Дайте мне согрешить, святой отец!

Ему нравилось играть на гитаре отчаянно. Чтобы жесткие металлические струны натирали кожу, а то и рвали до крови. Он видел в этом истинный посыл рока, так достигал той самой нирваны. Ну разве Курт Кобейн не был гением? Может, это был не лучший способ играть. Самоуничтожение вообще редко приводит к чему-то хорошему. Но ему нравилось. Наверное поэтому «Бассейн» - его любимый клип. Да и сама песня, такая… Её не надо описывать, надо ловить ритм из слов и звуков, из мелодии, из пальцев с резкой болью летящих по струнам. Жесткие, металлические, они как осколки стекла, впиваются в кожу и волной бегут до волос, стоящих над затылком. Творчество не может без эмоций. По-настоящему важные вещи не создаются на заказ, не делаются в спешке. Они приходят в тамбуры поездов, в ночную общагу, в холодный одинокий вечер. Напоминают о себе знакомым покалыванием в кончиках пальцев. Призывают прыгнуть в тот бассейн из разбитого стекла, выворачивающий душу наизнанку, чтобы только слова сложились в строчки и легли на бит. Потом гитара, ритмы, студия, концерт. Ваня мечтал об этом. Когда-то, казалось безумно давно, он в школе, на подоконнике, сидел и смотрел на майское небо через пыльное окно. Тогда верилось во всё хорошее. Ничего не было за душой, и он был свободен. Был ещё одной чёрной точкой в этом майском небе. Сейчас эта свобода тяготила. Как у любой птицы рано или поздно устают крылья, так и он устал. Хотелось присесть на землю и ощутить, как твёрдо ты стоишь на ногах. Но у него всегда «мечта вместо плана». Суждено ли до смерти летать? За окном ресторана была видна улица. Она жила своей жизнью состоящей из жизней множества прохожих. Они спешили, стояли, любили, ждали. Ваня отчаянно хотел быть в этой толпе, но оказываясь в ней всегда чувствовал себя бесконечно одиноким. Он был чужд этой толпе, этому городу, этим людям. Возможно, в нём просто говорило эго: «Хочу, чтобы смотрели на меня, слушали меня, восхищались мной!» И крик людей на концерте, единой сплошной волной, прокатывался по залу. И не нужен больше ток, чтобы заряжать гитару… Даня же озабочено кусал губы. Под задумчивым меланхоличным взглядом священника он и правда ощущал себя ребёнком. Мужчина смотрел будто не «на», а «вглубь», будто замечая что-то незримое. «Всё переплетено» - пел Оксимирон, и Поперечному казалось, что священник видит как раз эти нити, пронизывающие всё живое и связывающие мир воедино. Интересно, каково было жить с таким взглядом? Даня не был романтиком, но воспитывался в религиозной семье, он невольно хранил в душе детскую надежду, что всё это правда. Она давно была забита ногами, изуродована, засунута в самый дальний угол, укрыта грязным тряпьем, но при взгляде на «отца Ивана» мерзко улыбалась, сквозь кашель. Бабушка вообще выбрала очень правильное место, куда отвела «заблудшего» внука. Внутри было темно, лишь свечи мрачно сверкали у стен. Жутковатая, интимная обстановка, под эхо звучного мужского голоса. Этот голос ударялся о стены много раз, добираясь до самого верха, словно мотылёк до края окна, и был вынужден опять возвращаться вниз, блуждая в бесконечной ловушке стен. Святой отец не был чем-то примечателен, невысокий, худой, с приятным, но типичным лицом. Вот только Даню уже тогда захватил его взгляд – мягкий, будто вобравший в себя отблески свечей. В нём не было ни скуки, ни религиозного фанатизма, а лишь спокойствие, которое так непостижимо в двадцать три. А потом священник улыбнулся на его шутку, и Даня окончательно пропал. Он улыбался очень задорно, сильно поднимая верхнюю губу, обнажая клыки. «На волка похож» - промелькнуло тогда в голове. Влюбился, ну и всё, пиздец. Большая разница в возрасте? Да ладно, не беда. Даня часто общался с людьми гораздо его старше, но тут был ступор. Да даже как к нему обращаться? Святой отец? Похоже на фетишизм и затянувшуюся шутку. Иван? Ага, дурак. Ну или Дорн. Тоже не катит. Ваня? Как-то слишком близко и просто, что ли. А отчества Даня не знал, да и вряд ли можно идти на свидание с человеком, которого зовёшь по имени-отчеству. Поперечный терялся всё время их общения, то пытаясь разрушить барьер наглостью и тупыми шутками, то откровенничал, то просто молча выпускал пар, не