Ночи, в которые мы восхваляли Великий океан

      Когда Херон в следующий раз встречает императрицу, она ожидает его в саду.       В белоснежной ротонде, короне украшенных цветами и зеленью белых стен отвесных скал. Она выглядит прекрасно: строгий темно-синий костюм, пошитый по последнему писку моды, широкие белоснежные рукава, словно водопады обрамляющие кисти, мягкий волнистый воротник, растекшийся у горла и подчеркивающий мягкие формы изящной головы. Чёрные волосы, по обычаю, собраны строго и просто. По крайней мере, так кажется, пока ты не подходишь ближе и не замечаешь чудный узор тёмных локонов, что подобен застывшему во времени водовороту. — Джессамина, — мужчина окликает, не в силах ни сделать шаг, ни вымолвить любое иное слово. Колдуин мягко оборачивается, и сдержанное — холодное и строгое, как говорят остальные, — лицо окрыляет радость, пусть губы все ещё держат нейтралитет. Серконцу кажется, что он в невесомости, тело потеряло вес, и ноги не чувствуют твердой земли под собой, когда невидимая сила подталкивает ближе. — Письмо, — он выдергивает слова из глотки, когда она — прекрасный лебедь, неуловимая радость, — вот-вот да окажется в руках. — Письмо, это правда? — в ответ лишь кивок, но мужчина остается глухим к этому жесту. — Правда? — голос падает ещё ниже, и императрица повторяет — кивает дважды. Она смотрит на него так же заворожённо, как и он на неё. Ожидая, требуя реакции. — Правда? — Херон не стесняется, подходит в плотную, переплетая пальцы и чувствуя мягкий цветочный аромат, окружающий её прелестные волосы, когда головы прикасаются друг к другу. — Правда, — Джессамина наконец-то отвечает вслух, и уста плывут в улыбке, подчеркнутые стыдливым счастьем. — Правда, — Херон подтверждает тихо-тихо и самовольно отдаётся магии счастья, что так долго кружилась внутри. Сердце застучало быстрее, но душа, наконец, обрела покой.       Потерянность и неведомый страх колол пальцы с тех пор, как письмо — из которого он запомнил только: «я жду нашего ребёнка», — попало на утренний стол. Вмиг родной дом стал чуждым, а важные дела и любимые хобби — мельтешащими перед глазами мухами. Йаф так хотел заполучить ответы, так хотел увидеть, убедиться и просто-напросто обнять, да поговорить, что не мог ничего сделать.       Первый же корабль следующего дня плыл в столицу. — Я не могу поверить, — мужчина обнял императрицу, лишь после этого невзначай окинул окружение взглядом. Здесь было пусто, только пара стражников, скучающие, стояли там у входа. Отсюда их не видно. — Все семь запретов, ахаха, — смех сам родился в горле. — И-и как давно ты уже знаешь это? — Вскоре после твоего отплытия, — её тон не плещет счастьем, но казался Херону переполненным теплом. Женские тонкие пальцы подхватили сюртук сзади, поправляя, и выскользнули из-под рук, оставляя на едете с собой. Джессамина заглянула в глаза. — Я рада, что ты прибыл так быстро, — тихо призналась она. — Приплыл бы раньше, если бы не сильные волны. Я не должен был выпустить своих людей на воду, зная, что грядёт буря, но я не мог быть там и днём больше. — Океан волновался? — шепнула Джесс, продолжая их игру. С каждой секундой собранные губы все большое таяли лёгкостью. В его руках, быть волевой госпожой необязательно. — Или предвкушал, — оспорил Херон, поцеловав у корней волос. Толчок в подбородок намекнул, что стоит голову опустить. Серконец так и поступил, но вместо её мягких губ, получил только мороз по щекам. Джессасина удержалась от поцелуя и немного отстранилась. — Побрейся, для начала, — барон только закатил глаза. — Вы так жестоки, Ваше Высочество, — императрица не удержала тяжёлого вздоха. — Не сейчас, Рони. — Тяжёлый день? — Все дни теперь тяжёлые, — худенькая ладонь скользила по синему пиджаку явно неосознанно, ведь взгляд Колдуин до сих пор метался по его