Не простит

— Да куда она опять подевалась?! — возмущается Макаров. — Только что ведь за столом сидела! Лаксус молчит. Он знает, что пока находится тут, Эльза сюда не вернется. А раз так… — Пойду я, старик, береги себя, — хлопает он деда по плечу и, придерживая шубу, собирается уходить. — Ты же только что пришел… — Устал, — Лаксус поднимает руку в знак прощания и размашистым шагом идет к выходу. Он чувствует вину. Перед гильдией, перед дедушкой и перед Эльзой. Это из-за него им пришлось пройти через ад, столкнувшись с армией Арболеса. Из-за его опоздания деду не оставалось ничего другого, кроме как использовать Закон Феи, отлично зная, что это отнимет остаток жизни. Вдалеке начинают сгущаться тучи, и Лаксус направляется туда. Он не хочет никого слышать и видеть, для него сейчас любой взгляд — упрек, любой звук — обвинение: в слабости; в неспособности защитить; в том, что вновь переложил свою ответственность на чужие плечи… на ее плечи. Она его не простит. И будет права. Из-за него умер человек, которого она считала своим отцом. Из-за него были убиты и ранены ее друзья. Его опоздание в тот роковой день стало ее проклятием по день сегодняшний. Он каждый раз видит, как торопливо Эльза исчезает при его появлении, и понимает, что виноват в этом только он сам. Это ведь он, в первую очередь, должен был защищать деда и гильдию от берсерков. Он должен был прокладывать им путь до родной гильдии, а не Эльза. Он старше, сильнее ее. Он убийца драконов, а она просто маг S-класса. Это было его долгом. Но он не успел. Не смог защитить ребят, не смог остановить деда и лишь украдкой смог взглянуть на ее перекосившееся от боли и отчаяния лицо, перепачканное кровью, грязью и слезами. Он не знает, какие кошмары после того сражения преследуют Эльзу ночами, но не может не видеть осунувшегося лица и синяков под глазами. Он уверен, что она никогда не забудет тот день, и будет вспоминать про ту бойню всякий раз, как увидит его в гильдии. Струи ливня водопадом обрушиваются на Лаксуса, и он поднимает перекошенное лицо к небу. Как же ему хочется, чтобы этот дождь смыл с него чувство вины. В отчаянии он раскидывает руки в стороны и, не обращая внимания на соскальзывающую с плеч шубу, раз за разом выпускает в небо огромные снопы молний. Его полурык-полурев заглушается раскатами грома, и через какое-то время Лаксус вновь приходит в себя. Чувствует, как исчезает проступившая на теле чешуя, поднимает испачканную шубу и тяжелым шагом идет к себе домой. Сколько бы он не простоял под дождем, для него все равно ничего не изменится. Она его не простит, а значит и он себя — тоже.