Дайте мне согрешить, святой отец!

Читает Noize Mc, бит боксит Вахтанг Гудит и сотрясается от баса шахта Без тока корчится Москва в режиме «ахтунг» … …. В пространстве ограниченном…. …. Вспоминали тусы на Арбате 2005-ый, лето Первое время в голове просто насадно гудели эти строки. Было темно и только на словах «ток наш друг» резко зажигался свет, бил по глазам и снова затухал. Потом текст становился всё тише, удавалось вычленять лишь отдельные слова. Зато свет включался всё больше, пока за ним не начала проступать улица. Зашумели машины, гул голосов полился в уши. Шаги, шарканья, скрипы, вскрики, звон, чей-то смех, возня, брякнули струны на гитаре. - Эй, народ, нам провода не хватает! - Да поебать, ща удлинитель приладим, всё норм будет! Резкий запах плохого алкоголя, уличная пыль и солнце. На пальцах – свежие мозоли, а кожу колют давно нестиранные штаны. Он озадаченно смотрит на голубое небо, перетянутое проводами. - Ванёк, ты чо застыл? Иди к нам! – Сашка кладёт руку ему на плечо, и улыбается, такой молодой… - Чего? - Петь тебе скоро, говорю! Текст то хоть свой помнишь? В молодой густой толпе сами собой всплывают знакомые лица. Даша, Олег, Никита, Вахтанг… Нет, подождите, Вахтанг же подошёл гораздо позже? Подумать об этом он не успел, потому что уже заиграла музыка. Терпкий вкус алкоголя обжог горло. Тело плохо слушалось, но это было и не важно. Он пел! Наконец-то столь любимое и привычное – и нет толпы вокруг, и ничего не важно, только струны, голос и гитара… Он сидел вальяжно откинувшись спиной на стену и смотрел из-под капюшона. Ваня не видел чётко, но будто над головой у Поперечного действительно сверкали рожки. Вдруг он понял, что стоит уже не на импровизированной сцене, а там, в тени, рядом с Даней. - Что произошло? Почему я здесь? – а не там. Солнце слепило глаза и ему было не видно, кто там выступает всместо него. И услышать, что же они пели не удавалось – все звуки будто отключили. - Потому что ты не можешь, - меланхолично отозвался Поперечный, наклоняясь вперёд. Ваня вдруг точно понял, что Даня то как раз всё там видит и всё слышит. - Что же мне мешает? – Нойз сам не узнавал своего хриплого голоса. Даня долго и тоскливо посмотрел ему в глаза. На его лице явственно горело сочувствие. Затошнило. - Я не могу всего тебе сказать. У Мирона город под подошвой, а что у тебя? - У меня? – растеряно ответил Ваня, пытаясь поднять ногу, чтобы найти ответ. Но тут у него сильно закружилась голова. Звенящий электрический скрежет, в котором угадывались слова: «ток наш друг». Проснулся Ваня уже в своей комнате. Было тихо. Но это была не та пустая тишина, окутавшая его во сне, а обычная. Мерно тикали часы на полке. Шаркнуло одеяло. За окном было ещё тускло, но темнота постепенно сходила на нет, разбавляясь светом, будто кофе молоком. Он пару минут посидел на кровати бессмысленно глядя в окно. Потом встал и уныло поплёлся в душ, пока музыка каверзно прыгала по спине, напоминая, где бы ему следовало находиться. Жил он в общежитии у церкви. Обычно священники сами ищут себе жильё, но у прихода в какой-то момент был щедрый меценат, который захотел, чтобы все служители жили рядом с церковью, и построил им дом. Против никто ничего не имел, так что многие здесь и жили. Тем более народу было не так много. Ване досталась небольшая комната на втором этаже. Была она почти крошечная и чем-то действительно напоминала келью. Может треугольным окном, может модной хипстерской побелкой стен и отсутствием на них обоев. Помещалось в ней односпальная кровать, стол с одним ящиком и стул, книжная полка и комод. Места было мало, зато был свой санузел с душем, пусть тоже крошечных размеров. И ещё из окна открывался вид на внутренний дворик, усаженный грушами. Сложно объяснить, почему он решил уйти именно в храм. Никакой любви, да даже положительных чувств к РПЦ он никогда не испытывал. Возможно виной всему мама, довольно верующая, которая создала образ церкви как места уединения и покоя. А возможно просто с другими местами было связано много воспоминаний и