И никакого нет смысла в жизни, кроме любви...

- Его тёплая ладонь... большой палец поглаживает от уголка глаза к виску... мизинец ласкает мочку... - Анна отмечает каждую деталь и словно слышит наяву: «Там так мягко... под ней... я готов...»... И вдруг реальность холодом врывается в сон, - Яков!... - его ладонь - под её подбородком! - Значит... - она всматривается в его сомкнутые глаза и боится продолжить, - значит... значит ты просыпался! - восторг и злость главенствуют в ней на пару, - уснула! - её ладонь повторяет сон... она замирает, заметив подрагивание ресниц... на неё устремляется рассеянный взор родных серо-зелёных глаз... - Я люблю тебя... - в ответ его пальцы заскользили по её щекам, он пытается что-то сказать, и она замечает, как он усилием давит подступивший спазм: его брови сдвинулись, глаза закрылись, ладонь соскользнула ей под подбородок... И только сейчас она ощутила, что плакала, холодок пробежал по ещё влажным дорожкам на щеках. - Ты жив! И это главное! - Сколько людей! - мысль, овладевшая ею, как только она вошла в гостиную.       Спасительная ширина фигуры заслонила её от всех: - Антон Павлович, подойдите к нам, - негромко произнёс Милц.       Анна провела их до комнаты. - Вам бы позавтракать, Анна Викторовна... - Александр Францевич как-то неловко посмотрел по сторонам, сообразив, что лучше её одну не оставлять, и с радостью заметил в конце коридора Миронова младшего. - Яков Платонович в сознании. Бодрствование и сон сменяют друг друга, - возвращения врачей ждали с напряжением, и их первые слова встретили аплодисментами: заводилой был дядюшка. - Александр Францевич, Антон Павлович, когда можно будет поговорить с вашим подопечным? - общий вопрос озвучил Варфоломеев. - Вам с Вашим подопечным мы не вправе помешать разговаривать, - пряча за игрой слов серьёзность ситуации, Милц продолжил, - у Якова Платоновича пострадали дыхательные пути, и... - он ёмко посмотрел на собеседника, - так скажем, сегодняшнее наложилось на уже пережитое... Ему лучше пока не разговаривать. Но! Вы к нему пройдите, а то он уже готов был выйти с нами! - шумно вздохнув, закончил доктор. - Анна Викторовна, Вы составите мне компанию? - Пётр Александрович протянул ей руку. - Так странно, тело и сознание словно существуют порознь... Тело - как кандалы... - Яков лежал на спине, тело наслаждалось покоем, а сознание - работой мысли, - надо же вспомнилось! - и перед взором возникли сырые, холодные казематы, и опять он почувствовал забытый уже приступ удушья.       Бесшумно полумрак комнаты, созданный шторами на окнах, слева разрезал луч света. Он повернул голову. - Вот опять, сначала работает сознание, а потом тело. Так наверное и определяется болезнь, - ухмыльнулся Яков необычным мыслям. - Аня! - имя прозвучало внутри... - Яков Платоныч, рад видеть Вас. Не разговаривайте, - начальник пожал руку Штольману. - О! Я рад! - моментально среагировал он на крепкое ответное рукопожатие. - Буду краток. Врачи поставили ограничение на первые сутки, - гость с улыбкой сел на придвинутый к кровати стул. - Я задержусь в Затонске. Работа организована. Ваше исчезновение, Анны Викторовны... Смерть Жана! - на последние слова Яков поднял руку. - О Жане? - уточнил Варфоломеев, на что получил подтверждающий жест. - Выглядело всё, как самоубийство, сбросился с набережной в Неву. На лёд! Его снегом присыпало, так бы и лежал, да дворник нашёл. Мы естественно отработали: нашли мальчугана, видевшего рядом с Жаном перед самым прыжком даму, быстро покинувшую место на набережной, - комнату опять осветил луч из приоткрытой двери: Глафира Тихоновна принесла поднос. - Покормить бы следовало, родненькие, - заботливо прошептала она.       Мужчины продолжительно посмотрели друг на друга: - Думаю, это звенья одной цепи, - подвёл итог Пётр Александрович. - До утра!       Весь день Яков провёл на попечении жены: еда, лекарства, поцелуи...       Вечером его на мгновение охватило беспокойство, но услышав шум воды, понял, где она задержалась. Каково же было её удивление, когда она открыла дверь: он сидел, облокотясь о стол, с полотенцем на шее: - Яков?! - в ответ на возглас он сложил в молящем жесте ладони. - Ну что мне с тобой делать, - освобождая проход, сдалась Анна, и прикрыла дверь изнутри.       Яков ждал её, сидя на кровати. Их взгляды завели разговор... Он протянул руку... Взявшись за неё, Анна оказалась в кольце надёжных рук... Она же в свою очередь запустила пальчики в ещё влажные кудри на голове, прижавшейся к животу... - Гм? - она успела удержаться от вопроса, коснувшись его затылка, и наклонившись, в поцелуе коснулась макушки.       Своим молчанием Анна была солидарна с мужем, но воспользовалась словом, чтобы вернуть его в кровать: - Надо отдохнуть...       Его взгляд из-под полуприкрытых век с хитрецой устремился снизу вверх, в то время, как он сам медленно освобождался от халата. - Яков Платоныч! - неожиданно молчание было резко нарушено, когда она почувствовала, как ночная сорочка поползла вверх, оголяя её снизу, в ответ он лишь приложил вертикально палец к своим губам.       Они заснули в своей любимой позе на боку, он всю обнимал её сзади, даже прихватив ногой.       Анна проснулась от необычных ощущений - Яков впервые бессловесно беззвучно её ласкал: его губы скользили по волосам, поцелуями подкрадываясь к шее, завершая покусыванием мочки уха... Хрипло-сиплый звук пронзил ночь: - Ты... - его рука спустилась вниз, наслаждаясь округлостью живота...       Желание волнами захлёстывало обоих, уже её нога возлежала поверх его и он изнемогал от открытости позы, сдерживая себя от погружения. - Ты - моя жизнь... Вы - моя жизнь... Вчера я испугался потерять жизнь... - шершавый шепот был мил, но она накрыла его рот ладонью, принимая ею поцелуй за поцелуем... - Яков! - возвестила она выгнувшись, и пульсация захватила её.       Возвращение в действительность ознаменовалось тем, что она явно ощущала его возбуждение. Анна развернулась и приникла к губам, покусывая периодически то одну, то другую. Она видела его редкие движения бёдрами, но игнорировала их, и распаляя желание, устремилась вниз, прокладывая тропку из поцелуев. Замерев у самой цели, она медленно закружила язычком от центра, с каждым витком увеличивая соприкосновение гладкой головки и шероховатого языка. Простыня подсобралась в сжавшиеся кулаки...       Опасаясь за здоровье любимого, Анна пощадила его: плотно обхватив налитой ствол и ритмично, погружая его в себя, пока он, извергаясь, не устремился ей навстречу.       Первые сутки оставались позади.