Проблемы находятся, когда их не ищешь

Знал бы кто, как Итачи штормило… Кажется, в его теле побывало сегодня нечеловеческое количество алкоголя и ни кусочка нормальной еды. Этому плану по самоуничтожению, естественно, пытались помешать несколько самоотверженных личностей, но когда у них, собственно, получалось провернуть с ним хоть что-то? Ещё на стадии планирования этого мероприятия Учиха слышал мнения о том, что он влюбится в эту прекрасную церемонию, побывав разок её участником, и даже отношение к браку в целом поменяет. Что отпускать своего ребёнка от сердца – это мучительно, но в то же время приятно… Что за глупости, блять? Саске – всё ещё его ребёнок. Всегда им будет. Не из какого гнезда он не вылетал, и никому его Итачи не отдал. Брак – всё тот же условный концепт, считающийся в обществе нормой и даже обязательством, но на деле являющийся романтизированной донельзя клеткой. А свадьба… Трата денег да нервов – и только. Устаревшие традиции, неудобные одежды, учтивые разговоры с людьми, на которых тебе абсолютно насрать. Нет, он, конечно, держался. Выслушивал мнение чужой матери о том, что пора бы и ему уже остепениться, сам делился на ходу придуманными мыслями по поводу супружества, раздела, блять, имущества и воспитания детей. Он потихоньку закипал внутри, но лицо своё умело удерживал на отметке «приятно». Всё нормально. Саске счастлив, и исключительно ради этого омега готов терпеть это всё ещё целых двое суток. Но, чёрт, это было непросто. Начнём с того, что Наруто открыл в себе второе дыхание и планомерно отыгрывал аккорды по нервам мужчины весь вечер. И не вёл никаких игр в «слабо», а именно подстраивался под разговор таким образом, что у брюнета зубы скрипели. Ну вот зачем? Из всех дней, блять, именно сегодня. Единственный человек, кроме брата, с которым не обязательно притворяться. Который должен быть глотком свежего воздуха в этом невыносимом обществе… Душит. Просто берёт и перекрывает кислород с таким видом, будто не понимает, блять, даже, что делает. Альфа, вроде, отпрянул, когда попросили, отвлёкся чуток на Изуми и Джея, но этот его орлиный взгляд следовал за омегой весь вечер. Проверял, всё ли в порядке, пересчитывал количество выпитого, откровенно любовался мужчиной, порой, и жутко действовал на нервы. Майлз отвлёк на секунду. Всегда отвлекает. Итачи даже предположить не мог, откуда в нём обнаружилось столько внезапной любви, но племянника своего он именно что любил. В такой степени, что не смог бы, вероятно, решить, его бы бросился спасать или Саске. Дети, они такие… Чистые. Не тронутые ещё грязью этого ублюдского мира. Любопытные, искренние, настоящие. Душа нараспашку. Но есть у детей один очень большой недостаток: спать они ложатся очень рано. Изуми пришлось изъять радость сего бытия прямо из рук своего старшего брата. Ощущалось, словно у него спасательный круг только что из-под носа выдернули в открытом океане. Но это ладно. Примерно ко второму часу ночи большинство людей разбежалось по комнатам. В их числе были абсолютно все, с кем Итачи бы не прочь был проводить своё время. Узумаки так вообще слился часам к десяти, и должно было легче стать, но не стало. Вопрос, блять, вот в чём: если никого нормального в зале не осталось, а настроение дерьмовое, и ты вселенски устал, какого, спрашивается, хрена уже половина пятого, а ты ещё не в кровати? Именно эту мысль Итачи крутил в голове снова и снова, прокуривая свои лёгкие у самой кромки широкого озера. Какого чёрта он здесь? Чем занимался вообще почти три часа? Не здесь же стоял. Интересно, говорил ли он с кем-нибудь? Будем надеяться, что нет. Маска доброго старшего брата давно уж рассыпалась в пыль. Вряд ли членам клана Кагуя понравится человек, с которым они весь день трещали по поводу и без, но с которым так и не познакомились. – Хах, – выдохнул резко, набрав в лёгкие максимальное количество воздуха перед этим. Почему же так трудно дышать? Он весь день ищет этот свежий воздух, полный кислорода, до самого озера добрался уже, а респираторные функции всё равно выдают эти жалкие тридцать процентов. Что не так? Почему в груди всё сдавило? Чувство это в такой степени хочется стряхнуть, что он порывался уже шагнуть в ледяную воду, но так этого и не сделал. Или сделал? Ничего уже не чувствует вообще. Пора бы внутрь. В уют, в горячий душ, в кровать. Прикрыть уставшие глаза и проснуться в кои-то веки не по будильнику. Найти бы ещё свою комнату. Он был в ней сегодня, но не сказать, что внимательно смотрел, куда шёл. Свет в холле погашен, и брюнет успевает запнуться о три разных ступеньки, пока не добирается до освещённого участка на лестнице. Доверяется телу, уповая на мышечную память, хотя она бы, вероятно, была недоступна после такого количества выпитого. Этажи сменяют друг друга, брюнет даже не знает, на каком он сейчас, но чувствует, что там, где нужно. Коридор, поворот, третья дверь слева. Какого чёрта он стучит? О, нет. Нет-нет-нет. Сразу понял, куда, блять, пришёл. Рассмеялся бы, да градус в крови давно уже скосил все эмоции. За дверью раздаётся мягкая мелодия с мобильного, и это совершенно точно будильник. Потому что пятый час, потому что ему на тренировку сегодня. А ты-то почему ещё здесь? Мелодия прерывается. Может, если он только проснулся, то и стука в дверь не услышал? Надежда на это умирает с приближающимися тяжёлыми шагами. – Блять, – выдыхает Учиха, столкнувшись взглядом с этим невыносимым альфой, которого он, похоже, так и не выцарапал у себя из-под кожи. – Итачи, – чуть хрипло спросонья. Взгляд приклеивается к ничем не закрытой груди. Узумаки только олимпийку поверх накинул, но застегнуть её так и не успел. Какой же он горячий, вашу мать. Пальцы в прямом смысле обожгло. – Хах, – выдохнул на грани стона, когда ледяные руки скользнули по рёбрам. Его неслабо так дёрнуло, но он никак не попытался остановить случившееся следом объятие. Прижал брюнета к себе, окутав его теплом, сравнимым с лавой. Больно. Абсолютно со всех сторон. Но кажется, будто восстаёшь из мёртвых. Нос, оказавшись ровно в ключицах, втянул шумно ещё достаточно сильный запах. Во сне он всегда отправляется гулять, как ему вздумается, но с пробуждением возвращает контроль в руки своего обладателя. Часть его, в любом случае. Это нечто пряное, многогранное, вязкое, обжигающее в той же степени, что и кожа этого человека. Итачи едва не простонал, наполнив этим свои лёгкие. Тот самый уровень плавления мозгов, до которого даже два альфы на пару не дотянули. Сходу. С первого вдоха. Напомните обратно, как не потянуться к этой сладости… Размыкать руки чертовски не хочется. Они, словно, расплавились и стали частью этого парня. Но, запрокинув голову, омега успел поймать нижнюю губу блондина своими собственными. Его, правда, на это лишь коротко чмокнули. Узумаки отпрянул, потянув брюнета за собой, чтобы захлопнуть дверь. Опустил взгляд на Учиху, предельно медленно стянул резинку с его волос и обнял его голову пальцами, мягко массируя. Итачи как-то очень естественно прикрыл глаза, рефлекторно почти, мгновенно разгадав в голове загадку о том, почему кошки мурчат, когда им приятно. – Я не буду спать с тобой, – этот чёртов голос резонирует, кажется, прямо внутри черепной коробки. – Мне в любом случае пора выходить, а ты к тому же очень пьян, – горячие губы тронули лоб, – тебе стоит отдохнуть. Мужчина выдохнул. Почему эта ласка ощущается болезненнее режущих запястья наручников? Узумаки ничего