Погасшая звезда

Беситься и злиться получается только на себя. Как бы он ни старался, как бы не силился, сколько бы не порывался сжечь или разорвать чёртов снимок, у него не получается. В итоге, он лишь обречённо выдыхает и сжимает кулаки, нервно скрипя зубами. Судьбу свою давно не проклинает, смирился. И на жизнь давно не жалуется, трудится смиренным воином, рвёт челюстями и деланно радуется, когда выигрывает очередную схватку. Вариться в адском котле глухой ненависти и беспробудного отчаяния становится нормальным. Галлиард давно научился игнорировать и не замечать, что по ту сторону моря или среди нападающей коалиции тоже люди, тоже заложники и пешки в чужих руках. Раньше так было проще, проще до того, пока он не увидел её. Её величают Аккерман и она из рода величайших воинов внутри стен. Снимок, сделанный на фотопулемет Пик совершенно случайно, попадает к нему в руки и с тех пор, с ним он не расстаётся. И игнорировать чужие смерти становится невероятно сложным. Сначала он долго всматривается в её свирепый взгляд обрамлённый длинными, совсем по-девичьи, изогнутыми ресницами. Глаза, несмотря на всю её свирепость во взгляде, выглядят раскосыми и прекрасными. Лицо её, фарфоровое, как в самых лучших традициях этой дорогой посуды, идеально и величественно. Тонкий продолговатый шрам на щеке — словно печать смерти на её облике, и от этого ему и страшно, и дух захватывает так, будто он взлетел куда-то ввысь, к мигающим звёздам. И слепое благоговение перед ней — словно апогей его существования. Узнал бы Магат, давно лицом к стене и расстрелял бы, пусть он трижды воин-титан, такого богохульства к марлийской армии никто не потерпит. Но вот он есть, бесчестный воин Порко Галлиард, самозабвенно и беспечно полюбивший лишь призрачный облик дьявольского отродья. И каждый день, каждую божью ночь, с ума сходящий, увядающий и выдыхающий остатки силы воли. Шальные мысли мелькавшие на задворках сознания перерастают в слепой ужас, стоит только подумать о том, что она, эта тонкая и прозрачная девица, обладавшая недюжинной силой, станет обедом командиру Зику или попадёт под обстрел. Некогда скупые мысли нынче рисуют свой витиеватый узор новой жизни и реальности, в которой он всё чаще думает о том, что вот она, сидела однажды, ни о чем не подозревала, жила спокойно и безмятежно. А потом в миг и весь её мир был разрушен и сожжен дотла Колоссальным и Бронированным. И теперь она несёт свой меч возмездия и ищет справедливости, в которой он ей явная помеха. Галлиард лишь громко смеётся, всякий раз сознавая, что из-за дьявольской девчонки больше не в силах смотреть на мир попрежнему. Привычные устои рушатся, принципы на которых зиждилось его понимание мира — ломаются, стираются границы. Сбросить бы все эти оковы, подарить бы миру хоть чуточку свободы и тишины, научить бы и его дышать глубоко. Но всё это лишь его скромные мечты, в которых нет места мести, есть лишь народы объединившиеся, счастливые и позабывшие о своих войнах, и она, счастливая, рядом с ним. Грудь болезненно сводит от одной лишь мысли о несбыточности и наивности своих грёз. Реальность плющит на поверхности страха и ужаса, а в голове вихрем летит: что если они сойдутся в схватке? Сначала он решает, что будет сражаться во что бы то ни стало. В конце концов, это то ради чего он живет и был создан. Никакие чувства не должны пересиливать долг перед друзьями и родиной. Осквернённый и искупавшийся в крови тысячи человек, он не имеет права сдаться в память об их жертвах. Однако, чем чаще думает о подобном варианте, тем сильнее убеждается, он против неё бессилен. Необъяснимое, пугающее чувство захватившее его усталое сердце в плен, выворачивает душу наизнанку от одной лишь мысли, что эта девчонка может пострадать. Порко никогда не был глупцом или дураком, и опыта с девчонками у него было прилично. Он даже с Пик целовался и не один раз, чего уж! Но ни одна из них, ни одна не заставляла его, возвысившегося от одной лишь мысли о ней, с оглашающим ужасом разбиваться о болезненную реальность. Ничей облик и тонкий стан не манил так, как та, что запечатлена на потёртой, чёрно-белой карточке. А уж какая досада сжирает его от одной лишь мысли о том, что Аккерман даже и не догадывается, что Порко Галлиард существует! Она его знать не знает, о его существовании понятия не имеет, и от этого хочется выть и рычать в бессилии. Становится мерзко от себя, когда он, проведя ночь с какой-нибудь хорошенькой элдийкой, которая сладостно стонала и отдавалась ему, исчезает бесследно, стыдясь признать, что представлял на её месте другую. Чувства, странные, непонятные и необузданные, душат его и хоронят заживо. Он сгорает в желании увидеть хоть раз, и в ужасе застывает, даже боясь представить, чем закончится эта встреча. Разрывается душа на части, словно в бесперебойной мясорубке, выкручивая его на мелкие кусочки. В его жизни даже чувства, по закону жанра, обязанные быть прекрасными и непорочными, окроплены дорожкой крови и ненависти с примесью брезгливости. Это то, что она наверняка испытывает.

