И никакого нет смысла в жизни, кроме любви...

Яков подошёл вплотную, Анна даже не шевельнулась. - Я люблю тебя, - шёпотом прозвучало признание. - Я чувствую, - лаконичность ответа, и безмятежность, сквозившая в нём, усилили его беспокойство. - Я думаю о нас, - не рискуя прикоснуться, продолжил он. - Я верю, - она села на край кровати, руки жили своей жизнью, складывая вещи. - Ты нужна мне, – он опустился на корточки: в ответ последовала устрашающая тишина. - Ты нужна мне! Неожиданно она отложила складываемые вещи в сторону, и обхватила ладонями его лицо: - Я знаю… - невинный поцелуй коснулся жаждущих губ. – Мы будем тебя ждать… - она встала, но сделав пару шагов по направлению к выходу, обернулась. – Я - дождалась, дождёмся и мы. - Аня! – комнату разорвал крик: он словно глядел в вечность, как в том страшном сне, заросший до неузнаваемости; она метнулась к нему. - Какое тяжёлое слово… Ждать… - теперь он держал её лицо в своих ладонях. – Надо жить! Просто жить… - А как непросто это «просто жить», - её ладони накрыли его, задержались, заскользили к локтям, к плечам, и вернулись обратно. - Я и ждала… Чтобы жить… Он любовался ею: она, сомкнув веки, нежилась в его ладонях, словно в ожидании поцелуя, как давно, в доме князя… Тяжёлый разговор, мимолётное сравнение вызвали в памяти тот незабываемый день, а точнее ночь, их первую прерванную ночь: «Ведь ещё тогда я понял, что мы должны быть вместе». - Вместе… - эхом прозвучало воспоминание в сумраке комнаты. Из-под век в уголках её глаз заблестели нити слёз, подушечки его больших пальцев пришли на помощь. - Мы вместе! – невинный поцелуй лёг на её уста. - Яков! – слёзы потоком полились по щекам, расстояние, ещё сквозившее меж ними, исчезло. - Анечка! – он осыпал поцелуями всё доступное, свободное от ткани. Её пальчики, хаотично скользившие по нему, обжигали, дразнили, возбуждали. - Аня?! – она не открывала сомкнутых век. Шуршащую тишину нарушил звук, упавшей и поскакавшей по полу пуговицы: - Яков… – она потянула за пояс халата. – Я хочу жить! - весна, вступившая в свои права, подтолкнула Анну отступить: почти месяц доказательств, уговоров, ожиданий, обид не принёс желанного результата. Первые соприкосновения, дрожь, увлекающая тела, и слова, признания, обещания… Испитая, пронзённая, возвращающаяся в реальность она ласкала жаждущее тело мужа. Следуя за движениями, несущими наслаждение, он оказался сверху. Лёгкое надавливание на ягодицы сподвигли его продвинуться чуть вперёд, но подталкивания продолжились. - Аня? – заинтригованно Яков смотрел на жену. - Иди сюда, ближе… - сложный микс желания, стеснения, таинственности бил из-под прикрытых век. Нежность и сила… Ожидание и возбуждение… Дрожь и жар… Она рискнула поднять взор: сверху лился переполненный жадностью взгляд. Яков возвышался над нею, упираясь коленями в подмышки, а Анна наслаждалась его близостью и открытостью: разведённые, обхватывающие её ноги давали доступ к безграничным ласкам. - Уф! – звук наполнил пространство, как только оголённая головка погрузилась во влажные своды. - Аня! – ощущения и созерцание вели к апогею. – Аня! – беспокойные ноты засквозили в обращённом имени. - Я люблю тебя… - придержав ладонью опоясанный венками налитой член, она тихо-тихо призналась в чувствах, ведь для неё это всё объясняло. - Аааа-а-а! – он любовался кружением высунутого язычка по тончайшей кожице. - Аня! – дрожь, зародившаяся в его недрах, изливалась пульсацией в неё: не желая прерывать таинства, найдя опору, он любовался её ласками себя. - Уснули? – первое, что мелькнуло в сознании. – Аня… Кто ты? Откуда ты? – калейдоскоп видений завращался перед глазами. Она спала, вытянувшись стрункой вдоль него, трогательно подложив ладошку под щёку. Штольман встал, бережно охраняя её сон, и сел за стол. Закончив, он взглянул на время: - Ещё пару часов можно поспать, - с удовольствием откинувшись на спинку кресла, прикрыл глаза. – Корреспонденция! - Вы чему-то улыбались во сне, Яков Платонович, - Аня лежала всё в той же позе. Он заметил, её обращение к нему по имени-отчеству несло в себе определённую значимость: «Что сейчас за этими бездонными глазами?» - Ты давно не спишь? – начался разговор. - Хм, - последовало подтверждение. – А ты ночью вставал… Халат на кресле, - тут же пояснила она, заметив его намерение заговорить. Яков не сводил с неё глаз и заметил, как порозовели вмиг щёки и сомкнулись на мгновение веки: « Точно, халат ночью остался на полу». - Аня… - Чшшш… - Что-то случилось? - Ты уезжаешь… - Болван! – мысленно выругался Штольман, всё поняв. – Анечка, МЫ уезжаем… Аня! Аня! – из её глаз беззвучно побежали струйки. – Прости! – и в следующий миг он от неожиданности даже ойкнул, в грудь последовал ощутимый удар кулаком. - Знаете что… - слова не находились, и она попыталась убежать, но муж оказался проворнее. - Господин Штольман! – она извивалась под его натиском. - Да, госпожа Штольман! – смеясь, он усадил её поверх себя, как победительницу. – Я повержен, простите меня, я … - пальчик, опустившийся на его губы, не дал ему договорить. Она оккупировала его сверху, поджав колени по бокам, и беззвучно затихла. - Болван! Эгоист! – Штольман негодовал сам на себя. Анна чувствовала переживания мужа, но прожив принятие его отъезда, боролась сама с собой: помучить дальше или уже остановиться. - Аня… Аня… - в ответ ни звука. Их окутало тепло от заботливо наброшенного поверх них одеяла. - Вместе… - вспоминая вечерние события, она пыталась понять, как же ускользнуло от неё понимание? – А ещё медиумом называли! – и неожиданно в комнате раздался смешок. - Аня! - Яков! В мгновение ока они сидели напротив и испепеляли друг друга взглядами. - Прости меня! - И ты меня прости! Она юркнула в надёжные объятия. - Так уже было, помнишь? - Да… - Как тогда… - Есть важное отличие: ты – моя!