И никакого нет смысла в жизни, кроме любви...

- Люди только чай пьют, а в их душах совершается трагедия, - заметил Чехов за завтраком, ответив тем самым на вопрос хозяйки, проявившей интерес к тому, как это у него получается столько всего придумывать, и одновременно вызвав смущение на лице Анны: их взгляды встретились. - Хотите честно? - он вдруг подался в сторону Марии Тимофеевны. - Хочу, конечно, хочу! - всплеснула она руками. - Всё происходит вокруг нас, надо лишь только увидеть, - искренно ответил он. - В книгах, та же самая жизнь... - и уловив неодобрительный жест собеседницы, добавил, - ну, если самую малость, огранённая. - Вот! А я о чём! - победоносно возвестила хозяйка дома. - А что это у Вас, дорогая Мария Тимофеевна, прямо скажем, неподдельный интерес? - улыбаясь спросил Пётр Иванович. - Да, так... - поправив причёску, ответила она, опуская глаза. - А... А Вы когда теперь к нам снова собираетесь? - резко меняя тему, воспряла госпожа Миронова адресуя вопрос Чехову. - Да, как позовёте! Я с удовольствием! - ставя чашку на блюдце заключил писатель. - Антон Павлович, позовём! Обязательно! - вступил в разговор Штольман. - А не прогуляться ли нам до обеда? - тут же добавил он. - Анна Викторовна, позвольте задать Вам вопрос? - они гуляли уже добрый час, периодически тасуя пары, вот очередь выпала и Чехову составить компанию единственной даме на прогулке. - Да, конечно, - с готовностью ответила Анна. - Я не узнаю Вас! Чем Вы обеспокоены? - он на мгновение притормозил. - Только не подумайте, что у меня амнезия. Я отдаю себе отчёт о событиях минувших дней, но мне казалось, что в Вас столько здравого смысла, такого важного для построения уважительных отношений между... - писатель очень внимательно заглянул ей в глаза, - спутниками. - Я жалею, что не увиделась с... Элис. У меня в голове не укладывается... Это - два разных человека... Тогда и сейчас, - пыталась она одеть в слова свои мысли. - Вы вините себя, Анна Викторовна? - со смесью ужаса и возмущения воскликнул писатель. - Думаю... я должна... я могла бы... - она совсем поникла. - Анна Викторовна, это жизнь. А жизнь, по сути, очень простая штука и человеку нужно приложить много усилий, чтобы её испортить, - Чехов остановился, взял её руку в свои ладони, и пожав, добавил, - Вы должны думать о себе, вас теперь двое, не сочтите за каламбур... и о человеке, которого только Вы можете наполнять счастьем.       Чехов уезжал, можно сказать, ночным поездом, поэтому провожать его на вокзал Анна не поехала: взбунтовались все. Кто во что был горазд! Доводы звучали самые разные: поздно, темно, снежно, холодно... Но поскольку в провожатые вызвался и Пётр Иванович, то Анна в итоге спокойно отпустила мужа. - Хм... О чём это сказал перед выходом Антон Павлович? - вдруг мысленно зацепилась Анна за последние минуты перед отъездом писателя. - «Не забудьте о положительных эмоциях»... и улыбнулся... у них какие-то секреты... - думалось необычно медленно: она успела и ко сну подготовиться, и кровать расстелить... - Какая-то в последнее время я стала... неповоротливая что ли... - она присела на край кровати, руки привычно легли на живот, - мы растём... - мелькнула согревающая мысль, и она с удовольствием спряталась под одеялом. - Яков вернётся... и я у него узнаю... что это они там...       Ворот ночной рубахи, приоткрывающий мерно вздымавшуюся грудь... Закатанные по локоть рукава, обнажающие сильные руки... Голые, уверенно, тихо шагающие стопы... Её захлестнула волна желания...       