О баранах и дорогах

Игорь плохо понимал, зачем он вообще зашёл в магазин на задрипанной забытой богом заправке. Допустим, он ехал с тимбилдинга, и ему вдруг жутко захотелось кофе — у каждого человека бывают такие дни, когда ему хочется простого человеческого кофе, и не когда-нибудь потом, а прямо сейчас. Правда, Игорь при всём желании не смог бы вспомнить, когда в последний раз травил организм безвкусной дрянью из пластикового стаканчика. У него дома была кофемашина — статусная и навороченная, с кучей разных кнопочек, в которые он даже не пытался тыкать, поскольку пил либо двойной эспрессо, либо на худой конец капучино. Пару раз в месяц, когда ему хотелось чего-нибудь необычного, он заходил в любимую кофейню к одному-единственному баристе... и уходил, если видел за стойкой кого-нибудь из его сменщиков. В конце концов, его бывшая жена варила прекрасный кофе в обычной джезве ещё в те далёкие времена, когда у них не было собственной квартиры, и они ютились в съёмной однушке на окраине Москвы. В общем, он любил вкусный кофе. Ключевое слово «вкусный». Ключевое слово «кофе». Мутная жижа с отвратительной желтоватой пенкой в дешёвом стаканчике совершенно не тянула ни на первое, ни на второе, и едва ли привлекла бы его внимание, даже если бы это был последний кофеиносодержащий напиток на Земле. И всё-таки он дёрнул на себя тяжёлую дверь магазинчика на заправке и зашёл в помещение, чуть не подавившись спёртым горячим июльским воздухом. В глаза сразу же бросились не прилавки с едой и даже не прилипшие к ленте на потолке мухи, а высоченный и широкий, как шкаф, парень в дурацкой гавайской рубашке. Он стоял, опершись локтями о прилавок, и с намертво приклеенной к губам обворожительной улыбочкой рассказывал о чём-то продавщице. — ...ну а Ваське-то чё, обломно, что ли? Он меня потом весь месяц на тракторе своём катал. Душевно, короче, съездил. Ну, малая родина, как-никак, надо было когда-нибудь... и бабка жива оказалась, я-то думал, померла давно, а она не, скрипит, ещё как скрипит! А Волгу, Волгу ты видела, Лен? Это ж не река, а целое искусство, ёпт! Широкий, как воды Волги, поток словесного поноса этого огромного восторженного идиота никак не иссякал. Игорь был вежливым человеком, но даже ему надоело притворяться, что он пытается сделать сложный выбор между сырком со сгущёнкой или без. Он в принципе никакой сырок не хотел. Особенно дешёвый, ростагроэкспортовский! Он подошёл к прилавку, прокашлялся. — Кофе, пожалуйста, — попросил. Разумеется, своей просьбой он прервал очередной монолог — на сей раз эта шумная дылда воодушевлённо распиналась про сангрию, которую якобы пила в Испании в прошлом году. Игорь посматривал на него краем глаза и едва сдерживал так и лезущую на лицо ехидную ухмылку. Он очень сильно сомневался, что этот колхозник хотя бы раз в жизни выезжал за пределы страны, и залитая солнцем Испания могла привидеться ему разве что после полулетальной дозы боярышника. — Картой, — привычно сказал он, когда продавщица резко поставила на прилавок заветный стаканчик — картонный, ну надо же! Удивительно, как не расплескала половину нектара богов. — Терминал не работает, — ответила грубым прокуренным голосом. Игорь удивлённо уставился на неё и нахмурился. — Как — не работает? — А вот так. Не видите? Написано же! Она ткнула ярко-красным нарощенным когтём в листочек, приклеенный к прилавку на скотч, на котором действительно были запечатлены три самых дерьмовых за сегодняшний день слова: «ТЕРМИНАЛ НЕ РАБОТАЕТ». Впрочем, возможно, эти самые три слова только что спасли его от пищевого отравления... — А банковским переводом можно? — без особой надежды спросил он. Заодно попытался вспомнить, когда последний раз пользовался наличкой, — кажется, году в две тысячи тринадцатом, если не раньше. — Нет, нельзя, — отрезала продавщица. — Почему? — А потому что. Достойно, ничего не скажешь. Игорь предпринял последнюю попытку — огляделся вокруг, надеясь найти что-нибудь, хотя бы отдалённо напоминающее банкомат, но, — увы и ах! — всё было тщетно. — И что вы мне прикажете делать? У меня нет налички, — поджал губы он. — А мне что прикажете делать, выливать кофе ваше?! — возмутилась дамочка. — Ищите деньги! Игорь, право слово, испугался, что она действительно выльет этот чёртов кофе, причём не куда-нибудь, а прямо ему за шиворот, но незнакомец — тот самый верзила в аляповатой рубашке, — вдруг решил влезть в чужие дрязги. — Не надо ничё выливать, Леночка, погоди, я ща найду... где-то у меня тут было... о! Держи вот сотню, сдачи не надо. — А оно и стоит сотню, — буркнула Леночка. — А мне ты за полтос отпустила... — Так это тебе! — А-а-а... — довольно протянул он, ни на секунду не переставая широко улыбаться. Игорь не понимал, почему он продолжает стоять и наблюдать за этой картиной. Его помои, кажется, только что перекупили, в туалет он в этом месте не попросился бы даже под дулом пистолета, да и чужие разговоры ему были совершенно не интересны. Просто показалось на секунду, будто он этого мужика где-то видел. Впрочем, это было невозможно — они крутились в совершенно разных кругах, между которыми была бездонная и бескрайняя пропасть. А то и парочка. Он вздохнул, злой и неудовлетворённый, собрался было потребовать книгу жалоб, но передумал — зачем ему связываться с хабалками? Свои нервы лучше поберечь, они у него и так в последнее время вконец расшатались. С этими мыслями он и зашагал на выход. — Эй, чудик! — окликнул его мужик. Игорь обернулся, даже не пытаясь скрыть полный возмущения взгляд. Это он тут чудик?! — Кофе-то своё забери! — Не «своё», а «свой», — на автомате поправил он. — Не-е, — разулыбался мужик. Ни капельки не обиделся, что его ткнули носом в его безграмотность. — Он — эт нормальный кофе, а бурда эта — эт вот оно самое... сам понимаешь, что. Лен, Ленусик, прости, бога ради, это я не в обиду тебе, просто оно правда очень мерзкое! Ленусик погрозила ему кулаком, но, кажется, не обиделась, и снова с неприкрытой ненавистью уставилась на Игоря. Игорь не собирался искушать судьбу, поэтому от греха подальше забрал свой стаканчик и кисло улыбнулся странному мужику, в чьих словах, как ни странно, прослеживалась определённая логика. — Спасибо, — сказал вполне миролюбиво. — Да не за что! — отмахнулся он. И тут же оживился: — Слушай, ты же на тачке, да? «Я лучше застрелюсь, чем пущу его в свою машину», — решил Игорь. — Допустим, — медленно ответил он. — И? — Слушай, будь другом, скажи, сколько тут километров до Москвы? Игорь крайне удивился — в который уже раз за вечер. Как этот идиот может не знать, сколько ехать до Москвы? Он что, не местный? А если он не местный, какого чёрта он так по-свойски болтает со своей Леной-Леночкой-Ленусиком? И вообще, мог бы у неё спросить, она-то наверняка знает! — Сто двадцать, — ответил Игорь. — О! — жизнерадостно ответил мужик. — Это часов двадцать идти, да? Если по пять километров в час. Я ж правильно посчитал? Лена достала из-под прилавка допотопный калькулятор. Игорь не понимал, как его занесло в этот театр абсурда. Он чудовищно устал на сегодняшнем скучном, бесполезном и крайне изматывающем тимбилдинге, проигнорировал настойчивое предложение Виктора Михайловича заночевать в снятом для них, газпромовцев, отеле и поехал домой. Может, он просто заснул за рулём? Попал в аварию, например, и теперь лежит в коме, пускает пузыри из носа и видит странные фантасмагорические сны? — Двадцать четыре, — ответил он, пока Леночка тыкала по кнопкам. — Зашибись! Значит, в воскресенье в Москве уже буду! А там сяду на самолёт и улечу... — Прямо в Испанию, — едко хмыкнул Игорь. Не удержался, хотя мог бы смолчать и, наконец, уйти. — Не, почему? — удивился мужик. — В Испанию я позапрошлой зимой летал. В отпуск. А щас я домой, в Питер. Мне ж на работу в понедельник! На петербуржца он походил ещё меньше, чем на человека, проводящего отпуска в Испании. Интересно, зачем он врёт? Ладно ещё Лене — может, он на неё виды имеет... а ему, совершенно незнакомому человеку? Игорь вздохнул, кофе свой отхлебнул, поражаясь тому, насколько отвратительную на вкус бурду способно изобрести человечество. Спросил: — Почему ты идёшь в Москву пешком, если у тебя есть деньги на самолёт до Питера? — Так я не пешком. Я автостопом! Я просто лоханулся, понимаешь? Свернул под Тверью на платку, а тут, знаешь, и скоростной режим выше, и в принципе водилы почему-то не останавливаются... ну, или мне как обычно везёт, как утопленнику. Встрял, короче. Смирился уже с тем, что придётся пешочком пёхать... да и не страшно. Тут осталось-то всего ничего. Зато потом будет, что вспомнить! Игорь кое-как переварил обрушившийся на его голову поток совершенно ненужной ему информации, нервно потёр переносицу. Понимал — он сейчас собирается ввязаться в абсолютно идиотскую авантюру. Понимал — это чистой воды ребячество. Но весь его рационализм, вся накопленная за долгие годы выдержка и всë самообладание не смогли бы остановить его сейчас. — Я подброшу тебя до Москвы, — начал он. И взмахом руки пресёк поток благодарностей, уже готовый посыпаться из незакрывающегося рта этого идиота. — Если ты расскажешь мне, где именно в Испании ты отдыхал. И доказательства предоставишь. Внутри себя он ликовал. Был уверен — после таких условий его визави сразу же схлопнется и перестанет наглейшим образом пизде́ть в лица незнакомым людям. В лучшем случае найдёт в себе силы извиниться, в худшем — завопит, что не обязан никому ничего доказывать. К чему Игорь не был готов — так это к тому, что он пробормочет: «Да без бэ» и достанет из заднего кармана джинсов телефон. — Так, это мы в январе в Эмираты летали. Но это не пойдёт, да? Где же тут у меня... а, вот! Это вот мы в Аликанте с детьми и Кристинкой... ну, с бывшей женой моей, — улыбнулся тепло, демонстрируя фотки из инстаграма. — Полтора года назад. Прям туристических фоток у нас нету, но вон тебе пальмы, а вон Санта Барбару видно, если приглядеться... эх, мы тогда только-только развелись, у нас та ещё Санта Барбара была, конечно... А ещё мы года четыре назад были в Марбелье, но я столько всякой хуйни фоткаю, вряд ли долистаю... не, точно не долистаю, сеть постоянно отваливается. Эх, Ленок, как вы тут живёте вообще? — Это она только у дороги отваливается, — ответила Лена, с неприкрытой завистью подглядывая в чужой телефон. — Нам-то в посёлке вышку поставили давно. — А-а, ну это другое дело! — довольно оскалился он. И снова обернулся к Игорю: — Ну так чего, товарищ скептик? Подвезёшь меня теперь? Игорь не знал, что ответить. Заткнулся даже ехидный внутренний голосок, который поначалу твердил, что это не настоящие фотки, а фотошоп. Очевидно, фотки были самыми настоящими, а значит, у этого человека действительно водились деньги... по крайней мере, полгода назад, когда он летал в Эмираты. Но тогда что он забыл поздним вечером на трассе и почему всерьёз собирается идти до Москвы пешком? — Подвезу, — кивнул Игорь, залпом допивая мерзкие помои. Как минимум потому, что всегда держал данные им обещания. Как максимум потому, что его впервые за много-много лет действительно заинтересовала жизнь незнакомого ему человека. — Отлично! Тогда погнали. Леночка грустно вздохнула — кажется, у неё были планы (безобидные или не очень) на этого болтливого мужика, и её совершенно не радовала перспектива коротать всю ночь в гордом одиночестве. — Может, ещё по кофейку? — спросила она с надеждой. — Не, родная, дорога зовёт. Возьми вот денежку на чай... а то знаю я, сколько вам тут платят. Он протянул Леночке помятую пятихатку. Она мгновенно убрала её под прилавок и кисло улыбнулась. — Да нихера нам тут не платят, — буркнула недовольно. На том и распрощались. Мужик деловито пристроил огромный рюкзак на заднее сидение, а сам уселся на переднее. Игорь даже не надеялся, что чёртов рюкзак чистый, молился только, чтобы он оказался умеренно грязным, и ему потом не пришлось отмывать весь салон. — Я, кстати, Артём, — представился мужик, протягивая клешню для рукопожатия. — Игорь. — Очень приятно! Хорошо, что я тебя встретил, а то у меня и так ноги жутко болят, я ж, считай, почти от самой Твери пешком... — Пристегнись, пожалуйста, — попросил Игорь, обрывая