И никакого нет смысла в жизни, кроме любви...

- Антон Андреевич сразу уехал, дела служебные, - спокойно заявил Штольман, вернувшись в гостиную. - Очень жаль, очень жаль! - прощебетала Мария Тимофеевна. - Хороший молодой человек! - благодушное настроение хозяйки дома можно было объяснить и благополучным завершением дневного напряжения, и определённостью с доктором, и тем, что счастливая дочь была рядом. - И кто бы мог подумать тогда, что появившийся в городе внезапно на излёте лета господин полицейский, опытный зрелый мужчина, составит счастье моей дочери! - пригубив бокал, Мария Тимофеевна провожала взглядом зятя. - И судя по всему, влюбится сам, пронесёт эту любовь через годы, и вернётся за любимой женщиной! - её глаза увлажнились, последовал глубокий вздох, и вдруг - вопрос: - Всё хорошо? - Виктор Иванович склонился к своей жене. - Всё прекрасно! - восхищённый взгляд был устремлён на мужа. - А Вы, Яков Платонович, ничего не хотите мне рассказать? - как только закрылась дверь, Анна перешла в наступление, пытаясь удовлетворить своё любопытство. - Не хочу, сегодня не хочу, - хват сильных рук взял её в плен.       Её ладошки заскользили по плечам, предплечьям, напряжённой шее, и она почувствовала, как стало уходить напряжение последних часов. - Тогда спать, - покладисто согласилась жена.       Он заметил, что с некоторых пор у Ани появилась любимая поза: она прижималась спиной к его груди, и повторяла изгибы его тела, лежащего на боку. Ему же было комфортно обнимать её сверху рукой, и даже ногой, словно вбирая в себя. Но в последнее время он сдерживался от подобных жестов, опасаясь своей тяжести.       Ночь полноправно вступила в свои права, но Штольману не спалось. Размеренное дыхание Анны, сложенные по детски ладошки под щёку, дарили ему спокойствие, но пережитый днём ужас, потерять их, не отпускал его. Яков бережно прижал ладонь к её животу. - Мы должны жить! - в голове забилась мысль, и он вспомнил, как зайдя в комнату после ухода доктора, ничего не говоря, опустился перед кроватью на колени, обнял Анну за бёдра, прижался к животу и затвердил речитативом про себя, - вы должны жить!       Трансформирование фразы объяснялось вечерним событием, но разобраться с происходящим, Штольман решил завтра, днём. Наступившее моральное успокоение даровало отдых и телу: он заснул.       Проснулся Яков, когда Анна пыталась занять прежнее место. - Надо же, не почувствовал, когда она исчезла, - удивился он, - значит крепко спал! - довольно потянувшись, открыл приглашающе объятия, - иди сюда... - Вчера на прогулке не могла надышаться ароматами... - устраиваясь, поделилась она. - Так вкусно пахнет тёплой землёй, ягодами, грибницей... Хочу подышать с тобой! - и обернувшись, она поймала внимательный взгляд, - и ещё хочу... - Аня взяла его ладонь и положила себе внизу живота, - её глаза искрили, в его же - скакали вопросы. - Доктор сказал, что всё в порядке, - и она направила его руку в нужном направлении.       Его ладонь в поглаживающих движениях то исчезала, то появлялась меж её ног. Чувственный взгляд затуманился желанием. Яков распалял своё желание, пальцами нащупывая полные губы, лишь ткань мешала проникнуть меж них. Одним движением преграда была устранена, и вот он, приоткрывая их, ощущает её сок. - Что ты творишь?! - последовал возглас восхищения, как только её нога взлетела на его бедро, и настала очередь, уже себя освободить от пут.       Яков наслаждается открытостью позы, позволяя себе ласкать жену, не погружаясь. Их взаимные движения становятся интенсивнее, и она шепчет: - Войди...       Комната наполняется стонами от удовлетворения жажды обладания. Его пылающий орган охватывают ритмичные импульсы, он вторит им, раз за разом двигаясь навстречу, и не покидая тесных объятий, затихает.       В окно проникает любопытный лучик солнца.