Не сентиментальный

      С самого первого дня своей службы Мерлин размышлял о шлемах, висевших на шкафу принца. Особенно первый, маленький, сделанный из серебристой стали, как раз такого размера, чтобы поместилась голова маленького мальчика. Поначалу он просто решил, что это первый шлем Артура. Но по мере того как проходили месяцы и Мерлин узнавал все больше о своем господине, он стал замечать, что принц избегает сентиментальности. Знаки внимания от дам были вежливо приняты, но Артур верил в практические дела, в сталь и меч, и предоставил бардам украшать его подвиги так, как они пожелают.       Значит, это не сентиментальность. Возможно, причиной такого почетного места была глубокая вмятина на металле или рваный край, зубья которого зацепились за тряпку Мерлина, когда он протирал шлем. Возможно, если бы он был лучшим слугой, он не был так любопытен; возможно, если он не был один здесь, в Камелоте, он не удивлялся бы так от этих доспехах, одиноко стоящих на своих подставках, изолированных от своих родичей. Но после почти шести месяцев размышлений об этих странных украшениях в покоях принца Мерлин наконец набрался смелости спросить.       — Артур, что это?       Принц лишь поднял глаза от чтения. Увидев Мерлина, держащего руку на чеканной стали, он почти сразу же опустил их, и его голос был полон раздражения, когда он ответил:       — Мерлин, ты мой слуга, что вряд ли дает тебе право рыться в моих личных вещах.       Мерлин удивленно приподнял бровь.       — Моя работа — рыться в твоих личных вещах.       Послышалось тихое раздражение, но не более. Мерлин вернулся к уборке, позволив Артуру немного расслабиться, прежде чем самым невинным голосом добавить:       — Ты его носил?       Несколько долгих мгновений Мерлин думал, что его вопрос проигнорировали. Все, что он услышал, был тихий шелест переворачиваемой страницы, рука, разглаживающая позолоченный пергамент. Когда он уже почти потерял надежду на ответ, то услышал, как Артур тихо сказал:       — Это была часть доспехов, которые я получил на свой восьмой день рождения. Шлем был велик — моему инструктору пришлось набить его шерстью, чтобы он не шатался, когда я его надевал. Но я думал, что повелеваю миром.       Повернувшись спиной к принцу, Мерлин ухмыльнулся при виде миниатюрного Артура, царственно ожидающего, пока его шлем будет набит шерстью.       — Но даже тогда у меня был враг. Его звали Фендрел, он был сыном одного из рыцарей отца. Он был старше меня, крупнее и не хотел становиться передо мной на колени.       Мерлин вдруг почувствовал уважение к юному Фендрелу. Но по мере того, как рассказ продолжался, оно таяло, а голос Артура становился жестче.       — Его предупредили, чтобы он держался от меня подальше, но ты же знаешь, какими бывают мальчишки. Он постоянно возвращался, постоянно подстрекал меня, искал драки…       Мерлин только делал вид, что вытирает пыль, и его тряпка бесполезно скользила по гладким доскам. Его внимание было приковано к Артуру, хотя он не осмеливался обернуться, не осмеливался прервать его рассказ.       — Однажды рано утром, — продолжал Артур, — я был в оружейной, и там никого не было. Ты же знаешь, я не мог сам подогнать доспехи, поэтому носил только шлем. Мои уши были глубоко погружены в шерсть, и я даже не слышал Фендреля, пока он не оказался за мной. — Его голос стал тихим и далеким. — У него была утренняя звезда, а я был беззащитен. Если бы на мне не было этого...       Мерлин замер. «Утренняя звезда» была одним из самых жестоких видов оружия в арсенале короля, способным пробить череп, если им владеет опытный рыцарь. Даже в руках мальчишки он мог причинить неизмеримый вред. И хотя со времени этих событий прошло уже больше десяти лет, слухи о них все еще пробуждали в нем защитный механизм. Он заставил себя сдержать волну магии, которая пронзила его кожу, ожидая, что Артур продолжит свой рассказ, но принц молчал.       — Что с ним случилось? — Наконец спросил Мерлин, не уверенный, что действительно хочет это знать.       — Они исчезли со двора, мальчик и его семья, — ответил Артур. Его голос был лишен эмоций, когда он добавил: — Мне так и не сказали, что с ними случилось.       В комнате повисла тяжелая тишина, пальцы Мерлина осторожно ощупывали разорванный металл. Без него не было бы принца Камелота, не было бы его предназначения.       — И ты сохранил его, потому что он спас тебе жизнь, — заключил Мерлин. Он съежился от того, как благоговейно это прозвучало.       Но Артур, казалось, ничего не заметил.       — Я сохранил его, потому что он стоил мне жизни, — поправил он Мерлина. — Одно время я думал, что это справедливо.       И Мерлин хотел знать больше, хотел знать, когда Артур перестал верить в это, что заставило его изменить свое мнение и все, что он теперь думает о том, чтобы быть справедливым королем. Но зная, что такой шквал вопросов будет встречен с презрением, он позволил себе только один.       — А теперь?       — Ему было всего десять лет, — тяжело вздохнув, ответил Артур.       Время дрогнуло лишь на мгновение, достаточно долго, чтобы Мерлин задался вопросом, не сделал ли он что-нибудь, чтобы замедлить его. Достаточно долго, чтобы он мог представить, как эта ноша давила на мальчика, которому никогда не позволяли ее показывать. С каждым вопросом, на который был дан ответ, возникала сотня других, но на одно ослепительное мгновение Мерлин увидел, что все встало на свои места. В одну-единственную сокрушительную секунду он понял, каково было понять этого человека, который был Артуром Пендрагоном, его принцем, человеком, которого дракон провозгласил королем былого и грядущего.       А потом время снова покатилось вперед, и Артур вернулся к чтению с раздражением, которое возвестило, что их разговор окончен. Мерлин вернулся к своей вялой уборке, поправил шлем и спрятал эту историю, которую ни один бард никогда не споет, но которую он никогда не забудет.