Драгоценность

      Серые улицы города Портленда нагоняют тоску, а то и хандру. По всему городу пахнет сыростью — каждодневные дожди дают о себе знать. За одним из углов мрачного здания кафетерия студент вновь ловит паническую атаку, а вслед за ней и насмешки в свою сторону. До чего же опустилось общество, что может высмеять серьёзные проблемы. Проблемы, с которыми люди не могут справиться. Проблемы, которые требуют огласки.

Поколение моё.

      — Ничтожен, ненужен, забыт. Как ты думаешь, как долго это будет продолжаться? — разговаривал сам с собой рыжеволосый парень семнадцати лет. Такой молодой, а уже полон ненависти к сверстникам, да что там к сверстникам, ко всем людям. — Чёртовы лицемеры…       Стряхивая грязь с рук, парень приподнимается с колен. Она закончилась, но вскоре может произойти снова. Самый страшный кошмар подростка только что сбылся — он показал свою слабость другим. Почти пятнадцать человек из его колледжа лицезрели эту картину, жалкую картину. Что теперь о нём будут говорить студенты? Псевдо-друзья? Родители? До последних обязательно дойдёт информация о том, что их сын начал кричать что-то невнятное, упав на сырую землю.       — Какого чёрта это было, Реки? Ты понимаешь каким посмешищем выставил нас? — отчитывала мать сына. Каждый вечер юноши начинался с жалоб, и всегда они были разные. Масаэ всегда находила к чему придраться. Сегодня этой причиной стала внезапная паническая атака.       — Я не знаю, — всё, что смог выдавить их себя юноша. Предел был достигнут.       Как и вчерашний вечер, этот был грустным. В окно постукивал дождь, улицы покрывал густой туман. В комнате Реки, начиная с двенадцати лет, никогда не горел свет. Плюшевый заяц с дырой в голове валяется в углу комнаты более трёх лет. Помнится, когда-то Реки не расставался с ним ни на минуту.       Один из друзей юноши — одиночество. Друг, который будет рядом, пока кто-нибудь не войдёт в тёмную комнату. Второй друг Каяна — пустота. Друг, что будет сопутствовать его, пока кто-нибудь не зажжёт свет в мрачной комнате. Третий друг — ножницы. Всегда в кармане юноши, но до тех пор, пока кто-нибудь не скажет ему перестать портить стены комнаты.       Ещё одно хобби Реки кроме как смотреть в точку часами — музыка. В самые тяжёлые моменты, парень выливал все эмоции на нотный стан, а позже пытался исполнить выдуманное. Масаэ и Марк не раз врывались в комнату, требуя прекратить «ночные серенады». Один раз всё дошло до того, что гитара Реки была вдребезги разбита его же отцом. Но его, на данный момент умерший друг, подарил ему новую. С тех пор Реки не играл на гитаре, когда дома были родители.       Пасмурное утро никогда не предвещало хорошего дня, а в Портленде каждое утро было пасмурным. Или так казалось только одному Реки? В любом случае, каждое утро начиналось далеко не с кофе, а с лая собак под окном, песен соседей-пьяниц. Один из них — Жак, проводил своё время на улице, так как после недавней измены Лейла, его жена, выгнала из дома мужа, но на развод почему-то не подавала. Каждый раз, когда Каян проходил мимо Жака, тот предлагал ему уколоться и полежать на скошенной траве, но парень вежливо отнекивался и быстрым шагом шёл прочь от него. Так было и этим утром.       По пути в колледж Реки заглянул в маленький магазин, где всегда покупал себе энергетики. Сегодня его выбор пал на «Speedy-cat» с яблочным вкусом. Мисс Шейла недовольно посмотрела на напиток, но пробила его.       — Совсем ты своё здоровье не бережёшь. Так ведь можно и загнуться вон, в подворотне.       Парень лишь пусто посмотрел на кассиршу и вышел. «Как вообще напиток влияет на моё здоровье».       Голоса студентов становятся громче — идти до колледжа осталось не менее пяти минут. Мрачные улицы; уличные коты, что дерутся за последний кусок того, что едой уже не назовёшь; громкий лай собак со всех сторон. Почему нельзя следить за своими псинами?       Марло с Дастином снова рисовали несусветицу на школьной доске, за что Эмбер всегда их ненавидела. Ведь прилетало от учителей именно ей. Быть старостой — тяжкая ноша. А рисовали они не просто мелом, стереть который не составляло хлопот, а баллончиками с краской.       — Нарисуй ей воо такие сиськи!       — Если она поймёт, что это она — то нас отсюда выпрут, — рявкнул Марло и подрисовал к портрету Леди Пэттон усы.       — А за это думаешь не выпрут?       Эмбер ловко выхватывает баллончик из руки Дастина.       — Живо уберите это, иначе я прямо сейчас вызову Пэттон сюда!       — Тини, одолжи-ка лучше помадку, у нас краска кончается, — апатично отозвался Дастин. Эмбер, надеясь, что сейчас-то их поймают с поличным, сорвалась и побежала в школьный коридор на поиски Пэттон. Двое наглецов меланхолично переглянулись, а-ля «Сбежим? Сбежим.»       Реки привык лицезреть подобные картины каждое утро, и не понимал, зачем Эмбер из кожи вон лезет? Итак ясно ведь, что Пэттон всегда на стороне мальчишек, пусть даже застукает их за делом.       Учитель истории — Мистер Филипп, вошёл в класс, а за ним мелькнула голубая макушка. Вот уже через тридцать секунд прозвенит звонок, и аудитория из семнадцати человек снова будет слушать скучные лекции Филиппа. На его уроках всегда царила сонная атмосфера, так как рассказывал материал он вяло, будто засыпая.       Звонок.       — Утро доброе. Кое-кто может уже слышал, в вашу группу переводится студент по обмену. У вас всегда пол группы на первые пары не приходит? Впрочем, неважно. Знакомьтесь.       Пятнадцать пар глаз были устремлены на новенького, двое уже успели уснуть. Волосы парня были заплетены в низкий хвост, редкие прядки вырывались из него. Белая рубашка уже запятнана в чернила. Самые обычные строгие брюки и лакированные туфли.       Парень молча прошёл на свободную парту, не проронив ни слова.       — Ты че, типа дерзкий самый? — выкрикнул с возмущением Дастин. — Ну-ка быстро представился, иначе через 2 часа ты труп.       Новенький не ответил Дастину, чем ещё больше подогрел интерес всего класса к самому себе. Особенно интерес тех двоих оболтусов. Даже те двое, что уснули под начало пары томно глянули на новенького.       — Да ты хоть понима… — не успел договорить Дастин как Марло пихнул его в живот с локтя.       Остальное время скучной пары эти двое молчали. Кто-то на другом конце аудитории перешёптывался, к числу уснувших добавилось пять человек. Реки же, почти всю пару сочинял новые мелодии, и пытался напевать их себе под нос. Новенький смотрел в окно, иногда рассматривая каждого в классе. Каяна он запомнил как «крутой эмобой», Марло с Дастином как «один тупее второго», Мию как «мечтатель». И подобные клички он дал каждому сидящему в аудитории.       После пары, Реки хотел задержаться в саду, который был в глубине колледжа. Там цвели очень редкие цветы Циньсинь. К счастью, сегодня там было пусто. Рыжеволосый достал нотную тетрадь, и стал подбирать слова к мелодии, попутно пробуя распевать.