зная, куда себя деть. А мужчина будто издевался – смотрел своим долгим невесомым взглядом, касался, улыбался уголками губ. Такой невозможный, ну твою то мать! - У тебя есть жена? После этого вопроса Ваня натурально подавился чаем. - Если по-твоему у меня есть жена, нахрен я здесь вообще сижу? - Люди разные бывают, - Даня пожал плечами. – Может у тебя кризис в отношениях, и ты слинял в церковь, чтобы трахать молоденьких мальчиков. - Ага, дефолт секса и инфляция нежности,- Ваня покачал головой. – Если я собрался трахать молоденьких мальчиков, то почему мы ещё здесь? Даня говорил, что святой отец похож на волка? Очень, блин, сильно. Особенно сейчас, когда он нагнулся вперёд, смотря чуть из-подлобья и улыбаясь лишь кончиком губ, оттягивая их больше в правую сторону. Даня залип на ровную линию челюсти и синий росчерк вены на шее. - Потому что я не очень похожу на молоденького сладкого мальчика? – выдал Поперечный первое, что пришло в его больную голову. На слове «сладкого» Ваня поморщился. Ну что уж, пошлить, так до конца! - Ты реально думаешь, что это единственное, что меня останавливает? - А что, есть ещё причины? – и тон самый невинный. - Ага, метафорическая жена и кризис среднего возраста, - выдохнул святой отец. Он, очевидно, сидел на чем-то достаточно жестком, чтобы меланхолично переносить все заскоки Поперечного. - Без таблеток просто уже не встаёт. - Боюсь, что рыжий-рыжий, борадатый убьёт дедушку лопатой. Даня не выдержал и громко рассмеялся. Ему было весело. *** День был на удивление хорош. Казалось бы, слишком холодный для лета, с гуляющими по небу серыми облаками он должен был приносить тоску и уныние, но людям не прикажешь, как воспринимать погоду. В куртке гулять гораздо комфортнее, чем плавится под кондиционером. Спокойный свет гораздо удобнее выжигающего глаза солнца. Да и в целом, Даня просто был счастлив. И это без алкоголя, прошу заметить! Он наслаждался ощущением влюбленности. Пусть они с Ваней и не шли за ручки (Воронеж вряд ли бы одобрил этот перфоманс), и не могли пососаться на одной из скамеек, Дане всё равно нравилось. Ему было двадцать три, и человек рядом нравился до ужаса. Бабочки в животе Поперечного не обитали никогда, зато чертенята с удовольствием устраивали пляски вокруг полыхающих котлов. Дане нравилось слушать спокойный голос собеседника, порой перескакивавший на ехидные нотки. Нравилось наблюдать за взглядом сосредоточенных карих глаз. Нравилось то и дело касаться рукой плеча. Нравилось, нравилось, нравилось… Нравилось вспоминать родной город. Нравилось чуть вздымать пыль дорожки подошвами дорогих кроссовок. Нравилось улыбаться и нести всякую фигню. Святой отец Иван был старше. А у Дани не было отца. Ну разве они не идеальная пара? Не родной, так хоть святой! Голуби улетали в небо. Кружились, потом приземлялись на землю вновь, будто недоумевая, что забыли в этой бесконечной голубой степи. Было ли им страшно улетать так далеко? Даня засмотрелся на небо, пока ждал «отца Ивана» из магазина. Наверное, сейчас Поперечный был по-настоящему счастлив. Не благодаря чему-то, а скорее вопреки. Он расстался с девушкой, абсолютно не знает, что будет делать завтра, что скажет своим друзьям и увидит ли Ваню когда-нибудь ещё. Так мало было понятного, простого, привычного, но эта зыбкость рождала ощущение полёта. На месте голубя Даня бы не боялся лететь… Ваня вышел из магазина, загадочно покачивая бутылкой. Вид у него был слишком довольный, чтобы не заподозрить подвох. - Это вода? - Это водка, - абсолютно серьёзно заявил мужчина, прикладываясь к горлышку. - Правда что ли? – усомнился Поперечный. Бутылка выглядела абсолютно обычно, но глаза собеседника светились уж очень весело. - Кто знает, - усмехнулся Ваня. - Дай попробую! - Нееет, так не интересно. Пусть это будет водка Шредингера. Пока ты не попробовал, ты не знаешь, вода это или водка. Значит это одновременно и алкоголь, и нет. И я одновременно и алкоголик пьющий в середине дня, и честный священник выпивающий исключительно воду. После столь длинного монолога Даня стал подозревать, что Шрёдингер был здесь не причем. - Ладно, пойдём, - и Ваня взял его за руку. Он сделал это не так, как делают парочки, а ухватил крепко, у запястья чуть