Троица

1

Лань Сичэнь спал и видел сон. Ему снилось, что он идет по дороге, ноги покрыты пылью, на спине – небольшой узел, а на лице – синяки от падения; ему казалось, что все смотрят на него, таращатся на него, и каждый ведет себя так, словно, едва взглянув на него, знает о нем все, и он их ненавидит… Не поддаваться гневу, подумал Лань Сичэнь, знакомое правило немедленно всплыло в голове. Проблема не в гневе, мысленно возразила ему какая-то часть его разума. Проблема в том, почему тебя волнует, что они думают? Они всегда что-нибудь думают. Они осуждали его. Как они смели судить его? Он чего-то добился, стал хитрым, ловким и искусным, но всем было плевать, они осуждали его, они насмехались над ним… Смеяться без причины запрещено. О ради… он же как раз сказал, что они насмехались не без причины. Неправда! Он всего лишь сказал, что они насмехались, потому что несправедливо судили о нем, возразил Лань Сичэнь и мимолетно посмеялся над собой – спорить с самим собой во сне! Утром нужно будет записать этот сон и посмотреть, сможет ли он выяснить, что за разлад в его душе стал его причиной. И что они не достойны судить его. Мне казалось, "Высокомерие запрещено"? Ты цитируешь правила клана Лань мне? Прошу прощения, вы оба, он тут пытается думать! Я бы сказал, не думать, а носиться с мыслью... С этим Лань Сичэнь согласился. Он и в самом деле почти не расставался с этой мыслью, мыслью обо всех причиненных ему обидах, и с недоверием к целому миру. Думал и ходил, ходил и думал, постоянно… Как курица с яйцом. Он не похож на курицу. Что за хрень? Кто, гуй побери, сравнивает жажду мести с курами? Я просто хочу сказать, что в отличие от курицы ты можешь есть яйца... Лань Сичэнь проснулся, смеясь. Он все еще не понимал, в чем смысл этого сна, но все же отправился по извилистой тропе в Цайи – есть яйца. Он выдал это за внезапное желание.

2

С первого взгляда на цзинши Лань Сичэнь понял, каким будет этот сон. Он будет идти, медленно и печально, уже зная, что увидит: Ванцзи, стоящего на коленях перед домом матери. Всего шесть лет, слишком мал, чтобы понять, и все же столкнулся со столь ужасной утратой. Он подойдет к нему и возьмет его за плечо, пытаясь утешить, и тот повернется, и тогда Лань Сичэнь увидит его лицо – безучастный взгляд мертвых глаз, льющуюся изо рта кровь, и тридцать три отметины дисциплинарного хлыста, разорвавшие спину, и все же не это казалось самым страшным… Сон никогда не менялся. Лань Сичэнь двинулся вперед. Он шел, медленно и печально, и увидел маленького Ванцзи, и… Он похож на маленькую статуэтку! Лань Сичэнь остановился. Разумеется, это было правдой; когда в юности он думал о младшем брате, эта мысль много раз посещала его. Но обычно не в этом сне. Из дорогих, причудливый ход мыслей продолжался, совершенно нелепо. Тех, что можно купить только в больших городских лавках, все краснощекие и круглолицые, с глазами в пол-лица. Я всегда считал, они ужасно неестественны. Возможно, немного. Они страшные, очень страшные, подумала другая часть его разума. Давай лучше перейдем к той части сна, где вся эта кровь? Серьезно? Когда это происходит, он, по крайней мере, взрослый. Справедливо. Постой, погоди, вернись, с каких пор я боюсь кукол? Я не боюсь кукол. Как и Лань Сичэнь. Не кукол. Жутких неживых марионеток в виде кукол, которые почти как люди – но не совсем, которые двигаются, дергаясь и запинаясь, почти правильно – но не совсем, которые улыбаются и смотрят на тебя, когда двигаться они не должны... Хм. Очевидно, я боюсь кукол, ошеломленно подумала первая часть его сознания, и Лань Сичэнь согласился. Раньше он и не подозревал об этом своем страхе, но теперь, когда он об этом думал, это звучало весьма пугающе. Он очень надеялся, что в этом сне такие куклы не появятся. Он и без того был достаточно плох. Он вздохнул и собрался шагнуть вперед. А ты не можешь просто не подходить к нему? Что? Дельная мысль. Если ты уже знаешь, что спишь, нет смысла просто проходить через это. Но...Лань Сичэнь всегда шел. Это же его брат! Может быть, это жуткая кукла. Ты уверен, что можешь отличить? Ванцзи – не жуткая кукла. Кстати, почему они вообще заговорили о жутких куклах? Понятия не имею. Но, если речь идет о глупых мыслях во сне, это определенно почти так же глупо, как куры. Замечательно. Теперь Лань Ванцзи – сидящий там в этих своих белых клановых одеждах – превратился в цыпленка в пышном белом оперении. Лань Сичэнь надеялся, что теперь его подсознание счастливо. Нет, на самом деле это здорово. В Облачных Глубинах запрещено резать скот, верно? Что? Если он цыпленок, ему не грозит… Лань Сичэнь проснулся в ужасном разочаровании. (Тем не менее, лучше, чем обычный сон, подумал он.)