только в церкви был чистый лист. Пришлось неплохо заплатить, чтобы его приняли. Вряд ли это можно было назвать взяткой, если только перед Господом, но наверняка он видел дела и похуже. В тихом приходе никто не заметил нового священника, и никто не стал задавать вопросы. Смешно, что единственный диплом, который он купил был семинарийский. Ему поставили там какую-то дату левым числом и адрес, давно забытого богом места. Обычно церковнослужители друг друга знают, учатся рядом, служат в одних храмах. Он же был непонятно откуда и пришёл непонятно зачем. Ему повезло, ведь приход был тихим не только из-за среднего наплыва прихожан. Не было внутренней смуты и распрей. В церкви крутятся большие деньги, а с большими деньгами приходит большая конкуренция. Каждый пытается выбить себе место ещё больше под солнцем, крутясь в шоу-бизнесе знал он об этом не понаслышке. Но в этом приходе служили люди простые, не особо стремящиеся выбиться вперёд. Большинство устраивало их положение священников, а настоятель просто боялся лезть в большую игру. Человеком он был алчным и верил в Христа только перед начальством. Но в дела подчинённых особо не лез, в отличие от многих других не стремясь проверять их на «послушание». К Нойзу все относились спокойно, он и сам не лез никуда. Таинства его мало интересовали, деньги тоже. Он не мешал делать людям свою работу и честно делал то, что у него просили. Изначально он вообще был просто диаконом, который помогал при службах, но потом один из иереев ушёл и ему предложили занять его место. Неконфликтный, спокойный человек был крайне удобен на этом посту. Никто его в священники не посвящал, никаких обрядов он не проходил, просто в один день его подключили к общей службе. Его спокойное участие вызывало доверие у людей, вот они и стали его часто ставить на исповедь. Было немного стыдно проводить все эти обряды, не являясь настоящим священником. Он, конечно, не особо верил, что семинаристам открывают какие-то особые тайны, но они хоть верят в это. Жили ведь всю жизнь среди всех этих икон, церковных писаний, Кагора… Но всем, казалось, было всё равно, поэтому он перестал загонятся. Разве что требы брал крайне неохотно, только если просили лично его. А уж брать деньги за это пустомохание кадилом и импровизированный дождик из святой водички было вообще не для него. Хотя брал, было бы подозрительно, что все берут, а он один тут святее всех святых… В целом, жилось спокойно. Молитвами он не проникся, но было что-то расслабляющее в монотонном пение на протяжение нескольких часов. В эти моменты получалось ничего не думать. Раньше так никогда не выходило – одна мысль тянула за собой другую, потом третью, все три начинали гудеть хором, требуя что-то делать. В итоге он ложился спать с больной головой, будто перегревшийся компьютер, который не справлялся с мусором, забившим все щели памяти. В приходе их было трое священников, не считая настоятеля. Он редко участвовал в службах, в основном занимаясь финансовыми делами. У него было прозвище «Кощей». - Наш Кощей опять над златом чахнет. Всё считает и пересчитывает, чтобы из ничего себе копейку сделать, - скалился желтозубый Сергей. Сергей служил в этом храме давно и уже десять лет знал настоятеля. Ему было сорок, но выглядел лет на тридцать с небольшим. Высокий, крепкий, с чёрными кудрями и густой, ровноподстриженной бородой он выглядел не как священник, а как актёр или даже режиссёр какого-то кино. Он был очень живым и деятельным, постоянно куда-то ездил и что-то делал. С искренним удовольствием купался в ледяной воде на Крещение. Любил русскую баню и хорошие машины. У Сергея была семья: жена, примерно его возраста - тихая молящаяся женщина, и трое детей. С ними он практически не жил, предпочитая церковный дом. Брак у них был несчастливый – женился на дочери попа, чтобы получить место сразу после семинарии. Место получил, а вот с женой не сложилось. Забитая ещё в детстве отцом, она категорически не подходила деятельному характеру мужа. Смыслом её жизни было молится и воспитывать