Главный архитектор государя Келебримбора

«Завершающий шаг строительства — это полный провал. У тебя уже нет ни денег, ни сил, ни времени, зато полно невероятных идей и сложностей, которые срочно требуется решать»

Записано Эатирмэ-строителем со слов Фраара-строителя

Глосса на полях, рукой Эатирмэ:

«Согласен по смыслу, но не по форме. Это не провал, это… (замазано)»

Глосса к глоссе, рукой Пенголода-летописца:

«Только высоким напряжением душевных сил я могу объяснить использование лексики орочьего наречия столь выдающимися мастерами»       — Меня выгнали! — Прорычал гном. Мрачный как сто балрогов, Фраар нашел синда в саду, между мальвой… и еще одной мальвой, или как там называется эта наглая трава, вымахавшая выше гномьего роста? — Ты представь, а? Выгнали и сказали, что я только мешаюсь и за бороду хватаюсь, что всё они и так к сроку успеют. И чтоб я — я! — не лез с непрошеными советами. Ах ты ж, соплеменнички!       Эатирмэ молча смотрел, как бесится гном.       — Да к раугам их! А ты чего делаешь?       — Ты и сам видишь, достопочтенный гном, — синда умял землю вокруг только что посаженной сиреневой метёлочки. Встал с колен, обтёр руки.       — Погоди… так тебя… тебя…!       Гном ржал не хуже ломовой лошади, хлопая себя по ляжкам, сгибаясь в пояснице, до слез.       — И тебя твои выгнали! — простонал гном, утирая бородой мокрые глаза.       — Меня не выгнали, — холодно сказал эльда. — Я сам. У стеклодувов всё хорошо, они и без меня успеют.       — Не-не-не! — гном покачал толстым пальцем у эльфа перед носом. — Это ты кому другому подковы на бороду вешай! Выгнали тебя, чтоб не мешал.       Эатирмэ решил не отвечать. К тому же, гном был прав. В работе мастера-строителя встречаются такие моменты, когда всё придумано, указания — розданы, а работа руками — их работа руками, с камнем и зубилом, — закончена. И остаётся только смотреть, как собирается из общего труда, по кусочку, труд общий. Как аданский мастер облицовывает изразцами верхние канавки, как тонкие и сильные пальчики эльдэ выкладывают кусочки многоцветного витража, как крепят бронзовые накладки к дубовой прочной двери кхазад. А тебе остаётся ждать и, если потребуется, бежать и спасать там, где тонко и рвётся.       — Говорят, нуменорец харадским мрамором отделывать будет… — гном сорвал зеленое, совсем еще кислое яблоко с ветки и захрустел.       — Ты ещё помнишь, мастер Фраар, что обещал государю не любопытствовать? — не отрываясь от работы, спросил Эатирмэ.       — Обещал и слово свое держу! — вскинулся гном. — Но я ж не обещал ему закрывать уши, когда об этом на улицах говорят!       — Ну да, — кивнул синда. И добавил, пока гном не взорвался. — И, кстати, не харадским, а из Эред Нимроса.       — Так ты... Ты и сам!       Смотреть на гнома, пытающегося подобрать слова, было приятно.

***

      Двое сидели на ступенях Дома Гвайт-и-Мирдайн и смотрели, как поднимается солнце.       Вот первый луч несмело скользнул по хребту Мглистых гор, на мгновенье углубив ночные тени, и — разом, смахнув их как ладонью, залил снежные вершины золотым и розовым. Во всю ширь глубокого синего неба протянулись сияющие пряди Ариэн, затанцевали на крышах Ост-ин-Эдиля. Утро первого дня Эндери властно вступало в свои права.       Эльф и гном обернулись. Солнечный свет пробежал по мокрой от ночного дождя крыше, искрясь в каменных завитках. Огладил плавные линии свода и боковых обводов, прошёлся по прихотливой резьбе фронтона, спустился ниже… и вспыхнул в чаше центрального окна. Витражная роза заполыхала, щедро отвечая утреннему солнцу.       Создателям Дома не надо было открывать широкие резные двери, они и так знали, как разбегается внутри свет — по белому мрамору пола и стен, прорисовывая прихотливый узор. Как янтарной смолой живого дерева сияют гномьи стволы колонн, а из них прорастают в пяты сводов изразцовые ветви падуба — ликующий зеленый листьев и торжественный багряный плодов. Как сплетаются каменные ветви на потолке, образуя звёздчатый свод — белые, обманчиво хрупкие, звезды розеток в синеве ультрамарина. Как стройно и строго, воинами в боевом строю, стоят контрфорсы, обещая продержаться столетия. Как стрельчатые окна прорезают пространство стен — даруя солнце и свет внутренним помещениям. Как…       — Пусто.       Эатирмэ посмотрел на гнома. Гном был смущен и помят, глаза покраснели. Впрочем, никто из них не смог уснуть этой ночью — еще до рассвета, когда темноту ночных улиц раздвигали неяркие фонари, эльда и гном столкнулись у ступеней Дома и молча сели ждать утра.       — В душе пусто. Нет, ты не подумай, синда, по-хорошему пусто, — пояснил кхазад. — Когда сделал, что мог, и внезапно не надо никуда бежать, беспокоиться, что-то решать. Уже всё. Он уже есть.       Гном мотнул головой в сторону Дома.       — Да.       Эатирмэ и самому было пусто и хорошо. Даже мыслей в голове не было.       — Наверное, так нисси чувствуют себя, когда дали рождение дитя.       Гном заржал и хлопнул эльда по плечу.       — Упаси тебя Махал сказать такое женщине! Хотя, что с тебя взять? У тебя нет одиннадцати племянников и одной племянницы, иначе бы ты точно знал, насколько это неверно.       Гном поднялся со ступеней, окинул взглядом Дом Гвайт-и-Мирдайн и предложил:       — До полудня еще прорва времени. Пойдем посмотрим, чего там нуменорец понастроил?