Зачем это всё, Зачем мне земля, Зачем этот мир,

      Дальше не шло. Парень сидел двадцать минут. Вдохновение покинуло музыканта, и, подумав, что ничего толкового уже не выйдет, Реки покинул сад, перед этим сорвав один из цветков. Очень красивые.       Оставаться в колледже не имело особого смысла, но и домой идти не вариант. Мать уходит на работу только в три часа дня, а Марк и подавно в пять. Реки решил прогуляться вдоль школы, и никак не ожидал, что ему удастся лицезреть следующую картину: два оболтуса издеваются над тем новеньким. Дастин держит в руках короткий хвост парня, Марло с ноги бьёт его в лицо.       — Уёбище, надеюсь надолго запомнишь этот урок.       — Слу-у-шай, Марло. У меня есть идея, — хитро сказал Дастин, доставая из левого кармана джинс маленький нож.       — Дастин, почему ты такой гений?       После этих слов, Дастин начинает отрезать волосы новенького почти под корень. Волосы парня были подобны цвету неба на горизонте, и Реки не мог просто стоять и смотреть дальше на то, как отрезают необыкновенную красоту.       — Гандоны, что вы творите-то блять?       При виде Реки у двоих кровь застыла в поджилках. Отец Реки — крупный бизнесмен, с которым мать Марло должна вскоре заключить контракт. А Дастин просто собачка Марло, вот и всё. Марло был уверен — белые волосы на его голове встали дыбом.       — Эй, спокойно. Ты ведь сам видел, что вытворял этот ушлёпок, не горячись, — попытался навязать свою правоту Марло.       — Один звонок отцу, Марло, один, — благо, тот не знал какие натянутые отношения у отца и сына.       — Да что тебе нужно от меня? Уёбище должно получить по заслугам! Разве нет?       — Он ничего тебе не сделал. Глотай пыль, белобрысый.       Марло цокнул и в последний раз пнул новенького. Это был самый сильный пинок. Двое ушли, оставив других двоих наедине. Реки подошёл к парню, хвост которого был на четверть обрезан.       — Говорить можешь?       — Да. Спасибо, — парень поднялся.       — Очень жаль, что мне не удалось спасти твои волосы.       — Да ничего, не зубы — отрастут. Меня зовут Ланга, будем знакомы, крутой эмобой!       Реки опешил.       — Я Реки. Реки Каян.       — Хорошо, крутой эмобой Реки. Не хочешь прогуляться?       — Да… Кажется я не против. Идём, — слегка покраснев ответил рыжеволосый. Долгие годы с ним вот так никто не общался.       За час прогулки по Портлэнду, Ланга поведал музыканту о том, как попал сюда, почему промолчал, когда нужно было представиться, почему терпел издевательства. Иногда светловолосый спрашивал что-то у Реки, например, почему у него из кармана предательски торчит цветок, или почему тот что-то напевал себе во время пары.       — Ладно, я наверное пойду. Увидимся завтра, Реки!       — Да, наверное…       — Кстати, по поводу той строчки над которой ты так долго думал. Мне кажется, слова: «в котором нет тебя» вполне подходят. Давай, до завтра.       Ланга ушёл, оставив Реки одного наедине с мыслями и вопросами.       — А ведь и правда, подходит, но откуда он…       Этой ночью родители Реки ушли на день рождения какого-то там дальнего родственника, оставив сына, конечно же, дома. Парень взял в руки гитару и попытался сыграть то, что написал накануне. Музыка, что слышали только стены комнаты, лилась словно река. Мелодия и вправду получилась очень приятной.       Телефон парня завибрировал. Реки опешил, ведь редко получал сообщения. «Может от отца?» — подумал Каян и поспешил взять в руки телефон. Сообщение было от неизвестного номера.

Волосы пострадали больше чем мы думали

      Спустя две минуты раздумий Реки ответил:

откуда у тебя мой номер?