Она проснулась, когда он приглушил свет в комнате, но не подала виду. Всё время, пока шумела вода в ванной комнате, наслаждалась осознанием, что все события закончились хорошо... - Для нас... хорошо... - уточняющая мысль, вытащила из памяти образ Элис... - И о чём же Вы думаете, Анна Викторовна? - мягко поинтересовался муж, уже покинувший ванную. - Об Элис, - не тая, призналась она. - Ваши мысли, госпожа Штольман, должны иметь только позитивный настрой, - шутя, Яков, желал увести её от мрачных мыслей. - Госпожа Штольман... - хихикнула Анна и отметила его, волнующего... - Да... - протянул он. - Иначе, мне придётся выполнить свою угрозу, - и муж глянув, через плечо, убедился в правильности ожидаемой реакции. - Какую? - с любопытством Анна уселась в кровати. - Отшлёпать, - закончив с полотенцем, Яков повернулся к ней, показно уперев «руки в боки». - А о каких положительных эмоциях говорил Антон Павлович перед выходом? - неожиданно спросила она. - О тех, которые лечат душу, - серьёзно ответил он. - А Вам не кажется, господин Штольман, как удачно дополнят друг друга «отшлёпаю» и «положительные эмоции»... - её слова разметали все кирпичики, с таким трудом складываемые им в стену, способную сдерживать его желание обладать ею, обременительное, как ему показалось, для неё в последние дни.       Анна отметила глубокий вздох мужа... потемневшие глаза... и за оставшиеся его два шага до кровати, поднялась на колени, плавно повернувшись к нему спиной. Якова охватила буря эмоций... И уже следующее действие жены вырвало из него стон, а ведь он ещё даже не коснулся её: - Аня...       Она подалась вперёд и опустилась на прямые руки, ночная сорочка обтянула манящие бёдра, обозначив темнеющую полосу, обещавшую жар и влагу...       Его ладони скользнули от поясницы до колен, вызвав лёгкое нежное постанывание. Яков подцепил из под жены сорочку и, перебирая пальцами подол, открыл своему взору восхитительную картину, возглас страсти заполнил комнату.       Изнемогая от растущего желания она выгнулась по кошачьи, открывая ему себя... Склонившись к ней, и удерживая белоснежные бёдра обеими руками, словно бесценное сокровище, он вкусил знакомый нектар, смакуя его на языке. - Яков... Яков... - призыв был требовательным: его пальцы проникли меж легко приоткрывшихся створок... Её ритмичные движения ускорились, она настойчиво звала его, а он вёл в предвкушении... и замер, погрузившись в охватившую её негу...       Лёгкими поцелуями он вернул её в действительность...       Анна возвысилась перед ними на коленях... Он стоял перед кроватью, широко расставив ноги, словно опасаясь потерять равновесие... Её руки изучали его, её глаза... Изголодавшийся взгляд притягивала вздыбленная ткань, но Анна оттягивала момент желаемого жаждущего прикосновения... Освободив мужа от рубахи, скользнула по вспотевшему рельефу мышц... Он на все поцелуи характерно реагировал бёдрами, не в силах унять инстинктивного движения... Сдерживающая его ткань доставляла и муку, и наслаждение... Наслаждение несло осязаемое препятствие, а муку - желание другой преграды. - Аня! - он переступил через упавшую к ногам ткань, в то мгновение, как его охваченный жаром ствол погрузился во влажные своды, где царили ласки языка.       Поймав момент, он успел вырваться без риска излиться всей страстью на тело любимой, которая не отпускала его, покрывая поцелуями миллиметр за миллиметром у основания налитого стержня. Он готов был смотреть на это вечно, но тяжесть желания нарастала с новой силой: - Я хочу тебя...       Дразня себя, он обнажил жену и непрекращающиеся постанывания наполнили комнату. Захватив в ладони ступни ног, он любовался её открытостью... Член мягко заскользил по приотворившимся припухлым губам, лёгкая дрожь пробежала по ней... - Яков... затуманенный взгляд подсказал ему о приближении волшебного момента, и он, чуть интенсивнее отведя себя, пронзил её, в очередной раз сорвав своё имя с приоткрывшихся уст: - Яков...       Их слух услаждали звуки, схожие с обещанным наказанием. Промелькнувшие улыбки продлили сладость погружения... Извергнувшиеся волны унесли обоих...