поток бессознательного. — Да нахера? — махнул рукой Артём. Чёрт, как же он раздражал, словами не передать! — Либо ты пристёгиваешься, либо выходишь из машины. — Ладно, ладно! — вскинул руки он. — Я просто большой, понимаешь? Неудобно мне, душит меня удавка эта... — Зато безопасно. Артём тяжело вздохнул, нехотя пристегнулся и уставился в окно. Игорь помолился всем известным ему богам, чтобы они нормально доехали до Москвы и не переубивали друг друга по дороге, а затем, наконец, вырулил с чёртовой автозаправки. — Откуда едешь? — спросил Артём. Нет, Игорь совсем не был глупым и уже давно не верил в чудеса. Он готовился, правда готовился к предстоящему допросу с пристрастием, и даже заранее придумал ответ, который в теории должен был закончить весь этот цирк. По идее. При наилучшем раскладе. — Не важно. — М-м. А я вот из Питера. — Я понял. Кажется, Артём действительно начал проседать. — А чё, музычки никакой нет? — с надеждой поинтересовался он. — Нет. Радио включи, если хочешь, — предложил Игорь. Резонно рассудил, что знакомые песни намного лучше пустого трёпа или напряжённой тишины... но тут же пожалел о своём решении. Этот неугомонный балбес не мог просто взять и оставить «Наше» радио, которое обычно слушал Игорь, — нет-нет, это было бы слишком просто! Измучив несчастную стереосистему, он, наконец, остановился на волне с зарубежной попсой и тут же принялся фальшиво подпевать очередной безголосой певичке. Хорошо хоть громкость на максимум не выкрутил, иначе Игорь бы не выдержал свалившегося на него счастья и въехал в первый попавшийся столб. — Как же так вышло, что ты зимой летал в Эмираты, а сейчас на заправке бомжуешь? — спросил он, когда слушать завывания стало совсем невмоготу. — Не бомжую я! — резко вскинулся Артём. — Я чё, похож на бомжа?! Игорь помотал головой. Для человека, который прошёл какое-то нереальное количество километров пешком, Артём был даже слишком чистым. К тому же, от него не несло ни застарелым потом, ни алкоголем, наоборот, приятно пахло каким-то ненавязчивым одеколоном. Дорогим, похоже. Совершенно не идущим к его помятому лицу, трёхдневной щетине и дебильной рубашке. — Нет. Ты на деревенщину похож. — Я, блин, путешествую! В чём мне надо было ехать, в костюме от «Армани»?! — Мог бы хотя бы рубашку поприличнее найти. Артём крайне возмущённо засопел и открыл рот, чтобы высказать Игорю всё, что о нём думает, но вовремя схлопнулся. Надул губы, руки на груди скрестил, насколько позволял ремень безопасности. Кажется, обижался. Спрашивается, какого чёрта ему не поебать на мнение абсолютно незнакомого ему человека? Им ведь вместе не жить и детей не растить. Впрочем, пускай себе обижается, это ведь его проблемы, а не Игоря. Не Игоря, которого сюрпризом для него самого впервые за долгие-долгие годы кольнула совесть. — Лучше в чём-нибудь ярком ездить, когда автостопом путешествуешь, — сказал, наконец, Артём. — Выше шанс, что тебя заметят и подберут. — Ясно. — И это моя любимая рубашка, блин! — Я... ладно, извини. Я сегодня не в духе. — Что, тяжёлый день был? Игорь кивнул. Да, день и правда выдался на редкость тяжелым. И месяц. И год, если задуматься. Как раз примерно год назад Игорь вышел из ЗАГСа — нервный, злой и абсолютно потерянный. Всё крутил обручальное кольцо на пальце и не знал, что теперь с ним делать — то ли в самый дальний угол письменного стола засунуть, то ли показательно выкинуть в Москву-реку. Они с Катей за пятнадцать лет отношений через всё прошли — через голодные студенческие годы, бедность, изнурительную работу за копейки, десятки неудачных собеседований и пару удачных. Вместе закрыли ипотеку, сделали ремонт, купили по машине каждому. Вместе решили, что готовы завести детей и вместе же прошли через весь этот ад с сосками, пелёнками, ветрянками, садиками и школами... и вдруг обломали зубы о более-менее спокойную и устоявшуюся семейную жизнь. Катя для Игоря всем была, и вдруг взяла и ушла, забрав с собой детей, собаку и огромную часть его души. За последний год он так и не придумал, чем заполнить эту пустоту. А кольцо так и не снял. Зачем? Он всё равно не собирался в ближайшее время заводить отношения. — ...а больше я там нихуя не нашёл, только скелеты. — Какие скелеты? — не понял Игорь. — Какие-какие... мышиные! А ты меня не слушал, да? — Извини, я... Он осёкся. А какого хера он, собственно говоря, извиняется? Он ведь не обязан вникать в дурацкие истории совершенно незнакомого ему человека! — Да ничего, родной, — улыбнулся Артём. — Ты, главное, за доро́гой следи, а с остальным уж как-нибудь разберёмся... Игорь зубами скрипнул. Как же этот идиот ему надоел! Улыбка эта его, намертво прилипшая к лицу, и совершенно неуместное панибратство, и привычка экспрессивно размахивать длинными клешнями, и голос громкий, и попса его эта грёбаная! — Выруби уже эту хуйню, слушать невозможно! — рыкнул он. — И никакой я тебе не родной! Артём обиженно надул губы, стрельнул на Игоря грустными светлыми глазищами, но всё-таки выкрутил звук в ноль. — Тебе попса не нравится, да? — спросил. — Ладно, я понял. А что тебе тогда нравится? — Тишина, — буркнул Игорь. — Слушай, ты всегда такая вредина? — Какая тебе разница? Я обещал, что я тебя подвезу, а разговаривать с тобой я не обещал! Тут ехать часа полтора от силы, меньше уже, так что будь другом, помолчи хоть немного для разнообразия, если не хочешь, чтобы я тебя на обочине высадил! — Эх, жалко... — тихонько вздохнул Артём. И — надо же! — действительно заткнулся. И от этого его обиженного молчания вкупе с не менее обиженным сопением в машине резко стало как-то неуютно. Игорь терпел. Долго терпел, где-то с минуту. Потом не выдержал всё-таки, спросил: — Что тебе жалко? — Что ты вредина. Такой красивый, и такая вредина. Наверное, впервые в жизни Игорь отвлёкся от дороги и посмотрел на собеседника — на долю секунды, но всё-таки. Надеялся понять, это у него шутки такие идиотские или он на полном серьёзе надеялся на... что-то? — Я не... из этих, — ответил. Технически это было не совсем так — в основном ему нравились женщины, но и на мужчин он иногда... поглядывал. Правда, поглядывал издалека и никогда не пробовал с ними встречаться, резонно полагая, что однополая связь принесёт в его размеренную и спокойную жизнь слишком много проблем. Но прецеденты имелись. В школе он влип в мальчишку из параллели, но даже подойти к нему не рискнул — боялся, что тот начнёт размахивать огромными кулачищами и сделает из него отбивную. В студенчестве положил глаз на близнецов из его группы — наверное, он всё-таки не хотел бы встречаться с обоими одновременно, но ему искренне нравились и Вася, и Лёша, и он никак не мог определиться, кто же ему нравится сильнее. Не сложилось ни с тем, ни с другим, ведь он ещё на первом курсе спалил их за поцелуями в туалете и понял, что они любят друг друга слишком сильно и совершенно не по-братски. Поначалу даже напрягся, но в итоге успокоился и решил, что это их дело. Нормальные оказались ребята, до самого выпуска дружили, и до сих пор периодически пересекались. После этих двоих на мужчин его практически не тянуло. Только один зацепил — начальник безопасности, который был крайне острым на язык, травил охуенные байки из времëн своей молодости и относился к Игорю скорее как к любимому племяннику, поскольку был старше его лет на пятнадцать. Да и Игорь к тому моменту был сто лет женат, Катя — так вообще глубоко беременна, а ни о каких отношениях на стороне с его воспитанием и жизненными принципами и речи идти не могло. Объединяло объекты его воздыхания одно — все они были строго определённого и достаточно редкого типажа: высокие, широкоплечие, улыбчивые и почему-то светлоглазые. И хотя Артём прекрасно подходил под это описание, он — хвала небесам! — жутко раздражал Игоря, поэтому необходимость говорить ему правду автоматически отпадала. — А я тебе ничего и не предлагаю, — буркнул Артём, вновь напомнив крепко задумавшемуся Игорю о своём существовании. — Вредина. И снова показательно надулся. Даже спорить и отрицать не стал. Он что, так просто признаётся в нетрадиционной ориентации незнакомым людям? И нетрадиционная ли она, при условии, что он показывал фотографии бывшей жены и детей? Бисексуал или просто шутит? Может, пытается вывести Игоря из себя? Впрочем, Игорю до его жизни в целом и ориентации в частности действительно не было ровным счётом никакого дела. По крайней мере до тех пор, пока лично его заднице ничего не угрожало. — Ладно, — вздохнул Игорь. — Где тебя высадить? Артём напрягся. — Э, э! Не надо меня высаживать, мы ж договаривались, блин! Я заткнусь, честно, и трогать тебя не собираюсь! Хочешь, вообще на заднее пересяду и не буду отсвечивать! Если Игорь и задумался о перспективах высадить этого идиота прямо посреди ночного шоссе, то только на секунду. Мог ведь он хоть раз в жизни помечтать о чём-нибудь прекрасном? — Я имею в виду, в Москве. — А-а-а... — выдохнул Артём. И затараторил: — Ну... ну блин, вообще, мне б до аэропорта... хотя не, у вас же их три, это у нас один... тогда надо сначала билет взять. И пожрать чё-нить. О, в «Мачку» хочу! Вот у «Мачки» какой-нибудь ссади, а там я соображу, чё куда, и такси вызову. — Где? — не понял Игорь. — Ну, у «Мачки»! У «Макдака». «Макдональдса». Игорь вздохнул. Он понятия не имел, где при въезде в Москву находится ближайший «Макдональдс», последние лет... десять он не ходил по такого рода заведениям. Разумеется, он мог бы найти его через навигатор, но для того, чтобы это сделать, ему нужно было остановиться, а на этой части дороги как назло не было ни съездов, ни заправок. Ещё меньше он хотел только давать телефон в руки незнакомому человеку, но, кажется, других вариантов у него попросту не было. — Возьми мой телефон, найди адрес и забей его в навигатор. Не хочу отвлекаться от дороги. — Зачем? — не понял Артём. Игорь закатил глаза и плотно сжал губы, чтобы не начать орать матом. Когда его до дрожи бесил очередной тупой коллега, у него прекрасно получалось держать лицо и сохранять ровный тон. Сейчас-то, блядь, что пошло не так?! — Потому что я не хожу по «Макдональдсам» и не знаю... — Не, это-то понятно! — перебил Артём. — Но у тебя ж на телефоне должна быть Сири! Ей можно просто сказать, чё тебе надо, и она сама всё найдёт. Про существование Сири Игорь знал, но не пользовался. Считал, это ужасно глупо — разговаривать с собственным телефоном. Как будто ты одинок настолько, что тебе не к кому обратиться, кроме бездушного голосового помощника. — Я ей не пользуюсь. — Почему? — удивился Артём. И, не дождавшись ответа на один вопрос, засыпал его автоматной очередью других: — Как так-то, Игорёк? А как ты тогда ездишь? Без навигатора? Или ты останавливаешься каждый раз? Это ж неудобно! Игорь не стал сотрясать воздух. Понимал — говорить, что он сто лет за рулём и спокойно ориентируется в родном городе без навигатора, абсолютно бесполезно. А напоминать, что он не давал разрешения звать себя Игорьком, бесполезно вдвойне. Толку пытаться образумить это бестактное чудовище в безвкусной гавайской рубашке? — А вот так, Тёмочка, — едко ответил он. — Я обычно знаю, куда еду. А если не знаю, забиваю нужный маршрут, когда сажусь в машину. Заранее. На его вкус намёк был даже слишком толстым — мол, представь себе, идиота кусок, можно планировать вещи заранее, чтобы потом не оказаться в дурацкой ситуации! Например, на забытой богом автозаправке между Тверью и Москвой. Разумеется, кусок идиота намёка не понял. — Тёмочка? — улыбнулся широко-широко. — Бли-ин, мило как! Меня так ласково даже Кристинка не звала... ну, жена моя бывшая. Игорь вздохнул. Обычно он был склонен думать, что люди несколько умнее, чем они есть на самом деле, и знал за собой такой грешок, но чем дольше они находились в одной машине, тем сильнее ему казалось, что над ним попросту издеваются. — Нет, погоди, погоди! А если тебе вдруг надо срочно маршрут перестроить? — Не надо. — Да как так? — Я обычно знаю, куда и зачем я еду. — Не, ну... разные ситуации в жизни бывают! Вот если тебе в тубзик срочно приспичит? Точно издевается. Вот ведь... устроил здесь цирк с конями. — В туалет тоже можно сходить заранее. — Не, ну... а