вообще не сделал, а он вот-вот заплачет от безысходности. Как можно сломать, не применяя давления? – Отпусти, – одними губами. – Хорошо. Уверен, что сможешь стоять? – господи, сколько заботы. Это от чистого сердца или он видит, что это творит, и просто издевается уже? Открыть бы глаза, да слишком страшно. – Отпусти, – на выдохе. Неужели, и правда заплачет? – Окей, – прямо в губы. Мягкий поцелуй, кажется, выбил остатки кислорода из лёгких. Но после… Итачи понял, что же ему не давало дышать. Сердце сорвалось в бешеном ритме, даря небывалое количество энергии, но применить её по назначению не дали. Стоило только дёрнуться, как его прислонили аккуратно к стене, обняв так, что ни одно из запланированных движений стало невозможным. Не запрыгнуть на него, вниз не потянуть, от одежды не избавить. Просто стой и довольствуйся тем, что дают. – Тише, – шепнул альфа, прижавшись губами к чужому виску. – Я понимаю, что тебе плохо. Всё нормально. Итачи, честно, хотел ему сказать, что это всё глупости, но дыхание ему не позволило. Язык даже не попытался пошевелиться. Он просто не может. Ни говорить, ни дышать, ни существовать спокойно рядом с этим несносным болваном. Сбежать хочется до ужаса, но сил на то, чтобы отпустить, просто нет. Пальцы не разжимаются, руки не размыкаются, тело не хочет никакую дистанцию. Почему, блять, это так сложно? Откуда мерзкая беспомощность? Она ему не нравится. Точно не нравится. Напоминает о первых месяцах в теле омеги. Но всё, блять, течёт, готовое по щелчку этому парню отдаться. – Ложись спать, – всё тем же ласковым шёпотом. – Здесь тебя не будут искать, а я вернусь только к вечеру. Слышишь меня? Да слышу, блять. Всё слышу. Чувствую твой запах каждым нервом. Ещё немного и начну ловить твои самые громкие мысли. – Я отпускаю, – предупредил альфа прежде, чем расслабить свои руки. Итачи так и стоял у стены, пока Наруто собирался на выход. Он, кажется, переоделся, ответил на чей-то звонок, покидал вещи в тёмный рюкзак и накинул на себя куртку. – До вечера, – протянул на прощание, и омега ему просто кивнул. Серьёзно, что с голосом? Дверь хлопнула, но адекватность не вернулась. Восприятие не встало на место. Только воздух, будто, в весе прибавил. На то, чтобы дышать им, приходилось жертвовать все свои силы. Пара неровных шагов, и он, наконец-то, в кровати. Она действительно до ужаса мягкая, но манило в ней вовсе не это. Нос уткнулся в подушку. Запах был в тысячу раз не таким сильным, как у альфы на шее, и втягивать его лёгкими было не тем, чего Итачи рационально хотел, но остановиться просто не было сил. Это нужно. Здесь единственный пригодный для дыхания воздух. Если позволишь, он заберёт твои страхи, прикроет мягко глаза и унесёт тебя в сон, где всё хорошо, а ты под верной защитой.

***

Утро наступило непозволительно рано. Добрым оно быть по определению не могло, потому что похмелье с каким-то очень мерзким отходом от феромонов долбило по телу. Омега буквально чувствовал вибрации воздуха, даже самые незначительные, ощущал миллиарды фотонов на коже, да что там, чувствовал целый мир своими нервами, по которым, кажется, не очень нежно прошлись этой ночью наждачкой. Но даже через всю эту тошнотворную информацию о мире вокруг брюнет понимал, что вставать ещё рано. На кой чёрт вообще вынырнул из безболезненного сна? Прохладные пальцы, тронувшие лоб, подсказали причину. Омегу дёрнуло, да так сильно, что боль в голове ослепила едва приоткрытые глаза. Он не понял даже, почему присутствие другого человека в такой степени напугало, память не оставила ему никаких подсказок о том, как он вообще засыпал. Проморгался. А… Эти глаза он узнает даже через тяжелейшую амнезию. – Саске, – выдохнул хрипло. И ладно бы спросонья, так нет. Настоялся вчера у озёр, идиот. Стоп. Едва прикрытые глаза по новой распахнулись, оглядывая пространство куда более осознанно. Он в комнате Узумаки. В его кровати. Пришёл вчера к нему, скуля до внимания, как псина какая-то, господи. Ну вот зачем ты пил? Знаешь же, что мышцы лица и поганого характера стремительно слабеют под градусом. Как, видимо, и здравый смысл, потому что а почему бы он ещё наступил на эти грабли? В который, блять, раз. И, если этого было недостаточно, чтобы утро попало в топ самых неприятных в жизни омеги, до него запоздало дошло ещё кое-что. Саске. Он не мог явиться сюда за Узумаки. Соответственно, пришёл за братом. Искал его, значит, там, где ему следовало быть, а сюда, верно, зашёл смеха ради. Потому что не может же старший брат снова приземлиться в постель к его лучшему другу после того, как ему доступно объяснили, что нельзя. – Не кричи, – попросил Итачи, чуть не закашлявшись от рези в горле. Что угодно, только не делай громких звуков. Пару рёбер сломай, если хочешь, но не шуми, богом прошу. – Я не собирался кричать, – заверил альфа мягко, вкладывая бутылку прохладной воды в руки умирающему. Боже, вода. – Я не спал с ним, – нашёл важным сказать, пока неловко садился. Три градуса тепла прошлись по горлу кислотой, но вскоре просто отняли чувствительность. Ему бы сейчас пить что-то горячее, но обезвоживание показалось куда более важной проблемой, чем посаженный голос. – Окей, – почему он выглядит сбитым с толку? – Я, правда, не хочу знать. – С каких это пор? – уточнил, ужасаясь эффекту холодной воды. – Да, в общем-то, достаточно давно, – протянул парень несколько подозрительно, – Итачи, я не слепой. Вас всё время рикошетит обратно друг к другу, – он этого, вероятно, не заметил, но громкость голоса скакнула в какой-то момент вверх, и это очень больно резануло где-то в мозге. Палец взмыл вверх, но, кажется, не во имя тишины. Это «встали на паузу». Голова очень медленно соображала, но что-то только что поняла. Что-то такое… Не сказать, что плохое, но и точно уж не нечто приятное. – Саске, – протянул омега, установив зрительный контакт, – скажи мне, пожалуйста, что ты не сказал ему то же самое, – это объяснило бы многое. Возвращение флиртовых шуточек, взгляды, фразы – всё. С него сняли необходимость держать руки при себе. Не в пример времени, когда Саске не знал, не говоря уже о том разносе, что он им обоим устроил. Если Узумаки получил зелёный свет, это меняет абсолютно всё. Ребёнок как-то не по-детски наклонил свою голову. – Итачи, – тембр тронуло чем-то прохладным, – избавлять тебя от чужого внимания – не моя работа. Ты вполне в состоянии разобраться с такой ерундой. Но, послушай-ка меня, – наклонился чуть ближе. – Не смей. Делать. Ему. Больно. Прилетело в самом деле, как пинок по корпусу, причём из ниоткуда. Что, прости? С каких это пор его детей нужно защищать от него? Больно сделать? Он бы в жизни… – Да, меня тошнит от мысли, что вы с ним… – поджал губы, на этом и оборвав предложение. – Но. В Наруто не бывает не добрых намерений. Когда он что-то говорит, он имеет в виду каждое слово. Ты, – как-то не слишком мягко повёл головой, – говоришь много чего, и никто не знает, где правда. Ты знаешь, какие у него к тебе чувства. Если это «нет», то скажи это прямо сейчас, пока он не устроил себе невыполнимый квест. Итачи, я тебя и пальцем в жизни не трону, но, блять, я убью тебя, если ты позволишь ему отдать тебе сердце, чтобы выкинуть его вот так просто. Претензия не должна была удивлять, но на фоне эмоциональной карусели прошедшего дня очень захотелось возмутиться. – Я сказал ему «нет», – напомнил, даже без дополнительного времени понимая, что соврал только что. – М-хм, – сощурился