детей. За двадцать лет брака они друг другу так надоели, что Сергей просто решил съехать, чтобы ни травить душу ни себе, ни ей. Жили тем более недалеко, приходил домой каждый день, помогал с детьми, обеспечивал. Жили может и не особо счастливо, но хоть без ссор. Вторым священником был молодой парень, лет двадцати пяти. Молчаливый, именно он неодобрительно пялил глаза на Даню во время исповеди. Говорил редко, в основном читал богословские книги и молился. То ли был сильно верующим, то ли мизантропом, не любящим людей как таковых. Ваню он не одобрял и как явление, и как человека в целом. Постоянно неодобрительно косился и поджимал и без того тонкие губы. Его сильно обижало, что тянулись люди в основном к «отцу Ивану», который и священником то толком не был, или к Сергею, который с точки зрения юноши был далеко не благочестивым. Нойзу было всё равно на отношение к нему, а мальчишка просто терпел по каким-то своим причинам. Ещё с ними живут старушка-свечница и уборщица, а ещё повариха, диакон и послушник. При церкви есть что-то типа пекарни со всякими церковными продуктами: всякими просфорами. Вот и повариха заходит к ним и готовит что-то на завтрак, обед и ужин. Скидываются на продукты и поварихе на зарплату все вместе. У него сегодня выходной, но до завтрака он всё равно успел открыть церковь и собрать в ней остатки догоревших за день свечей. День сегодня был серый и прохладный. - Идёшь сегодня на литургию? – бодрый Сергей подсел рядом, пока Ваня гипнотизировал кружку с чаем. - Нет, у меня были свои планы… Вроде. - Вроде? – Сергей насмешливо блеснул глазами. - Скажем так: я имею сомнения в нашей решимости, но чистое упрямство всегда помогало преодолевать такие преграды, - это было раннее утро, а в голове было слишком пусто и слишком тревожно на душе. Так что да, Ваня нёс ахинею, зато красиво. Не это ли навык священника? Сергей рассмеялся, похлопал его по плечу и залпом выпил оставшийся чай. - Главное, чтобы эта «решимость» была совершеннолетней. - За кого ты меня принимаешь? – попытался отшутиться Ваня, борясь с неприятно-липким чувством тревоги. Серёга догадался?... Тогда почему так спокойно реагирует? Россия страна всё же гомофобная, а православные священники не слишком славятся своей толерантностью, пусть это и идёт вразрез со словом Господним. - Не знаю я, Ванёк, за кого тебя принимать! – Сергей вдруг разом посерьёзнел и посмотрел на Нойза как-то тоскливо. Послышался первый удар колокола. - Ты пришёл непонятно откуда, непонятно зачем, ради чего… Зато понятно, что ты уйдёшь отсюда, причем вполне скоро. Иногда меня мучает вопрос: не сам ли Бог привёл тебя в наш приход? Его пути неисповедимы… Зачем то же всё это нужно? – теперь он уже смотрел не на Ваню, а в окно. Звон колоколов всё нарастал, подобно шуму моря, хотя совсем не был на него похож. Совсем иначе поют колокола. На фоне серого неба летели птицы, и отражались они в серых глазах Сергея. Казалось, всё на пару мгновений замерло. – Ладно! – Сергей быстро скинул оцепенение, резко дёргая плечами. – Отдохни, раз уж собрался. А мне пора работать! И ушёл, насвистывая какую-то, совсем не церковную, песню, подметая подолом рясы пол. Оставшееся время до двух часов Ваня провёл в счастливом нечегонеделанье. Походил, полил груши, почитал, посмотрел в потолок. Последнее было вот прям совсем в кайф. А потом пришлось собираться. Он стоял перед маленьким зеркалом в ванной и придирчиво разглядывал своё отражение. Н-да. Когда он уезжал в Воронеж, то взял с собой три футболки, свитер, толстовку, джинсы и спортивные штаны. Тогда казалось, что этого должно хватить. Так и было, но только пока он не собрался на свидание. За год толстовка уже пообносилась, покрылась маленькими катышками на плечах и спине, и в целом, чуть поблекла. И у джинсов, и у штанов оттянулись колени. У него и так была не слишком яркая внешность, а так он полностью сливался с обычными обывателями, смахивая на укуреного студента, прикидывающего в магазине, хватит ли ему на дошик и пиво одновременно. Таким студентом он и был