
Метки
Описание
У юной ведьмы свой путь. На тех тропах есть любовь и ненависть, погони и затишье, слезы и радость, грозы и солнечные дни. Попасться Инквизиции на глаза легко, сбежать - тяжелее. Отомстить - почти невозможно. Но идея сладкой мести теперь единственное, что гонит вперед и заставляет жить. Люди сломали всё: семью, доверие, жизнь. Прошлое и будущее. Они ведь заслуживают того, что им уготовано?
Пролог
21 февраля 2021, 01:42
Я бегу.
Убегаю так быстро, как только позволяют ноги.
Я - ветер, что несется в кронах, путается в траве, ворошит опалые листья.
Меня хлыстают ветки по лицу, ноги подворачиваются на корнях – лес будто нарочно опрокидывал меня навзничь. А я каждый раз встаю. И в босые пятки въедается хвоя и грязь, и длинная ритуальная рубаха слиплась в мокрый ком в коленях, мешая рывкам.
Лес полнится звуками. Хрустом хвороста под моими ногами, ветряными порывами где-то в кронах, беспокойным ночным зверьем, что бежит со мной в унисон. Моим отчаянным дыханием и всхлипываниями, лаем собак и гомоном людей. Где-то меж крючковатых стволов виднеются огни. Звучат первые оглушительные выстрелы. Метят не то в воздух, не то куда-то вперед, даже не надеясь попасть. Просто гонят. Пугают. И это работает.
Сердце скачет бешеным зайцем, я давлюсь своими легкими. Вот-вот и слюна пеной пойдет. А бежать дальше нет сил. Страх гонит вперед, но даже быстроногие лошади иногда падают бездыханными в мыле. Нужно отдохнуть.
Ноги останавливаются, скользят по листве. Я сгибаюсь в три погибели, упираюсь ладонями в колени. Стою так совсем недолго. Воздуха всё ещё катастрофически не хватает. Жадно глотаю его, будто это может ещё помочь. А сил бежать уже нет. Размазываю слезы по лицу, одергиваю рубаху, и снова срываюсь с места. А потом снова останавливаюсь. И снова пытаюсь бежать. Не выходит. Кажется, что сейчас умру.
А погоня всё ближе. Я слышу, как собаки заходятся в жадном лае, чувствуя, что уже почти нагнали жертву. Я слышу, как ликуют люди, видящие мой белый саван меж деревьев. И псы уже подбираются совсем близко, и простые мороки их уже не дурманят. Я в ловушке.
Нет.
Нет!
Я не хочу умирать! Не хочу на костер! Хватит с меня. Я буду бежать дальше. Пусть задохнусь, собью все ноги в кровь, упаду, сломаю что-нибудь, только б прожить ещё год!
И я мчусь вперед. Нет времени плести сети, уводя собак. Нет дыхания, чтобы бежать дальше. Нет безопасного места, где бы я могла укрыться. А небо хмурится, будто вовсе и не одобряя моих действий. Вот-вот, и оно заплачет над моим обездвиженным телом. А мне плевать! Пусть меня трижды проклянут все существующие Боги, но не пойду я в огонь!
Очередной рывок, ноги как-то особенно долго в воздухе. Дальше – острая боль под ребрами. Мир быстро завертелся, стволы зарябили в глазах. Небо сменяло землю, а земля – небо. Голова закружилась. Я не могу вздохнуть. Лежу в грязи, а тело в судороге сводит. В глазах темнеет, воздух никак в легкие не пройдет. И саднит плечо очень.
Встать тяжело. Но я встаю. Нога одна не слушается, я её к себе подволакиваю, плечо рукой держу. Почему-то так кажется, что боли будет меньше. Дышу отрывками, совсем не глубоко – иначе снова упаду. Поднимаю глаза.
В лесу совсем темно – ночь, август, теперь ещё и дождь собирался. Вдруг небо разрезает пламенный язык молнии, сетью разбегается за горизонт. Он полыхнул ярко, осветил лес всего на мгновение. И лучше бы он этого не делал – умерла бы в неведении, и лучше б было.
Передо мной стоял мальчишка. Безусый ещё совсем. Уши двумя лопухами, лицо по-детски припухшее, и рыжий мокрый ворох волос. Парень вырастал длинным сухопарым силуэтом из лесной грязи, в тёмной охотничьей одежде и болотных сапогах. Руки, узловатые, красные от холода, держат ружье. Тяжелое, с каким на медведя идут. И два черных дула направлены на меня. А ствол ходуном ходит – парня колотит мелкая дрожь. И меня тоже.
У его ног вьётся пёс. Весь подобрался, пасть ощерил. Щетина на загривке дыбом стоит. Скалит зубы, на задние лапы присел, готовясь к прыжку. А там – один рывок, впиться в горло и зубы сжать посильнее. У таких, мастью крупных и мощных лапами, хватка крепкая. Не вырвусь. Если сразу не удавит, то дождется людей. А там и до огней инквизиции недалеко. Плавали, знаем.
-Н-не надо… - я опасливо приподнимаю руки.
В алеющих от холода ладонях лежит молчаливая просьба не стрелять. Не просьба даже, мольба скорее. У меня дрожат губы, глаза почти не видят от слез и грязи. А мальчик, весь белый лицом, вдруг замирает.
Выстрел сотрясает землю. И лес замолк, и гроза вдруг стихла. Кажется, и весь мир замер.
А ведь всё так хорошо начиналось.