парень, видимо, намекая, что сидеть в чьей-то кровати и утверждать, что отказал ему, ну как-то не особо убеждающе звучит. – Итачи, расставлять всё по полочкам и доводить до сведения – это твоя работа, в которой ты, если память не врёт, один из лучших. Наруто бывает болваном, но он не идиот. Если он не понял, значит ты херово объяснял. – Ладно, господи, – вскинул он руки. Что угодно, только не надо грузить информацией на повышенных тонах. Вину здесь все осознают. Вслух в этом, конечно, не признаются, но для самого себя было принято, как факт. Узумаки он действительно не отказывал. Не искренне в любом случае. А все здоровые попытки установить какие-то рамки сам же к чертям и снёс. Не альфа тут не держит руки при себе. Итачи не держит руки при себе. Хочет и секс, и былые тёплые отношения, и ноль обязательств, ну и ещё чтобы трогали только, когда сам разрешает, а не в моменты очевидной психологической слабости. Всё, доволен? – Я разберусь с этим, – пообещал брату и самому себе. – Ты за этим пришёл? – Нет, – выдохнул парень. – Родители Кими уезжают в первой половине дня, и они хотели позавтракать с нами. Взгляд побродил по лицу пару секунд. – Ты не хочешь быть с ними один, – заключил омега, понимая, что он не в том состоянии, чтобы светские беседы вести, но и отказать своему маленькому мальчику не сможет, как обычно. – Дай мне минут пятнадцать собраться. И что-нибудь от головной боли найди. Ему благодарно кивнули, вручив баночку с предусмотрительно прихваченными обезболивающими и оставили приводить себя в чувство. Костюм выглядел абсолютно непрезентабельно – омега так в нём и заснул, но он предвидел ситуацию, в которой забудет повесить это дело на вешалку перед сном, и посему имел запасной вариант в своей комнате. На часы решено было не смотреть, ясно, что восьмичасового сна не получилось, но это не страшно. Таблетки скоро подействуют, кофе избавит от желания прикрыть глаза, а уж лицо своё он держать умеет. Своего отца третий десяток лет терпит, неужели пару часов не потерпит чужого? В душ бы заскочить не мешало, конечно, но этим он займётся потом. Внешний вид был приведён в порядок без проблем, но вот его физические ощущения на место так и не встали, поэтому, здороваясь через рукопожатие с главой клана Кагуя, он всё ещё мечтал быть милосердно убитым. Мать Кимимаро всё не могла оставить тему церемонии бракосочетания, и пришлось не по первому кругу слушать, как статно выглядели оба жениха, какие мягкие благовония использовали в храме и как тяжело отпускать от себя своих птенчиков. Саске двумя разными способами намекнули, что ему стоит стремиться к покупке собственной жилплощади, а Итачи едва не нарвался снова на разговор о браке и детях, на который он уже даже не пытался как-то честно отвечать, а просто прямо врал, что, да, когда-нибудь, конечно, хочет, но просто правильного человека не нашёл. Кимимаро, к слову, очень старался съезжать с этих тем, но за это лишь нарывался на невербальные упрёки матери. Наступил этим утром и момент, который Итачи всё надеялся отложить на как можно более неопределённый срок. Вопрос о том, почему их отец не был приглашён на свадьбу. По сути об этом следует спрашивать до, а не после заключения брака, но, судя по взгляду, которым стрельнул Кимимаро, он уже разговаривал об этом с родителями. Но традиционные кланы чертовски упрямы в соблюдении древнего этикета, и ну просто не могли не спросить, по какой такой причине два главы семейства так и не пожали друг другу свои руки. Омега усмехнулся про себя, представив реакцию, скажи он им правду. О том, что один из древнейших кланов Японии впал в генетическую немилость Фугаку. Что он скорее решит свои проблемы через снайпера, чем благословит этот брак. Нет, красивую ложь он, конечно, толкнул, да в такой форме, чтобы возвращаться к этой теме не пожелали, но про себя сказал им, как есть. Заколебался уже врать во благо. Плевать ему на мнение этих людей. На семью эту плевать и на няшку Кимимаро. Гори оно всё адским пламенем, его день хуже не станет. Взгляд на Саске. Ммм, окей, может это не совсем так. Пока брат провожал своих новых родственников в путь-дорогу, Итачи восстанавливал моральные силы с помощью сигаретного дыма. Его немногим ранее вывернуло в туалет, и по новой опустевший желудок мерзко крутило. Знал же, что не надо было соглашаться пробовать никакие кулинарные шедевры, но умеет мать Кимимаро так пялиться в душу, что неловкость толкает на безумные глупости. – Итачи-и-и! – раздался звонкий голосок, и улыбка украсила губы. А вот и занятие на предстоящий день. Вчера они с Майлзом вообще ничего не успели. Только половину десертов попробовали, пока Изуми им за это не высказала парочку ласковых, забирая своего ребёнка укладываться. – Ты завтракал? – уточнил омега, поймав летевшего на него пацана и чудом устояв на ногах. – Ты что, – хохотнул он, – от мамы без завтрака не убежать. – Ну точно, – улыбнулся Итачи, ощутимо оттаивая, – первым пойдём в храм или к озеру? – К озеру, – решил Майлз, вообще не удивив, – хочу посмотреть, есть ли там лебеди. – Ммм, насчёт лебедей не знаю, – протянул мужчина, избавляясь от сигареты, – но цаплю я точно видел. – Сойдёт. – Капюшон только надень, там жуткий ветер. Пока племянник радовался земным мелочам, запускал камни в воду и выслеживал пернатых, Итачи купался в сомнительных мыслях. Был в нём этот порыв бежать, не оглядываясь, напоминающий каждую следующую секунду о том, что он добровольно решил задержаться для своей же собственной казни. Борьбу с этим чудесным чувством он и вёл, перебирая в голове «за» и «против». «За», пока, выдвинуло только слабенький аргумент про предчувствие и ещё что-то не до конца сформулированное, но больно уж походящее на банальную трусость. «Против» имело при себе в разы больше адекватных аргументов, вроде того, что бежать от конфронтации мужчине совсем не свойственно, поступать так с Наруто нечестно и так далее, хотя тоже, конечно, не без абстрактного «гордость задушит». Вопрос номер один: что в Узумаки страшного? Он не будет заставлять, осуждать или злиться. Прекратить эти непонятные отношения – дело одного очень короткого слова. И, да, смотреть на грустное лицо этого парня совсем не хочется, но долго и не придётся, видеться ведь они перестанут. Мысль о том, что он никогда больше не сможет поговорить с Наруто, смеха его не услышит и не почувствует излучаемого им во все стороны света и тепла, действительно пугала. Как бы он ни вертел этот факт, правда оставалась правдой – он любит это недоразумение. Любит очень искренне и очень давно. И, окей, возможно, уже не очень по-братски. Но любит же. Не может взять и выключить это в себе. Узумаки был, есть и всегда будет частью его маленькой стаи. С другой стороны, от образа солнечного зайчика ничего уже не осталось. Говорить с ним уже не легко, оберегать его уже не обязательно, он не смотрит уже на мужчину, как на единственного крутого взрослого в комнате. Этот альфа, каким бы несмышлёным ни был когда-то, предъявляет сейчас на омегу далеко не детские права. И это хотелось назвать бы неправильным, но, бля, в природе всё по честному. Хочешь – бери, если жертва тебе по зубам. А Узумаки, кажется, по зубам что угодно. А Итачи вот нет, он очень хорошо осознаёт свои лимиты. Знает, что сломается рано или поздно, понимает, что из него могут слепить совершенно неузнаваемого человека. Наруто хочет семью. То, чего у него никогда не было. У Итачи была