если у тебя, блин, жена рожает?! Вот мы с моей как-то за занавесками ехали, и тут её ка-ак прихватило! Катя у Игоря тоже была человеком разумным, ответственным и серьёзным, поэтому перед родами она и не думала ездить за занавесками и спокойно сидела дома. А при условии, что он постоянно работал и возвращался в квартиру в основном для того, чтобы переночевать, она крайне рационально окопалась у своей матушки. Но рассказывать об этом он, разумеется, не собирался. — У меня нет жены, — сказал. — Как — нет? — не понял Артём. — А кольцо? Игорь невольно бросил взгляд на блестящий ободок на безымянном пальце и тяжело вздохнул. — Развёлся, — ответил. — А-а! Ну тогда мне всё про тебя ясно! — Что тебе про меня ясно? — Почему ты вредина такая! Она от тебя ушла, да? Недавно? — Год назад. И я не хочу это обсуждать. — Год! Нет, тогда мне ничего не ясно... или ты до сих пор по ней сохнешь? Тогда обратно её завоюй! Или дело вообще не в ней? Слушай, я не спец в отношениях, сам, вон, наш брак сохранить не смог, хотя детей очень люблю, но вот так чахнуть годами — это же тоже не выход, ты ведь умный, ты должен понимать... — Артём, — вздохнул Игорь, не скрывая раздражения. — Ты русский язык понимаешь или нет? Я сказал, я не хочу это обсуждать! — Прости, — виновато ответил он. — Не хотел лезть, честно! Просто... ну да ладно, не важно. Игорь фыркнул — удивительно! Эта балаболка наступила себе на горло и не собирается возражать и ебать мозги? Куда бы записать... Но, конечно, он снова ошибся, поспешил с выводами — мозгоеблю никто не отменял. Просто тема поменялась. — Так чё там с Сири-то? Это ж просто! Смотри вот! Борясь с ремнём безопасности и едва не выдрав его из кресла, Артём как мог приблизился к закреплённому на подставке телефону Игоря и торжественно сказал: — Сири! Проложи маршрут до ближайшего «Макдональдса»! Искусственная женщина не поддалась его обаянию и загадочно промолчала. Он нахмурился и бестолково потыкал в экран, но, разумеется, без пароля он не мог ничего сделать. Игорь с нескрываемым наслаждением полюбовался тем, как он мучается и бубнит себе под нос: «Странно, может, с заблокированным экраном не работает», затем милостиво подсказал: — Тридцать пять двадцать два. Артём просиял. — О, у меня как раз День рождения двадцать второго августа! Совпадение, а? — Надо же, — наигранно удивился Игорь. — А у меня тридцать пятого! И сюрпризом для себя улыбнулся, когда услышал Тёмин заразительный хохот. Вернее, не совсем улыбнулся — так, чуть-чуть уголки губ дрогнули, — но всё-таки. «Вот же блядь», — подумал, поспешно возвращая лицу обычное выражение. Как любила говорить Катя, похоронное. — Господи, ты шутить умеешь, никогда бы не подумал! Может, ты на самом деле не такой уж и вредный? Ой, ладно, всё, не косись на меня так! Вернёмся к нашим баранам... Баран тут только один, крутилось на языке. — Сири! Проложи маршрут до ближайшего «Макдональдса»! Сири! Ну Сири же, ну! От его скорбных воплей проснулся его собственный телефон, надёжно запихнутый в задний карман джинсов. — Да не ты, — отмахнулся он. И вновь обратил ясны очи к Игорю: — Слушай, ты её настраивал как-то, нет? Может, она только на твой голос реагирует? — Не настраивал я ничего, — закатил глаза он. — Говорю же, не пользуюсь... — Ща я тогда в настройках покопаюсь и всё тебе как надо сделаю. Можно? И он, не дожидаясь ответа, протянул загребущие лапы к телефону. — Не надо ничего мне настраивать, — рыкнул Игорь. — Просто открой навигатор и вбей запрос вручную. — Да бли-ин... это ж так долго и неудобно, ну... так, где оно у тебя тут?.. А, вот. Ага. «Мак-до-нальдс»... Ровно через десять секунд маршрут был построен. — Ну что, долго? А теперь подумай, сколько времени ты убил на всякую херню и пререкания вместо того, чтобы взять и сделать так, как я сказал. — Я бы быстрее справился, если б у тебя всё настроено было! — возмутился Артём. Игорь вздохнул. — С тобой невозможно спорить, ты знаешь? — спросил. Разумеется, Артём воспринял сказанное, как комплимент. Разулыбался весь, поёрзал довольно. — Ага, мне говорили! Игорь уже не знал, плакать или смеяться. Интуиция подсказывала — Артём это всё искренне, голос разума орал — наёбка. Не бывает таких непосредственных людей. Не бывает, и всё тут! — Каждый веский аргумент разбивается о стену твоего бараньего упрямства. — Ну, — виновато пожал плечами он. — Таким уж родился, что поделаешь. И отвернулся к окну. Видимо, снова расстроился. Игорь послал на хуй совесть, потом ещё разок — для верности. Потёр рукавом дорогущей рубашки красные от усталости, стресса и недосыпа глаза. Он не понимал, что с ним сегодня творится — он ведь не был врединой и не имел привычки срываться на незнакомых ему людей, даже на тех, которые жутко его раздражали. Он был спокойным как скала, надёжным. Стрессоустойчивым — по-настоящему, не для галочки в резюме. Он умел находить язык с совершенно разными людьми и запросто мог слепить из них настоящую команду, поэтому и возглавил свой отдел после полутора лет упорного труда, разом перепрыгнув сразу несколько карьерных ступеней. Подчинённые звали его капитаном, ходили к нему за советами и уважали, а сейчас... сейчас он вёл себя, как полный мудак. Хамил незнакомому человеку, воспринимал каждое его слово и действие в штыки. Неужели у него настолько испортился характер? И когда это случилось, после развода? Во время? До, когда Катя собрала вещи и уехала к маме? «Извинись перед ним», — настойчиво потребовал внутренний голос. Тот самый, который совсем недавно твердил, что все фотографии из инстаграма Артёма — чистой воды фотошоп. Игорь и его послал на хуй. Веры ему больше не было. — Знаешь, я, наверное, сегодня первый раз в жизни пил кофе на заправке, — тихо признался он, облизнув пересохшие губы и почувствовав мерзкий привкус липкой и пересладкой, но каким-то непостижимым образом горчащей гадости. Привкус этот скорее всего был фантомным — слишком много времени прошло с «кофебрейка», да и губы Игорь вытер одной из лежащих в бардачке салфеток, — но он всё равно зацепился за эту тему. Он бы за любую тему сейчас зацепился, лишь бы разбавить неуютную, давящую на нервы тишину. Благо, Артём искренне любил поболтать, и быстро прощал былые обиды. — Не сомневаюсь, — понимающе хмыкнул он. — Не много ты и потерял на самом деле. — Он... оно мерзкое. — Да вообще помои, скажи! — Да. — Знаешь, где кофе надо пить? В Бразилии! Я сам там не был ещё, но я работаю с тремя чуваками оттуда, они когда домой ездили, привозили... это, конечно, небо и земля, веришь, Игорёк? У меня осталась ещё пачка или две, будешь в Питере — обязательно в гости заезжай, я тебя угощу... Артём всё говорил, говорил и говорил — про бразильцев своих, и про аргентинца какого-то, и про кофе, и про то, как они на прошлый Новый год выбраться в Южную Америку хотели, но не свезло из-за ограничений этих дурацких. — Так ты мне на вопрос не ответил, — перебил Игорь. К этому моменту он окончательно потерял нить повествования, зато приобрёл крепнущую с каждым словом головную боль. — Как ты на дороге-то оказался? — Так я это... путешествую! — улыбнулся Артём. — Автостопом? — Ага! Мы с Андрюшкой, другом моим, поспорили как-то на желание. То ли в теннис играли, то ли вообще в «Фифу»... ну, я, короче, продул, а у него желание было, чтобы я автостопом куда-нибудь съездил. Недалеко от Питера, до Новгорода, например... ну, Великий который. Или до Тосно хотя бы! А я чё-то вошёл во вкус, и так понравилось мне, что, вот, уже второй год каждое лето по России таким макаром катаюсь. В прошлом году, значит, в Чувашии был... у меня просто мать оттуда родом, ну и в детстве, лет до двенадцати, я там часто у бабки бывал. Решил съездить, расскажу потом как-нибудь, если хочешь. А в этом году я зимой весь отпуск с семьёй в Эмиратах отгулял, отпроситься смог только на недельку, поэтому вот так банально вышло, Питер — Москва. Оно на самом деле хорошо мозги прочищает. Такая... перезагрузка себя, чтобы совсем в офисе не стухнуть. Её-Богу, Игорь не просил настолько подробный рассказ, но, кажется, теперь всё вставало на свои места — Артём оказался не деревенщиной, а авантюристом, у которого после развода слегка потёк чердак. Настолько, что ему захотелось приключений. Есть же всякие сумасшедшие, которые продают машины и недвижимость, увольняются из офисов и едут жить на природу в какие-нибудь Дальние Перди? А это чуть более предусмотрительный вариант оказаться подальше от городской суеты и поближе к простым людям. Кто бы мог подумать, что однажды Игорь употребит имя Артём и слово «предусмотрительный» в одном предложении... — Прости, а мыться как? И ночевать где? — спросил он. — Мир не без добрых людей, Игорёк! Когда далеко едешь, некоторые и переночевать пускают, и помыться, и кормят даже, если есть возможность. — Да-а, — усмехнулся он. — Леночка бы тебя обязательно к себе пустила. И накормила бы, и напоила, и в кроватку уложила. Правда, не факт, что потом выпустила бы. Артём нахохлился недовольно, глянул на Игоря, поджав губы. — Да чего ты? — спросил. — Нормальная баба. Она ж не виновата, что в деревне родилась. А насчёт... ну, всего остального, так я ей сразу сказал, что она не в моём вкусе. Игорь мужественно сцепил зубы и проглотил так и лезущую наружу ремарку о том, что наглую и хабалистую Леночку это нихера бы не остановило, и её нарощенные коготки обязательно познакомились бы с широкой спиной Артёма. — А вообще, я не думал, что так надолго встряну, — как ни в чём не бывало продолжил он. — Обычно-то из Питера в Москву за день доехать можно. Чего тут, семьсот километров всего. Я бы и доехал, но, вот, видишь, как вышло? Встрял на трассе наглухо. Меня особо брать не хотят, особенно на платке, я ж большой, мало ли, ограблю, там, или похуже чего сделаю... вот и иду уже второй день, и всё пешочком, пешочком... хорошо, что ты мне попался, иначе и не знаю, что бы делал. — Наверняка здесь ходят автобусы, — предположил Игорь. — Или ты мог бы поймать кого-нибудь на заправке и предложить за деньги довезти. Или до Твери обратно добраться и поездом домой вернуться. Ты ведь при деньгах, насколько я понимаю. Артём надулся, будто ему предложили что-то крайне неприличное. — Ну, мог-то я мог, но это ж не спортивно! — ответил. — Это, понимаешь, как сдаться за пару шагов до победы. Как против хорватов в восемнадцатом, когда мы в четвертьфинале вылетели. Чемпионат Мира Игорь помнил, даже был на том самом матче вместе с парой коллег. — Я, кстати, там был, — сказал, сам толком не понимая, зачем. — И я! Я вообще по всей России помотался с чемпионатом этим. Выезда — это такой кайф! — Мне выбраться удалось только в Сочи и в «Лужники» на Испанию. Я хотел, но... не сложилось, в общем. — А чего так? — Работа, жена, дети. — Так с работы всегда отпроситься можно, а семью мог с собой взять! Веселее же, когда вас много! — Катя футбол не любит. Ей... ей футболистов всегда было жалко, понимаешь? — он тепло улыбнулся, вспомнив извечное Катино ворчание по поводу очередного «несчастного ребёнка», которому прилетело по голове или ногам. — Она пробовала со мной матчи смотреть, когда только начали встречаться, но быстро бросила. — Хорошая она у тебя, — вздохнул Тёма. — Моя тоже футбол не любила, но ей тупо скучно было со мной смотреть. Плюс я ж эмоциональный! Так на телек ору обычно, что она пугается... вот, кстати, поэтому я и решил, что на выезда двину. Это ж, блин, сборная! Ну как тут себя в руках держать? С Хорватией, вон, вообще пиздец обидно было, понимаешь? Могли, но не дожали! Я вот не такой — я сдохну, но всё, что в моих силах сделаю! Игорь представил Артёма на поле и едва не расхохотался — из этого двухметрового широкого шкафа вряд ли получился бы нормальный футболист. Вратарь, может? И то сомнительно — вратарь должен быть спокойным и уметь концентрироваться на мяче, а этот импульсивный барашек наверняка бы ещё в середине первого тайма бросил ворота и побежал в штрафную противника мячики колотить... нападающий, блин. — Чего улыбаешься? — спросил Артём. — Да ничего, — пожал плечами Игорь. — Глупости всякие в голову лезут. — Глупости? — фыркнул он. — Тебе? Ты ж у меня весь такой сурьё-ёзный, проду-уманный! — Всем