Если бы я мог вернуться в прошлое

      Цзян Чэн был свидетелем того, как его брат убивал Вэнь Чао. Он думал, что никогда в жизни не сможет забыть те леденящие кровь вопли, когда Вэй Ин пытал его, но это точно нельзя было сравнить с душераздирающим криком самого Вэй Усяня, когда он осознал, что натворил. Цзян Ваньинь и несколько Вэней поспешили к воротам, когда услышали, как некоторые ученики Лань говорили о том, что Старейшина Илина явился на встречу к Лань Цижэню. Он знал, что добром это не кончится, ведь в том демоническом существе, окутанном тенями, не осталось ничего от его брата. Он знал, что Вэй Усянь тяжело воспримет известие о Лань Ванцзи. Цзян Чэн никогда не был в состоянии расшифровать то, о чём он думал, но когда дело касалось Ванцзи, Вэй Усянь становился ещё более раздражающим, более настойчивым, более навязчивым. Особенно это стало заметно после того, как они воссоединились спустя три месяца. Вэй Усянь был холоднее, жëстче и намного грубее с Лань Ванцзи, чем с кем-либо другим. С Цзян Чэном и А-Цзе он шутил и смеялся как раньше, хотя ни один из них полностью не купился на его фальшивые улыбки. С Ванцзи, однако, Вэй Усянь даже не пытался продолжать притворяться. Каждый раз, когда они оказывались рядом, Вэй Ин становился невероятно агрессивным и легко поддавался гневу. Он намеренно спорил с Ванцзи и провоцировал его. Достаточно сказать, что Цзян Чэн никогда по-настоящему не понимал их сложных отношений. В конце концов, Цзян Ваньинь ожидал, что Вэй Усянь, вероятно, будет поражён, но он точно не мог подумать, что брат воспримет это настолько тяжело. Вэй Усянь лежал на земле, вцепившись в свои волосы с такой силой, что было удивительно, как он до сих пор не сорвал их, и его крик… Цзян Чэн хотел бы никогда больше не слышать ничего столь ужасающего. Другие заклинатели выглядели не менее удивлëнными. — Вэй Усянь, — начал Цзян Чэн. — А я и не знал. Цзян Чэн, я не знал. Я никогда… Ты ведь мне веришь, правда? Я никогда не мог подумать, что Лань Чжань сделает это.       Прежде чем Цзян Чэн успел что-то ответить, Вэй Усянь резко повернулся к Лань Цижэню. — Старейшина, я говорю правду. Я не знал. Поверьте мне. Я не знал. Я… — его умоляющий тон за мгновенье сменился сердитым криком. — Зачем Лань Чжань это сделал? Вы правы. Я этого не заслуживаю! Тогда какого чëрта он так старался мне помочь? Я никогда не просил его об этом. Я ни во что не ставил его мнение. С какой стати ему помогать кому-то вроде меня? Да что с ним такое? Что, в конце концов, не так со всеми вами? Почему вы его не остановили? — Лань Цижэнь ничего не ответил, лишь продолжал смотреть на Вэй Усяня взглядом, от которого Цзян Чэну стало не по себе. — Почему никто из вас не остановил его? — сдавленный всхлип. Цзян Чэн не знал, что делать. Он никогда ещë не видел брата в таком состоянии, даже после падения Пристани Лотоса. — Я убил его. Я убил его. Я убил его, — напевал себе под нос Вэй Усянь, и с каждым произнесëнным словом его голос становился более безумным. — Молодой господин Вэй, — четвëртый дядя сделал шаг в сторону Вэй Усяня, но тот мгновенно отполз назад. — Нет, не подходите ко мне! — Молодой Господин Вэй… — ЗАМОЛЧИТЕ ВСЕ! — Вэй Усянь попытался сделать несколько глубоких вдохов, но его грудь словно обожгло изнутри. Он закрыл глаза и вспомнил один момент в резиденции ордена Ланьлин Цзинь. Тогда он тоже почти потерял контроль. Он бы разорвал Цзинь Цзысюня на куски на глазах у всех людей, потому что знал, что никто из них не посмеет вмешаться. Никто, кроме одного человека. — Вэй Ин, — позвал Ванцзи. Из всех людей, собравшихся в зале, которые были старше, мудрее и намного опытнее, Лань Ванцзи был единственным, кто постарался остановить Вэй Усяня.       «Вэй Ин, опусти Чэньцин.»       И Вэй Усянь подчинился. Он не знал, что такого было в Лань Ванцзи, что заставляло успокоить хаос в его голове, но с тех пор, как он занялся освоением тëмного пути, даже когда они ссорились, только рядом с Лань Чжанем он мог сохранять ясность ума.       «Нет. Успокоиться!» — приказал Вэй Усянь вопящим голосам в своей голове.       Он выпрямился, провëл руками по лицу и открыл глаза. Никакого намëка на его прежнее безумство не осталось. Затем, к всеобщему удивлению, Старейшина Илина пал ниц перед Лань Цижэнем. Вэй Усянь слышал удивлëнные вздохи собравшихся, но не обращал на них никакого внимания. — Вэй Ин глубоко сожалеет о потере, которую понëс орден Гусу Лань. Вэй Ин примет наказание, — его голос был хриплым, но, тем не менее, он звучал ровно и контролируемо. Вэй Усянь не жалел о том, что ранил и убил других заклинателей. Но Лань Чжань… Это была единственная потеря, за которую Вэй Ин обязан был заплатить кровью. Он знал, о чëм говорил. За такое серьëзное преступление не годилось ничего, кроме дисциплинарного кнута. Он также знал, что, хотя он и просил наказания лишь за убийство Лань Чжаня, Лани накажут его и за все остальные смерти. Неважно, сколько ударов ему придëтся вытерпеть, этого всё равно будет недостаточно для него.       Цзян Чэн сделал шаг к своему брату. Что же такое он говорил? Неужели он действительно сошëл с ума? Вместо того чтобы уйти, он просил наказания? Неужели он действительно думает, что сможет вынести удары дисциплинарным кнутом? Все Старейшины смотрели на Лань Цижэня, и напряженность на их лицах ясно давала понять, что они хотели, чтобы Старейшина Илина был наказан. Вэй Усянь лежал неподвижно, прижавшись лбом к земле. Лань Цижэнь и Старейшины были погружены в какой-то безмолвный разговор. Цзян Чэн заранее понимал, что исход будет не в пользу его брата. — Ты осознаëшь всю тяжесть своих преступлений, Вэй Усянь? — спросил Лань Цижэнь. — Вэй Ин осознаëт.       Я убил Лань Чжаня. — Ты сожалеешь о своих деяниях? — Да, Старейшина Лань.       Только не о тех, что вы думаете. Я сожалею о том, что убил Лань Чжаня. Сожалею о каждом оскорблении в его сторону, каждой насмешке над ним. Меня не волнует ни один другой падший от моих рук. — Ты готов принять наказание за пролитую тобой кровь? — Вэй Ин согласен.       Я заслуживаю все страдания мира за то, что погасил самый яркий свет.       Лань Цижэнь вздохнул. В его голосе не было никакого удовлетворения от того, что Старейшина Илина сдался так легко. Он посмотрел на Вэй Ина, сидящего перед ним. — Хорошо. Проводите его внутрь, — сказал он одному из учеников. — Пока мы не решим, какое наказание ты получишь, ты будешь оставаться под пристальным вниманием, — обратился он к Вэй Усяню, на что тот слабо кивнул. Негодование в его теле бушевало против необходимости подчиняться такому приказу. Кто такой этот Лань Цижэнь, чтобы задерживать его? Он мог бы уничтожить их всех, и он бы давно это сделал, если бы не Цзян Чэн. Почему он позволял им запереть себя, как пойманного зверя? Вэй Усянь закрыл глаза, борясь с искушением пролить ещë больше крови, вспоминая тот тихий голос. Вэй Ин.       