семья, но не было свободы. И он хочет её. Но ведь согласится же, блять, если блондин правильно карты разложит. И, да, это глупости всё, но Итачи хотел, чтобы у Наруто был муж и много детей. Хотел, чтобы все его мечты стали реальностью. Но для себя вот не хотел бы. Именно этот человек воевал сейчас в голове с истекающей всем, чем можно, омегой. Я, который без тебя, не хочет этого всего. А я, когда я с тобой – это не я. Вот так просто. Но почему же, блять, тогда не просто? Почему так сложно сказать ему «нет»? Почему всё время тянет в ту сторону на поиски моральной стабильности? Знает же, что рядом с Наруто находиться в разы тяжелее, чем с самыми поверхностными мразями, которым приходится улыбаться и врать. С этим альфой в прямом смысле больно. Он душит, блять, и ломает, не трогая при этом и пальцем. Утомляет в такой степени, что вроде бы и на колени перед ним опуститься не кажется чем-то абсурдным. Стратегия изматывания своего противника бывает удивительно эффективной, и ты видишь её, видишь же! Так почему, объясни, тупое ты создание, каждый раз бежишь к нему, а не от него? Почему тебе хочется быть с ним, когда не хочется быть нигде и ни с кем? В какой момент базовой установкой перестало быть одиночество? Эта вот неуверенность – момент оцепеневшего оленя в фарах автомобиля – омеге абсолютно не присуща. За такую фигню людей в принципе очень хочется хорошенько приложить обо что-нибудь головой. Когда у клиента возникает подобная дилемма, Итачи всегда советует проветриться, изучить все варианты вдоль и поперёк, обговорить это с партнёрами и инвесторами, и просто взять и решить. Скажи вслух, в какую сторону идём, и забудь о том, что у тебя было больше одной опции, когда задал уже направление. Главное не стой посередине, потеряно хлопая глазками. А, если ни к какому ущербу ты не готов, собирай вещи и вон из этого бизнеса. Ну так и что же, Учиха? «Вон из этого бизнеса» не вариант, с единственным вовлечённым в это партнёром не поговорить, а плюсы и минусы ты взвешиваешь уже давно и без особого успеха. Нет смысла их и дальше мусолить. Выкинь из головы всё ненужное и просто реши, в какую тебе сторону. Чего от всего сердца хочешь именно ты? – Утро, – тонкая ручка скользнула в сгиб локтя, выдёргивая из бесполезных размышлений. – Так и знала, что найду вас вместе, – улыбнулась Изуми. Ну всё, теперь на лице уже вообще ничего, кроме неконтролируемой нежности не осталось. Изуми и Майлз – это панацея, которая временно излечивает его от дерьма. – Страшный Учиха Итачи любит детей, – протянула девушка, потягивая остывающий кофе, – кому скажешь – не поверят. – У всех свои слабости, – усмехнулся Итачи, проигнорировав предоставленную воображением голубоглазую моську. Узумаки даже уйти нормально не может. Всё равно каким-нибудь образом рядом остаётся. – Чудесно выглядишь сегодня, – заметил, пробежавшись взглядом по ярко жёлтому пуховику практически в пол. На этой девчонке абсолютно всё смотрелось до сердечных спазмов очаровательно. Изуми выдала свою коронную улыбочку, накинув капюшон на голову. – Я знаю. Все мужики будут моими. Завидуй молча. Итачи рассмеялся с этой глупости так, словно не сигареты только что курил, а нечто поинтереснее. Рука легла на тонкое плечо и прижала сестру покрепче к себе. – Мам, смотри! – крикнул Майлз, что бродил практически по кромке. – Цапля стоит. Я уже три разных заметил, – Итачи не припомнил, чтобы хоть раз в жизни был бы в такой же степени доволен собой. Видимо, с возрастом перестаёшь ловить этот триумф. Хоть от смертной казни ты человека оправдай, всё равно будешь ощущать себя куском дерьма. – О, – протянула Изуми многозначительно, после чего прижалась щекой к плечу брата. – Тебе не холодно в одном пиджаке? – уточнила тихо, прекрасно зная ответ. – Нормально, – а вот это, кстати, честно. Пальцев он не чувствует, но это действительно очень мало волнует. Холод обладает потрясающей способностью приглушать ощущения. Сначала, конечно, немеет физическое, но потом уже даже эмоции. Главное стоять достаточно времени. – Джей сказал, ты планируешь выходить на работу, – ещё один любитель издеваться над собой при помощи медицинской профессии. – Да, думаю, хватит мне уже дома сидеть. Ему ведь уже не шесть месяцев, – кивнула в сторону сына. – Знаешь, куда? – понадеемся, что в какую-нибудь частную клинику. Внизу очень виновато поджали губы. – Умоляю, скажи, что не в центральную, – выдохнул, прикрыв глаза. Работа медсестры и так не сахар, а в государственных учреждениях, где толпы народа, так и вообще должна скидываться со срока в аду. Хотя, если эта херня существует, Изуми отправится явно не вниз. А вот сам Итачи давно уже знал, где его грешной душе будет место. – Я сидела дома около шести лет, – покачала она головой, – меня, считай, нужно по новой тренировать на выходе. Ни одна дорогая клиника, где всё тихо-мирно, меня сейчас не возьмёт. А в государственных всегда персонала не хватает. – Ммм, и ты решила в самую большую и страшную? – не понял мужчина. Где это видано, чтобы вот это вот солнышко горбатилось, как на войне? Он ей готов заплатить вдвое больше любого больничного оклада, только чтобы она не ступала в те коридоры. – Ууу, страшно-страшно, – сощурилась она, – я там и работала, забыл? А потом ещё ребёнка воспитывала. – Изуми, я знаю, что ты можешь всё, – заверил её омега, – но за какую цену? – Да за любую, вообще-то, лишь бы взяли, – рассмеялась она, не разделив чужих тревог. – Я, – усмехнулся мужчина, прикрыв глаза, чтобы немного очнуться от этого подлого удара, – не об этом. – Да я знаю, – улыбнулись ему, – обещаю, что не поседею за один год работы. – По-моему, этот поезд уже ушёл, – пробежался Учиха взглядом по идеально шоколадным волосам, провоцируя очень искренний смех. Господи, как же он её любит. – Пойдёмте-ка внутрь, – вроде бы, предложила, но на самом деле выдала приказ, который ни один человек в своём уме не посмеет не послушать, – там обед подают. – Обед? – он, видимо, ослышался. Сколько времени вообще? – Обед, Итачи, – кивнула Изуми, подарив ему какой-то по-матерински порицающий взгляд. – Ну, в таком случае, мы как раз успеем додегустировать оставшиеся десерты до вечера, – кивнул Майлзу в сторону здания, и он ринулся туда наперегонки с ветром. – Попробуйте только, – мелькнула угроза, но был у Итачи самый классный контраргумент. – Если память мне не изменяет, вы улетаете завтра же вечером. – Да, – сразу поняла, куда эта дорога ведёт. – И прилетаете в следующий раз… Когда? Через год? – Вероятно, – сквозь зубы уже. – И ты хочешь, чтобы я, – просто, чтобы расставить все точки над i, – провёл последние сутки с моим племянником за тарелкой удона? Выдох. – Засранец, – цокнула девушка сбегая от объятий, чтобы подарить старшему брату подзатыльник, в чём ей не попытались даже мешать, – с каких это пор ты на жалость начал давить? – Я надавлю на что угодно, если это приведёт меня к цели, – поправочка на суровую реальность, – я же юридическая мразь. – Да какая ты мразь? – фыркнула она, выливая холодный кофе под подвернувшееся дерево. – Максимум неудовлетворённый цундере. – Прости? – дёрнул брюнет головой, готовый решительно несогласиться. Колкий ублюдок – это действительно про него, но вторая половина-то подразумевает нечто нежное. С хера ли, спрашивается? – Спорь, сколько душе угодно, – хохотнула Изуми, когда перед ней открыли входную дверь, – ты лапочка. Кажется, покрой она его искренне матом, ему было бы не