Калейдоскоп

       11 ноября — эта дата стала черным днём в календаре людей, только они ещё не знали об этом. Через месяц на улице будут разбросаны картонки с выведенными на них лозунгами, по телевизору сообщат о восстании искусственного интеллекта, рьяно отбивающего права людей.       Об этом не обязательно думать, если в твоей жизни и так полно забот. Зачем бросать в голове по стенкам то, что в принципе нельзя уже изменить? Только время попросту тратить.       В жизненное кредо Ричарда Перкинса никогда не входили размышления о своей нужности или профпригодности. Он считал, что если появляются сомнения в том, а на своём ли ты месте, значит пора уходить.       Перкинс считал, что каждый должен выполнять свою работу и она является мерилом всего. Если не можешь ты — передай тому, кто это сможет. Ничего личного. Жизнь и безопасность граждан, как и безопасность страны, имеют приоритет ультра.       Что делать с «новыми гражданами» страны он откровенно не знал. Мадам президент подложила всем большую свинью, объявив андроидов живыми и имеющими равные права с людьми.       Все это смутно напоминало революцию с её отголосками несправедливости. В первый раз митинг подавили безработные, во второй раз органы правопорядка, а в третий уже вывели на площадь бронированные автомобили.       В командовании и дня не проходило без запросов. В высшие структуры поступали неутешительные оповещения и прогнозы, которые сулили болотистые проблемы. В них Перкинс не боялся тонуть, он боялся погрязнуть по колено и остаться в мертвой точке: без движения, без шанса на успешное выполнение задачи.       Усталость невидимым обручем стягивала виски, вдалбливали проблемы стальные колышки в самое темечко. В среду, под конец смены, Перкинс получил на телефон сообщение от давнего друга. Тот самый, с которым вы общаетесь раз в неделю, в две — ни разу.       Переломило за середину трудовых будней, и это был маленький повод сделать себе спонтанный подарок с праздничной оберткой расслабления.       Ричард давно не бывал в барах. Ему нравился «Motor City Wine» на Мичиган-авеню, но и «Моне» не казался заезженным местом. В этих заведениях было не много народа. Места занимали завсегдатаи, но чтобы попасть в их число не находилось элементарных сил.       В баре было шумно. В помещении сверкали меленькие лампочки, похожие на светлячков в летней душной ночи. В воздухе смешался аромат никотина и резкой сладости       алкоголя.       Ричард на дух не переносил все эти пестрые коктейльчики с пресной долькой лимона, поэтому он уже знал, что закажет по старинке.       Но Перкинса уже опередили.        Аллен сидел на высоком барном стуле. Его было не узнать со спины. Ричард редко видел его без формы SWAT. Это будто встреча в иной вселенной, где нет понятий о предназначении, параллельности и других связующих линий судьбы.       Люди творят страшные вещи друг с другом. На что они способны в отношении андроидов — немного отличается от того, что они творят с людьми. Но что сами машины делают с живыми существами? Перкинс с легкостью отвечал на этот вопрос: убивают. С ним был солидарен и Дэйв, борющийся за справедливость и за мирную жизнь. Работа есть работа.       Оба знали, что от справедливости в мире остался скелет. Рыба сгнила с головы, на что Аллен и Ричард уже давно положили болт непоколебимости. Они делают своё дело не в зависимости от обстоятельств.       — Вечер добрый, — осведомляя о своем присутствии произносит Перкинс, со скрипом отодвигая высокий стул.       На обивке видны следы потертости. Местечко старое, будто с самого основания Детройта, когда еще первые колонии поселенцев решили здесь осесть, но атмосфера неизменна.       Вполоборота повернувшись к старому другу, Аллен вскидывает руку в приветственном жесте. Стаканы с напитками, будто по немому повелению, звучно опускаются на столешницу. Алкоголь под силой удара выплескивается из емкости, растекаясь по поверхности барной стойки.       — Приветствую. Потрепала тебя работа. Не думал отпуск взять? — без прелюдий начинает Дэйв, а в голове его назойливо крутится мысль о том андроиде, что держал девочку на прицеле. О том, который убил владельца.       