Под небом голубым

За окном завыла сирена скорой и Йен резко проснулся посреди ночи от шума и какого-то мерзкого болезненного чувства в груди. В комнате было темно и тепло, Микки уютно свернулся калачиком в его объятиях, но что-то было не так. Йен ощущал эту неправильность всем своим телом, но постарался расслабиться и вернуться в сон. Чувство не проходило, и спустя две минуты он понял, что Микки, неподвижно лежащий рядом, был холодным. Последнее, что Йен запомнил — как нашаривал дрожащей старческой рукой телефон на загроможденном таблетками ночном столике, потом вспышка — парамедик пытается нащупать пульс на безжизненном теле Микки, еще одна вспышка — парамедик смотрит на него с сочувствием, а затем и беспокойством в усталых глазах. А потом последней яркой вспышкой — сильный удар по вискам и абсолютная темнота. Благословенное тихое и спокойное ничто, в котором он дезориентированно кувыркался, словно золотистая пылинка на ветру, пока пронизывающее до костей чувство не прошило его бесплотное тело и он потянулся за этим чувством изо всех сил. Мир существовал и не существовал одновременно. Где-то вдалеке пел Боб Марли, а голые пальцы ног облизывало что-то мокрое, теплое и настойчивое. Йен открыл глаза на тропическом пляже и чуть не захлебнулся бездонной синевой неба, парящего высоко над ним. Такого чистого, прозрачно-акварельного неба, в котором смешались самые красивые сине-голубые оттенки, он никогда не видел ни в Чикаго, ни на фотках Мексики, которые ему по старой памяти постоянно подсовывал ностальгирующий Микки. Йен не мог отвести глаз от этого завораживающего шелковистого полотна, пока мысли не прострелило очередной вспышкой паники. — «МИККИ!!» — одновременно взвыли все галлагерские синапсы и Йен подскочил с белоснежного песка как мяч, отбитый бейсбольной битой. Мозг лихорадочно просканировал окружающее пространство на предмет обнаружения маленького и злобного комочка, попутно отмечая густую тропическую растительность, высокие пальмы и бесконечный океан насыщенного аквамаринового цвета. Искомого комочка в поле зрения не наблюдалось и паника Йена уже начала формироваться в полноценное цунами, как вдруг из-за дальних кустов раздалось до боли знакомое хриплое: — Блядь! — и на свет божий вывалился безбожно ругающийся Микки Милкович в шортах и гавайской рубашке. Оторопевший Йен, которого словно парализовало всем произошедшим экшеном, сильно напряг глаза, чтобы рассмотреть галлюцинацию в деталях, и не менее безбожно заржал. С сочной задницы Милковича на одной клешне свисал краб ярко-голубого цвета и, похоже, не планировал ее отпускать до конца своей крабьей жизни. Спустя несколько минут потный и запыхавшийся Микки наконец-то произвел акт экзорцизма с помощью камня, найденного под ближайшей пальмой, которым незадачливый краб получил по черепу, отвалился и обиженно уполз назад в кусты. Сердитый голубой взгляд оторвался от пострадавшей ягодицы и наткнулся на Йена, все еще стоящего столбом и с лыбой до затылка. — Епта, Галлагер, ты дольше не мог там жопу мять? — возмутился Милкович и опасливо покосился на обманчиво безмятежные зеленые заросли. — Я тут уже дырку в кокосе собирался выдолбить, даже пучок рыжих водорослей для него нашел.... Не дослушав, что за ботаническое порно Микки тут собирался устроить в его отсутствие, Йен рванулся вперед и буквально снес ворчащего и шкворчащего, как кусок бекона на сковороде, Милковича с ног. Завалив несопротивляющееся тело на песок, он обцеловал это знакомое до мельчайшей морщинки лицо и уткнулся носом куда-то в родную шею, жадно вдыхая лучший запах в мире. — Кхе-пхе, — задушенно пролаял Микки и попытался скатить Йена с себя. Но тот прилип к нему, как паразит-симбионт и, похоже, не собирался отлепляться ни в этом столетии, ни в следующем. Впрочем, к чести рыжего, мыслительная деятельность вернулась к нему достаточно быстро и он уселся