людям в головы иногда лезут глупости. — Ну да, ну да... ладно, давай так — какую самую большую глупость ты делал в жизни? «Пустил тебя, долбоёба, в тачку», — вздохнул про себя Игорь. Промолчал стоически, решил — хватит уже вести себя, как последний мудак. В конце концов, Артём его... забавлял. Хоть немного. По крайней мере, не давал заснуть за рулём. — Не знаю, — честно ответил он. — Наверное, никакую. — Как, совсем? — удивился Артём. — Да быть не может! Что, даже в детстве с гаражей не прыгал? — Нет, не прыгал. Не до того как-то было, я... Он вздохнул, нахмурился недовольно. — У меня главным приоритетом была учёба. — Ну ты и задрот! — почти восхищённо протянул Артём. — Не задрот. Мне просто не нравилось жить в пятиэтажке в Подмосковье. И месяц на одних макаронах сидеть тоже не нравилось. Хотел в люди выбиться. — Нет, это ты, конечно, молодец, но... получается, у тебя детства совсем не было? — не столько спросил, сколько констатировал Артём. Таким тоном это произнёс, что Игорю на пару секунд самого себя жалко стало, несмотря на то, что умом он прекрасно понимал — он в своей жизни всё сделал правильно. На кой чёрт ему это детство? Скучные мультики по телеку смотреть? В «Ножички» играть, грозя отрезать себе или своим друзьям пару пальцев? Девчонок за косички дёргать? По гаражам прыгать, а чуть позже за этими же гаражами выпивать вместе с тщательно подёрганными за косички девчонками? Нет, ему всё это не подходило, его по-другому воспитывали. Он всегда был серьёзным, ответственным и рациональным, ему было не до глупостей. — Я ни о чём не жалею, — зачем-то сообщил он. — Ну и правильно. Видишь зато, каким большим человеком стал — костюм дорогущий, и тачка, и часики... Игорь тихонько вздохнул и перевёл взгляд на «часики» — время давно перевалило за полночь. Они уже почти приехали, до пункта назначения оставалось километров двадцать пять, и тогда он, наконец, высадит чрезмерно шумного визави и поедет домой... если не заснёт за рулём, разумеется. Спать хотелось просто чудовищно. И захотелось ещё сильнее, когда Артём, будто прочитав его мысли, широко и очень сладко зевнул, прикрыв рот ладонью. — А о прошлом-то чего жалеть? — продолжил рассуждать он. — Всё равно его изменить уже нельзя. Только компенсировать, может, как-то, да и то... Игорь головой помотал, потёр закаменевшую намертво шею, выругался под нос. — В «Макдональдсе» же продают кофе? — спросил. Помнил — раньше точно продавали, они с Катей в молодости периодически его пили. Вроде бы, даже не плевались. — Конечно! — закивал Артём. — Лучше, чем на заправке? — Сравнил жопу с пальцем! Конечно, лучше! Ну... всё что угодно лучше, чем кофе на заправке, но в «Мачке» он правда приличный. По крайней мере, за свои деньги, да?.. И от него точно не заработаешь диарею! Вот мы как-то с Мишаней, ну, с другом моим... Ей-богу, Игорь совершенно не хотел слушать истории про диарею! Особенно включающие в себя не только самого Артёма, но и его бесчисленных друзей. — Мне сейчас любой кофе подойдёт, — перебил он. — Иначе я прямо за рулём засну. — Не надо! — тут же вскинулся он, будто Игорь мог избавиться от сонливости силой мысли. — Я что, такой скучный? Или наоборот шумный? Может, песни будем петь, чтобы не заснуть? Или хочешь, я за руль сяду? — Нет. — Да я хорошо вожу, честное слово! Бился-то всего десяток раз, и то, я там чаще всего не виноват был, это всё водилы питерские, они знаешь, какие отбитые бывают?.. Игорь, который водил уже тринадцать лет и бился всего дважды или трижды, и то по молодости, тяжело вздохнул и крепче стиснул пальцы на руле. — Просто мы приехали почти, — ответил. — Чего, уже? — удивился Артём. И прилип к окну, заметив, наконец, что лесок за бортом давно поредел, а впереди виднеются серые многоэтажки. В город они въехали минут через пятнадцать — пользуясь тем, что на дороге почти никого нет, Игорь честно и осознанно нарушил скоростной режим и был готов оплатить штраф, лишь бы побыстрее добраться до желанного картонного стаканчика с нектаром богов. И побыстрее избавиться от попутчика, чего уж. — А ты это... не думал навёрстывать упущенное? — между тем спросил попутчик, с аппетитом и скоростью голодной пираньи поглощая огромный бургер. Он так и не смог уломать сотрудницу забегаловки сделать ему «тройной, а лучше четверной Биг Мак», поэтому ему пришлось взять ещё пару Чизбургеров, распотрошить их и соорудить собственный шедевр кулинарной мысли. Игорь, право слово, не думал, что эта... монструозная штуковина влезет в его рот, но отчего-то совершенно не удивился, когда она всё-таки влезла. «Дорогу осилит идущий», — подумал. Пустой желудок согласно булькнул. — Что именно? — нахмурился он, пряча недовольно поджатые губы за стаканчиком с кофе. Кофе, к слову, и правда оказался на удивление приличным, на шесть целых и восемь десятых по десятибалльной шкале. С другой стороны, на контрасте с бурдой с заправки Игорю бы любой кофе показался приличным... — Ну, я про детство твоё! — пожал плечами Артём. — Которого не было. Не, я понял, что тебя устраивает быть серьёзным дядечкой в костюме, да? Но отдыхать-то как-то надо! Хоть иногда. Игорь, который так не вовремя решил сделать очередной глоток, едва не поперхнулся и удивлённо приподнял брови. — Я отдыхаю! — возразил горячо. И поспешил добавить, пока Артём не открыл рот и не разразился очередной неумной, скоропалительной и совершенно неуместной тирадой: — Послушай, ты меня не знаешь совсем. С чего ты вообще взял, что твои выводы обо мне правильные? — Да у тебя на лице всё написано, ну! Игорь устал. Вот просто по-человечески заебался и больше не собирался предпринимать попытки доказать что-либо этому идиоту. — Что у меня на лице написано? — спросил. — Да всё, понимаешь? — виновато улыбнулся Артём. — Ну, ты плохо выглядишь. То есть... нет, подожди, дай скажу! Ты красивый, правда красивый, но тощий, и у тебя синяки эти под глазами, и уголки губ вечно опущены, и из-за этого ты выглядишь, ну, как будто тебе за сорок. Прилично так за сорок, сечёшь? — Так может, мне действительно за сорок, — закатил глаза Игорь. — Не, нихуя! Лет тридцать пять максимум, это видно, когда ты улыбаешься. Крыть было нечем, Игорю и правда тридцать пять стукнуло едва-едва, и его бесценные коллеги в последнее время всё чаще стали говорить, что он осунулся и выглядит очень грустным и уставшим. Хотели отправить его в отпуск, но он не пошёл — что ему одному делать в отпуске? — Потом, ты, судя по всему, большой начальник. Ну, или не большой, хотя одет ты шикарно и тачка у тебя крутая, так что скорее всего большой. Короче! Подчинённые у тебя точно есть, больно у тебя голос командный. — Допустим. Что ещё? — Ты... одинокий. Очень. Игорь фыркнул — нашёлся тут Шерлок Холмс! — Не впечатлил. Я говорил тебе, что развёлся — конечно, я одинокий. — Не-не, дело вообще не в этом! Я же тоже развёлся, но я себя одиноким не чувствую. Я знаю, что когда меня реально прихуйнёт, я своим друзьям позвоню, и они как-то... ну, отвлекут от дерьма, да? А ты не такой. Как будто сам в себе варишься, понимаешь? Сдаётся мне, у тебя вообще никого не осталось, с кем можно по душам поговорить. Я же прав? — Не прав, — отрезал Игорь. Проблема заключалась в том, что Артём был абсолютно, стопроцентно, обезоруживающе прав. То ли пальцем в небо попал, то ли у него была удивительная чуйка на людей, то ли Игорь за последний год и правда сдал настолько, что его плачевное состояние можно было запросто прочитать по усталому лицу. Игорь бы поставил на последнее, но признаваться в этом он не собирался, даже если бы Артём приставил к его лбу дуло пистолета. — Артём, ты правда не понимаешь, что делать выводы о незнакомом тебе человеке — это глупо? — медленно и очень вкрадчиво заговорил он. В таком тоне он разговаривал со стажёрами или со студентами из всяких крупных ВУЗов, которых иногда посылали к ним на практику. Например, когда пытался объяснить что-то совершенно очевидное для него и абсолютно неочевидное для них. Катя назвала это тоном для самых маленьких и одарённых. — То, что я не собираюсь откровенничать с первым встречным, — продолжил он. — Не значит, что у меня... — Да причём здесь «откровенничать»?! — внаглую перебил Артём. — Из тебя слова лишнего не вытащишь даже в мелочах банальных, которые не значат нихера! Какой у тебя любимый цвет? Какую музыку ты слушаешь? Откуда так поздно ехал? Ты даже на такие вопросы не отвечаешь! — Да что это изменит? Мы не увидимся больше никогда, зачем тебе эта информация? — А затем, что мне тупо интересно, понимаешь?! Ты неглупый, красивенный, забавный, шутишь даже иногда. Зануда и вредина — это да, но кто не без греха... А я ведь по-доброму к тебе! Я, может, вообще подружиться с тобой хотел, но ты меня к себе на пушечный выстрел не подпускаешь! И вряд ли я один такой, да? Игорю вот уже второй раз за вечер — и за последние пару лет, чего уж, — стало стыдно. Действительно, чего он? Артём ведь правда по-доброму к нему отнёсся и не сделал ничего предосудительного. Ну да, болтливый и шумный, но чем он по сути своей отличается от тех же Кирилла с Аланом, подчинённых Игоря, с которыми он прекрасно общается с тех самых пор, как они перешли работать в его отдел? Или от Васи, одного из тех самых близнецов, на которых Игорь пускал слюни в институте? Он, конечно, ворчал, что на одних, что на другого, «Посерьёзнее», — требовал, если эти оболтусы совсем в астрал выходили и забывали про работу или учёбу, но всё-таки по-своему их всех любил, и никогда не испытывал к ним стойкого раздражения. Даже когда у него от них жутко болела голова, совсем как сегодня. — А всё почему? — между тем продолжил обличительную речь Артём. — Потому что у меня рубашка дурацкая? Или потому, что я болтаю много? Так я потому болтаю, что ты молчишь, вот я и отдуваюсь за нас обоих! И вообще, кто бы тут говорил про выводы о незнакомцах! Ты решил, что я тупой пиздун и деревенщина, вот нисхуя, из-за рубашки моей! Что, тоже скажешь, что я неправ? Крыть было нечем, разве что матом. Жаль, мат бы не спас, лишь дал бы Артёму понять, что у Игоря закончились абсолютно все аргументы. Впрочем, аргументы у него действительно закончились, а Артём уже и так каким-то непостижимым образом всё про него понял. — Не, ладно б я тебе не нравился... но я ж вижу, что нравлюсь, ну так, по-человечески чисто. Ты иногда забываешь, что ты вредина, и улыбаешься, а я... я же хороший, Игорёк, ну правда! И со мной весело, мне все говорят, я кого угодно перешутить могу! Я понимаю, я сейчас выгляжу как совсем ебанутый, но... нам с тобой осталось-то всего ничего — пожрать спокойно и разъехаться по домам, но всё равно, дай мне шанс, а? Давай как нормальные люди попробуем поговорить хотя бы? И это... извини, если я где-то чего-то перегнул. Я не со зла, ты просто выглядишь таким одиноким... я подумал, вдруг я тебе помочь чем-то могу. Игорь посмотрел на него будто в первый раз. Глаза у него были большие, светлые-светлые, окружённые морщинками-лучиками и искрящиеся добротой и подкупающей нежностью. Комплектом к ним шли очаровательные веснушки на щеках и свёрнутом набок носу и широкая добрая улыбка. И мимика, какая у него была мимика! Его можно было как открытую книгу читать, мгновенно отмечая, мол, вот сейчас он абсолютно и безоговорочно счастлив, или наоборот надулся расстроено, по-детски выпятив нижнюю губу. Игорю, если честно, всегда нравились люди с живыми лицами. Наверное, потому, что сам он давно разучился демонстрировать хоть что-то, кроме равнодушного спокойствия или — в тех редких случаях, когда его вконец доводили — злости. «Каток обаяния, а не человек, — подумал он, вдруг почувствовав в себе некоторое сходство со сражённой наповал продавщицей Леночкой. — Тихо и незаметно подкравшийся со спины асфальтоукладчик обаяния». И улыбнулся ему в ответ — не так, как обычно, одними уголками губ, лишь обозначив благосклонность, а широко и искренне. Игорь ненавидел ошибаться в людях. Ещё сильнее он ненавидел только собственное обострённое чувство справедливости, которое никогда не позволяло ему махнуть рукой и оставить всё как есть. — Да не извиняйся ты, — вздохнул он. — Я в тебе ошибался, так что это ты меня прости. А