так обидно, как быть названным этим мерзковатым словечком. Лапочка, блять? Ты не могла сейчас сильнее промахнуться. Возмущению, правда, суждено было остаться внутри этой головы, потому что для Изуми он действительно не был собой на все сто процентов. Убирал иголки, поворачиваясь к ней своей самой мягкой стороной. И она при всём желании не могла даже представить себе, как он ведёт себя с людьми, когда её поблизости нет. Зал казался полупустым с учётом отъезда нескольких особо занятых членов клана Кагуя. Разговоры поутихли, стали больше походить на семейные, что весьма иронично, учитывая, что, будь главы обоих кланов здесь, это ощущалось бы, как военная зона. Семейные ценности, ага. Майлз, к слову, уже приметил, с чего хочет начать своё обжорственное грехопадение, и Учиха ну не мог не согласиться, учитывая наличие шоколада. – Извини, долг зовёт, – хлопнул он сестру по спине, прямо чувствуя её испепеляющий взгляд. Ну, что поделать, нужно уметь говорить людям «нет». И не важно, что у него самого в арсенале такого слова нет, когда дело касается самых любимых. Сказать, что желудок Итачи не хотел шоколад – не сказать ничего. Омега ещё на первой ложке осознал, что удон не был такой уж глупой идеей. Пришлось отпроситься у парниши, чтобы всё-таки съесть тарелочку чего-то серьёзного, а потом ещё раз, чтобы покурить на свежем воздухе. Там неприятные мысли почти настигли его, но Джей подоспел на помощь с юридическим вопросом, в котором они разбирались добрых сорок минут, перекапывая законодательство Австралии. Когда Учиха, наконец, добрался до племянника, за окном было уже темно. Мужчина взял себе чёрного чаю, Майлз остановил свой выбор на обычном молоке. Они набрали себе сладкого, закатали рукава своих рубашек и устроились за самым дальним столом. За окном лениво капал дождь, и это очень помогало с атмосферой. Саске не удержался и пригласил своего мужа на танец, и несколько парочек потянулись за ними, включая Изуми и Джея. Настроение было уютным и тёплым, что для Итачи случалось не слишком уж часто. Разобравшись с половиной десертов, Майлз выразил желание зажечь на танцполе, и Учиха не нашёл в себе сил отказать. Крутил эту чертовски тяжёлую мелочь и покорно копировал забавные движения, срывая у зачинщика игры оглушающий смех. В голове было спокойно и пусто. Он просто проживал этот вечер, не задумываясь над этим особо, просто смеялся, когда Майлз чудил что-то из ряда вон детское, просто позволял себе поглощать немыслимые количества сладкого, которое действительно очень любил, но которым себя отчего-то очень редко баловал, просто позволил себе опустить на секунду высокие стены, не ожидая ниоткуда подвоха. Это был воистину потрясающий вечер, лёгкий на алкоголь и сигареты, но чертовски насыщенный в плане дорогих сердцу людей. Брюнет даже проникся каким-то единением с Кимимаро и Джеем, присоединившимся после танцев к их весёлой дегустации. Поэтому, верно, ощутил окончание дня особенно остро, когда еле нашёл в себе силы пожелать племяннику спокойной ночи. Джей с Изуми, как водится, тоже попрощались со всеми, и где-то на этом моменте привычные земные потребности вернулись на место. Поэтому он в который раз здесь. У озера. Один. С сигаретой. Логичное завершение суток, если подумать. Можно было бы пораньше лечь спать, но Узумаки ведь должен приехать вот-вот. Казнь на завтра себя не отложит. Поэтому, выкурив где-то между двумя и четырьмя сигаретами, Итачи самоотверженно двинулся к зданию. Инстинкты скосило ещё перед дверью. Необоснованный липкий страх сверху на похмельную тошноту. Не самая приятная комбинация, но причины у этого были. В зале солнечных блондинов не обнаружилось, но зато в нём появился этот непутёвый альфа, чьё имя в памяти дольше двух секунд не задерживалось. Он с какого-то хрена ворковал со скольки-то-юродным братишкой Кимимаро. Убийство не умеющего держать энтузиазм в штанах парня было успешно внесено в список дел на сегодня, но в топ самых важных пока не попало. В холле нос тронул фантомный запах. Вряд ли он там действительно был. Феромоны, как правило, в воздухе не задерживаются, если их хозяин не ругается ни с кем и не трахается. Метрах в двух от человека уже, как правило, ничего не ощущается. Исключениями является только дом, в котором перманентно ночуешь. Но присутствие Узумаки ощущалось так остро, что омега был в нём на сто процентов уверен даже с отсутствием запаха. Ноги несут на четвёртый этаж так уверенно, будто он знает, что скажет сейчас. Но у Итачи впервые не приготовлено заранее ни единого слова. Он знает, как было бы правильно. Верит, что знает, чего хочет сам, но даже себе самому сказать об этом боится. Потому что жажда свободы всегда победит в голове. Но какая у этой свободы цена… Дверь открылась удивительно быстро – видимо, только успел зайти внутрь. Наруто, честно, выглядел не к месту обескураженным этим визитом. Пробежался даже тревожным взглядом по омеге, видимо, нуждаясь в каких-то очень веских причинах его здесь пребывания. Сам он, похоже, переодевался. На нём до сих пор были джинсы, но сверху вместо толстовки с футболкой уже была белая рубашка. Взгляд резанул чем-то до боли родным. Когда дети бывают сбиты с толку и смотрят на взрослых, чтобы определить, всё ли нормально. Как он смотрел на Итачи когда-то. Как же не вяжется это всё вместе. Любимый Наруто. Маленький мальчик. Страшный альфа. Как это может уживаться в одном человеке? – Всё хорошо? – уточнил Узумаки, отпрянув от двери. Итачи шагнул внутрь очень уверенно, но на самом деле серьёзно борясь с порывом бежать. – Да, – откровенная ложь. – Я думал ты найдёшь меня, как только приедешь. Блондин позволил себе какую-то еле заметную улыбку в уголках глаз, в такой степени коварную, что стало не по себе. – Я же, вроде бы, обещал тебе воздух и пространство, – напомнил, поправив отглаженный ворот. – И потом… Ты в такой степени влюблён в своего племянника, что даже Джей не с первого раза рискнул тебе напомнить о времени. Мыслительный процесс на секунду приостановился. А сколько вообще времени? Он сегодня ни разу, кажется, на часы не смотрел, и понятия на самом деле не имеет, как давно Майлз ушёл спать. Кажется, что часа два назад как минимум. С другой стороны, не стоял же он у озера два часа. Но не эта мысль не давала покоя. Как давно Наруто приехал? И каким образом остался незамеченным? – А ты мечтательнее, чем кажешься, – улыбнулся парень, глотнув из непонятно откуда взявшегося стакана. К слову, чего-то крепкого. Вчера пил детские напитки. Сегодня, видимо, навёрстывает. – Я был уверен, что ты меня спиной почувствуешь. – Молчи, – прикрыл омега глаза, пытаясь собрать себя обратно. Почему-то тот факт, что он был здесь давно и видел эту искреннюю сторону брюнета, невероятно коробил. Словно кто-то взял и покопался в нижнем белье без разрешения. И, пусть там не на что вообще смотреть, какой-то мерзкий стыд заключил в недобровольные объятия. Блондин тем временем продолжил шуршать одеждой, и вот это вот так, блять, на нервы подействовало... Какого хрена ты стоишь и преспокойно одеваешься? Серьёзно думаешь, что пойдёшь сейчас вниз? Не чувствуешь вообще ситуацию? – Может, прекратишь уже? – не выдержал омега, когда парень принялся за галстук. – Что именно? – уточнил альфа, не оставив своего нехитрого занятия ни на секунду. Ну, давай ещё невинно глазками похлопай. Кровь закипала на ровном буквально месте. – Итачи, я честно не понимаю, на что конкретно ты злишься