на Микки, сжав его ногами так, словно Милкович был диким скакуном, который вот-вот влепит ему копытом в лоб и ускачет в прерии за горизонт. — Ты же... Я же... Мы же... — попытался донести Йен свои размышления по поводу сложившейся ситуации, но сформулировать запрос ему никак не удавалось. Микки почесал слегка обгоревший нос плечом и вздохнул. — Да-да, мы умерли, отбросили коньки, двинули кони, склеили ласты, приоделись в деревянный макинтош и тд и тп. Галлагер, такое бывает, когда тебе под сраку лет. Вдуплянто? — сурово вопросил Микки мужа, который сидел и лупал на него ошалевшими глазами, как филин на развалинах. — Ебать тя в колесо Сансары, — пробурчал Милкович и нежно пнул коленом Йена под булки. Зеленый взгляд стал более осмысленным, но отпускать Микки никто не торопился. — Мы, типа, в раю? — спросил Йен, недоверчиво оглядывая местные красоты. — У Будды на хую, — пробурчал Микки и в ответ на озадаченный йенов взгляд доходчиво объяснил: — Скоро поймешь. Воздух справа от них тихонько хлопнул и из ниоткуда материализовался не кто иной, как Терри Милкович в одном лишь радужном парео, кокетливо повязанном на коренастых бедрах. Из-за уха у него свисал криво воткнутый цветок орхидеи наиядовитейшей расцветки. — Чего изволите, пидоры? — выплюнул он и махнул подносом, на котором стояли бокалы с дайкири. Лед в бокалах сталкивался и тоненько звенел, Боб Марли вдалеке тягуче пел свою Reincarnated Souls, и все это было так сюрреалистично, что Йен бочком сполз с Микки и уселся на песок. Впрочем, руку с fuck you из своей руки он так, на всякий случай, не выпустил. Терри же продолжал буравить их взглядом стервятника, которого лет десять держали в тесной клетке и кормили кормом для канареек. — Я прошу прощения, этот гражданин докучает вам? — раздалось откуда-то со стороны пальм и на пляж вытанцевал бодрый мужчинка с коктейлем, сильно смахивающий на какого-нибудь Луиса Педро Антонио из мексиканских мыльных опер. — Я семейный адвокат Рик Энкарнасьон. Если вы сейчас внесете ангажирующий платеж, я оставлю вашего оппонента без единого песо. Он оценивающе оглядел побагровевшего Терри с головы до ног и прищелкнул языком. — Парео, я думаю, мы тоже сможем отсудить. — Да ебать вас всех через колено, съебите уже отсюда во имя Вселенной! — заорал Мик и швырнул песком в Энкарнасьона, который кружил вокруг Терри подобно акуле, учуявшей кровь. Воздух услужливо хлопнул и от незваных гостей на песке остался лишь поднос с напитками да небесно-голубая визитка семейного адвоката с золотыми витиеватыми инициалами Р. Э. — Аллилуйя, мазел тов, — вознес хвалу небу оставшийся Милкович и нежно обнял Йена, пытающегося слиться с песочком в единое целое. — Ты в порядке? — обеспокоенно спросил он рыжего. Рыжий обеспокоенно кивнул. — Где мы, Мик? — Йен все никак не мог отпустить руку Микки. Все еще помнил то душераздирающее чувство, когда понял, что целую половину ночи обнимал мертвого мужа. — Ой да посрать, где мы, — Микки улыбнулся своей привычной лисьей улыбочкой и встал с песка, потянув Йена за собой. К себе. — Я тут немного поразнюхивал, пока ты там над моим морщинистым трупом драматизировал... короче, место тут клевое, пидоров, правда, много, но они все на другой стороне острова. А тут только мы и краб-извращенец, — добавил Мик, сплюнув в сторону возмущенно шевельнувшихся кустов. — Пошли, поспим, короче, — встрепанная темноволосая голова кивнула на аккуратное маленькое бунгало, виднеющееся за густым частоколом пальмовых стволов, и побуксировала их в нужном направлении. — На пляже, кстати, спать не советую, — авторитетно вещал Милкович, на ходу приобнимая Йена за талию. — Я тут как-то прикемарил под пальмой, проснулся от того, что меня мартышка ебаная в ухо трахнуть пытается, хоть бы кокосом сначала угостила, скотина. Йен лишь обессиленно моргнул и побрел, куда тащили. Поспать и правда не помешало бы.