ты прав. Во всём. Ну... почти во всём. Морщинка меж нахмуренных бровей Артёма разгладилась, разжались стиснутые в тонкую полоску губы. Успокоился, видимо. — Мир? — спросил. — Мир. — Заебись! Ну это... ну раз вопросики порешали, можно и к делам, — сказал Артём, возвращая внимание остаткам огромного бургера. — Надо билеты глянуть, что ли. Надеюсь, остались ещё... — Вряд ли, — помотал головой Игорь. — Пятница. — Мне обычно везёт на такие вещи. Я вообще везучий, знаешь? Ща-а мы глянем, сам увидишь! Пока Артём вытирал заляпанные соусом пальцы салфеткой, Игорь понял две вещи — во-первых, их прощание явно затянется надолго, а во-вторых, ему нужна ещё одна чашка кофе, иначе он не доедет до дома и разобьётся по дороге. Возможно, стоит сыпануть туда побольше сахара, чтобы уменьшить головную боль и успокоить резь в пустующем с шести вечера желудке... или даже взять что-нибудь поесть. Он поднялся с диванчика и наткнулся на полный недоумения взгляд Артёма — кажется, он решил, что Игорь собирается от него свалить. Таким он был смешным с этими надломленными бровями, грустным щенячьим взглядом и приоткрытым ртом — большой обиженный ребёнок, по-другому и не скажешь. Игорь уже не знал, чего ему хотелось сильнее — пальцем ему погрозить и наругать за излишнюю паранойю или леденец дать, чтобы успокоился. — Пойду возьму ещё кофе, — сказал он. — А покушать? — тут же оживился Артём. — Не, я понимаю, ты фастфуд не ешь, но у тебя так живот бурчит... да блин, не смотри на меня так, я ж волнуюсь просто! — А как я на тебя смотрю? Вроде, на сей раз он смотрел как обычно — без злости, даже почти не хмурясь. Он просто ждал, пока Артём закончит очередную пламенную тираду, чтобы спросить у него, как у эксперта, что из местного разнообразного безобразия наименее губительно для отвыкшего от подобной пищи желудка. — Ну... ну как будто я тебе что-то неприличное предлагаю! — Нет, тебе показалось. Я просто жду, пока ты выговоришься. — Чё, слишком много треплюсь, да? — грустно вздохнул Артём. Чёрт, он... расстраивался. Совершенно искренне расстраивался из-за того, что его манера общения снова не нравится конченому зануде Игорю. — Да нет, я без претензий, — поспешил разуверить он. — Просто голова совсем разболелась. И будто сам услышал мёртвым грузом повисшее в воздухе: «От тебя». Он выругался — спрашивается, чего ему стоило смолчать? Договорились ведь, что попробуют как нормальные люди разговаривать! Наверное, — решил, — дело действительно в мигрени. Или в том, что впервые за много-много лет совершенно незнакомый человек проявил к нему явную симпатию. По крайней мере, улыбался ему, сверкал на него огромными голубыми глазищами и добивался его расположения не для того, чтобы подлизаться или что-то от него получить, а просто так. — Ну ты б сказал, чтоб я заткнулся, чё молчать-то... Смешно — буквально полчаса назад он бы отдал многое, лишь бы поскорее избавиться от этого человека, а теперь ему совершенно не хотелось, чтобы они разошлись на подобной ноте. Игорь помотал гудящей башкой и ни разу не грациозно плюхнулся обратно на диванчик. — Тём, я... дело не в тебе, — начал торопливо, едва ли не впервые в жизни пытаясь подобрать нужные слова и отчаянно теряясь. — У меня правда голова с самого утра жутко болит, и я не выспался, ещё и тимбилдинг этот дурацкий, а я их ненавижу, всей душой ненавижу! Работы, блядь, вал, а нас загнали на яхтах кататься до самого вечера. А потом с кого спросят? С меня, я же начальник отдела! Придётся из-за этой хуйни все выходные пахать, а я... я даже не помню, когда нормально отдыхал в последний раз, и... и когда с кем-то вот так разговаривал тоже не помню. Вот просто так разговаривал, о чём-то, кроме работы, понимаешь? Если Артём и испугался столь пламенной и неуместной речи, то никак этого не показал. Только руку протянул и накрыл ледяную ладонь Игоря своей, сжал ободряюще. Смотрел открыто и пристально, и в его взгляде плескалось столько боли, столько сочувствия по отношению к незнакомому для него человеку, что Игорь невольно опустил взгляд. Кажется, он наконец-то понял, что с ним сегодня не так — он не хотел кофе с заправки, он хотел сделать хоть что-то, чего по ряду логичных и не очень причин не позволял себе раньше. Дошёл до точки кипения, устал держать всё в себе и взорвался бы при любой удобной или не очень возможности. Вот только теперь, когда у него впервые за чёрт его знает сколько времени появился один весьма благодарный слушатель и целая куча возможностей выговориться, он не знал, как выразить всё, что наболело, — разучился разговаривать о личном, потерял уверенность, что его внутренний мир может быть хоть кому-то интересен. Если честно, он даже не был уверен, что имеет право показывать кому-то настоящего себя. — Слушай, извини, я... — Не закрывайся, пожалуйста, — требовательно перебил Тёма. — Не надо, Игорёк, не со мной, ладно? Посмотри на меня. Я тебя выслушаю — всё, что угодно выслушаю, даже если тебе это кажется полной хернёй, понимаешь? Давай я тебе толстовку свою дам, а то ты замёрз совсем... а! А ещё у меня есть таблетка от головы, но это после того, как ты поешь. И не спорь — тебе обязательно надо поесть! И пообещай мне, что приедешь домой и обязательно выспишься! Игорь нервно фыркнул и помотал головой. — Не разговаривай со мной, как с ребёнком. И вообще, я, между прочим, за едой и собирался. И... ну чего ты улыбаешься? — Да нет, ничё... да блин, ты меня Тёмой назвал. — Но тебя ведь Тёмой зовут, — нахмурился Игорь. — Ага! Ну просто из твоих уст это почему-то звучит, как комплимент. — Всё правильно, я ведь зануда. — Ага. Но тебе идёт! — Идёт быть занудой? — Да! У Игоря уже глаза слезились от его ослепительной улыбки. Нехотя он вытащил руку из-под его большой горячей ладони и потянулся поправить воротник рубашки, но вместо этого почему-то расстегнул пару верхних пуговиц. — Тут можно купить что-нибудь, что не убьёт мой желудок? — спросил. — Желательно без майонеза. Тёма задумался. — Ну-у... — протянул неуверенно. — Мазик, вроде, можно попросить убрать, а так... не, погоди, ладно! Сиди, я сейчас сам всё куплю и вернусь. Про кофе помню! И убежал к кассам, оставив Игоря в лёгком недоумении и гордом одиночестве. Останавливать этот несущийся на полной скорости поезд было бесполезно, поэтому Игорь решил провести время с пользой и попытался найти билеты до Питера. И только невесело хмыкнул себе под нос — дела обстояли ровно так, как он и говорил, билетов на ночные рейсы уже не было, даже в бизнес класс. Об этом он и сообщил Артёму, едва тот вернулся, нагруженный полным подносом еды. — Блин, блин, — недовольно пробормотал он. — Вообще, я только бизнес классом и летаю, я ж большой, я не могу в экономе... а утренний ближайший во сколько? — В десять. — Не, я тогда Сапсаном лучше двину. До десяти я точно не доживу, засну ещё где-е-нибудь... — он широко зевнул в подтверждение своих слов и пододвинул поднос поближе к Игорю. — Кушай. Приятного. — Это мне всё? — не понял он. — Ага. — Я в жизни столько не съем. — Ну, помогу тебе, значит! Эх, Игорёк, куда ты без меня... смотри, значит, эти вот с курочкой. Эти с коровкой. Это тут пирожки с вишней, о-очень вкусные, рекомендую, будешь ещё добавки просить! А это... блин, это чё я такое заказал?.. а! Креветочки, да! Хотя, конечно, их прям креветочными креветками сложно назвать, но как отдельный сорт гастрономического разврата они реально заходят! Ну, маффины — тут тоже всё понятно, кофе... это капучино оба, остальной кофе тут средненький, я, по-моему, говорил уже, да? Коктейльчик молочный — эт я себе заказал, уж не обессудь, он холодный, а ты и так замёрз... кстати, давай я тебе кофту достану? — Я не замёрз, — ответил Игорь, изо всех сил пытаясь сдержать так и лезущую на лицо улыбку. — У тебя руки леденючие! — Они всегда такие. Кровообращение плохое. — Точно? Ты не боись, кофта чистая, я её не надевал ни разу... так, ладно, всё, ты на меня не смотри, ешь давай! А то у тебя такой видок, как будто ты в голодный обморок ёбнешься сейчас... Фастфуд оказался... удобоваримым. Съедобным. Разумеется, Игорь в своей жизни ел вещи куда вкуснее, но это стало совершенно неважно, когда Тёма снова открыл свой красивый рот и принялся трепаться обо всём на свете, умудрившись параллельно разжиться билетом на самый ранний Сапсан и смести добрую половину купленной им еды — Игорь не возражал, в него уже не лезло. Незаметно для себя он выпил два стакана кофе и так же незаметно проглотил предложенную Тёмой обезболку, и пришёл в себя только когда понял — кажется, его потихоньку отпускает. Утихает болезненная пульсация в затылке, а вместе с ней исчезают и сонливость, и агрессия по отношению ко всему живому. И улыбаться хочется — как же нестерпимо хочется улыбаться, когда его барашек травит свои смешные байки! — Два ночи уже? — между тем спросил барашек, задумчиво почесав щёку. — Капец быстро время летит... то-то я думаю, чего это я всю жопу уже отсидел. Как думаешь, куда двинуть? На Воробьёвы, может? Ночная Москва и всё такое... или просто по центру погулять. Или вообще в киношку... обожаю в кино ходить на ночные сеансы! Хотя я ж там засну наверняка. Не, я так-то и домой могу, но мама не обрадуется, что я посреди ночи припёрся без предупреждения... — Ты ведь говорил, ты из Питера, — не понял Игорь. — Не, изначально-то москвич я... ну, то есть, оно как вышло — батя у меня хохол, мама чувашка, а я у них москвич! — прыснул он. — У нас тут квартирка в Басманке, все дела. Просто меня лет десять назад из московского филиала нашей конторки турнули из-за скандала одного. Ну, я в Томске поработал, в Ростове поработал, зарекомендовал себя везде и в итоге в Питере осел... в ближайшее время, полгода-год, обратно сюда вернусь, дай бог всё сложится. Руководство поменялось давно, скандалы все забыты... надеюсь. — Да наверняка, — кивнул Игорь. — Столько времени прошло. — Не говори... блин, куда поехать? Наверное, на Воробьёвы двину всё-таки. Сто лет там не был, а там красиво так ночью, ух! А ты домой давай дуй. И спать ложись, ладно? А то синячищи под глазами уже вон какие огромные. Игорь в красках представил, как прощается с Тёмой и едет в свою серую и пустую квартиру, из которой после развода вдруг исчезли все вещи, способные сделать её обжитой, комфортной и уютной, и его затошнило. Он не хотел возвращаться домой, по крайней мере, не хотел возвращаться туда один. Может, пригласить Тёму в гости? Игорь понимал — да, он параноик, и — да, у него конкретные проблемы с доверием, но убаюканный Тёмиными мурлыкающими интонациями голос разума вдруг очнулся и изо всех сил завопил о том, что не стоит пускать совершенно незнакомого человека к себе домой. Даже того, с кем впервые за последний год можешь расслабиться и почувствовать себя... живым. — ...