сейчас, – признался альфа, что-то поправляя там ещё. Омега сделал твёрдый шаг вперёд, намереваясь сделать что-то с этим галстуком, или, может, сделать больно этому болвану, но получилось немного не это. Почему-то вся его злость, фрустрация и негодование выплеснулось в рывок за ворот на себя. Поймал губы этого идиота своими, и это действительно принесло облегчение. Это, видимо, было последним, чего Узумаки от него ожидал, поэтому ему потребовалась пара секунд, чтобы очнуться, но после них он крепко обхватил омегу за талию и ответил на поцелуй так, что дышать стало трудно. Ритм сердца сбился к чертям, пальцы ушли в мягкие светлые волосы. Наруто шумно выдохнул, среагировав на пережатые до боли пряди, тоже нифига не нежно обхватив чужие ягодицы. Какие-то очень рациональные мысли стучались в дверь, но внутри всё так сладко сводило, что на реальность было как-то плевать. Руки прошлись по широким плечам, скидывая на пол ненужный пиджак. Мелкие пуговицы пальцам не поддавались, но блондин пришёл ему на помощь. Чёрт, какой же он сильный. Напрягающиеся под пальцами мышцы казались отлитыми из чего-то металлического, причём ещё не остывшего после процесса плавления. Собственный пиджак полетел прочь. Хотелось чувствовать руки на себе, каждым сантиметром кожи, каждым нервом. Узумаки, правда, не особо проявлял энтузиазм в этом деле, что чертовски странно. Ещё, пожалуй, страннее практически абсолютный ноль по феромонам. Не самый ласковый толчок в грудь, и альфа садится на кровать. Потемневший взгляд пробирает едва не до стона. Под похотью Наруто всегда выглядит немного страшно. До дрожи горячо. – Подожди, – выдыхает блондин, никак, впрочем, не препятствуя, когда Итачи опускается ему на колени. Посмей только сказать сейчас «нет». Давай. Рискни жизнью. Ломать будет в тысячу раз приятнее. – Нам нужно поговорить. В точку. – Потом, – выдыхает, разобравшись почти с пуговицами на собственной рубашке. Чужая рука, вдруг, обхватывает шею, сжав её ровно до маленькой паники в голове, не способной понять, агрессия это или похоть. А, так до тебя дошло, что надо что-то делать, а не просто сидеть? Давно бы пора. Но Узумаки, вопреки сладким ожиданиям, был очень серьёзно намерен поговорить. Он без проблем поднялся из-под не самого тяжёлого тела, впечатав его при этом в кровать. Рука вдавила шею в мягкость одеял так сильно, что Итачи при всей своей любви к лёгкому насилию не смог не перехватить запястье альфы чисто рефлекторно. Хотел было обхватить его руку ногами, чтобы красиво из этого вывернуться, но ногу он тоже поймал, отведя её в сторону. Ощущение вставшего члена, прижимающегося через несколько слоёв ткани к ягодицам, всё же вытянуло хриплый стон, но тот вышел бесшумным выдохом из-за пережатой шеи. И вот где-то здесь Итачи понял, что партнёр, который очень старается, но которого ты едва чувствуешь, морально легче выносим, чем вот этот, который может именно так, как нравится, но ничего, блять, из принципа не делает. – Не потом, Итачи, – протянул блондин, склонив голову так, словно картинка была ну очень красивой. – Мы проходили уже через это, помнишь? – чем больше он пытался бороться с этой сильной рукой, тем сильнее она давила. – Ты очень красиво играешь лицом и притворяешься, что всё хорошо, потом тебя срывает и ты приходишь ко мне на всё согласный. И это, конечно, просто чудесно, но следующий пункт в твоём плане включает панику на пустом месте и подлый побег. Ты меня прости, но я не собираюсь проходить через это снова. Тело проняло крупной дрожью то ли действительно от страха, то ли от того, что он уже разогнался, а с ним ничего не делают. Сердце просто рвалось из грудной клетки, снабжая энергией. Нужно что-то делать, как-то двигаться. Ну, за что ты так со мной? – Скажи мне, чего ты хочешь, Итачи, – чуть наклонился, – давай же, ты вполне в состоянии, – видимо, терпение у нашего солнышка не безграничное. В брюнете сейчас вертелось столько несовместимых друг с другом эмоций, что он чутка потерял над ними контроль. Это явило себя тихим смехом. Красивая масочка добропорядочного человека, видимо, полетела только что в мусорное ведро. – Чего я хочу? – переспросил он с улыбкой. – Давай-ка с трёх раз. – Тц, – не разделил больного юмора, – то, что ты хочешь сейчас, не секрет. Я про то, что ты хочешь вообще. Рывок к свободе был с лёгкостью подавлен. Давление руки уже такое, что голова свинцом наливается. Ещё немного и сознание помашет ручкой. – Хорошо, – выдохнул альфа терпеливо, – я понимаю, что у тебя каждый раз там какой-то очень сложный процесс в голове происходит, не позволяющий тебе хоть на секунду довериться мне. Это, разумеется, не пройдёт по щелчку, и я согласен разбираться со всем, что творится в твоей голове, но с меня хватит этого перетягивания каната. Выдох. Блин, почему же сознание не покидает? Не могло же ему показаться, что артерию передавило. Он знает это чувство. А вот то, что происходит сейчас перед ним, вообще не знает, не понимает и не хочет понимать. – Собираешься убегать, – наклонился уже до такой степени, что Итачи ощутил движение губ, – убегай прямо сейчас, но тогда и не приходи ко мне посреди ночи в поисках внимания, – откуда в этом мелком засранце столько уверенности в том, что омега и правда не поднимется и не уйдёт? И зачем губы так близко, если целовать не собираешься? – Если мы всё же друг с другом спим, то ты не указываешь мне, как близко можно подходить, и ты спишь только со мной. Ты меня понимаешь? Брюнет, конечно, понимал, но единственное, о чём он способен был думать, это эти чёртовы губы. Они так невозможно близко. Пара сантиметров, и прикоснёшься. – Нгх, – сорвался с губ жалкий стон. Ноги, обхватившие бёдра альфы сравнительно давно, уже самим себе боль причиняли прилагаемой силой. Ни разу ещё Учиху так не изводили. Чтобы чувствовал себя абсолютно беспомощным и умолять был готов о том, чтобы взяли. – Либо «нет» на всё, либо «да» на всё, – прошептал, заботливо смахнув пару прядей волос от лица свободной рукой. – Чёрно-белый вариант, как ты любишь. – Да, – на выдохе. Стоп, что? Что ты говоришь такое? Нет-нет-нет, неправильный ответ. Беги, блять, пока ноги ещё ходят. Что ты творишь? Из всего, что тут предлагают, ты хочешь исключительно секс, но он идёт с чемоданом проблем в придачу, и вот они тебе совсем не нужны. – Прости, но я не верю, – ослабил хватку на шее, – тебе придётся повторить ещё раз, – вот же чудесный экстренный выход. Скажи ему «нет». Или ничего не говори, просто встань и уйди. Что угодно, но только не обхватывай его шею. Наконец-то, нормальный поцелуй и контакт кожи. Прощупывать мышцы подушечками пальцев – это один вид удовольствия, но чувствовать их собственным телом – нечто совершенно иное. Феромоны подоспели как раз вовремя, чтобы проехаться по организму, как в самых сладких омежьих мечтах. До дрожи, мурашек и закатившихся глаз. Этот дурман перехватил дыхание, выгнул тело с блаженным стоном, потёк по ягодицам и отдался болью в члене. – Ммм, Наруто, – простонал он, пытаясь расстегнуть чужой ремень. Забудь уже про остальную одежду, ещё хоть секунда ожиданий, и крыша поедет. – Сейчас, – выдохнул, поднимаясь и стаскивая с омеги штаны. Странно, кстати, что он ещё здесь. Обычно же парня как по щелчку отключает. Едва ли он успел бы притереться к феромонам Учихи, а значит дело тут… Бля. Он же с тренировки только вернулся. Значит Итачи только что не охуенной ночи ради выкинул логику в окно, а ради