когда-то, поэтому о сходстве мог заявлять с полным пониманием дела. Чёрные очки положение не столько спасли, сколько ещё больше придали ему сходства с наркоманом. Карие глаза? Нет! Красные глаза! Даня, хоть одевался преимущественно в спортивном стиле, одевался очень даже не плохо. Его вещи очевидно выходили из категории стандартного масс маркета. Да, не гуччи и не луи, но что-то Ване подсказывало, что подобный выбор обуславливало не отсутствие денег, а наличие какого-никакого вкуса. Впервые за долгое время нахлынула тоска по старой жизни. За эти годы он научился одеваться довольно-таки хорошо, предпочитая интересных дизайнеров и необычные шмотки. Теперь же из зеркала на него глядела бледная тень того Noize MC. Хотя осталось ещё что-то в позе, да и в этом взгляде из-за стёкол чёрных очков… В итоге он забил хуй. В конце концов, сделать с этим он ничего не успеет. Ехать в магазин уже поздно, а новое лицо не купишь. Так что что уже копошиться? В конце концов, вот он – настоящий, без всяких прикрас. Если не нравится – значит им определённо не по пути. В Два часа Ваня пошёл к воротам. Они, как истинные идиоты, даже не обменялись телефонами. Про то, чтобы договорится о месте встречи, разговор даже и не идёт. Поэтому Ваня и пошёл к воротам, чтобы поймать Поперечного раньше, чем тот пойдёт разыскивать его в храм. Да и чем меньше их видят вместе, тем лучше. Пришлось действительно подождать. Минуты тянулись медленно, как и тоскливая толпа прихожан. Может, Даня и не придёт. Ему всего двадцать три, нужны ли эти недо-отношения с взрослым человеком, ещё и с парнем? Одно дело шутить на исповеди, другое дело – реальная встреча. Да и в конце концов… Очередная оправдательная (собственной трусости) мысль застряла в голове, и мозг нервно закашлялся. Стоило только посмотреть на Поперечного, чтобы понять – выглядеть хорошо и пытаться не стоило. Он всё равно бы провалился. Даня всегда умудрялся быть ярким. То ли это было из-за цвета волос, то ли из-за особенностей характера, Ваня не знал. Но заметен он был в абсолютно любой толпе. И сегодняшний день безусловно не стал исключением. Белая футболка особенно сильно сверкала на фоне красной куртки. Эта куртка обрисовывала линию плеч, ярким мазком вырываясь из скучного пейзажа. Футболка, впервые не растянутая, а очерчивающая молодую фигуру, напоминала о существовании талии. Тёмные джинсы, какие-то кроссовки… Вроде ничего необычного, но всё вместе составляло очень притягательный, живой образ. Что-то такое, наверное, видят девушки во всяких байкерах или просто “плохих парнях”. То самое обещание свободы, драйва и веселья, как бы сконцентрированное в образе одного человека. Ещё на задворках сознания мелькнула мысль, что восхищается он чисто мужской красотой. Тут уж точно не получится списать своё гейство на “да он как баба”. Поперечный выглядел как парень, со своей бородой и крупными мужскими ладонями. Парнем и был. И привлекали Ваню именно мужские его черты и, ещë, возможно, молодость. Его сознание подняло радужный флаг, собираясь капитулировать. На ощупь куртка оказалась очень приятной, отпускать её не хотелось, и именно поэтому Ванины руки ни на секунду дольше необходимого на ней не задержались. - Привет. - О, привет! - пару секунд у Дани в глазах сверкало замешательство, потом блеснуло узнавание и он смущённо (неужели, с чего это) улыбнулся. - Никогда не видел тебя без рясы. - Если бы ты видел меня без рясы, я подумал бы, что ты за мной следишь, - язык, как всегда, работал раньше мозгов. Ну, может оно и к лучшему. - А сталкерство считается грехом? - Нет. Но считается преступлением по УК РФ. Поперечный улыбнулся и неловко замялся. Что делать дальше никто из них не знал. Точнее, оба знают, что делать, если бы это было свидание с девушкой. - Ладно. Пошли? - Ваня решил взять инициативу на себя. В конце концов, он старше. Хотя что это должно давать? - Да! - Поперечный оживился и наконец отвëл взгляд. Его закоротило на впадине между мышцами плеча и ключицей. - Если честно, я не придумал ничего особенного. Я как-то