***

      Перламутровая пелена все также переливалась перед глазами.       — Ну и когда он её снять собирается, а, синда?       Фраар глянул на эльфа. Тот стоял, будто к чему-то прислушиваясь. За пеленой было тихо — похоже, успел нуменорец к сроку — а за спиной, где были жилые дома, уже начинал шуметь гомон праздничного дня Ост-ин-Эдиля.       Внезапно эльф опустился на колено и прижал ладонь к брусчатке мостовой.       Фраар ошеломлённо наблюдал, как синда слушает. Слушает прямо посреди улицы Города мирдайн. Слушает брусчатку?!       Эльда поднялся. На и без того белом лице — ни кровинки, голубые глаза не моргают. Ох, нехороший это знак, недобрый!       — Эй, ты чего? — потянулся к нему гном.       Иатрим неохотно разжал сведённые губы:       — А скажи мне, мастер гном, ты когда-нибудь видел строителя Халлакара, сына Малантура, из Нуменора? До суда у государя?       — Нет, откуда? — пожал плечами гном. — Я на Острове не был, откуда мне его…       И осёкся. Посмотрел на плотный туман, окутывающий Дом Гвайт-и-Мирдайн, вслушался в глухую тишину на месте строительства…       — Быть того не может…       — Уверен, что не может? — синда поднялся с земли и, не добавив больше ни слова, зашагал к серой пелене.       — Эй! Ты куда?       Догнать эльфа удалось не сразу. Фраар вцепился бешеному эльда в локоть и рывком развернул к себе.       — Да стой же ты, переросток эльфийский! Там же морок, колдовство!       Самым страшным было, что эльда выглядел как обычно.       — Отпусти руку, гном.       А вот от голоса продрало холодом по спине.       — Не отпущу, — твердо ответил кхазад, готовясь отбивать возможный удар. — Кто знает, что за заклятье наложено на пелену? Её против нас повесили, тебе, что, жизни не жалко? А вдруг ты в лягушку превратишься или в дождевого червяка?       Мысль была настолько нелепая, что, видно, только такая и могла сбить ту волну бешенства, что чуть не хлынула на гнома. Эатирмэ моргнул. Раз. Другой. Вырвал руку из крепкой хватки гнома.       — Он не Вала и не майя, ему не под силу такая волшба.       — Может, и не под силу, но убеждаться в этом на собственной бороде я не хочу.       — Я тебя за собой не звал, — Эатирмэ метнул на гнома яростный взгляд. Руки у него сжимались в кулаки.       — Не звал, — признался гном. — Только твою косу мне жалко не меньше своей бороды. Да и напомню тебе, мастер, мы ведь слово государю давали.       Пожалуй, с этого надо было и начинать — Эатирмэ через силу кивнул.       — А проверим!       Тяжелый гномий сапог, подбитый стальными набойками, с грохотом вломился в отшлифованную брусчатку мостовой. Ещё и ещё, разбивая ровную полосу цвета утренней зари.       — Аха!       Гном поднял не выдержавший такого обращения каменный брусок и, размахнувшись что было сил, бросил в серую пелену морока. Камень исчез из вида, а до эльфа с гномом донесся мягкий стук, с каким и должен падать кусок песчаника на мягкую, напоенную осенним дождём, землю. Следующий камень эльда вытащил из брусчатки голыми пальцами…       — Знаешь, кхазад, пора завязывать, — как-то очень спокойно предложил Эатирмэ, когда число отправленных в морок камней перевалило за десяток. — А то над нами смеяться начнут.       — Как начнут, так я им закончить и помогу, — проворчал Фраар. Ни одного звука удара камня о камень. Ни одного. — Ты лучше подумай, эльф, как над нами будут смеяться, когда узнают, как провел нас государь Келебримбор.       — Этот вопрос я ему тоже задам. И прямо сейчас, — эльда отряхнул руки от грязи и пыли. — Ты со мной?       — Ещё бы! — усмехнулся гном. — Давай только прежде ко мне зайдем, я свою секиру возьму.       — Зайдём, — согласился синда. — Вот только дома ты не возьмёшь секиру, а оставишь всё острое, до последнего карандаша. Мне твою бороду тоже жалко.