Лань Чжань. Всë это ради Лань Чжаня. Он должен был остаться и заплатить за убийство Лань Чжаня. Вэй Усянь покорно последовал за одним из заклинателей. Ирония судьбы заключалась в том, что он отказал Лань Чжаню, когда он просил вернуться с ним в Гусу, полагая, что тот хочет заключить его под стражу на всю жизнь, а теперь он добровольно сдавался. Был бы Ванцзи ещë жив, если бы Вэй Ин тогда всë же согласился? В любом случае, было уже слишком поздно. — Вэй Усянь, — Цзян Чэн схватил его за запястье. Вэй Усянь слабо улыбнулся ему и убрал чужую руку со своей. — Всë в порядке, Цзян Чэн. Я должен это сделать. — Молодой Господин Вэй, — позвал четвëртый дядя. — Я должен это сделать, — повторил Вэй Усянь.       За ту жизнь, которую я отнял, даже самого страшного наказания не будет достаточно. — Позаботьтесь о Яблочке, пожалуйста, — попросил Вэй Ин у одного из учеников, на что тот кивнул в знак согласия. Уходя, он даже не оглянулся на тех, кто остался позади.

***

      Вэй Усянь не сопротивлялся, когда ученики Лань пришли за ним на третью ночь его нахождения под стражей. Он использовал своë время в уединении, чтобы подавить бушующую в нëм ненависть. На этот раз она была направлена на него самого. Он знал, каким будет его наказание и не хотел рисковать тем, что может потерять контроль, когда боль станет невыносимой. Это была боль, которую он заслужил, боль, которую он был обязан принять.       Он позволил заклинателям отвести себя в дисциплинарный зал. Он отметил, что достаточно большое количество людей в белых одеяниях пришли посмотреть на это зрелище. Все они хотели увидеть, как их праведный клан свергнет Старейшину Илина. Неужели эти дураки не понимали, что он был здесь лишь по своей воле? Цзян Чэн и четвëртый дядя стояли справа от него. Было заметно, как сильно Цзян Ваньинь стиснул челюсть. Его правая рука крепко сжимала Цзыдянь, а левая была спрятана за спиной. Четвëртый дядя выглядел убитым горем. «Им не следовало приходить», — подумал Вэй Усянь. Вдруг его губы скривились в улыбке. — Пришëл посмотреть, как я наконец получу по заслугам, Цзян Чэн? — провоцировал Вэй Ин. Цзян Чэн как обычно проигнорировал его, но Вэй Усянь всë же заметил, что после этих слов брат ещë больше напрягся. Может быть, ему не стоило бросать эту фразу. Он опустился на колени перед Лань Цижэнем и несколькими Старейшинами, стоявшими у входа. — Вэй Усянь, ты здесь для того, чтобы добровольно принять наказание, не так ли? — начал Цижэнь. — Да. — Ты знаешь, в чëм твое преступление? — Да. — Ты раскаиваешься? — Больше, чем вы можете себе представить. — Очень хорошо. В таком случае, за семнадцать жизней, которые ты отнял, ты получишь семнадцать ударов дисциплинарным кнутом.       Услышав это, Вэй Усянь с удивлением поднял голову. — Что значит «семнадцать»? А как же Безночный Город? Лань Чжань?       На лице Лань Цижэня отразилось удивление, вызванное вопросом Вэй Усяня. Он подозревал, что тот хотел получить наказание исключительно из-за Ванцзи. В ту ночь Цижэнь поверил Вэй Усяню, когда тот сказал, что понятия не имел, что Лань Чжань так поступит. Его племянник никогда не говорил напрямую о своей привязанности и преданности. Он всегда был таким, с самого детства, поэтому Лань Цижэнь не винил Вэй Усяня за то, что тот так и не заметил его чувств. Он также видел, как Вэй Ин ломался прямо на его глазах. Такую реакцию нельзя было подделать, несмотря ни на что. Ничто не могло наказать Вэй Усяня более сурово, чем то, что он делал с самим собой. Лань Цижэнь никогда не думал, что Вэй Усянь испытывал хоть какие-то чувства к Ванцзи, но увидев его реакцию, он понял, что ошибался всё это время.       «Семнадцать ударов дисциплинарным кнутом», — потребовали Старейшины. На спине Вэй Усяня не останется живого места. Лань Цижэнь не хотел, чтобы ему вынесли столь суровое наказание, которое больше походило на пытку. Но он также понимал, что Совет не допустит такого вопиющего нападения без возмездия. Во время заседания Совета ему не раз приходилось напоминать себе, что не стоит поднимать вопрос о том, что именно из-за их неуважения к Ванцзи Вэй Усянь начал причинять им серьëзный вред. Должен ли он был просто сказать Вэй Усяню, где находится Ванцзи? Правила клана не позволяли вести себя гордо, но разве не гордость заставляла его так сопротивляться просьбам Вэй Усяня? Наверное, ему тоже следовало задуматься о своей дисциплине.       Должно быть, он слишком долго молчал, потому что за него ответил другой Старейшина. — Мы пришли к выводу, что в Безночном Городе вас спровоцировали. Мы тоже виноваты в том, что там произошло. Вы будете наказаны только за неспровоцированное нападение.       Вэй Усянь не знал, что на это отвечать. Неужели ты настолько жалок? Голоса насмехались над ним. Неужели ты собираешься просто позволить им наказать тебя за то, о чем ты даже не сожалеешь? Вэй Усянь заставил себя не обращать на них внимания. Он позволил этому случиться только ради Лань Чжаня. Каждый удар кнута будет его наказанием. Семнадцать ударов дисциплинарного кнута были ничтожным наказанием за то, что он забрал жизнь Ханьгуан-цзюня. — Вэй Ин принимает наказание. — Семнадцать ударов дисциплинарным кнутом за семнадцать отнятых жизней, — объявил Лань Цижэнь.       Вэй Усянь позволил ученикам Лань поднять его на ноги и снять с него верхнюю одежду. Как только он оказался в нижнем одеянии, его снова толкнули на колени. Может быть, в конце концов, боль, терзающая его изнутри, сравняется с физической. Он наслаждался этой мыслью. — Приступайте.       Первый удар.       Вэй Усянь почувствовал, как хлыст вонзился в его плоть, и его разум затуманился от боли. Хорошо. Пусть будет больно. Голоса с негодованием боролись внутри него, стараясь вновь подчинить его сознание себе, но Вэй Усянь упрямо игнорировал их. Он заставил себя вспомнить тихий голос Лань Чжаня. Почему он не слушал его тогда, когда это было важнее всего? Но там, в Безночном Городе, ему казалось, что он стоит под водопадом. Он слышал только оглушающий рëв в собственных ушах. Он был не в состоянии услышать его из-за этого занавеса ярости и негодования, обрушившегося на него. Лань Чжань поплатился за то, что несмотря ни на что пытался достучаться.       Второй удар.       Он думал, что знал Лань Ванцзи лучше, чем все сверстники во времена обучения в Гусу. После всего, что рассказал ему Лань Цижэнь, Вэй Усянь искренне засомневался, знал ли он его вообще. Ещë один приступ боли. Вэй Усянь был этому рад. Лань Чжань. Почему ты так много для меня сделал?       Третий удар. — Почему ты не можешь просто не лезть в мои дела, Ханьгуан-цзюнь? — он намеренно произнес этот титул как оскорбление, чтобы ранить. Если Лань Ванцзи заботился о нëм настолько, что не задумываясь отдал свою жизнь, то насколько больно ему было, когда он слышал эти слова?       Четвертый удар. — Почему ты такой педантный, Лань Чжань? Рядом с тобой даже дышать нужно правильно? — Лань Ванцзи слушал все эти слова не моргнув и глазом. Его лицо никогда не выдавало ни единой эмоции.       