охуенных пары раз, которых голодному до альфы телу сегодня явно не хватит. Очень захотелось возмутиться, но блондин наклонился и одним нормальным толчком стёр желание разговаривать. Как же. Круто. Сильно, быстро, жарко. Горячая рука легла на шею с одной стороны, пока зубы прокусывали кожу с другой. Уникальная, воистину жуткая боль, от которой у Итачи случился практически мгновенный оргазм. Он дрогнул всем телом, хотел издать какой-то звук, но не сумел. Накрыло так, что мир потемнел. Тело альфы тяжело прижимало сверху, но в тысячу раз не так тяжело, как его феромоны. В лёгких та самая страшная невесомость, которая бывает от страха за собственную жизнь, а телу кажется, что оно в свободном падении. Но. Впервые за этот вечер, да может быть даже за целую жизнь, Итачи свободно вздохнул. На протяжении многих лет этот вдох был самым естественным желанием. Мучительным недостижимым порывом. Абсолютно новое чувство, но как же его не хватало. Наруто отдёрнулся, вдруг, задев щеку омеги своей собственной. Тревожный взгляд. Руки осторожно обнимают лицо. – Что? – не понял Итачи. Перед глазами нещадно двоилось. – Итачи, ты плачешь, – прошептал парень ласково, проводя большим пальцем руки по щеке. В смысле плачет? Собственные руки мгновенно потянулись к лицу, чтобы опровергнуть это смешное заявление, но оно оказалось правдивым. – Нам не обязательно продолжать, – заверили сверху, и мужчину это настолько рассмешило, что удержать этот смех в себе ну никак не получилось. Что сегодня с лицом? Оно отчаянно хочет выдавать то, что чувствует хозяин, а не то, что нужно показывать. – Наруто, ну что ты за идиот, – прикрыл рукой глаза, потому что ну серьёзно. Ну неужели ты не понимаешь, как охуенно ты трахаешься? – Ты не первый человек, который плачет в моей постели, – протянул он, скинув с себя налёт волнения. Ммм, да? До чего, блять, докатились: ребёнок доказывает мазохисту со стажем, какой он большой и страшный садист. Тебя слишком много. Мне никогда не хватает. У вселенной очень коварный юмор. Пальцы поймали подбородок ещё ни разу не кончившего, а посему стремительно тупеющего альфы, чтобы донести до его светлой головушки одну очень важную мысль. – Единственная причина, – умеет же голос в угрожающий шёпот, – по которой я уже в третий раз оказываюсь у тебя в руках – это потому, что ты берёшь не нежно, – в лице напротив ничего вообще не поменялось, но каким-то образом оно видоизменилось от заботливого до чертовски голодного буквально по щелчку. – Хватит сыпать тупыми вопросами. Доведи, блять, меня до нормальных слёз. Повторять не пришлось. Грубые пальцы обхватили член до терпимой боли, пока сам альфа опускался на колени меж разведённых ног. Итачи уже было хотел возмутиться. Минеты от всего сердца любят только альфы, и ожидать энтузиазма от омеги в данном случае… Брюнет дёрнулся, прошипев от боли, когда зубы оставили не самый нежный укус на внутренней стороне бедра. Итачи много куда кусали, но вот именно туда ещё ни разу, и это было в такой степени больно, что даже похоть чуток перекрыло. Нет, он в принципе за любую постельную игру, но в чём смысл вот этой? Пока блондин слизывал кровь и испытывал, по всей видимости, какой-то наркоманский приход, его пальцы – как минимум три – протолкнулись омеге в задницу. Смазки там за глаза достаточно, чтобы это не было болезненным, но в сравнении с привычным членом пальцы показались чем-то из ряда вон инородным. Ни одна из этих вещей приятной не была, призови ты хоть всю свою любовь к боли, но на втором глубоком укусе с той же самой стороны омегу очень знакомо выгнуло. А, когда блондин оставил укус на другой его ноге, почувствовал разом всё: и движения пальцев, и давление на член, и чуть не тонкую струйку крови по ноге. Это был первый в жизни оргазм, за который стало стыдно. Ни разу в жизни ещё Учиха не ощущал себя таким извращенцем, потому что, блять, больно, действительно больно и в полной мере унизительно, а ты кончаешь ему в руку. Это больше даже походило на моральную жестокость, нежели физическую. После этого всего быть нормально взятым показалось настоящим подарком. Первые пару раз, пока Узумаки ещё утолял больше собственный голод, он брал его резко и быстро, без особых изощрений. Это было очень горячо, потому что много, жёстко и сразу. Всё, на что люди надеются при просмотре красивого порно. Потом парень немного замедлился, решив, кажется, проверить, насколько омега дружит с гибкостью. Тут было много разных позиций: от лицом в кровать с заломанными за спиной руками до перехваченных одной рукой лодыжек и вжатых в лицо коленей. Последняя, к слову, Итачи до ужаса понравилась, потому что угол проникновения там просто волшебный, но мышцы и сухожилия под коленями прикола ну совсем не оценили. В какой-то момент кровать резко закончилась, и Итачи сгремел лопатками прямо на паркет. Голову его успели рукой перехватить, но всему остальному позволили знатно приложиться о прохладную поверхность, на что он ответил сложнейшим разворотом с участием ноги и фиксацией опорной руки этого придурка, но альфа перекатился на пол более, чем мягко, шумно усмехнувшись попытке отомстить. Его рука натянула длинные волосы, и Итачи послушно выгнулся назад, подстраиваясь под задаваемый ритм. Силы у Наруто должны были закончиться по расчётам ещё очень давно, но сладкая ночь продолжалась, размываясь в памяти, как невероятный сон, перемешивая воспоминания в рандомном порядке и забирая абсолютно все лишние мысли туда, где до них под дулом пистолета не дотянешься. Итачи уже не понимал своего положения в пространстве. Не дёргался на боль от укусов, не сопротивлялся, когда его ставили в какие-то неудобные позы. Делай, что хочешь, только дай мне ещё. Эта нирвана, до которой Итачи добирался прежде лишь один только раз, причём с этим же парнем, была во всех смыслах прекрасным состоянием тела и души, абсолютной гармонией со вселенной. Поэтому, наверное, он так остро и ощутил момент, когда она закончилась. Его медленно брали сзади, и не в том смысле медленно, что почти уже всё, а специально никуда не торопились. Запястья оказались весьма крепко стянуты чьим-то галстуком, омега не смог вспомнить, как это произошло. Руки ухватились, кажется, за край кровати, и всей их силы хватило только на то, чтобы подтянуть себя вперёд на жалких пару сантиметров. Как можно не чувствовать тело вообще от усталости, но, блять, чувствовать его каждым нервным окончанием, каждым чёртовым атомом? Оно просто болело во всех возможных смыслах этого слова. Могло ещё кончать – спасибо, блять, природе – но не хотело. Не вынесло бы этого. Не надо. Кожа уже в такой степени чувствительна, что чужое дыхание кажется хлёсткой плетью. Сердце уходит в пятки, когда руки альфы мягко ложатся на бёдра, чтобы потянуть их на себя вместе с пытающимся уползти в безопасность телом. Пожалуйста, ну не надо. Господи, остановись. Итачи пытался сложить хоть какие-то мысли в слова, но даже стонать не мог уже какое-то время. Просто дышал. И – иронично, не правда ли? – плакал. До спазмов в грудной клетке и дрожи. А самое страшное было, пожалуй, в том, что Наруто ни разу за эту ночь не потерял контроля над собой. Соображал очень ясно, видел всё очень чётко. Выжимал из брюнета все силы, звуки, жидкости и, кажется, скоро и душу. И не животное делало это с ним, а его солнечный мальчик – Хн, – очередная попытка связать хоть пару звуков вместе закончилась каким-то слишком уж жалким всхлипом. Учиха в жизни