3

Он шел через лес, большими размашистыми шагами, пожирающими пространство почти как бег. Так много дел, и никогда не хватает времени, чтобы сделать все в срок – все всегда спешно, и лишь у мертвых есть время для сна. Он шел через лес, и луна над его головой, большая и яркая, тускло-красным светила в ночном небе, убийственная луна, предвещающая беду. Он ощущал на плечах ее гнет, словно тяжкий груз, словно ту силу, что никогда не покидала его; она была и другом, и врагом, любимой – и ненавистной, потому что указывала путь – и в то же время лишала его. Он шел через лес и думал про себя, почему в последнее время в его снах всегда было так много проклятой ходьбы. Ну вот, ты испортил все настроение, пожаловалась какая-то часть разума Лань Сичэня, и, если подумать, это вполне мог быть и он сам. А мне это нравилось. Мы двигались так быстро, это было почти как бегом. Это было вовсе не как бегом. Кстати, как тебе удалось остановить сон? задумчиво поинтересовалась еще одна его часть. Не успел ты сделать в нем и пяти шагов – и уже влезаешь с неуместными замечаниями. Осознанное сновидение. Это из-за луны? Я никогда не видел, чтобы она висела так низко или так угрожающе. Это не луна, это метафора. На самом деле все сны – метафоры, возразил Лань Сичэнь, но тут же захихикал. Но все-таки, погоди, взгляни на мгновение вверх – мне только кажется, или луна в самом деле будто смотрит на нас? У луны нет глаз, тут же ответил умный голос. У нее нет глаз, так что она не может… ладно, неважно, луна определенно смотрит на нас. И ее это злит. Потому что это не луна. Он недоумевал – неужели так трудно это понять? Луна рычит на нас! Это довольно трудно понять! Если это осознанное сновидение, можно ли его изменить? спросил Лань Сичэнь, безуспешно пытаясь заставить того себя, что во сне, двигаться, или спрятаться, или хоть что-нибудь сделать. Луна становилась все больше, довольно угрожающе, и это означало, что она приближается. Быстро. В самом деле, хорошо бы изменить что-то прямо сейчас… Я не хочу быть съеденным луной! Я не хочу быть съеденным проклятой луной! Хватит уже говорить, что это проклятая луна! Это не луна! Это просто Бася! Лань Сичэнь открыл глаза и разом сел на кровати, прямой как копье. – О нет, – произнес он.

