И никакого нет смысла в жизни, кроме любви...

      Существенно похолодало, осень перевалила за экватор. Но картинка была ещё очень жизнеутверждающей: некоторые деревья сохранили свои разноцветные уборы, под ногами шуршал яркий ковёр, но самое главное, солнце появлялось каждый день. - Ну вот опять! - племянница в компании дядюшки чаёвничала. - Что, родная? - Пётр Иванович уловил беспокойные ноты в голосе спутницы, только что будучи совершенно спокойной. - Дядя! Ты же понимаешь, что я всё равно думаю о том вечере, о том что могло произойти... - Понимаю, Аннет! И Штольман понимает! - Знаешь, я иногда спрашиваю себя, а что если не было ни у кого никакого умысла? - И?... - Миронов младший с удивлением смотрел на Анну. - И... как только я подумаю об этом, то сразу вижу перевернувшуюся карету... и больше ничего! Я чувствую себя беспомощной, несостоятельной... - Вот удумала! У тебя сейчас другая задача, почитай до лета! - До мая, думаю, в первой половине мая... родится сын! - О! Александр Францевич уже научился определять кого ждёт будущая мать? - Ещё в Мелихово ко мне пришло ощущение этого, - и Анна улетела в своих мыслях туда, где она парила от счастья. - Барышня! Анна Викторовна! - Глафира вплотную подошла к молодой хозяйке и дотронулась до плеча. - Да? Да-да, что Глаша? - Анна с трудом вернулась из воспоминаний. - Вам письмо!       Взяв письмо, она ещё продолжала произносить про себя имя друга, как вдруг поняла, что именно его читает на конверте. - Дядя! Дядя! Это от Антона Павловича! - и без промедления её взгляд заскользил по строчкам.       Штольман старался возвращаться домой заблаговременно, до ужина. Чтобы уединиться на аллеях парка с любимой, и просто побродить, просто помолчать, просто безобидно полюбоваться ею.       На днях, уже в ночи, им пришлось звать Александра Францевича.       Доктор после осмотра заверил домочадцев, что причин для беспокойства нет, и обратился к Штольману: - Яков Платоныч, а Вы проведите меня до экипажа.       Яков знал, что послужило причиной недомогания Анны: его несдержанность. Изменения, происходившие в жене, будоражили его. Он заметил, что соски стали крупнее, ореолы увеличились и потемнели. Зная об их чувствительности, Яков позволял себе лишь любоваться ими в моменты близости, от которых они не могли отказаться. Анна памятуя об излюбленной ласки мужа, и желая сделать ему приятное, в тот вечер подвела его ладони под отяжелевшие груди, и он не устоял, позволив мимолётную ласку. И вот результат! - Яков Платонович! Думаю, что Вы и так всё понимаете. Во время беременности чувствительность у женщин обостряется... Анне Викторовне сейчас нужен покой и эмоциональный, и физический. Покой поможет привести тонус матки в норму. Спокойной ночи.       Анна сегодня как никогда ждала мужа, ведь у неё была замечательная новость. Как только он появился на аллее, она выпорхнула ему навстречу. - Аня! Аня! - Яков перешёл на бег. - Доктор прописал покой. - Со мной всё в порядке, - она прильнула к его губам. - О! Доктор Милц не знает, что ты и покой, это несовместимо, - Яков прижал её к себе и уже сам не отпускал манящие губы. - Знает-знает, потому и не возмущался. Уже всё хорошо! А сегодня стало ещё лучше! - она подхватила мужа под локоть и увлекла в глубину парка. - Позволь узнать, - Штольман пожирал её глазами. - Антон Павлович написал нам. Он вернулся из Европы, в этот раз что-то не сложилось у него в поездке. Хотя он был и в Вене, и в Милане, и в Париже. Он вернулся раньше намеченного, и рад, что в ближайшем времени никуда не нужно будет выезжать. Его огорчает лишь только кашель. Мария Павловна затеяла ремонт. Они с теплотой вспоминают о том времени, когда мы были там, - и она внезапно замолчала. - И мы, - Яков скорректировал движение в сторону скамейки. - Угу, - борясь с подступившими слезами, Анна кивнула головой. - Анечка, я вспоминаю о том времени с благодарностью и теплотой, - он усадил её к себе на колени, - но мы же знали, что это временно. - Да, я всё понимаю, - смиренность сквозившая в голосе, делала её такой беззащитной, что он откинулся назад, привлёк к себе, и поглаживая, погрузился с ней в воспоминания о не так давно минувших днях. - Яков, знаешь, это письмо - добрый знак. Мне днём было тревожно. А тут оно. - Тревожно? - Не стоит внимания. Я знаю, всё будет хорошо! - и она уткнулась ему в шею, наполняясь его ароматом, и с нежностью поглаживая поверх лацканов пальто.       Штольман мысленно обратился к другу: - Антон Павлович, благодарю судьбу за нашу встречу.