обменяемся обязательно, хорошо? Я понимаю, это, наверное, очень тупо, но я не хочу, чтобы мы потерялись. Я себе не прощу, понимаешь, Игорёк? Не, конечно, если ты не хочешь, я не настаиваю, но... — Поехали, — перебил Игорь. — Куда? — насторожился Тёма. — На Воробьёвы горы. Или куда ты там решил в итоге. Несколько бесконечно долгих секунд он переваривал полученную информацию, а потом на его живом и таком красивом лице отразилось понимание. — Ты поедешь со мной? — с надеждой спросил он. И улыбнулся, ведь Игорь заглянул в его светящиеся счастьем глаза и решительно кивнул. — Нет, подожди, ты ведь спать хотел! И потом тебе работать завтра, я помню, так что, может... в другой раз как-нибудь? Я ж не последний раз в Москве, честное слово! И ты мне чего обещал — что приедешь домой и нырь в кроваточку! — У меня кофеиновый приход, — широко улыбнулся Игорь. — Не хочу домой, хочу на Воробьёвы. Поехали! — О-окей, принцесса... К сожалению, в большинстве случаев Игорь был вежливым и культурным человеком, поэтому он не стал обещать выгрызть Артёму кадык, если он ещё хоть раз назовёт его принцессой. В качестве компромисса с самим собой он смерил своего барашка таким взглядом, что тот испуганно крякнул и быстренько сбежал в туалет от греха подальше. И даже безо всяких напоминаний и возражений пристегнулся, когда они сели в тачку! «Чудеса телепатического внушения», — только и подумал Игорь. Ночная Москва была всё так же прекрасна. И дело было не столько в отсутствии пробок, сколько в особой атмосфере освещённых фонарями пустынных улочек, которые ещё совсем недавно были забиты тысячами спешащих куда-то людей. Даже воздух по ночам казался ему совершенно особенным, чистым и каким-то удивительно... вкусным, что ли? — Как-то ты притих, — заметил Тёма. — Не то, чтобы ты раньше был шибко разговорчивым, но... всё в порядке? Кофеиновый приход кончился? Может, лучше домой поедешь? — Нет, просто... задумался. — О чём? Игорь вздохнул неуверенно, крепче сжал пальцы на ни в чём не повинном руле. Подавил всплывшее на подкорке злое и колючее: «Не важно». Вспомнил Тёмино обещание выслушать всё, даже то, что кажется Игорю глупостью, и заговорил медленно: — Да просто ностальгия накатила. Мы раньше часто с Катей по ночам гуляли. Когда познакомились, студентами ещё были оба, денег не было, ну, я ей ромашки с клумбы дарил и мы пешочком, пешочком... чаще всего около «Спортивной» круги нарезали, где её общежитие было. Потом машину купили, начали подальше ездить, на Воробьёвы те же или на Чистые пруды. По Цветному гуляли... мне всегда так нравилось, это какая-то... особая атмосфера, понимаешь? Последние годы брака нам как-то не до того стало. А я... я, оказывается, по этому скучал. — А почему не до того-то стало? Бытовуха? — Дети родились. Да и после работы как-то... мне ведь не двадцать уже, сложно заставить себя ехать гулять, тут и на семью переключиться не всегда сразу получается. Ну и... потом она ушла. Сказала, всё равно меня в её жизни больше нет. Скучно ей со мной стало. Вот настолько я зануда, представляешь? Стиснутый ремнём безопасности Тёма воспользовался тем, что они встали на светофоре — извернулся немыслимым образом, накрыл большой горячей лапой плечо Игоря, погладил легонько и тут же отпустил, чтобы не отвлекать его от дороги. Смотрел так, что сразу становилось ясно — он это всё тоже пережил. — У нас с моей плюс-минус та же херня вышла, — вздохнул. — Не, Игорёш, я их понимаю — им, наверное, правда пиздец скучно целый день с детьми сидеть, но мы... мы ведь правда старались, скажи ведь! — Старались, — кивнул Игорь. И тут же помрачнел: — А толку-то. — Ну, теперь уже не исправить ничего, так что надо просто принять это и пытаться дальше жить как-то. — Я и пытаюсь. Только выходит хреново. Я... Он нахмурился, по рулю стукнул недовольно — он отвык, чёрт, как же он отвык разговаривать о личном! Он не был нелюдимым и охотно разговаривал с людьми, но всегда чётко очерчивал границы допустимого и никогда не позволял чужим лезть к себе в душу. Своими он считал пару друзей детства, пересечься с которыми ввиду занятости стало настоящим квестом, близнецов и Катю, которую он до сих пор так до конца и не простил. Она пыталась поговорить с ним по душам несчётное количество раз, но он отказывался. Убеждал её, что с ним всё в порядке, говорил, не нужно его лечить, твердил, что давно простил и отпустил, и однажды она сдалась. С тех пор их диалоги ограничивались сухим: «Привет. — Привет. — Как вы? — Мы нормально. А ты? — И я нормально. Я заеду в субботу? — Конечно. Ну, пока? — Пока». А личное, которое он так долго держал внутри, которое закопал глубоко-глубоко и планировал не вытаскивать на свет божий примерно никогда, упрямо рвалось наружу. Игорь так отчаянно желал хоть кому-нибудь рассказать обо всём, что чувствует! Мечтал услышать в ответ конструктив или банальную нелепицу в духе: «Эй, всё в порядке, ты молодец и всё сделал правильно» и, наконец, успокоиться. В конце концов, он хотел, чтобы кто-нибудь прижал его к себе — он больше года ни к кому не прикасался, разве что детей тискал и коллегам руки пожимал, но ему так не хватало чужого тепла! Может, если бы он напился вдрызг, он мог бы осмелиться и попросить добродушного Тёму о чём-нибудь в таком духе, но он как назло был смертельно трезв, и... блядь, как же ему было трудно заставить себя всё это рассказать! — Ну ничего, Игорёчек, главное, что ты не один теперь, да? — Не один? — удивился Игорь. То, что он переквалифицировался в Игорёчка, его уже не удивляло. — Не один! — закивал Тёма. — Ты ж не думал, что я тебя такого расчудесного брошу? Хре́на, ты от меня просто так не отвяжешься! Давай, хорош уже хандрить, приезжай ко мне в Питер как-нибудь, я тебя повезу по ночному Невскому кататься, там у нас вообще красота нереальная, ебануться можно! И потом, я тебя кофеём бразильским напоить обещал, и у меня ещё печеньки дефицитные остались, бывший... коллега притащил из Голландии. Они без конопли, но очень вкусные! Игоря поражало, сколько из него хлещет энергии. А ещё сильнее его поражало то, с какой радостью он делился ею со всеми, кто клюнул на его феноменальное обаяние, при этом не теряя ни капли собственной целостности. Казалось бы, Игорь всего лишь сидел рядом с ним и периодически косил на него боковым зрением, и всё равно чувствовал себя подозрительно хорошо — хотелось согласиться на поездку в Питер, на кофе, на прогулки, на всё, что он предложит. Ведь рядом с ним отчаянно хотелось... жить. — Так что, приедешь? Игорь, который крайне вовремя нашёл свободное местечко и запарковался, повернул голову и поймал Тёмин взгляд — такой ласковый, нежный и полный надежды. Смотрел на него долго-долго и никак не мог перестать улыбаться. А главное, задумался — всерьёз попытался прикинуть, сможет ли он вырвать из жёсткого графика хотя бы пару свободных дней. Решил, сперва надо сладить с текучкой, а отпроситься у Михалыча не проблема, Михалыч по-любому его отпустит. Сам ведь постоянно ходит и ворчит, что железный Игорь не то, что в отпуск не ездит, а даже больничный в последний раз брал... так сразу и не вспомнить, когда. Году в восемнадцатом, когда дети ветрянкой болели?.. — Как-нибудь обязательно, — пообещал он. — С работой разберусь и приеду. — Эх ты, — добродушно проворчал Тёма, отстёгивась. — Трудоголик. Ладно, ловлю тебя на слове. Вот так вот — оп! Оп! И ловлю. И забросил свои длинные ручищи на плечи Игоря, потянул его на себя, притиснув плечом к своей широкой груди. Будто чувствовал, что его новому... другу сейчас чертовски не хватает объятий. Конечно, Игорь дёрнулся — от неожиданности и только, ведь само Тёмино прикосновение не казалось ему чем-то неприятным, — и заворчал в своей излюбленной манере. Долго-долго ворчал, до тех самых пор, пока они не дошли до на удивление пустынной смотровой площадки. — Краси-иво, — оборвал Игоря Тёма. Видимо, оперативно приноровился пропускать весь бубнёж мимо ушей. — Огонёчков у вас тут навешали, конечно, по красоте! Вот зубы эти мне не очень нравятся, если честно, а так... — Какие зубы? — не понял Игорь. — Ну, Москва-сити. Как-то оно... инородно смотрится, что ли? — Согласен. — Зато Лужа красивая какая, а! Эх, помню, как мы после Испании всей толпой оттуда шли — радовались, орали... такие, блин, эмоции! — Да, — мечтательно вздохнул Игорь. — Эмоции и правда незабываемые. — Ага-а... ну ничего, повторим как-нибудь обязательно! — Что, и в Катар поедешь? — Так если пробьёмся в финал, поеду, конечно! Надо игрочишек наших поддержать! Родных наших, убогих, инвалидушек кривоногих... Жалко мне их, понимаешь? Смотрю каждый раз — и слёзы на глаза наворачиваются! С такой нежностью он сборную обосрал, что Игорь не выдержал и заржал. Так самозабвенно ржал, что и не заметил, как Артём к нему сбоку притиснулся и лапу тяжёлую на плечо закинул. — Надеюсь, — продолжил болтать, — Юрий Валентинович будет играть ещё в следующем году... хотя этот точно будет, куда денется! Нет, феноменальнейший всё-таки мужик — из него, блин, песок сыпется, а он в заявке на каждый матч! — Хорошо, что свои лучшие годы он нам отдал, — улыбнулся Игорь. — Вам — эт кому? «Челси»? — ЦСКА. — Так ты за ЦСКА болеешь! Вот ты какой на самом деле! — наигранно возмутился Тёма. — Ну-у, такой подлянки я от тебя не ожидал, дорогой! Какое, нахуй, ЦСКА?! «Лучше клуба нам не надо, чем „Зенит“ из Ленинграда!» — «В мире нет команды хуже, чем „Зенит“ из финской лужи!» — парировал Игорь, даже не пытаясь сдержать смешки. — Ах ты! Нет, всё — развод, девичья фамилия и тапочки по факсу! А сам только крепче прижал его к себе и по плечу погладил. Выглядел довольным-довольным, улыбкой своей широченной освещал не только самые потаённые закутки души Игоря, но ещё и пару соседних кварталов. Рядом с ним было так хорошо, так просто расслабиться, пригреться и чувствовать себя неприлично счастливым! — Ну вот, из-за какой-то хуйни разводимся, — наигранно посетовал Игорь. — Не из-за хуйни, а из-за непримиримой вражды! «Кто болеет за „Зенит“, у того всегда стоит!» — Вражда враждой, но ты бы лучше не орал ваши дурацкие кричалки посреди Москвы. — Да чё, пусть меня тока попробует кто отпиздить! Не допрыгнут! — То-то у тебя нос ломаный! Тёма свободной лапой по носу провёл, будто для того, чтобы убедиться, что он действительно ломаный, и фыркнул: — Боевая молодость! Три раза ломали! — А ты никак не научишься вовремя рот закрывать. — Так это... — Тёма затылок почесал, силясь найтись с ответом. — Рот-то у меня не закрывается, потому что я сопелкой своей сломанной нормально дышать не могу! А сопелку мне сломали, потому что у меня рот не закрывается. Замкнутый круг какой-то получается! И никак из него не вырваться... — Горбатого могила исправит... — Не, вот чего нет, того нет! Никаких горбов. И могил! Пойдём-ка лучше пройдёмся. Горбов ни у кого действительно не было, да и в могилу не хотелось. Хотелось бесконечно идти с Тёмой бок о бок, посмеиваться над его идиотскими шутками и наслаждаться прикосновениями. Тёма был жутко непоседливым и очень тактильным — он то отставал, щёлкая ночную Москву с наиболее удачных в его понимании ракурсов, то наоборот забегал вперёд. Хватал Игоря за руки, не уставая поражаться тому, насколько они холодные, предлагал толстовку, грозился нагуглить ближайшую круглосуточную кофейню, обещал подарить варежки, обнимал порывисто и говорил, говорил, говорил... «Шерстяной плед, а не человек, — подумал Игорь, снова почувствовав в себе некоторое сходство со сражённой наповал продавщицей Леночкой. — Тихо и незаметно подкравшийся со спины и накрывший по самые уши». И улыбался ему искренне, так широко, что щёки болели, и не хотел, совершенно не хотел с Тёмой расставаться. — ...но, конечно, сначала надо отдохнуть как следует. В отпуск тебе надо, Игоряш, ну честное слово! — Да какой отпуск, — отмахнулся он. — Что я там один делать буду? — Как — что? — спросил Тёма практически возмущённо. — Лежать на пляже, пить коктейли, на дискотеки, там, ходить, на экскурсии, в бассейны всякие, на массажи! Да мало ли развлечений! — Да у нас там развлечений-то... — буркнул Игорь на автомате. А потом задумался. Вспомнил лазурный берег Средиземного моря, тихие и уютные Испанские улочки и отель в Аликанте — тот самый, в котором они с Катей жили каждый год. Она пыталась вытащить его в другое место — ей хотелось побывать в Тае, в Америке, в Японии, поехать в тур по Европе в конце-то концов... а он упрямо отказывался. Говорил, незачем чинить то, что не сломано. Этого же принципа он придерживался во всём, что касалось их жизни. И, кажется, теперь он начал понимать, почему она от него ушла. — У вас — эт где? — Блядь, Тём, я такой дурак, — невпопад ляпнул Игорь. Тёма насторожился. — Да не, вроде, умный мужик... Чего случилось-то? Игорь упрямо сжал губы, головой помотал. Собрался было буркнуть, мол, нет, ничего не случилось, но... — Нет, так не пойдёт, — отрезал Тёма. — Иди-ка сюда. Остановился перед ним, не давая сделать ни шага вперёд, лапами своими горячими его понуро опустившиеся плечи сжал, скользнул по рукам вниз, обхватил ладони, пытаясь то ли согреть, то ли придать уверенности. В глаза заглянул настойчиво, не давая отвести взгляд, брови поднял вопросительно. Даже не подумал о том, что будет, если их, так мило держащихся за ручки, кто-нибудь увидит. Впрочем, от смотровой площадки они отошли достаточно далеко, и смотреть на них было попросту некому. Игорю так вообще казалось, будто они одни во всём мире. — Я же вижу, что тебя какая-то хуйня грызёт, — тихо сказал Тёма. И снова повторил: — Мне ты можешь