4

Они встретились в Цинхэ, имевшем преимущество быть единоличным владением Не Минцзюэ, каковым еще не стал для Лань Сичэня Гусу, и которым, вероятно, никогда не станет для Цзинь Гуанъяо Ланьлин. – Хорошо, – заявил, входя, Цзинь Гуанъяо. Лань Сичэнь никогда не видел его таким расстроенным. – Кто из вас в ответе за куриную идею?! Не Минцзюэ закашлялся. – Я так и знал! – После этого я потратил много времени на анализ сновидений, – сказал Лань Сичэнь, поскольку, очевидно, они собирались обсуждать этот довольно серьезный вопрос, затрагивающий как его самого, так и двух его названых братьев, глупейшим из всех возможных способов, и, как ни странно, его это устраивало. – Я даже советовался с дядей. Не Минцзюэ снова закашлялся, правда, на сей раз это звучало менее смущенно и больше походило на то, что он (безуспешно) пытается скрыть смех. Даже Цзинь Гуанъяо перестал хмуриться и с трудом сдерживал улыбку. – В самом деле? – спросил он. – Ты рассказал... о курице? – Он считает, это говорит о желании обрести покой и остепениться, – признался Лань Сичэнь. – Он хочет внуков, – сухо заметил Не Минцзюэ. – Ты можешь видеть во сне что угодно, и он истолкует это как желание остепениться и обрести покой. Кстати об этом, не хотите ли оба присесть? Есть успокаивающий чай. Говоря об “успокаивающем чае”, в Цинхэ имели в виду очень специфический сорт, импортируемый с запада и юга, – считалось, что он способствует усмирению даже самого буйного нрава, и он совершенно определенно делался не из цветов. Однако, слегка опьяняя, он не оказывал на Лань Сичэня столь разрушительного воздействия, как алкоголь, и он с радостью принял чашку. – Итак, – сказал он некоторое время спустя. – Мы делим наши сны. – Судя по всему, так и есть, – согласился Не Минцзюэ. – Как нам прекратить это? – поинтересовался Цзинь Гуанъяо. – Я не знаю, как это началось, – сказал Лань Сичэнь. – И уж тем более – как это прекратить. Если только кто-то из вас не сталкивался…? Оба покачали головами. – Это может быть как-то связано с церемонией братской клятвы? – предположил Цзинь Гуанъяо. – Маловероятно, – ответил Не Минцзюэ. – На протяжении истории существовало множество названых братьев, – согласился Лань Сичэнь. – Если бы это было побочным эффектом, кто-то упомянул бы о совместном использовании сновидений, хотя бы потому, что это может быть весьма полезно… – Совместные сновидения? – нахмурившись, проговорил Не Минцзюэ. – Это тебя волнует? – Это полезно, но навязчиво, – сказал Цзинь Гуанъяо. Он хмурился, что редко делал на людях, – а в последнее время даже перед Не Минцзюэ. Открытие явно глубоко потрясло его. – Сны невозможно контролировать. Что, если один из нас начнет во сне, ну не знаю, убивать остальных? – Мы заранее условимся не обижаться, – заверил его Лань Сичэнь. – Как ты сказал, сны невозможно контролировать… – Против снов я не возражаю, – вмешался Не Минцзюэ. – Что до меня, я слышу ваши мысли. Оба развернулись и уставились на него. – Что? – спросил он. – А, у вас двоих это еще не началось? Ждите и предвкушайте. Это больно.