выше ладони. Это странно волновало, особенно когда палец Вани соскользнул с ткани и коснулся открытой кожи. Было нечто слишком интимное и одновременно простое в этом жесте. Но Дане всё же отчаянно хотелось держаться за руки нормально. Будто пара. Он просто очень сильно любил все взаимодействие внутри отношений, особенно обнимашки, держание за руки и невинные поцелуи. Секс это секс, но подобное сближает гораздо сильнее. Наверное поэтому раньше Даня выбирал девушек. Ваня неожиданно свернул на небольшую улочку, очевидно решив срезать через дворы. И Даня решился, высвобождаясь из захвата, меняя положение рук. Ваня никак на это не отреагировал, продолжая соображать над маршрутом. Но и руку не отпустил. Маленький эксперимент удался. Они шли не слишком долго, петляя дворами. Даня смутно припоминал город, но сообразить, куда они идут не получалось. Спрашивать как-то не хотелось, а сам священник не особо стремился говорить. Поэтому оставалось только ждать и идти вперёд. Взгляд случайно зацепился за табличку «ФРИСТАИЛ БАТЛ! Приглашаем всех желающих!». Только прочитав это Даня понял, что они остановились. - Мы сюда шли? – спросил он чуть удивлённо. - Да. Услышал случайно и захотелось… вспомнить молодость, - немного улыбаясь ответил Ваня. Эта улыбка была ироничной, но угадывалось за ней и что-то весёлое, и что-то больное. А может, Дане просто казалось? – Ты не против? - Нет, конечно. Они расцепили руки и прошли внутрь вслед ещё за двумя молодыми парнями. Внутри было… типично. Типично для подобного мероприятия регионального масштаба. Тёмное, задымлённое помещение с низкими потолками и «плавающей» барной стойкой. Ещё год назад Поперечный с радостью таскался по подобным местам, взахлёб вдыхая запах свободы, травки и творчества. Такого, особого, создаваемого людьми без образования, часто без особых навыков, просто из идеи веселья и угара. Как там сказал святой отец: «вспомнить молодость…»? Теперь разговор о том, что Иван не всегда был священником приобретал особый смысл. Часто ли он бывал на подобных тусовках? Даня почувствовал странное щекочущее чувство в груди, которое с родни волнению, но более приятно. Ты рад и возбуждён от того, что человек, которого ты так отчаянно хотел узнать, начинает раскрываться перед тобой. Дым отчаянно кружил голову. Они с Ваней отошли в какой-то угол, стараясь не попадаться на глаза людям. Хотя, это скорее Ваня старался избегать знакомств. Дане было абсолютно всё равно, просто было приятно вжиматься в мужчину плечом, периодически касаясь чужих рук. Народ заполнил зал достаточно быстро. Тесно не стало, но уже не было этого ощущения полу-пустоты. Диджей начал разогревать публику. Слышались какие-то голоса, начали что-то кричать. Шум смешивался с алкогольными и дымными запахами, немного кружа голову. - Напоминаю, что у нас тут проходит не просто реп-батл, а фристайл-батл! У нас есть доска, на которой написаны слова, их и нужно вставить в свой фристайл. Всё ясно? В ответ люди вяло захлопали. Парня в чёрной толстовке, стоящего сейчас на подмостках, это ничуть не смутило, и он продолжил всё тем же бодрым голосом: - Тогда поприветствуем первых участников. Справа - МС Ржавый! - Такое чувство, что он был тут ещё до того, как я переехал в Питер, - прыснул Даня, смотря на помятого мужичка в кожанке. - Слева – Дрель! Поприветствуем! – на это зал среагировал уже активнее, послышались не только хлопки, но и свист и крики. Принесли маркерную доску. В перерыве кто-то развлекался, и поэтому слова были написаны разными маркерами, ровным, крупным и понятным почерком. Но даже так в тумане Даня не мог понять, что там написано. Диджей включил рваный бит. Начинал читать Ржавый. - Ты зря пришёл на этот фристайл-батл, Тебя разъёбу так же легко, как Илон Маск построил свой шаттл! Видимо, слово «шаттл» было на доске, потому что публика громко заревела. Постепенно Даня тоже заполнялся азартом. У него самого стихи хромали на обе ноги, а если надо было придумывать на ходу так вообще ехали в инвалидной коляске. Но он любил реп, любил батлы, и с удовольствием отдавался общим эмоциям. Выпустить агрессию, откричаться, «пошуметь»! Он не особо следил за временем, но выступили уже три-четыре пары. Теперь снова с доски