рассказать всё, что угодно. Я не буду тебя осуждать, обещаю. Игорь бесконечно долго смотрел на него, не в силах вывернуться и дать решительный отпор или наоборот, наконец, смириться с неизбежным и принять чужую помощь. Боролся с самим собой — из последних сил боролся, не понимая толком, зачем это делает, почему не даёт всплыть на поверхность тому, что так долго мучило. — Я... — пробормотал едва слышно. — Я просто... Может, он и хотел открыться, но как назло не мог подобрать нужных слов. Даже примерно не понимал, с какого конца начать и куда двигаться. Казалось бы, у него была одна-единственная проблема, но за долгие годы отрицания она разлилась вокруг него бескрайним океаном, и теперь Игорь стоял на крошечном островке посередине и попросту не понимал, в каком направлении грести и где искать спасения. Тёма его не торопил, сжимал осторожно его руки, ласково поглаживал кисти подушечками больших пальцев. Успокаивал, подбадривал, как мог, одними прикосновениями, и в кои-то веки не попытался замять или перевести тему, а молчал, готовый слушать. Готовый выслушать. — Я... — Игорь усмехнулся нервно и всё-таки опустил глаза, чувствуя себя так, будто впервые за долгие годы оказался на исповеди. — Я только что понял, почему от меня жена ушла. — Так. — Ну, ты про отпуск сказал, и я... понимаешь, мы с ней каждый год в Испанию ездили. Каждый год. Кажется, с две тысячи одиннадцатого. Да, по-моему, я в одиннадцатом на приличную работу устроился... и всё равно пришлось кредит взять. Не суть! Каждый год мы ехали в одно и то же место. В один и тот же отель. В один и тот же номер селились, если он был не занят. И — представь! — он оказался занят только один раз. И мы заселились в такой же, но этажом выше. — Да ну, — нахмурился Тёма. — Не может же быть, что дело только в этом? — Нет, я... конечно, нет. Просто у меня со всем так. Я... знаешь, я когда студентом был, работал на холодных звонках. Каждый день ты приходишь в одно и то же место и часов по восемь по скрипту говоришь людям одно и то же, одно и то же... день сурка, в общем. Вот у меня почему-то вся жизнь такая была. По скрипту. Дом — офис — дом. Работу одиннадцать лет не менял, как в двадцать четыре к нам устроился, так и пашу́! А меня заебало всё, понимаешь?! Рутина сплошная, ру-ти-на! Катя меня от этого отвлекала, я хоть поговорить с ней мог по-человечески! А потом она ушла, и я... я до сих пор не могу это принять. Она ведь, наверное, была единственным человеком, которому было интересно, что я на самом деле из себя представляю. — Не единственным, — отрезал Тёма. И, прежде, чем Игорь успел опомниться и переспросить, прикоснулся губами к его губам — мягко, невесомо, ласково как-то и щемяще нежно, — а затем прижал его к себе. Крепко стиснул в медвежьих объятьях, не оставив ни малейшей возможности сопротивляться. Впрочем, у Игоря не было никакого желания сопротивляться. Он его в ответ дрожащими руками обхватил, нещадно комкая его дурацкую цветастую рубашку, вжался в него всем телом, носом в мощную шею уткнулся. Дышал часто-часто, моргал сухими покрасневшими глазами, потихоньку приходил в себя. Наконец-то прислушался — оказывается, всё это время Тёма что-то говорил. — ...а это всё херня, слышишь? Мы молодые ведь, нам ещё жить и жить... если, конечно, кирпич на голову не упадёт, но это уже как бог даст, тут никогда не угадаешь, да? Главное, вовремя понять, что надо что-то менять, а остальное всё решить можно. А ты не бойся, я тебе помогать буду. Я тебя не брошу теперь одного, понял? В этом Игорь почему-то не сомневался. Убаюканный и успокоенный Тёминым мурлыканьем, он постоял ещё немного, наслаждаясь теплом его тела, а затем медленно разжал пальцы и отпустил его, напоследок благодарно погладив по руке. — Ой, ты ещё пожалеешь, что меня встретил, я тебе ещё жизнь испорчу, ты не сомневайся! Будем тебя от рутины спасать, да? В гости ко мне приедешь, на рыбалку в Карелию сгоняем... ты ж любишь рыбалку, небось? На футбик, там, сходим... вот, придумал! На ЧМ на будущий год тебя с собой возьму, и не спорь даже! Спорить Игорь не собирался. И даже совсем не удивился, когда его преисполненный нежности баран поднял свою огромную лапу и погладил его по голове, растрепав идеально уложенные с утра волосы. И сам от своего жеста смутился как-то слишком резко, скорчил такое виноватое выражение лица, будто что-то крайне нехорошее сотворил. — Ты извини, что я тебя это... чмокнул, короче, — пробормотал, роняя взгляд в асфальт. — Ну просто ты такой... такой! Ты даже не представляешь! Мне правда очень сильно захотелось тебя... ну, чмокнуть. Но я больше не буду, честно! Я ж помню, ты не по этой части... Игорь нервно фыркнул и покачал головой, ничего не подтверждая, но и не собираясь отрицать очевидного. Подумал, но всë-таки не рискнул признаваться, что слегка... наврал по поводу своих предпочтений. Может, признаться всё же стоило — он ведь прекрасно понимал, что по какой-то неведомой причине ему правда очень нравится большая и шумная идиотина по имени Артём, — но решил отложить это эпохальное действо на потом. Он уже и так напризнавался во всяком на десять лет вперёд. А на сегодня с них обоих хватит. — Так я не понял, мне к тебе не приставать? Или можно приставать всё-таки? Или можно, но чуть-чуть? — с надеждой спросил Тёма. И, так и не дождавшись ответа, буркнул обиженно: — Ну чего ты молчишь и лыбишься загадочно?! Блин, ну ты и вредина, Игорёк! Такой красивый, и такая вредина! Джоконда хренова... — У меня ноги отваливаются, — отрезал Игорь, пряча улыбку за излюбленным — похоронным — выражением лица. — Пойдём в машину. — Угу. Пошли, а то чё-то я замерзать начал. Не, ты, конечно, у меня мужик горячий, но всё равно как-то прохладно стало к ночи, скажи? И скажи, если всё-таки нет! Ну, в смысле, если ты против... приставаний. Ну Игорёк! Хоть словечко, а! Да или нет?! — Или. — Вредина! О, кстати, про вредин! Хочешь ещё охуительную историю расскажу, как я на ЧМ у начальника отпрашивался? Ну, я ж решил по всей России потаскаться, и билеты купил уже, и с Кристинкой обо всëм договорился, туда-сюда... а начальник у меня зануда редкостный, ему ж не объяснишь, мол, так и так, Чемпионат мира и всё такое... ну, это я так думал! И взял отгулы по семейным, короче. Сказал, сыновья болеют. А наши с Египтом дома у нас играли, в Питере! Ну, значит, иду я по нашему стадику с детьми, ищу, где бы чё прихавать, и тут навстречу мне начальник мой идëт, прикинь! Ругался на меня — пиздец! Я думал, он меня прям там и уволит! Но потом поржали, конечно. Я ж не соврал почти — дети-то у меня и правда болели! За сборную! Кто ж знал, что он тоже футбик любит... Игорь знал, время — единица чертовски непостоянная, и всё равно он ужасно удивился, когда понял, что стрелки его наручных часов, которые совсем недавно еле ползли по циферблату, резко ускорились и добежали до пяти утра. Заболтался с Тёмой обо всём на свете, забылся, растворился в этой чудесной и такой нетипичной для него ночи. — Пора на вокзал ехать, — сказал тихо, дождавшись паузы в очередном Тёмином монологе. А жаль, ему хотелось дослушать историю про путешествие его барашка в залитую солнцем Испанию. Казалось бы, он сам был там тысячу раз и знал каждый чёртов камень в Аликанте, но из Тёминых уст даже заученные наизусть маршруты по несчастному городишке ощущались, как что-то... новое, увлекательное и интересное. — Что, уже?.. — Уже. Игорь завёл машину и вырулил с парковки. Пытался отвлечься, как мог, но лишь глубже тонул в водовороте упаднических мыслей. Сам не заметил, как доехал до вокзала, как припарковался рядом с боковым входом, как Тёма отстегнулся и бросил взгляд на часы. Пять тридцать. «Сапсан» отбывал через пятнадцать минут, так что Тёме нужно было срочно хватать рюкзак и бежать на свою платформу, а он сверлил Игоря большими несчастными глазами и никак не мог заставить себя попрощаться. Всё говорил что-то тихо, торопливо, потянулся зачем-то к по-прежнему висящему на подставке телефону Игоря. Драгоценные секунды медленно утекали сквозь ледяные пальцы. Игорь вдруг понял — он не хочет прощаться. Не хочет ехать домой в свою пустую, лишённую радости и уюта квартиру. Не хочет терять этого человека. И пусть он не имел ни малейшего права распоряжаться чужим временем и чужой жизнью и не мог попросить Тёму остаться, он бы себе не простил, отпусти он его вот так. Он обхватил его горячее лицо ладонями, потянулся к нему, впился губами в губы — жадно, торопливо, пытаясь успеть всё, на что никогда бы не решился раньше. Тёма отвечал охотно, гладил его по шее и спине и застонал разочарованно, когда Игорь нашёл в себе силы оторваться от него. — Нет, ну нет, нет, нет! — Семь минут! — гаркнул Игорь, выводя их обоих из ступора. — Бегом, Тёма! Тёма подхватил с заднего сидения свой рюкзак и открыл дверь. Обернулся в последний раз, сжал ладонью дрожащие пальцы Игоря и сказал: — Мы увидимся скоро, слышишь?! Я к тебе вернусь, обещаю! И, неуклюже вывалившись из машины, помчался на вокзал. Игорь проследил, как его широкая спина скрывается за дверьми и устало откинулся на сиденье. Долго не мог заставить себя тронуться с места — всё ждал, вдруг Тёма плюнет на свой дурацкий Питер и вернётся? Но его чёртов поезд отбыл двадцать минут назад, и ждать чуда и дальше было бесполезно. Игорь вздохнул, похлопал себя по щекам, тщась прийти в чувство, и, наконец, тронулся с места. Ему предстояло доехать до дома с мыслью, что Артём пообещал вернуться... но так и не оставил ему своего номера. *** За следующую неделю Игорь прошёл все пять стадий принятия неизбежного. Сперва он упорно отрицал проблему — раз за разом повторял себе, что он давно не впечатлительный подросток, и ему всё равно, останется в его жизни шебутной незнакомец в дурацкой гавайской рубашке или нет. Потом злился — на себя за излишнюю впечатлительность, а ещё сильнее на Артёма за то, что нагло врал ему в глаза. Не понимал, зачем было давать надежду и обещать скорую встречу, которая, очевидно, не состоится никогда. Зачем было многословно кричать, что не бросит, не оставит одного, если они оба прекрасно понимали, что это их первая и последняя встреча? Чем больше Игорь циклился на этом, тем сильнее нервничал и сердился. Срывался на ни в чём не повинных подчинённых, практически прямым текстом послал Виктора Михалыча, пообещавшего отправить его в отпуск, если он не соберётся и не придёт в себя. Извинился потом — начальник ведь правда за него волновался, — но извинялся скорее для галочки и совсем не искренне. У него на душе после Артёма остался неприятный осадочек, и теперь ему претила сама мысль о том, чтобы быть хоть с кем-то искренним. Ближе к выходным он взял себе пива, сел на диванчик на кухне, безобразным образом закинув ноги на стол, и впервые попытался проанализировать всю ситуацию в целом. Вспомнил, что Артём как минимум дважды пытался оставить ему свой номер — до того, как Игорь изъявил желание поехать с ним на Воробьёвы горы, а потом в машине, уже перед самым поездом. Наверняка ведь он тянул руки к телефону не просто так, а именно за этим? Выходит, Игорь сам неосознанно не оставил ему выбора, отвлёк оба раза, зубы заговорил. Значит, не так уж его Тёма и виноват? Значит, это он сделал всё, чтобы они больше не встретились? Или они оба молодцы? А впрочем, какая теперь разница? Главное, что это случилось, и у Игоря не было возможности повернуть время вспять и всё исправить. С другой стороны, думал он на следующий день, упорно игнорируя работу, Тёма ведь твёрдо пообещал, что они скоро встретятся. Может быть, на самом деле у него есть план? Может, он всё же найдёт Игоря и свяжется с ним? Через соцсети, например, или каким-нибудь другим образом? «Чёрт, он ведь показывал мне фотки из инстаграма!» — вдруг осенило Игоря. Он попытался вспомнить его ник, но безуспешно — он попросту не обратил на него внимания, был слишком занят любованием на счастливую Тёмину рожу на фотках из Испании. На этом стадия торгов закончилась и началась депрессия. Эта тварь тихо и незаметно накрыла его в пятницу и, кажется, решительно не собиралась отпускать. Конченый трудоголик Игорь, не привыкший сидеть без дела и способный развести бурную