И никакого нет смысла в жизни, кроме любви...

      С замиранием сердца молодые родители преодолели несколько шагов по коридору... - Уфф... Спит... - выдохнул Штольман, придерживая за полы халат, как вдруг в продолжение кульминационного момента из кроватки раздалось интервальное покряхтывание. - Аня?! - Всего лишь проголодался, - материнские руки уверенно подхватили младенца, тут же приникшего к живительному источнику.       Сумеречность, царившая в спальне, помогла молодой женщине справиться с долей смущения, возникшего от нескрываемого жадного любопытства со стороны мужа: Штольман, замерев у кроватки, пожирал глазами творившееся действо - Анна, его Анна, кормит грудью ребёнка... ИХ сына...       Опустошив оба белоснежных сосуда, Алекс безмятежно затих. Привыкнув к вниманию Якова, Анна с улыбкой взглянула на него. - Положу Алекса? - последовал необычно нерешительный вопрос. - Да, - даря спокойствие, раздался ответ: и теперь мать вбирала в себя сменявшиеся картинки, как отец трепетно укладывал сына спать. - Вся ночь впереди... - Штольман встал на колени перед женой. - Да... - несколько волнительно прозвучало согласие, ведь ладони мужа уже коснулись груди, сокрытой лёгкой тканью ночной сорочки.       Штольман, воспроизведя манипуляции жены с лифом сорочки при кормлении сына, с наслаждением держал уже обнажённую грудь в своих ладонях... Анна, не мигая, следила за мужем: подушечки его больших пальцев ласкали соски, придавая им чёткую округлую форму, когда же он закружил языком по ореолам, его слуха коснулись нежные стоны. Яков своей настойчивостью исключил возможность обоюдных ласк: Анне в какой-то момент пришлось поставить руки в упор, чтобы сохранить вертикальное положение.       Бесконечность нежности прервалась жаждой обладания: скинутый халат позволил восхищённому женскому взгляду скользнуть по возбуждённому мужскому телу, чтобы в ту же секунду обладательнице оного оказаться на прохладе простыней, окутанной жаром страсти. - Разговор же подождёт? - вдруг, нависая со спины, серьёзно спросил Штольман, тем временем скользнув по межягодичной ямке жены. - Да! - страсть, прозвучавшая в голосе, интуитивные мягкие движения тела в его руках, сорвали признание: - Мне нравятся твои «да»! - прищур спрятал бездонность его потемневших глаз, а внезапно вспорхнувшая её нога спровоцировала восклик: - Аня! - и он вошёл...       Яков вёл её уверенно, умело, словно в танце, наслаждаясь проживаемыми Анной эмоциями, поддерживая еле считываемой улыбкой. Подхваченная под коленом и удержанная её нога, подарила ему возможность испытать непередаваемую чувственность момента, ему показалось, что пульсация охватила её полностью. Лишь ощутив затишье, он плавно заскользил в наполненном влагалище, наращивая темп, и успев покинуть обволакивающую приятную тесноту, излился на внутреннюю поверхность белоснежного бедра. - А теперь можно и поговорить! - Анна кокетливо глянула на мужа, повернув голову слегка назад: Яков не отпускал пойманную позу, их любимую с первых ночей... - Думаешь... - он не знал с чего начать: действовать надо было срочно, а объяснение затрудняло слишком много неизвестных. - Да! - категорично заявила молодая женщина, выскользнув и заняв сидячее положение. - Мне нравится... - как-то мечтательно шепнул Штольман. - Что?! - Анна чувствовала происходящее в муже противостояние. - Всё, - Яков тоже сел. - Твои "да"... ты... дом... семья... и работа, - его взгляд, обращённый к ней, не находил помощи. Молчание тянулось, и чем дольше продолжалась тишина, тем больше он осознавал, что объяснить почти ничего пока не может. - Аня, я точно знаю, что не смогу больше без тебя, без сына... Без нас! Нам надо уезжать, срочно! - Штольман внимательно смотрел на жену и наполнялся лишь спокойствием, опасения, терзавшие его, куда-то испарялись. - В Петербург! Пока... в Петербург. - Когда? - неожиданно улыбнувшись, спросила Анна. - Сегодня, ночным, - Яков удивлённо смотрел на любимую женщину. -Я даже сам ещё не всё знаю, не всё понимаю! А ты ничего не спрашиваешь? - Мне достаточно того, что мы будем вместе, - чмокнув ошарашенного мужа, она нимфой исчезла в ванной комнате. - Дядя! Дядя, мне необходимо с тобой переговорить! - Анна нависла над спящим Петром Ивановичем. - Аннет?... - мелкое частое моргание вызвало улыбку племянницы. - А который час? - Шесть, - Анна отошла, чтобы дать возможность подняться Петру Ивановичу. - Утра?! - удивление помогло справиться с морганием. - Ну, не вечера же! - и привычно в общении с родственником, молодая женщина без предисловий продолжила. - Мы сегодня ночным поездом уезжаем в Петербург! - не заметив со стороны дядюшки какого-либо возмущения, уже более спокойно добавила. - У Якова какое-то задание. Какое не знаю, - тут же прокомментировала она заинтересованный взгляд собеседника. - А подождать его здесь, в Затонске? - прозвучал закономерный вопрос. - Вот именно поэтому я и пришла к тебе! Мама предложит тоже самое. А я не могу остаться... - и Анна как-то по-детски затеребила подол платья, опустив взгляд вниз. - Угу! - дядюшка уставился в одну точку. - Ну, значит, так тому и быть! Просто так надо! - А что мы маме скажем? - чувствуя некоторое облегчение от лёгкости, с которой Миронов младший воспринял информацию, дочь, тем временем, осознавала, что главный вопрос не решён. - Я поговорю с Марией Тимофеевной, с твоего, конечно, разрешения, - Пётр Иванович многозначительно поднял брови, и встретив удивлённое молчание, добавил, - я объясню наш отъезд. - Наш?! - удивление и радость вызвали улыбку на лице племянницы. - Конечно, наш! Я еду с вами! - окончательно покинув кровать в столь ранний час, дядюшка своей решительностью, лучше всяких слов, заразил уверенностью Анну в успехе предстоящего мероприятия.