Связанные

      — Йо.       Йо сквозь сон промычал что-то нечленораздельное и перевернулся на другой бок. Он слышал, как кто-то звал его, сквозь сон, но затруднялся вспомнить, кому принадлежал этот мягкий чарующий голос. Размытые образы сна ускользали, как песок сквозь пальцы, и реальность просачивалась сквозь щель родниковым ручьём.       — Йо, проснись. Ты нужен мне, Йо. Проснись. Пожалуйста.       Этот голос никогда не опускался до мольбы. В его нежности заключалась особая твердыня, отражающая суть его несгибаемого обладателя. Йо подорвался с футона, заспанно оглядываясь по сторонам и пытаясь сообразить кто он, где и что здесь делает. Постепенно перед глазами стало проясняться: он дома, в арендованной бывшей гостинице с горячими источниками. Он здесь, потому что месяц назад Хао стал новым Королём Шаманов, и битва окончилась в пользу людей, на какое-то время.       — Старший брат? — Йо протёр глаза и широко зевнул, оглядываясь по сторонам в поисках говорящего. Хао сидел под окном и смотрел на него как-то вымученно, загнанно. Йо никогда бы не подумал, что его брат, всегда сильный и уверенный в себе, может выглядеть так беспомощно. Тем более, он не ожидал, что Хао так скоро покинет свою Обитель, чтобы прийти к нему.       — Йо, — Хао произнёс его имя, словно получил вожделенную панацею от недуга. Всего несколько секунд, и Йо оказался стиснут в крепких объятиях подневольного близнеца, ищущего в нём своё утешение. Парень откровенно растерялся: он не представлял, что Хао способен на такое выражение своей привязанности к нему.       — Что случилось? — Йо несмело обнял его в ответ, мягко поглаживая по спине и разбирая необычно спутанные волосы. — Хао, что с тобой?       Хао молчал, всё сильнее и крепче обнимая брата. Йо не сопротивлялся и дарил свои объятия тоже, надеясь, что то одиночество, что навалилось на близнеца, отступит и позволит ему выговориться. Не разжимая рук, Йо попытался подвинуться вместе с футоном к стене. Хао не мешался, но и не помогал: он просто отказывался отпускать брата хотя бы на секундочку, словно тот был для него всем самым главным, необходимым для жизни и дыхания прямо сейчас, пока он здесь.       Йо аккуратно опёрся лопатками на холодную стену онсэна и позволил Хао рассесться на нему и уткнуться носом в свою шею. Из-за схожей комплекции они походили на большой человеческий клубок, настолько тесна оказалась их близость.       — Мне приснился кошмар, — тихо сказал Хао, не показывая лица. Йо не стал шутить или отпускать что-то беспечное в воздух, вместо этого он, затаив дыхание, внимательно слушал неожиданное откровение. — Это было моё прошлое, моя первая жизнь. Знаешь, я много пережил, и ты наглядно видел, чем обоснована моя ненависть к людям. Но иногда я вспоминаю то, что предпочёл бы забыть навсегда, ведь тогда я начинаю ненавидеть себя больше, чем остальных людей: ненавидеть свою юность, глупость, доверчивость…       Йо не перебивал. Он продолжал всё также гладить его по спутанным волосам и дышать с ним в такт, стараясь немо облегчить его страдания. Хао говорил медленно, негромко, так, что были слышны звуки улицы и стрекот первых весенних птиц, не спящих ночью.       — Я покажу тебе, — Хао поднял руку и положил два пальца на лоб Йо, не отнимая своей головы от чужой шеи, которую он щекотал своим тёплым, до странности живым, дыханием. — Если хочешь, я покажу. Если ты захочешь увидеть, разделить со мной…       — Хочу, — Йо немного наклонил голову вперед, словно подтверждая прикосновение. — Чтобы я ни увидел, братец, чтобы ты ни пережил, я хочу помочь тебе почувствовать себя лучше.       Хао сомневался всего секунду: Йо слышал, как в тишине гулко ударилось его сердце о рёбра. «Странно, — подумал Йо, — разве Хао должен быть настолько реальным, если он стал Королём?» Веки его смежились, и Йо провалился в потёмки чужой души, где осколками сияли болезненные воспоминания.       Его звали Тадамото, и он был оммёдзи.       — Приходи сегодня в мои покои, Маппа Додзи, — говорил он заискивающим тоном в чужое ухо, что ни у кого из окружающих не оставалось сомнении в наличии особого подтекста, о котором не принято говорить.       — Бедный мальчик, не знающий любви. Я лично займусь твоим обучением, — он словно жалел его: брошенную и почти сломленную сироту, погруженную в пучину внутренних и внешних демонов. А маленький Маппа только и мог думать о чужой силе, стискивающей его душу в капкан, не замечая переглядываний и тихого сглатывания Дайтаро, второго ученика оммёдзи.       Маппе незачем было отказывать тому, кто дал ему кров, пищу и одежду. К тому же, маленький Маппа не слышал мыслей Тадамото, и это было для него глотком свежего воздуха, после того дара-проклятия, что подарил ему демонёнок Охачие. Он пошёл, и любовь оказалась для него новой, плотской, немного страшной.       Руки по всему телу, красивые слова и немного боли. Он был слишком юн, чтобы вкусить всё наслаждение, но впитывал позабытое чувство ласки как губка. Ему нужно было ощутить себя настоящим, не сыном лисы, как его назвали долгие месяцы, а кем-то большим, чем человеком. Тадамото обращался с ним бережно, и пускай маленький Маппа разочаруется в недалёком будущем, а позднее и вовсе узнает, что то не была настоящая любовь, а всего лишь плотское желание, но в тот миг он доверял человеку, подавшему нищему каплю доброты.       Там, в покоях оммёдзи, он походил на марионетку с подвязанными ниточками к конечностям. Его осыпали шуршащей обёрткой из похвалы и лести, и маленький Маппа, не имея возможности усомниться в словах своего спасителя, невольно верил и проникался уважением к этому сильному человеку. Его ласкали, обнимали, показывали значимость, пускай языком тела, но этого хватало, чтобы сердце маленького Маппы наполнялось теплом — он мог задуматься над тем, что нашёл дом, нашёл тех, кто понимает его.       Оттого разочарование оказалось сильнее. Предательский удар прямиком в спину, в сердце, в душу, когда карты вскрылись и люди скинули свои дьявольские маски. Всё обернулось хаосом и пламенем из бесконечной череды смертей и трагедий.       Его звали Тадамото, и он был оммёдзи. Он стал тем, кто оставил на Хао свой неизгладимый след прошлого на его теле. Погрузил его в пучину порока.       Йо открыл глаза, а Хао всё также сидел на нём, то ли задремав, то ли просто притворяясь спящим. Не было ощущения запятнанности, было чувство опустошения и грусти, словно из него высосали всё, что составляло его суть.       — Тебе не за что себя ненавидеть, — прошептал Йо поверх головы Хао. Он поцеловал его в макушку и снова погладил по волосам, будто этот жест мог всё исправить. — Тебе не везло на людей, которым можно доверять. Всё кончилось, Хао. Всё это в прошлом. Теперь ты в надёжных руках.       Хао поёрзал, но его напряженные плечи немного расслабились, а сам он, казалось, резко выплюнул воздух из лёгких, сдерживая всхлип.       — Я не предам тебя, — Йо слабо улыбнулся, и пускай Хао не видел его печальную улыбку. — Я никогда не предам тебя.       Настало время замести эти следы.