Пятый удар. — Вэй Ин, вернись в Гусу вместе со мной.       Вэй Усянь всегда считал, что это было для наказания, но теперь осознал, что ошибался. Если Лань Чжань действительно беспокоился о нём, разве он позволил бы причинить ему вред? Неужели тогда Лань Ванцзи просто хотел помочь ему?       Шестой удар.       Почему ты ничего не сказал, Лань Чжань? Ты должен был объяснить. Ты должен был взять меня за плечи и заставить выслушать тебя. Почему же ты этого не сделал? Почему же ты этого не сделал, Лань Чжань? Ну почему ты всегда был так чертовски спокоен? Нет. Это не моя вина, что ты не сказал ни слова. Я не возьму на себя ответственность за твой дурацкий характер.       Седьмой, восьмой и девятый удар обрушивались в быстрой последовательности.        «Но разве ты стал бы слушать, Вэй Усянь?» — спросил коварный голос. — «Разве ты бы поверил ему, даже если бы он так поступил?»       Конечно, он бы послушал. Вэй Усянь усмехнулся про себя, но сомнение тут же обрушилось на него тяжëлым камнем. Вэй Усянь был непреклонен в том, чтобы отталкивать Лань Ванцзи любым возможным способом. Он активно преследовал эту цель. Всякий раз, когда рядом был Лань Ванцзи, уютный туман рассеивался, и вместе с ясностью приходила боль. Вэй Усянь не хотел чувствовать ни боли, ни обиды из-за того, что ему пришлось жить без золотого ядра. Он также опасался, что Лань Ванцзи, как бы проницателен он ни был, узнает правду. Это было не то, что он мог себе позволить. В любом случае, фальшивые улыбки Вэй Ина никогда не срабатывали на Ванцзи. Ему не удалось бы его одурачить. Таким образом, они всегда оставались порознь. И каждый раз это с болью откликалось в его сердце.       Десятый удар.       Почему ты должен был быть таким хорошим, Лань Чжань? Зачем так стараться ради такого недостойного человека? Боль становилась всё сильнее. Белые одежды ученика, державшего хлыст, окрасились в красный. Он чувствовал, как кровь струйками стекала по его бедрам. Хорошо. Пусть болит, пусть кровоточит.       Одиннадцатый удар.       Бледный свет луны освещал помещение. В первый раз он увидел Лань Чжаня лунной ночью. Губы Вэй Усяня дрогнули в дрожащей улыбке, когда он вспомнил тот бой. Вэй Усянь никогда в жизни не видел никого прекраснее Лань Чжаня, сражающегося при лунном свете. Он выглядел совершенно неземным. Никто больше не увидит такой благодати. Вэй Усянь позаботился об этом.       Двенадцатый удар.       Он уставился на белые хризантемы перед собой. Они сияли в лунном свете, совсем как Лань Чжань. Как иронично выходило то, что он был наказан в месте, которое как ничто иное напоминало о Лань Ванцзи. У Вэй Усяня перехватило дыхание.       Тринадцатый удар. — Мне очень жаль, Лань Чжань, — прошептал он в темноту. Боль была безумной.       Четырнадцатый удар.       Прости, что причинил тебе боль.       Пятнадцатый удар.       Прости, что никогда не понимал тебя.       Шестнадцатый удар.       Мне жаль, что я никогда не смогу загладить свою вину перед тобой.       Семнадцатый удар.       Мне жаль, что я… Мне жаль, что я убил тебя.       Мне очень, очень жаль, Лань Чжань.       Прости меня.       Под лунным светом, задыхаясь от горя, с распоротой и покрытой кровью спиной, Вэй Усянь наконец понял, что он ценил Лань Ванцзи гораздо больше, чем когда-либо мог представить. Но было уже слишком поздно. Слишком поздно. Слишком…       Лань Чжань.