***

      «Ежевичное или виноградное?»       «Ежевичное»       «Может, гномью настойку?»       «Нет! Хватит с меня гномов на сегодня!»       — Ладно. Я все равно только ежевичное взял, — улыбнулся Нармо, открывая дверь в мастерскую своего друга и государя. Ровный свет феаноровых кристаллов, такой яркий в ночи, скользнул по стеклянному краю винного кувшина. Запахло пирогом с зайчатиной.       Келебримбор отложил листы с расчётами в сторону и подвинул своему верному табурет. Вино было слабым, терпким и пахло лесом.       — Я думал, они тебе Дагор Дагоррат устроят.       — Им почти удалось. А ты почему не спешил спасать своего короля?       — Ну… — развел руками Нармокано. — Это был очень тихий Дагор Дагоррат. Да и мой король его заслужил.       Тьелпэ заломил бровь, но Нармо уже не смотрел на него. Он с любопытством рассматривал стоящую на столе фигурку малиновки на ветке остролиста. Дотронулся до крохотной певуньи, погладил — серебряная птичка распахнула крылья, подняла голову с тонким клювом.       — Не запела?       — Пока нет, — покачал головой Келебримбор. — Но запоёт.       Нармокано кивнул. Запоёт. Обязательно.       — Так что ты им сказал? Раз конец мира не грянул.       — Задал вопрос, — пожал плечами Келебримбор.       — Какой?       — Спросил, сумели бы они построить такой Дом поодиночке.       — А они?       — А они… — Келебримбор провел пальцами по серебряной игрушке, улыбнулся. Глаза государя Гвайт-и-Мирдайн светились в отблесках фиалов. — Они были крайне невежливы, но удивительно единодушны.       Нармо рассмеялся и наполнил кубки.

***

      Гном ввалился в мастерскую без приглашения и даже без стука, принеся с собой колючий запах холода и снега. Эатирме молча собрал разлетевшиеся от сквозняка бумаги, прошёл к жаровне и поставил на рдеющие угли кувшинчик с травяной настойкой.       — Ты мне, синда, скажи, — по-хозяйски устроился за столом Фраар. — У тебя сейчас срочный заказ или как?       — Или как.       — Аха. Хорошо.       Эатирмэ разлил напиток, по мастерской поплыли теплые запахи лета и мёда. После Эндери гном надолго пропал в подземных залах Кхазад-Дума, не забыв, впрочем, принять заслуженные почести и благодарность от Совета Гвайт-и-Мирдайн.       Помолчали. Гном грыз многострадальную бусину на косице и пил. А потом рубанул:       — Меня узбад призвал. Буду строить ему оружейную.       — Я рад, — искренне сказал эльда. — Хороший выбор.       — Аха.       И снова молчание.       — Достопочтенный гном… — начал Эатирмэ. И не выдержал: — Рассказывай уже, мастер. Тебя ж сейчас разорвёт.       Гном вдохнул — встопорщилась рыжая борода — и решился:       — Эльда, а поехали со мной? Строить. Ведь хорошо ж у нас получилось, хорошо!       — В Морию? Я?!       То ли свод небесный рухнул на землю, то ли Валар Вторую Песнь начали, а он и не заметил…       — А я что, с кем-то другим говорю? — огрызнулся гном. Он вытащил из кармана свиток, хлопнул им по столу:       — Вот, всё честь по чести, узбад разрешил. Ты подумай, синда, — заторопился гном, — когда ж тебе еще такая возможность выпадет, а? Да тебе ж самому хочется, ну признай! А вместе у нас… Да вместе у нас такое получится, наши бороды сжуют от зависти!       Эатирмэ взял в руки свиток, покрутил его, не разворачивая. Ну разве что бороды…       — Мне на сборы надо дня три, не меньше.       — Зачем? — искренне удивился гном.       Эатирмэ посмотрел в окно, где сад спал под снежным одеялом. И признался:       — А подарки?