Проклятие Афродиты

      Она проснулась поздним утром, когда горящая колесница Гелиоса уже всем своим светом одаривала плодородную землю Крита. Медленно встав с ложа, голая женщина вышла на террасу и позволила тёплым лучам солнца согреть её тело. Она бы стояла там долго, если бы не девочка-рабыня, которая пришла застелить её постель и одеть госпожу.       Рабыня выбрала наряд и подошла к царице, которая уже вернулась в покои. Она выбрала ионийский хитон бордового цвета с чёрной каймой внизу. - Нет, - спокойно проговорила Пасифая, - не этот – вон тот.       Женщина указала рабыне на белый дорийский хитон с каймой в виде вышитого злотыми нитями орнамента по нижнему краю. Царица хотела оставить бёдра открытыми, дабы в жаркий день на Крите ей было комфортно. Девочка молча повиновалась, поклонилась и принесла тот, который пожелала её госпожа.       Одев свою госпожу в выбранный наряд и застегнув его фибулами на плечах, девочка подпоясала её широким поясом исшитым золотыми нитями прямо под грудью. Затем царица села на кровать и позволила рабыне завязать на своей ноге иподиматы – сандалии, состоящие из кожаной подошвы и мягких кожаных ремешков. Девочка завязывала узелки очень хорошо, так как сандалии держались на ноге уверенно и при этом выглядели легко, будто нога была голой. - Спасибо. Ты можешь быть свободна. – Сказал Пасифая рабыне. И Девчушка встала, поклонилась и ушла.       Царица провела её взглядом и слегка взгрустнула. Девочка-рабыня была немой, правда, не с рождения… Когда она была совсем маленькой, то общалась со сверстниками, а когда начала служить Пасифае, то на все приказы отвечала «Да, госпожа». Но в один день она просто перестала говорить. Только кланялась и избегала мужчин.       Вот только, Пасифая точно знала, что с ней произошло… Ведь это она прокляла её лично, когда заметила, как Минос страстно на неё смотрит, «пожирая» глазами её молодые и упругие формы. Помнит те слова, которые тихо процедила сквозь зубы: «Ты замолчишь навсегда, если разделишь ложе с моим мужем».       Царице было всё равно, как это происходило: по воле девушки или нет. А если точнее, то она точно знала, что Минос взял рабыню силой, ведь сама была личной свидетельницей того, как её муж насиловал рабыню.       Тогда она стояла и наблюдала за происходящим в тени. Её не видел ни Критский царь, ни рабыня, а вот Пасифая видела всё. И запомнила всё до мельчайших подробностей.       В ту зимнюю, тёмную безлунную ночь ей не спалось. Она неспешно гуляла по холодному дворцу и дошла до кухни, где служанки и рабыни готовили еду для царской семьи и пиров. В тёмную пору кухня всегда пустовала, а работа начинала кипеть только с первыми лучами солнца. Но в тот день было что-то не так, ведь из кухни сиял тусклый свет одной-единственной свечи и были слышны приглушенные, не понятные с самого начала, звуки.       Дочь Гелиоса тихонько подошла ближе и увидела то, что повергло её сначала в шок! Минос силой удерживал рабыню, прижимая руками её голову и грудь к массивному деревянному столу и с силой, ведомой похотью, вгонял свой эрогированный член ей в вагину. Вгонял по самые яйца. При этом он, хрипя от удовольствия, пытался говорить с ней: усыпал её комплиментами, успокаивал, обещал всё, что только мог пообещать. А рабыня тем временем, сдерживая стоны, проливала слёзы от безысходности. И пока Минос наращивал свой темп, Пасифая закрывала себе рот рукой, пока пальцы другой руки пытались проникнуть максимально глубоко в её влагалище.       Шок, который потом превратился в злость, не мог конкурировать с её похотью и завистью. Да, она хотела оказаться на месте рабыни, хотела, чтоб в неё Минос с такой же звериной жесткостью вгонял свой член, хотела чувствовать приятную боль и жар по всему телу от секса. И да, она бы не сдерживала бы стонов, она бы стонала во всё горло и не отпускала бы Миноса до рассвета. Вот только, всё что она могла – это наблюдать, завидовать и ласкать себя пальцами.       А тем временем Минос, в последний раз вогнал свой член в грязную пизду рабыни по самое основание и замер. Он простоял в небольшом ступоре не долго, не больше десяти секунд. На его лице виднелось искреннее блаженство. Он кончал. Кончал внутрь и ощущал счастье, а потом высунул обмякший член и запрятал его под одеждами.       Пасифая испугалась. Она побоялась, что Минос выйдет из кухни и увидит её, но Минос решил сначала попить воды из кувшина, а потом вышел через другой вход. А рабыня, осквернённая хозяином, сползла со стола на пол и заплакала громче. А Критская царица, бросив лишь взгляд на рабыню (а точнее на её вагину, из которой толстой струйкой вытекала сперма её мужа), поняла, что больше ей тут делать нечего. И ушла.       Она ещё часто вспоминала увиденное, фантазировала, подставляя себя на роль рабыни. И мастурбировала, держа в голове эти фантазии. Даже сейчас, вспомнив тот момент, её влагалище начало выделять соки. Но царица взяла себя в руки, обуздала желание и вышла из своих покоев…