***

Реальность оказывается в миллионы раз хуже, и вместе с тем, во столько же раз прекраснее, чем он себе воображал. Затаив дыхание, он поспевает за ней лишь взглядом, пока она, точно демон, атакует молотобойца. И это зрелище так захватывает его, что он, наплевав на всё, мчится к ней. Ни окрики Пик и других солдатов, ни взрывы и пулемётные очереди, ничто не способно отвлечь его. Всё его существо, даже не человеческое, титанья сущность стремится к ней, хоть на мгновение завладеть её вниманием, стать центром её вселенной. Проворный титан быстро перебирает когтями, пытаясь сбежать, но Порко с упоением чувствует как она настигает его, как впиваются стальные тросы в крепкую шею и следом, почти тихо и по-кошачьи опускается на него и она. В этот миг, Галлиард может поклясться, его заполняет первобытный восторг. Вот она, Микаса, совсем рядом, и это чувство ни с чем несравнимо. Ни первый полёт на дирижаблях, ни становление титаном, ни секс — ничто из того, чем раньше он восторгался, не могло сравниться с этим мимолетным ощущением, когда на могучей спине титана-челюсти грациозно ступает Микаса Аккерман. Быть может вот оно, то единственное ради чего стоило жить? Что есть свобода? Что есть мир? Пока живут в нём люди, жаждущие власти и отмщения, губящие и себя и других, ищущие справедливости, не будет свободы. И жизнь у них по расписанию, заранее кем-то составленному. Живут они, точно крысы. И там, на Парадизе, и здесь, на Марлии. Весь мир так живет, замерев в ожидании перед очередной бойней, дышит едва, и вновь наступает на те же грабли. Так есть ли смысл биться? Никого не учат смотреть на вопрос иначе, у каждого своя правда: а правды нет, всё началось из-за силы, всё закончится из-за неё же. А он так не готов умирать. Не ради этого. Он жаждет подобно угасающей звезде, осветить и ослепить кратковременной вспышкой весь мир, оглушить своим взрывом и погаснуть навсегда, счастливый просто потому, что погиб от её руки. Его не смущает что он сдаётся, даже не попробовав побороться, против неё это заведомый провал, рука не поднимется полоснуть когтями по ней или сомкнуть челюсти. И устал он, так сильно устал жить в этом мире. Может быть потом, раз уж есть Бог который позволил появится потомкам Имир, он сможет переродиться в другом мире, месте и времени. Может быть где-то есть ещё какой-нибудь мир в котором он не заведомо усталый и обессиленный старец в теле юнца, а просто молодой человек, которому повезло родиться рядом с возлюбленной. Но в нынешнем положении возлюбленная едва ли принадлежит ему. Она вонзает тонкие лезвия в шею титана и без труда достаёт его тело. Галлиард смотрит на неё не мигая, и даже не дыша. Первым делом цепляет взглядом смертную метку — бледную полосу шрама на щеке, всматривается в раскосые глаза, и облегченно выдыхает. Кажется, так и должно быть. Умереть от её руки — правильно и важно. Он, прикрыв глаза, смиренно дожидается, но вместо челюстей Атакующего, его настигает тихий девичий голос: — Сдаёшься? — Микаса смотрит спокойно, в её глазах едва ли колышутся волны эмоций. В глазах Порко мелькают ужас, удивление, непонимание и всё то же благоговение. — Сдаюсь, — словно в тех дурацких играх когда Зофия и Габи, подловив Удо и Фалько, злостно пыхтя, заставляли их сдаться. Мальцы и не сопротивлялись, прямо как он сейчас. — Пойдёшь с нами? — вопрос на миллион. Он должен ответить: лучше убей. Вот только вместо ответа неуверенный кивок. Она поднимает его на дирижабль, крепко прижав под руки. Ветер в ушах гудит и взлохмачивает её короткий темный волос. Галлиард внезапно хватает её за талию, прижимая к своей груди. — Боюсь упасть, — выкрикивает он и цепляется за неё, словно утопленник за солому. Микаса не отвечает, а уже на борту, Порко знает, что идёт в новый мир. Ещё немного, и он вернётся за своими друзьями, чтобы показать и им, мир одинаковый и за морем, и в стенах Марлии.