стёрли слова, и шёл диалог с залом, что нового написать. - Блин, классно! Я так давно не был на таких мероприятиях. С год уже, наверное. Последний раз в 1703… - О, и как там? Я совсем давно не был, - вдруг подал голос Ваня. До этого он больше молчал, как-то очень задумчиво всматриваясь в сцену, и порой беззвучно шевелил губами. - Ты там был? – брови Дани сами собой взметнулись наверх. - Да, и не раз. - Читали молитву на скорость, святой отец? - Да, точно, а то я чуть не забыл, кто я. Эту фразу можно было бы принять за сарказм, но лицо Вани вдруг утратило сосредоточенность, расслабилось. На губах появилась лёгкая, будто бы извиняющаяся улыбка. Она обычно возникает тогда, когда тебя вырывают из фантазии о том, как ты пожимаешь руку президенту, тебе рукоплескает миллион людей или ты покупаешь пятую по счету яхту… И вроде понятно, что всё это не всерьез, но так неловко возвращаться в реальность. Хотя и улыбка эта быстро исчезла, сменяясь обычным спокойствием, так хорошо воспитываемым церковью, вырастающим из смирения. У Поперечного ком встал в горле. Он явно сказал что-то не так. - Ну, желающие! Давайте, не стесняйтесь! Кто хочет? Может где-то среди нас скрывается звезда, и сейчас разорвёт этот батл? Эй, девушка, не желаете поучаствовать? Дане в голову пришла идея. Она либо всё очень сильно испортит, либо спасёт положение. В конце концов, если после этого Ваня пропишет ему кадилом в лицо, Даня даже не обидится. - У нас тут есть желающий! – Даня схватил святого отца за руку, стаскивая того с табуретки. - Ты что творишь? – зашипел Ваня, пытаясь вырваться. - Давай, уверен, у тебя получится! – шепнул ему на ухо Поперечный, подтолкнув к сцене. Люди уже участливо расступились. Ваня явно проматерился, спешно доставая черные очки из кармана и натягивая капюшон. Теперь оставалось только надеяться, что это шевеление губами и правда было сочинением фристайла, а не молитвой Господу за души всех собравшихся тут грешников… - И кто у нас новый участник? Так и будете в очках? – рассмеялся ведущий. Дане сильно захотелось пролить на него что-нибудь горячее. - Да, - тихо, с небольшой хрипотцой ответил Ваня. – Шум. Английскими буквами. Девушка, сидящая на высоком стуле у меловой доски, кивнула. На этой доске писали имена участников и их баллы. Баллы ставились исходя из реакции зрителей, и количества использованных в тексте слов. Пока что удачно использовать все слова удалось лишь МС Ржавому. Смотря на белые буквы «Shum», Даня ощущал что-то очень похожее на дежавю. Будто он ходил по давно знакомому магазину, в котором буквально вчера сделали перестановку. И вот он точно знает, что здесь должен быть хлеб, но лежит почему-то мыло. Поперечный сумел протолкаться по ближе к сцене, собрав при этом с десяток ударов по ребрам. Но это того стоило, очевидно. Вторым выступающим вызвалась молодая девушка. Лет двадцати, наверное, с кучерявыми волосами и в скини джинсах. Парочка для реп-батла получилась колоритная. - Я Bubblegum Bitch! Тоже в первый раз на батле! Решила всё же попробовать свои силы! Она первая протянула руку для рукопожатия. Ваня ответил и, кажется, даже улыбнулся. У Дани как-то нервно дёрнулось плечо. - Думаю, мы дадим даме выступить первой, не так ли? – выкрикнул ведущий. Его поддержали. - Не люблю обращения к себе, как к «даме», Могу за такое и дать по раме, Но сегодня, в виде исключения, Могу и попридержать своё мнение! - А вы заряжены! Дайте шуму для Bubblegum Bitch! Девушка читала хорошо, весело. Как-то очень легко шла, не особо зацикливаясь на ошибках, да и зал их практически не замечал. Скорее всего потому, что она не слишком пыталась задеть противника, а больше шутила. Поперечному думалось, что зайди он на какой-нибудь местный открытый микрофон, то и там бы её встретил. Может и правда стоит зайти?... За этими размышлениями он как-то пропустил, как подошла очередь Вани читать. Наверное, Даню зациклило. Может, кто-то просто курил совсем рядом, может, было просто душно. Но он был будто в трансе, в трипе, где единственной галлюцинацией был он. Каждое движение как в замедленной съемке. Тягучие мгновения с зудящим желанием дотронуться до кожи. Половина текста проходила мимо, хотя опять же, будто слышал уже что-то похожее, с