не ходил на свидание с парнем, - он нервно хихикнул, подходя к машине. - Я тоже, - признался Ваня, садясь на переднее сиденье. - Правда? Типо… - Даня нервно выдохнул, сжимая и разжимая пальцы на руле. - Типо без гейства. Ваня невольно улыбнулся. Ну, во-первых "без гейства" на свидании с парнем звучит как та ещё пост-ирония. А во-вторых - он не ожидал, что Даня так нервничает. Поперечный, конечно, не казался прожженным геем, но и натуралом, если честно, тоже. От этого на душе стало легче, почему-то. Они ехали молча, но тишина вовсе не смущала. Даня напряженно о чем-то думал, Ваня же лениво наслаждался жизнью. Машина производила приятное впечатление: чистая, просторная, с легким привкусом полу кожаных сидений. Это была не личная данина машина, а просто каршеринг, но всё равно это оказалось сюрпризом. Поперечный с машиной ну никак не вязался, ну, максимум, с такси. А это… Было горячо. Даня удивительно хорошо смотрелся в этом автомобиле, особенно в этой кожаной куртке под лучами летнего дневного солнца. Было приятно откинуться на пассажирском сиденье и ни о чем особо не думать. - Если честно, я ничего особо не придумал, - честно признался Поперечный, после минут пяти молчаливой езды. - Я, если честно, ничего вообще не ждал. Они посмотрели друг на друга. И у Дани, и у Вани в глазах было легкое непонимание друг друга, но за ней плескалось что-то большое, бурное, тугими узлами скручивавшее тело. Между ними висело напряжение. В первую очередь сексуальное, а во вторую - взаимная неловкость. Оба слишком друг друга хотели, но абсолютно не знали как. Даня серьезно понял слова про свидание. А Ваня… Изначально, соглашаясь на это, он думал просто снять напряжение. Сев в машину, он предполагал, что сейчас они поедут в какую-нибудь квартиру, или в отель. Как-то не ждал он романтики от гей-свидания. Но после слов Дани он наконец почувствовал, как костлявые пальцы тревоги с сожалением отпускают его сердце. Да, да, они ещë не готовы к чему-то большему. Лучше будет просто провести время вместе. - Хренового ты обо мне мнения! - хмыкнул Поперечный, заворачивая. - Да как-то обычно я отвечаю за свидание. - Что, водишь маленьких мальчиков в парк атракционов за сладкой ватой, святой отец? - А что ж не папочка? Сладкой детке нужно знать своë место, - лениво ответил Ваня, наблюдая, как у Поперечного алеют кончики ушей. Если честно, эта тема было мерзковатой. - Не знал, что батюшки увлекаются… таким. Ване захотелось повеселиться. Он наклонился совсем к уху Дани, опаляя дыханием щеку. Для удобства пришлось положить левую руку тому на бедро, шевеля пальцами будто играя на гитаре: - Ну, я же не всегда был батюшкой. - Воу, - выдохнул Поперечный через пару секунд, когда уже Ваня сел на месте, а сам водитель смог расслабить пальцы на руле. - Это правда? - Что я не всегда был священником? - Алексеев пожал плечами. - Конечно правда. - И кем… ты был? - Даня спрашивал осторожно, будто это на что-то влияло. - Это имеет значение? Я не хочу говорить, если честно. Ему и правда не хотелось. Пока нет. Ему не хотелось, чтобы Даня искал его в интернете, чтобы слушал песни, чтобы задавал вопросы. Сейчас они могут общаться без всей этой шелухи, просто как два человека. Когда ты только видишь человека, ты уже начинаешь выстраивать его образ у себя в голове. Сначала это общие факты: как одевается, что говорит, какой национальности, как выглядит. Чем дольше вы знакомы, тем больше человек обрастает подробностями, и работа - одна из самых важных. Стереотипный священник, стереотипный рыбак, стереотипный художник, стереотипный музыкант… Слишком многое о Ване могла сказать его музыка. Вообще, его жизнь исковеркана тысячами статей, видосов и слухов. Ему хотелось чего-то настоящего с этим забавным мальчишкой. Предчувствие чего-то большего, чего-то, поменяющего его жизнь вновь, прокралось белой кошкой в сердце и свернулось там клубком. - Не, я не собирался лезть в твою жизнь, или что-то такое, просто интересно стало, - поспешил оправдаться Поперечный. - И, мы приехали. Ну что, начнём?