деятельность буквально на пустом месте, апатично пролежал на кровати все выходные, тщетно пытаясь расслабиться и не думать ни о чём. Но, разумеется, думал — вспоминал Тёмины светящиеся добротой и нежностью глаза и широкую улыбку, и большие горячие ладони, стискивающие его руки... чёрт, как же глупо всё-таки вышло! Глупо и неправильно, нелепо, нелогично и как-то по-идиотски — словом, на все сто процентов в Тёмином духе. Да и сам Игорь был не лучше — не стоило ему подпускать незнакомого человека так близко. Не стоило попадать под каток его обаяния. Да что уж там, заезжать на ту заправку ему тоже не стоило. В понедельник он решил, что пора прекращать бессмысленные и изматывающие страдания. Тёма всё правильно сказал — они молодые ещё, им жить и жить, если, конечно, кирпич на голову не свалится, но тут уж действительно никогда не угадаешь, как скоро это произойдёт и произойдёт ли вообще. Первым делом Игорь позвонил Кате. Попросил встретиться с ним после работы и очень удивился, когда она вдруг взяла и без лишних вопросов согласилась. Он купил ей самый большой букет ромашек, какой только нашёл в цветочном и, собравшись с мыслями, вывалил на неё всё, что чувствовал. — Ты меня прости, — сказал. — Я на тебя обижался, хотя ты этого не заслужила... ты ведь изо всех сил пыталась отношения наладить, а я... как мудак себя вёл. Правда, родная, прости. Не ожидавшая таких спонтанных тектонических сдвигов Катя сперва очень удивилась, затем едва не расплакалась, и всё-таки простила. После того, как окончтельно успокоилась и в сотый раз заверила, что всё в порядке, посмотрела на него своим фирменным взглядом, так и кричащим, мол, а я про тебя всё знаю! — Смотри-ка, и кольцо снял! — хитро прищурилась. — Неужели наконец-то кого-то себе нашёл? Кольцо теперь лежало в тумбочке — Игорь снял его этим утром и решил, что не будет ни продавать его, ни выбрасывать. Пусть лучше останется на память. Главное, чтобы глаза не мозолило. Катя наседала, и он едва отбрехался, но... к сожалению она была умной девчонкой, знала его, как облупленного и совершенно ему не поверила. Возможно, будь у них больше времени, он бы рассказал ей всю историю о том, как, наконец, дошёл до ручки, а потом вернулся обратно, но ей нужно было спешить домой, к детям. Они договорились, что Игорь приедет в гости в субботу, расцеловали друг друга в щёки и разошлись. Кажется, жизнь потихоньку налаживалась. Налаживалась она аж до среды. Игорь честно отработал половину дня, взял лопатник и уже собирался идти на обед, но наткнулся в коридоре на Виктора Михалыча. — Ты куда? — спросил он, вздёрнув брови. — Как — куда? Есть. Два часа же. — Какое есть?! Потом поешь! Делегация к нам едет из Питера, ты что, не помнишь? Игорь не помнил. Закрутился, заработался, даже в ежедневник не записал! Наверное, поэтому важная информация и вылетела из его головы. — Михалыч, веришь, нет, забыл напрочь! — Верю, верю... ты всю последнюю неделю совсем зелёный какой-то ходишь. Ну, пошли, введу тебя в курс дела, что ли. До последнего вводил, подключив к обсуждению всех собравшихся в конференц-зале топов из отдела Игоря. Всё занудствовал и занудствовал, будто Игорь не про совещание забыл, а в первый раз в жизни на пороге их офиса объявился, и замолчал только когда его личный секретарь Ванька впустил дорогих делегатов. — Сергей Богданыч, сколько лет, сколько зим! — радостно улыбнулся он, пожимая руку Петербургского коллеги. Усадил его и его ребят за стол, предложил напитки, расспросил о том, как они добрались. Семак вцепился в чашку кофе, как утопающий в соломинку, честно заявил, что у них в последнюю неделю тоже случился жуткий аврал, и согласно закивал, когда Михалыч предложил обсудить сейчас только самое важное, а бо́льшую часть рутины отложить до завтра. Игорь слушал их вполуха, едва вникая в суть диалога, ведь у него были дела поинтереснее. Он пристально смотрел в наглые голубые глаза одного из семаковских подопечных — некого Артёма Сергеича, двухметрового широкоплечего шкафа в костюме от «Армани», который так удачно уселся прямо напротив него, — и, казалось, собирался убить его одним взглядом. Смотрел и понимал — вот, отчего его рожа показалась ему такой знакомой! Коллега из Петербурга, значит! Не общались точно, Игорь бы его запомнил, и вряд ли рубашка и щетина ввели бы его в заблуждение, но наверняка пересекались! Вот ведь гадёныш! Знал всё и ничего Игорю не сказал! А теперь улыбается сидит, довольный такой — аж глаза режет... Игорь едва дотерпел до конца совещания. Плюнул на все правила приличия, торопливо попрощался с коллегами, за рукав Артёма схватил и выволок из конференц-зала, начисто игнорируя удивлённые взгляды всех присутствующих. Утащил его в свой кабинет, запер дверь на ключ и замер на месте, не найдя в себе сил обернуться и посмотреть на этого невозможного идиота. Стоял, зябко обхватив себя руками и опустив голову, дышал тяжело и возмущённо. Едва сдерживал порыв съездить кулаком по гладко выбритой морде Артёма, мать его, Сергеевича. — Игорёчек, ну не злись, я объясню всё... — тихо начал Артём. — Заткнись, — предупреждающе рыкнул Игорёчек. Обернулся, заглянул в его большие, виноватые и самую малость испуганные глаза, и нахмурился ещё сильнее. — Ты знал или это всё сейчас случайность?! — спросил грозно. Не мог не спросить, хотя сам только что велел Артёму заткнуться. — Знал, конечно, знал! — торопливо ответил он, вскинув большие руки в примирительном жесте. — Я ж... мы к вам в прошлом году ездили, а у меня память на лица хорошая, понимаешь? Я тебя сразу узнал, на заправке ещё! Вспомнил, что ты тоже наш, прикинул, что я к вам скоро опять нагряну, подумал — вот смешно будет, когда встретимся... ну, типа, я такой в костюме, а ты ж меня деревенщиной обзывал! — Охуенно смешно! — возмутился Игорь. — С позапрошлой пятницы хохочу, не переставая! — Я хотел, я правда хотел тебе номер оставить! Не успел тупо, понимаешь? Ты ж сам в последний момент целоваться полез, ну! Не, я так-то не против, я только за, но... я подумал, всё равно ведь встретимся скоро... Ну прости меня, принцесса, я правда не хотел! — Ты меня бросил, сука ты блядская! — Так я обещал, что вернусь! Я и вернулся... Аргументы Игорь, конечно, принял, но он по-прежнему был в бешенстве и никак не мог успокоиться. В два широких шага пересёк разделяющую их половину кабинета, влупил Тёме смачную затрещину, а затем крепко обнял его. Медленно выдохнул, почувствовав на спине его большие горячие ладони, вжался в него всем телом, сопел злобно ему в шею, успокаивался потихоньку. — Бо-ольно, — грустно вздохнул Тёма, растирая ушибленное. — Ну, извини, — буркнул Игорь. Впрочем, извинялся он исключительно для проформы, ведь особо виноватым он себя не чувствовал. Этот баран сам его до ручки довёл! Он, между прочим, чуть с катушек не съехал за эти бесконечно долгие двенадцать дней! — Поцелуешь, где болит? — Поцелую. Да пригнись, дылда ты. Тёма послушно пригнулся, позволил осмотреть алеющие щёку и ухо и разулыбался довольно и чуточку смущённо, когда Игорь оставил на его лице россыпь осторожных поцелуев. — Ну вот, а говорил, натурал! — Я напиздел, — пожал плечами Игорь. — Ну нахуя, Игорёк? — Потому что ты меня бесил. Жутко. — А сейчас? — А сейчас ещё сильнее бесишь. Иди ко мне. Артём хоть и был дураком, но без лишних слов понял, что от него требуют, и, ни на секунду не переставая счастливо улыбаться, прижал своего драгоценного Игорька к себе. Погладил его окаменевшую от нервного напряжения спину, взъерошил волосы на затылке, чмокнул до одури нежно в самый кончик носа и в складочку между сурово сведённых бровей. Сверлил его своими огромными голубыми глазищами с такой любовью, что Игорь выдохнул рвано и одним скопом всё-всё ему простил. Но то, что он простил, совсем не значило, что он перестанет вредничать. — Ещё хочу, — скомандовал. Тёма облизнулся довольно, потёрся носом о его нос и, наконец, потянулся за поцелуем. Сперва ласково и неторопливо касался его подрагивающих губ, сцеловывая былые обиды, разочарования и горечь. Затем прижался теснее, принялся терзать его рот с нарастающей ежесекундно страстью, вынудив своего извечно собранного и сосредоточенного вредину Игоря, позабыть обо всём на свете. Было хорошо. Так хорошо, как ни с кем раньше. Стих надоедливый голос разума, а в одночасье ставший таким ярким и прекрасным мир сузился только до них двоих. Кто знает, чем бы закончился этот поцелуй, если бы кто-то из коллег не постучал в дверь... Тёма недовольно отклеился от Игоря, на ходу поправив съехавший набок галстук, и попёрся открывать, бормоча что-то нечленораздельное и жутко нецензурное под свой трижды ломаный нос. Щёлкнул замком, распахнул дверь и вымученно улыбнулся так не вовремя объявившемуся на пороге Виктору Михайловичу. — У вас всё в порядке? — поинтересовалось бесценное начальство. — Ага! — заверил Тёма. — Просто мы тут это... не виделись давно. С ним. Вот. Игорь понял одну вещь — если он сейчас же не спасёт ситуацию, его барашек, окончательно ошалевший от свалившегося на него счастья, спалит им всю контору. Разумеется, он сомневался, что Виктор Михалыч станет предавать их отношения огласке, даже если всё поймёт. И всё равно решил перестраховаться. Во избежание. — Нужно было обговорить один вопрос, но мы уже разобрались, — сказал твёрдо. — Артём Сергеевич сейчас поедет в отель, а я вернусь к работе. Михалыч удивлённо посмотрел сперва на одного, затем на другого. Протиснулся в кабинет, закрыл за собой дверь, спросил, нахмурившись пуще прежнего: — Может, лучше покажешь Артёму Сергеевичу столицу? Сказать, что Игорь охуел от таких предложений — ничего не сказать. — Вить... — всплеснул руками. — Он же мос... — А я что, я с радостью! — мгновенно возник Тёма, нагло перебив Игоря. — У вас тут красиво так, хорошо... а мы бы сейчас с тобой куда-нибудь съездили погулять, да? Заодно и рабочие вопросики бы обговорили, надо же отношения между филиалами налаживать! На Воробьёвы горы можно, например! Давно хотел посмотреть, что там как с последнего раза, когда я там был... Игорь поперхнулся воздухом. — Вот и поезжайте, — закатил глаза Михалыч. Игорь чувствовал себя совершенно неправильно и до ужаса неловко. Пытался сообразить, что сказать, — поблагодарить? Обматерить? Пообещать подарить бутылку отличного вина? — Ой, ну, спасибо вам, Виктор Михалыч! — разулыбался Тёма. — Я тогда это... пойду своих предупрежу, что попозже к ним в отель приеду... — Так они уехали уже. — Как? Без меня?! — Ну да. Ваш коллега, Себастьян, сказал, вы просили вас не ждать. — А-а... ну, в принципе... да. Да! Всё правильно сказал. Ещё несколько мучительно долгих минут они потратили на расшаркивания, а потом Михалыч, наконец, попрощался и оставил их наедине. Артём тут же прильнул к Игорю, обхватил его ладонь своей и коснулся губами его виска. — Хороший у тебя начальник, — фыркнул добродушно. — А у тебя... коллега. — Ну, Себа, ну, кошак драный! — расхохотался Тёма. — Шоколадку ему потом куплю. — У вас с ним... — насторожился Игорь. — Не! Не-не-не, мы друзья, честное слово! Слышь, Игорёчек? Не ревнуй! — Я и не ревную! — буркнул Игорёчек. — Я просто интересуюсь. — Ну и ладно... хотя вообще, мог бы и поревновать немножко. Но только немножко! Чë, тогда поехали, что ли? — Да. Сейчас только вещи соберу. Что, мы серьёзно на Воробьёвы? — Не-е. Я думал, пожрать тебя куда-нибудь пригласить. И — нет, не в «Мачку»! В ресторан какой-нибудь пойдём, раз мы с тобой сегодня такие красивые и в костюмах. Давай? Игорь посмотрел на него, как на последнего идиота, помотал головой. — Еду из ресторана можно и домой заказать, — сказал. — Поехали лучше ко мне. Тёма просиял. Склонился над ним, коротко и нежно клюнул в губы, смотрел на него с таким трепетом и любовью, что сердце в груди чаще забилось. И смеяться захотелось от переполняющего изнутри счастья. — Поехали! Только это... ты мне номер свой дай сразу, а? Пока мы оба опять, блин, не забыли... Да, до появления Артёма Игорь никогда не пил дерьмовый кофе на автозаправках и никогда не влюблялся в сомнительных мужиков, которых подобрал по дороге домой. Но он бы не стал спорить с тем, что в его жизни давно пора было что-то менять.