцу, а Кэйя даже не догадывался о своем нынешнем холоде.       — Прежнего меня, говоришь... — тянет Дилюк, а после коротко безрадостно усмехается. Кэйя молча наблюдает за ним некоторое время.       — Говорю, падала бы тебе в ноги. — Уголки губ Дилюка ползут вверх, и Кэйе кажется, что он выиграл приз. Он скучал по улыбке Дилюка, предназначенной ему. — По крайней мере, так оно было для меня, — добавляет мягче. Это привлекает внимание Дилюка, и он неуверенно поворачивается, смотря Кэйе в глаза. Прежний Кэйя снова скрыт за ледяной стеной сарказма, но Дилюк может уловить слабые проблески. Он поднимает брови, ухмыляется, бросая вызов.       — Да? Приятно слышать, что ты любил меня ой как сильно.       «Если ты любил меня так сильно, то почему тогда предал» остаётся неозвученным, но явственно ощущается. Кэйя принимает вызов и наклоняется ближе, почти касаясь носом носа, склоняет голову, разглядывая Дилюка вблизи.       — М-м-м, знал бы ты, как тебя видел я.       «Видел бы ты себя сейчас» — исправляет Кэйя про себя, но вслух этого не говорит.       А потом Дилюк его целует.       Это не то чтобы настолько неожиданно, но Кэйя не думал, что Дилюк решится на это. По крайней мере, это не неприятно. Кэйя отвечает на поцелуй.       Это не заходит дальше лёгких прикосновений к губам — Дилюк в курсе ранений Кэйи и немного осторожничает, что, впрочем, не останавливает его от того, чтобы слегка прикусить губу Кэйи. Им бы стоило многое обсудить, но что бы сейчас ни происходило, они чувствуют, что это не продлится вечно. Так что они целуются, пользуясь сложившейся ситуацией.       — Не умирай у меня на руках, — хрипло выдыхает Дилюк, и Кэйя знает, что, если бы не его физическое состояние, поцелуями бы дело не ограничилось.       — Сделаю, что смогу, — отвечает Кэйя, будто бы не заметив, что Дилюк практически приказывает. Приятно знать, что тому не всё равно, как бы странно это ни звучало. Дилюк резко выдыхает, и Кэйя едва удерживается от ухмылки.       — Знаешь, я любимый брат Кли, — говорит он внезапно, и Дилюк фыркает.       — Ты ей не брат.       — Оу. Что это с тобой и почему ты лишаешь меня звания брата?       — Помолчи, — Дилюк тяжело вздыхает и, прежде чем Кэйя снова скажет что-нибудь умное, затыкает его поцелуем. Не то чтобы Кэйя жаловался.       Они целуются, ведь когда этот момент закончится, оба постараются поскорее об этом забыть, по крайней мере, до тех пор, пока не решатся поговорить обо всем, что встало между ними. Они целуются: первый раз — на удачу, второй — на память и третий — за все годы, проведенные вдали друг от друга. Поцелуй за поцелуем, пока усталость не заставляет Кэйю окончательно запутаться в себе и чувствах, которые у него вызывает Дилюк.       — Отдыхай. Не пытайся, как обычно, делать всё в одиночку, — говорит Дилюк, отстраняясь. Однако он не спешит уходить, и Кэйя, воодушевлённый возникшим между ними хрупким доверием, переступает через все границы, пока дозволено, и целует Дилюка снова и снова. Тот вздыхает.       — Я пойду. Теперь я знаю, что ты жив.       — Прозвучало так, будто ты разочарован.       Дилюк поднимается с кровати, и Кэйя наблюдает, как тот поправляет волосы и одежду, проводит по красной коже под глазами. Дилюк не говорит ничего на прощание, и, проводив красноволосого взглядом, Кэйя остаётся один.