5

В конце концов они пришли к выводу, что это проклятие. Проклятие, конечно, было искажено, но все же сохранило характерные черты, и после некоторых исследований они даже смогли примерно определить, каким оно должно было быть изначально. – Почему оно так исказилось? – удивился Лань Сичэнь, глядя на исторические записи, которые они откопали в библиотеке Цинхэ Не. – Кто бы это ни был, возникновение между нами подобной связи явно не входило в его планы. – Думаю, Бася отклонила его, – сказал Не Минцзюэ, и Цзинь Гуанъяо с Лань Сичэнем обменялись встревоженными взглядами. Одно дело – знать, что твой названый брат владеет духовным оружием, к которому привязана его душа и о котором он иногда говорит как о человеке; но совсем другое – чувствовать эту связь, чужеродную энергию, денно и нощно проникающую в его череп, знать, что его осознанные сны вызваны постоянным ощущением этого постороннего присутствия, быть способным воспринимать сущность, которой была Бася, всюду сопровождавшая его, как призрак. Или, точнее, гуай. – Это должно было произойти во время или сразу после принесения клятвы, – продолжал Не Минцзюэ, как всегда, не обратив внимания на их беспокойство. – В тот момент наша ци текла параллельно, связывая нас между собой, и она могла распределить атаку между всеми нами. – Конечная цель подобного проклятия – свести человека с ума, в особенности тебя, дагэ, поскольку оно, кажется, поражает тебя первым и сильнее, чем прочих, – поморщившись, сказал Лань Сичэнь. – А учитывая печально известную склонность клана Не к искажению ци, они могли счесть, что это сойдет им с рук и никто их не разоблачит… как это мерзко. Тот, кто это сделал, должно быть, исполнен ненависти. – Или не имеет выбора, – сказал Цзинь Гуанъяо. Он крепко сцепил руки за спиной, впившись большими пальцами в запястья. Казалось, он мысленно повторяет "мерзко, мерзко, мерзко" – возможно, соглашаясь? Лань Сичэнь не мог сказать наверняка; проклятие действовало на него чуть медленнее, чем на его названых братьев. – Отчаявшиеся люди совершают отчаянные поступки. Не Минцзюэ, устремил на него сердитый взгляд. – Мэн Яо, что ты ... – начал он, но тут же нахмурился, явно отвлекшись. – Когда я так тебя называю, ты думаешь, это оскорбление? Цзинь Гуанъяо, столь же растерянный, уставился на него. – Ты делаешь это в знак уважения? – Мне совсем не нравится твой отец, – несколько озадаченно заметил Не Минцзюэ – говоря откровенно, его очевидное презрение к Цзинь Гуаншаню невозможно было не заметить. – С чего бы мне считать, что добавить его имя к твоему – это хорошо? Я предпочел бы почтить ту часть твоей крови, которой ты обязан своим умом, поскольку это явно не орден Цзинь. Цзинь Гуанъяо выглядел польщенным – или нет, он никак не выглядел, но Лань Сичэнь тем не менее отчетливо улавливал исходящее от него ощущение. Кажется, он достиг стадии восприятия чувств: Не Минцзюэ чувствовал себя несколько смущенным его реакцией, и оба они испытывали по отношению друг к другу бОльшую теплоту. Может быть, им стоит отложить лечение, мельком подумал Лань Сичэнь. Если это может помочь им восстановить… – Ни в коем случае, – в один голос сказали оба его названых брата. – Мы исправим это немедленно, – с нажимом произнес Не Минцзюэ, свирепо глядя на Лань Сичэня. – Немедленно, – согласился Цзинь Гуанъяо. Лань Сичэнь поднял руки, признавая поражение. – У меня уже есть кое-какие идеи по поводу решения этой проблемы, – сказал он. – Я не буду с этим тянуть, обещаю. – Хорошо, – сказал Цзинь Гуанъяо. – Я бы убил, чтобы избавиться от этого. – Кстати об этом, – сказал Не Минцзюэ, судя по всему, начиная злиться. – Вернемся к разговору об отчаявшихся людях и к тому, как ты планировал убить меня…