этим же обычно-необычным голосом. Его так торкнуло лишь от чужой играющей тактильности, когда Ваня в знак поддержки похлопал девушку по плечу, улыбнулся, весело что-то сказал. Даню накрыло лучше марихуаны, экстази и спидов, лучше любого алкоголя. Отчаянно тянуло и самому хотелось прикосновений. Лишь под конец фристайла он смог сбросить это наваждение и услышать звуки зала. - К концу уже сложно рифмы подбирать, Но я всё ещё пробую читать, И мучаю ваши уши своим голосом. Но не бойтесь, осталось совсем чуть-чуть, Только одно слово надо подтянуть. Кто его придумал настоящий шут, А может это я просто слишком глуп, Чтобы великий замысел понять, Ради чего в этот набор слов капибару вставлять. Какой-то мужик рядом с Даней съездил ему по уху, когда начал аплодировать. - Кого-то он мне напоминает! – крикнул он своему товарищу. – Подача знакомая. - Мне он тоже кого-то напоминает. Только вот блин, кого! – буркнул Даня, потирая ушибленное ухо. И, прежде, чем на него обратили внимание, он благополучно свалил к краю сцены, встречать Ваню. *** Давно он не чувствовал себя таким счастливым. Кто бы знал, что для этого будет нужен всего лишь один фристайл! Причем даже далеко не лучший в его творчестве. Откровенно лажовый, честно говоря. Он так много использовал уже проработанных конструкций и рифм, что даже не удивился бы, если б кто-то показал на него пальцем и крикнул: «Это же Noize! Он сам у себя уже ворует!». Но, видимо, он переоценивал свою популярность, или года молчания хватило, чтобы забыть его начисто. А даже интересно, говорят ли о нём хоть что-нибудь сейчас? И если говорят, то что? Он ведь и правда целый год принципиально ничего не искал. Времени сидеть в интернете как-то особо не было. Да и любопытство не просыпалось. А вот сейчас стало интересно. Был уже вечер. После фристайла они ещё долго гуляли по Воронежу просто так. Даня выглядел таким подозрительно счастливым, что Ваня и сам не знал, беспокоиться ему, или радоваться тоже. В тридцать лет бабочки в животе уже не летают, но полудохлая моль ещё металась там, перенося его во времена первых влюбленностей. В парня и правда, считай, первая. Хотя кто знает, чем было подростковое восхищение Куртом Кобейном? Он висел на плакате над кроватью, со своими этими длинными волосами и гитарой, неизменно волнуя мальчишеское воображение. Тоже хотелось стадионы, гитару, грохот барабанов и чтобы в сердца кучи людей раз… и на всю жизнь. С Даней сегодня было легко. И так же ново, как пятнадцать лет назад. Даже прикосновения такие же неуверенные, редкие. Взрослое сознание Вани всё же подсказывало, что впечатление пройдёт и неловкость между ними исчезнет гораздо раньше, чем в подростковые годы. Секса на первом свидании не получилось, но скорее от того, что чтобы нырять в голубой омут с головой, стоит хоть понять – с кем. Поперечный вёл себя как настоящий джентльмен: в уговоренное время встретил, в десять часов домой привёз. Могли бы и дольше гулять, конечно, но Ване завтра было вставать к утренней службе. - Ещё увидимся? Даня неловко переминался с ноги на ногу, явно не желая расставаться. - Конечно, - кивнул Ваня, думая, что они оба заслужили нечто большее. Тем более, что губы так и саднило. Поперечный протянул вперёд руку для прощания. Но её почему-то не пожали, а схватили, и потащили куда-то. Он чуть не упал, споткнувшись о собственную ногу. Они встали в тёмном закутке, арки, между двумя строениями. - Что?... – начал Даня, но чужая рука бесцеремонно легла на его шею, заставляя нагнуться. У Вани были тёплые губы. Даня кололся бородой и немного щекотал. Его рука случайно попала под толстовку. Она задралась, потому что Ваня поднял руки, а Даня лишь пытался удержать равновесие и схватился за что мог. Пальцы неосознанно сжались, до глупых искр под закрытыми глазами и хриплого стона. Это был короткий поцелуй. Его сложно было назвать французским, он определённо не был дружеским. Это был просто поцелуй у церкви. Почти по-христиански. Ведь Бог же любит нас всех как своих детей? - Номер свой дай. - Что? – Даня растерянно качнул головой, только начиная приходить в себя. - Номер свой дай, говорю. Списаться то нам надо как-то! - Да, точно! Сейчас! И Поперечный полез в карман за телефоном.