Может, потому он решил зайти в бар? Напиться и забыть о происходящем, как это обычно советуют, чтоб отпустить все держащее вдали от спокойствия? Аллен, обхватывает грани стакана пальцами, наблюдает за Перкинсом, который как всегда слишком аккуратен и учтив. Перфекционист, привычки которого нельзя отмыть. Таким его воспитала работа.       Приятное кантри стелется по помещению. Ее перебивает рой голосов. Дэйв вслушивается в распевность мужского голоса из восьмидесятых, пока в голове пластинкой заевшей воспроизводится та сцена в доме Филлипсов.       Ведь выбор у преданного семье андроида был: не убивать. Сбежать. Он выбрал отнять жизнь. Как может неживое рассуждать о жизни? Они никогда не будут живыми. Лишь имитацией. Они — думающие. Они - сознание. Но физическая жизнь не про них. Пластмассок можно перезагрузить. Человека нет. Жизнь — приоритет. Причина того, что Ричард и Дэйв до сих пор остаются на стороне людей.       — Голландский виски? — Перкинс вскинул взгляд на бармена. Тот мигнул диодом, принимая вопрос как нелестный отзыв.       Их научили распознавать личность человека, когда тот еще не успел раскрыть рта. Прочесть по эмоциональному диапазону составляющую — проще простого, а уж выцепить неприкрытое недовольство — обработка сигнала за пару минут, создание отзыва, секундное принятие решения и на столе уже стоит шот текилы. За счет заведения.       Раньше было совсем по-другому. В этом местечке еще работал Стиви — хороший бармен, душа на распашку — любитель смешивать ядрёного ерша, чтоб глаза лопались к чертям.       Люди — они чувствуют твою усталость, видят издалека проблеск отчаяния в глазах и спешат бросить короткое «как обычно?», хоть за этим «обычно» стояло далеко недешевое пойло.       — Текила даже не горчит. Хоть ты что, а они все равно навязано обезопасить хотят, — Аллен пресно шутит. Из-за усталости. Выдаёт это как немногосложный сарказм, но Перкинс подхватывает и выдает короткий смешок.       Рюмки пустеют и на их месте вновь появляется очередная порция крепкого напитка. Сунув в рот дольку лайма, Дэв кривит губы.       — Человечность-то присуща только тем, кто дышит для жизни, а не имитации. Ты хотел бы перезагрузиться, чтоб не помнить половину дерьма из жизни? Я вот вряд ли. Это ж сколько лет зря… — методично рассуждает Перкинс, будто он пришел в бар на встречу с представителем из пенсионного фонда.       Подхватывая его идею, да постучав пальцем по дереву, Аллен коротко кивает. Он просит повторить и греет в руке жалящий язык шот.       — Всё то дерьмо, что случилось с нами и вокруг, делает нас теми, кто мы есть. Не по прикосновению или загрузке файла, а медленно, ежедневно. И как бы хреново это не было, забыть это всё, значит отказаться от части себя. Вот тебе и ответ на вопрос, Рич. Ты за этим сюда пришел? — Аллен кладет на стол пачку сигарет, так, на всякий случай, — кризис среднего возраста не отпустил?       — А ты все молодишься. Все ещё веришь в установки «по молодости»?       Это не укол, не попытка зацепить. Перкинс доверял Дэвиду, проецируя его собственный опыт на свой. Он знал, что их жизни почти не рознятся. Работа поедала большую часть времени, а на житейскую суету не хватало даже мыслей — голова напрочь забита мелкими внештатными ситуациями и проблемами, маячащими из кабинета начальства белым флагом.        — Во что еще можно верить, если не в человечность? — ухмыляясь совершенно невесело вопрошает Аллен.       В руках его уже новый, янтарный напиток — любимый виски с отвратительный вкусом. Он не мог объяснить свою любовь к этой странной, оседающей на горле горечи.       — В себя, разумеется, — Перкинс пожал плечом, будто в этой фразе он видел противоречие в собственном доводе.       Как-то раз Ричард хотел спросить у Аллена о снах. Перкинс знал к чему снятся котята и кролики, но никак не мог провести параллель между торчащим из воды обломком деревяшки и реальностью. Дэвид был не особо разговорчив. Он плевал на этикет и не старался понравится другим с помощью бойкой беседы.       Вся его боль не была похожа на морской прилив.       Уголки губ Аллена дрогнули в намеке на улыбку.       — Неплохо, — поддержал Дэйв, поднимая стакан. — За нас? За людей.