У вас очень дружелюбная староста

      Реки было немного неприятно, от того что его номер может вот так просто попасть к любому, но он одарил экран телефона еле заметной улыбкой.       Всю оставшуюся ночь рыжеволосый доводил песню до некого «идеала». Улыбка новенького пробудила в нём мотивацию творить, ведь о боги, кому-то стало интересно творчество Реки! А ведь когда-то всё внимание класса было приковано к Каяну, играющему приятную мелодию и певшему о дружных одноклассниках. Но это было давно, да и навряд-ли статус «мрачного фрика» изменится обратно на «самый крутой в классе, хочу с ним дружить!».       — Слава богу, — думал Каян, — как хорошо жить без родителей. Как жаль, что такие дни выдаются редко.       Закинув последнюю тетрадь в рюкзак, Реки посмотрел в зеркало и протёр глаза.       — Ужасно.       Следующий час прошёл словно в тумане. Сначала не поспавший ни час Реки пытался приготовить себе вкусный омлет. Получилось конечно неплохо, но Каян выплюнул его как только попробовал.       Вновь возвращаясь в сад, Каян снова проверил есть ли кто по близости. Рядом оказались лишь сёстры Мёрфи, которые ранее всегда ходили за Реки хвостом. Но с того момента, как от Реки отвернулись все, и они перестали ходить за ним. Каян был только рад такому исходу событий. — Эй, снова играть собираешься? — со спины подошёл Ланга. Реки подпрыгнул на месте от неожиданности.       Хасегава заметил, что рыжий испугался.       — Прости, — с милой улыбкой сказал Ланга.       — За что?       — Я ведь напугал тебя.       — Да я! Да ни капли! — с возмущением сказал Реки.       — Как скажешь тогда, — лукаво сказал Ланга. — Играть-то будешь?       — Ну... да, — смутился Каян.       — Сыграешь мне?       Реки пятнадцать секунд стоял и смотрел в пол. Неужели ему и в правду интересно?       Каян молча вошёл в сад. Приятный запах свежести, красивые цветы. Внимания Реки вновь привлекли Циньсинь. Ланга проскользнул за новым знакомым, и увидел нежный взгляд рыжего.       — Тебе нравятся эти цветы?       — С чего ты взял? — буркнул Реки.       — Вчера такой цветок был у тебя в кармане, а сегодня ты смотришь на него так легко и нежно, — усмехнулся Ланга.       — Всё-то ты видишь.       Хасегава лишь одарил рыжего нежной улыбкой. Неужели это не фальшь? Это взаправду? Реки уселся на скамью и достал гитару из чехла. Пару минут настраивал, перебирая струны и вытягивая до нужного звучания. Всё это время Ланга наблюдал за тем, как по-мастерски обходиться Каян с гитарой.       — Ты давно играешь?       Этот вопрос побудил в Реки двоякие чувства. Играть он начал тогда, когда его самый первый друг подарил гитару. На тот момент Реки было семь лет, а его другу восемь. Его звали Мио, и он был первым, и, наверное, последним, кому Реки улыбался с искренностью.       — Десять лет.       Ланга хотел что-то сказать, но рыжий начал играть. Это была совсем не та мелодия, которую слышал Ланга вчера в саду. Это было что-то грустное, сокровенное, тайное.       Всю игру Реки смотрел в пол, даже не поглядывая на струны. А после окончания игры, он просто опустил руки.       Ланга начал копошиться в портфеле и достал несколько пластырей. Он мягко взял Каяна за запястье и наклеил первый пластырь.       — Носи с собой медиатор, пожалуйста, — вновь одарив нежной улыбкой рыжего сказал Ланга.       Реки просто молча наблюдал за ним, но в голове крутилось много вопросов. Зачем? Почему он это делает?       В какой-то момент глаза Реки начали слезиться. Одна капля, вторая, третья. Рыжий не выдержал и встал со скамьи.       — Реки, всё в порядке?       Не посчитав нужным ответить, Реки вытер слёзы с лица и взял гитару с рюкзаком.       — Реки?       Филипп с недовольной ухмылкой что-то бормотал себе под нос, Эмбер делала умный вид, Леон и Мия спали на последних партах — казалось бы, всё как обычно. Но у Хасегавы было некое меланхоличное состояние. Серые улицы Портлэнда быстро наскучили, да и одному здесь совсем не весело. Запах дождя уже не казался таким приятным, скорее наоборот, отвратный.       В колледже перешептывались, кто-то даже показывал пальцем на новую «стрижку» Хасегавы. И в правду, трудно было не заметить голубые волосы, длина которых была различной. Более того, одна прядь выделялась из кучки коротких, и торчала за ухом.       После колледжа Ланга решил немного пройтись по тому маршруту, по которому несколько дней назад гулял с Реки. Может посчастливится встретить его?       «Снова начался дождь» — уже не удивило Хасегаву. Протянув ладонь перед собой, он поймал две капли и посмотрел в небо. Серое, ничем не примечательное небо. Проходя по переулкам, Ланга приметил для себя несколько вещей. Первое — жители Портлэнда очень приветливые. Даже алкоголик, что спит рядом с мусоркой, как только слышат шаги торопится поздороваться. Второе — здесь много бездомных кошек. А ведь Ланга всегда хотел завести себе маленького рыжего котёнка. Третье — на улицах жуткая антисанитария.       Проходя мимо очередного окна, Ланга услышал игру на гитаре.

тебенельзя — Тай

      Он ненадолго остановился, смотря на пьяницу, что спит около подъезда. Ланга не мог понять, чем ему так знаком стиль этой игры — беспорядочный, но в тоже время тёплый, требующий внимания, нетерпеливый, но нежный. Далее стал слышен голос.       — Хватит этих всех различий, их бы отменить, — звучало из полуоткрытой форточки. — Тай, на глазах…       — Реки! — вполголоса сказал Ланга. Он понял, что без сомнений, это был голос Реки. Гитара затихла, в окне послышались шорохи, а далее крик женщины. «Неужели обознался?» — думал Ланга. Послышались звуки тупых ударов.       Мимо пробежал маленький котёнок. Рыжий! Ланга перевёл взгляд с пьяницы на котика, и опустился на корточки погладить его.       — Кто хороший котик? Ты хороший котик, — с нежной улыбкой сказал Хасегава. Котёнок подался вперед и потерся о ладонь юноши в ответ.       Из подъезда вышла пара, с недовольными лицами, что-то бурно обсуждая. Саму суть разговора Ланга не уловил, так как не привык подслушивать чужие разговоры, но услышал одно слово — «фрик». Сопоставив всё в голове, и то пение, и звуки ударов, и некоторые синяки на теле Реки, которые Хасегава увидел когда Реки играл ему в саду, Ланга всё понял.       — Не чисто.       Светловолосый посмотрел на котёнка и, недолго подумав, взял его на руки. Теперь от белой рубашки точно оставалось только слово «белая».       — Идём выяснять ситуацию, — с хмурым видом сказал Ланга котёнку. Тот лишь сделал мордочку, мол «тебе что, заняться нечем?».