лицу. — Совсем скоро скрыть беременность станет невозможным. — Ты все ещё не объявила это? — А ты разве слышал насмешки и сплетни моряков и рабочих? Может быть, осуждение у себя за спиной? — Херон задумался. Глупый ответ на глупый вопрос. Действительно, объяви Сама императрица подобную известь, как острова взорвались бы обсуждением. И многие бы смотрели в его сторону с осуждением, да наготовленными клинками. — Знают только приближенные, — констатировала очевидное Джессаммна, все ещё стоя, прикоснувшись к самой себе и теперь смотря сквозь возлюбленного. — Что-то не так? — он привлекает внимание и туман обратился серостью её глаз. — Я все ещё не могу привыкнуть к этому. Столько… столько всего и сразу. — Ты хорошо себя чувствуешь? — Херон накрыл её ладонь своей. Женщина чуть шелохнулась, но не отошла. — Да. Сейчас все хорошо. Меня больше волнует, что будет дальше. Как отреагирует народ, аристократия? Как измениться жизнь после этого? Что нас ждёт? Они ведь обязательно догадаются, чье это дитя. Слухи уже и так давно гуляют меж уст. — Ты беспокоишься, что наши отношения пошатнут твою репутацию? — Не в обиду скажу — обязательно пошатнут. Аристократы Гристоля та ещё свора псов. Что уж там до иных влиятельных лиц, — Джессаммна уткнулась в его плечо. — Я так хотела для начала признать тебя императором-консортом. Уж тогда бы они спрятали зубы, — стоило именитому титулу проскользнуть в ушах, как Херон попытался спрятать глаза, положив свою голову на её плечо. Перспектива такой огромной власти пугала его, но есть мысль, что перепугала гораздо сильнее: — Ты… — выдохнул Йаф, обняв за плечи сильнее. — Нет, — Джесс оборвала мысль на корню, поняв барона с полуслова. — Нет, я бы никогда не сделала подобного с, — она выдохнула сквозь улыбку, — с нашей кровью и плотью. — и стоило радости родится в душе, как императрица продолжила. — Но подобная мысль меня посещала. — Дже-сса-ми-на! — Херон не смог сдержать улыбки и разочарования, с наигранной обидой тактом выговорив её имя. — Побереги меня. Не шути так, — за тихий смех серконец был готов отдать все деньги, и забыть все плохие мысли на белом свете. Мужчина снова поцеловал её лоб. — Пусть мир вокруг бушует, как Океан. Пусть все кричат, пусть ревут и плачут. Мне плевать. За всякой бурей следует мир и покой. И если такова цена за счастье — я готов её заплатить, чего бы это не стоило, — Херон вновь упустил голову ниже, зажмурившись от чужого дыхания, лизнувшего кожу, — потому что я люблю тебя, — императрице не нужно было отвечать. Мягкий поцелуй был яснее за любые слова. — Тебя очень не хватало, — призналась Джессамина, стоило прерваться. — Я заметил. Во второй раз даже щетина не стала помехой. — Забираю слова обратно, — дразнила женщина, когда Херон вновь прижал к себе (хотя особо и не выпускал). — Я люблю тебя, — выдохнул он.       Странная тень, стоящая на углу лестницы, попала на глаз. Йаф чуть приподнял голову, уставившись на наблюдателя. Он не узнал лорда-защитника из-за новой лёгкой формы. «Как быстро кончаются тёплые моменты», — подумал барон, как только их взгляды пересеклись. Когда Крамер чуть сдвинулся, пальцы сами по себе смягчили хватку, понимая, что сейчас Джессамина — милая и прекрасная, — перестаёт согревать любимого собой. Но лорд просто выпрямился и кивнул ему. Он закатил глаза и улыбнулся, когда плавным движение развернулся на месте и пропал за поворотом. Как долго он вообще там стоял?       Императрица и сама обернулась посмотреть, что же именно встревожило молодого отца. — Что-то не так? — спросила она, когда не заметила ничего особого за спиной и посмотрела на Херона. — Лорд-защитник только что ушёл. — Наверное, просто проверял, все ли в порядке, — предположила она и посмотрела в сторону ночного города. — Возможно нам тоже стоит пойти внутрь. Ты устал с долгой дороги.