6

Лань Сичэнь всегда уважал Не Минцзюэ – как человека, как главу ордена, как друга, – но в последнее время, когда он в полной мере осознал, как сильно тот хочет убить почти каждого главу ордена вокруг – и все же не делает этого, уважение его достигло новых высот. То, что Бася полностью поддерживала это желание, совершенно не упрощало ситуацию. Цзинь Гуанъяо, который, как обнаруживал Лань Сичэнь, был гораздо более злонамеренным и порочным, чем можно было предположить по его милой улыбке, находил мелочную мстительность Не Минцзюэ совершенно уморительной. Как насчет этого? весело спросил он. Мы хотим его убить? дазлоубейуничтожь, пробормотала Бася. сейчаснемедленно. Пожалуйста, не убивай главу ордена Лю, сказал Лань Сичэнь. Он не думал, что Не Минцзюэ действительно сделает это, но ощущал необходимость озвучить свое мнение на этот счет. Не знаю, задумчиво отозвался Не Минцзюэ. Он как-то пытался заигрывать со мной. Это не преступление… Мне было десять. убейзлоуничтожь Тут я согласен с дагэ, вмешался Цзинь Гуанъяо. Просто убей их всех. Я могу обеспечить алиби. На самом деле он мог обеспечить шесть, и каждое, словно свиток, плавно разворачивалось в их общем мысленном пространстве – они нашли способ получить некоторую уединенность в мыслях, – и Не Минцзюэ мысленно фыркнул от смеха, даже несмотря на то, что Лань Сичэнь вздохнул. Представить только, что два его названых брата гораздо больше любили друг друга теперь, когда у них был доступ к тайным порочным мыслям друг друга – мыслям, которым Не Минцзюэ, следуя своим принципам, никогда бы не дал воли – до такой степени, что Цзинь Гуанъяо некогда сомневался, что они вообще у него есть; мыслям, которые, считал Цзинь Гуанъяо, будут отвратительны им обоим, но которые, казалось, даже нравились Не Минцзюэ – до тех пор, пока Цзинь Гуанъяо не предпринимал никаких шагов, чтобы осуществить их на деле. Ну что за два несчастья! – Никаких убийств, – строго сказал Лань Сичэнь, тщетно пытаясь скрыть тепло своей привязанности к ним обоим. Дядя повернулся и устремил на него неодобрительный взгляд. – Сичэнь? Лань Сичэнь осознал, что случайно произнес это вслух, и покраснел. – Прошу прощения, дядя. Я… Излагал правила ордена Гусу Лань! – ...размышлял над обязательством не отнимать жизни без необходимости, – сказал Лань Сичэнь, почти гладко закончив свою ложь. С тех пор как начало действовать проклятие, у него это получалось все лучше. Со самообладанием увы, дело обстояло гораздо хуже, и это было проблемой, поскольку он, очевидно, был среди них единственным, обладавшим подобающими нравственными устоями – у Не Минцзюэ были принципы, а это было совершенно не то же самое (понятие незаслуженного милосердия, казалось, озадачивало его, как и сострадание людям, поддавшимся обстоятельствам), а Цзинь Гуанъяо… Ну, он пытался. Иногда. В основном он лишь изображал старание. Примерно так же, по-видимому, большую часть времени поступал и Не Минцзюэ, так что… Лань Цижэнь с сомнением посмотрел на Лань Сичэня, но, кажется, удовлетворился объяснением и вернулся к медитации. Чем, предполагалось, должен был заниматься и Лань Сичэнь, но Не Минцзюэ в своей провинции разбирался с главами мелких орденов, в сопровождении комментариев Цзинь Гуанъяо (предположительно надзиравшего за чем-то в Ланьлине, но на самом деле скучавшего до смерти), и это было гораздо интереснее… Ты можешь заняться медитацией позже, мысленно сказал ему Не Минцзюэ. Я высоко ценю твою уравновешенность – как и мои советники. Я получаю множество похвал своему самообладанию. Благодари за это А-Яо, сказал Лань Сичэнь. Он у нас самый хитрый. Я такой, без тени смущения согласился Цзинь Гуанъяо. А дагэ – самый честный, и он ударил моего отца по лицу. При воспоминании об этом они вновь испытали блаженный миг ликования. Не причиняй вреда другим, наконец напомнил им Лань Сичэнь, хотя и неохотно. Избегай зла, отразил удар Не Минцзюэ. Не совершай необдуманных поступков! Не спорь со своей семьей, вскользь заметил Цзинь Гуанъяо. Ибо не имеет значения, кто победит. …ого. Туше, провозгласил Не Минцзюэ. А-Яо – запомни свои слова. Да, да, проворчал Цзинь Гуанъяо. Теперь я признаю вас обоих своей настоящей семьей; может быть, вы перестанете попрекать меня покушением на убийство? Нет, никогда, поскольку это был, похоже, единственный возможный способ выжать хоть каплю сочувствия из его (очаровательно) поглощенного собой названого брата. Как бы то ни было, в конце концов все обернулось к лучшему, не так ли? добавил Не Mинцзюэ. Он решил, что я ударил его, потому что выяснилось, что это он заставил наложить на нас проклятие. Только ты, дагэ, одним ударом способен добиться признания, весело сказал Лань Сичэнь. Это положительно несправедливо по отношению к двум другим. Да, дагэ. Оставь немного удачи для остальных. В свете заключения твоего отца ты исполняешь обязанности главы ордена Ланьлин Цзинь, напомнил Не Минцзюэ Цзинь Гуанъяо. Какой еще удачи тебе нужно? Спасибо, я добился этого упорным трудом. убейзлолжетЛЖЕТ ...Я отзываю свое заявление и убедительно прошу, чтобы Бася прекратила на меня таращиться. Пожалуйста. Не Минцзюэ подавился смехом. Лань Сичэнь рассмеялся. – А-Хуань, – сказал дядя. – Скажи на милость, что тут смешного? Лгать было запрещено, поэтому Лань Сичэнь просто... не собирался ничего объяснять. Вообще.