бы не подумал, что скажет это когда-нибудь во время секса, но хватит. Короткий выдох. Попытка покачать головой. Альфа медленно опускается сверху, прижав и без того не способного двигаться мужчину своим внушительным весом. Итачи против воли зажмурился. Нет, это не страх. Это смирение. Над ним не сжалятся сегодня. Пытка когда-нибудь закончится, но не сейчас. Губы, прижавшиеся к виску, показались прохладными. Сильные руки, обнявшие крепко, потянули вбок, и Итачи оказался в объятиях, которые в любой другой ситуации показались бы очень приятными. Голова удобно устроилась на чужом плече, пока мужчину крепко прижимали к себе, нежно целуя в затылок. – Нгх, – запрокинул голову, подогнув пальцы ног и безуспешно пытаясь опустить вниз связанные друг с другом руки, чтобы хоть как-то воспротивиться сомкнувшимся на члене пальцам. – Тише, – шепчет блондин с любовью, полностью проигнорировав порывистое дыхание и бесконтрольные слёзы. Эта его искренняя нежность ломала куда эффективнее ударов по лицу и грязных словечек. Толчок. Ещё один. Рука скользит по члену в идеальном ритме с движениями внутри. Невыносимый оргазм приближается, и ты ничем его уже не остановишь. – Хах, – выдыхает Итачи, испытывая острую необходимость в ровном вдохе и воюя за него с собственными лёгкими. В этот раз кончать было действительно больно. Не совсем в прямом смысле, но так мучительно, чтобы мечтать о потере сознания. Лучше бы Узумаки имел его в рот до потери пульса, чем вот это. Хотел, чтобы до слёз, да? Любой каприз. Наруто не удержался и цапнул зубами куда-то в плечо, пока кончал. Он в принципе очень мало живых мест на омеге сегодня оставил. Но тот не смог не испытать самую острую форму благодарности, когда его спросили, не хочет ли он уже спать. Покивал почти отчаянно, неизвестно где вообще раздобыв на это действие силы. – Точно больше не хочешь? – протянул этот дьявольский шёпот, пока ладонь плавно двигалась с бедра на талию. Брюнет еле слышно простонал, смаргивая с глаз собравшиеся в них снова слёзы. Как же хотелось высказать этому парню всё, что в голове сейчас крутится, но, ха, а что бы ты ему сказал? Что он тебя очень красиво нагнул и ещё красивее на место поставил? Это здесь всем и так очевидно. – Это шутка, – усмехнулся блондин, заключая омегу в уже настоящее объятие, – тупая шутка, окей? Отдыхай, – поцелуй под ухом. Итачи прикрыл глаза буквально на секунду, потому что сладкая безопасность так приятна, но мгновенно провалился в глубокий сон, не найдя в себе сил более с ним бороться.

***

– Ох, – не сдержал мужчина тихого стона, приходя в сознание. В помещении было уже очень светло, и звонкий голосок Майлза кричал что-то весело на улице. Значит, времени как минимум девять. Как же, блять, всё затекло. По ощущениям Итачи лежал в одном положении всю эту ночь: на спине с закинутыми за голову руками. Позвоночник болел, шеей хотелось от души хрустнуть, хоть она сломайся от этого, всё выше плеча затекло, а дышать давалось с трудом, и в этом виноват кто-то очень конкретный. Наруто крепко спал, устроившись у омеги на плече и всю ночь ловя запах с его бледной шеи. Невероятная по своей тяжести рука обнимала рёбра, а плечо лежало в аккурат на грудной клетке, делая глубокий вдох невозможным. Сказать, что Итачи переосмыслил своего солнечного зайчика этой ночью – не сказать ничего, даже дёргаться, если честно, было не по себе, мало ли насколько он любит секс под утренний стояк. Но вернуть рукам чувствительность хотелось превыше всего, поэтому положение поменять всё же пришлось. Запястья, правда, до сих пор были связаны, и вместо того, чтобы просто опустить руки, он смог лишь поднять их над собой, невольно притянув блондина за шею лишь ближе. Тот мгновенно проснулся, шумно вздохнув и рефлекторно прижав человека, что обнимал, ещё крепче к себе. Проморгался несколько потерянно, поймал в поле зрения чужие руки и сразу же потянулся развязывать чёртов галстук. – Ммм, – простонал Учиха блаженно, позволив рукам опуститься вниз. Чужой нос по новой уткнулся в шею, отозвавшись мурашками в теле, но после парень нырнул обратно в сон, оставив брюнета наедине со своими мыслями. А тому хотелось сразу несколько относительно важных вещей: в душ, кофе, оценить уровень причинённых ему вчера повреждений, чего-нибудь горячего на завтрак и срочно позвонить Шисуи, чтобы хоть с кем-то обсудить, что, блять, вчера произошло. Но больше всего ему хотелось выползти из этих чудовищно сильных рук. Наруто, к слову, выпустил его из них без сопротивлений, стиснув вместо омеги освободившуюся подушку. Как же сладко свободно дышать. И не как прежде, а именно так, как вышло вчера на чужих феромонах. Не говорите только, что дело во всех этих укусах, он сдохнет получать эту дозу. Зеркало в ванной явило не самую привлекательную картинку. Укусы на теле уже пошли синяками, и были абсолютно везде: на ногах, ягодицах, плечах, руках, животе, но вот что Узумаки вообще не жалел, так это шею. Она выглядела страшнее всего, но болело больше то, что на внутренней стороне бедра. Пометил, что называется, территорию. Тёплый душ резанул болью абсолютно везде, и растянуть его дольше, чем на пять минут, не получилось. Будить блондина не хотелось, поэтому феном решено было воспользоваться в своей комнате. Перспектива провести этот день в мешающем движениям костюме не прельщала, поэтому да простит его Саске, но вниз он спускался в тёмных джинсах и тёмной кофте, показавшейся такой мягкой после отглаженной до хруста рубашки, что завтракал он словно завёрнутый в облако. Майлз сразу приметил своего самого любимого дядю и присоединился к позднему завтраку, подкинув идею набить животы сладким перед отъездом. Остальные гости либо уже разъехались по домам, либо тоже отсыпались перед понедельником, поэтому зал был абсолютно пустым, если не считать обслуживающего персонала. Несмотря на то, что у Итачи болел абсолютно каждый сантиметр на теле, он был сегодня максимально расслаблен. Ему так или иначе хотелось трахаться всегда, и сегодня он, похоже, впервые в жизни очень честно не хотел, чтобы альфы его трогали. Не интересно стало флиртовать, ничего в мире не раздражало, в клыках больше не было яда, и даже курить не хотелось. Как бы тяжело это ни было признавать, он просто был в хорошем настроении. Удовлетворённый, сытый, согретый. На работе ничего не горит, а даже если и да, то Какаши разбирается с этим. Самолёт только вечером, и сегодняшний день можно посвятить целиком и полностью брату. Коли уж Кимимаро переезжает в его дом навсегда, его не убьёт на один день поделиться возлюбленным. Мысль о том, что останавливаться в доме, где он вырос, по приезде в Киото будет уже не очень нормально, где-то кольнула. А вот мысль о том, что вообще-то есть в этом городе ещё место, где ему будут очень рады, вообще хлестанула по лицу своей коварной очевидностью. На что он вчера подписался? На отношения? Отношения, блять. Что в голове вообще поехало, чтобы ради удовлетворения обыкновенных сексуальных потребностей пообещать в ответ свою душу? Сейчас надо бы придумать, что с этим делать, план действий разрабатывать, но к моменту, как Узумаки проснулся, в голове было по прежнему пусто. Какая-то очень забвенная ступень отрицания, когда ты не просто не принимаешь какой-то факт за реальный, но в целом вообще ощущаешь, будто эта жизнь не твоя. В этот раз он Наруто и правда почувствовал буквально спиной. Обернулся, вдруг, отвлекаясь от разговора с Изуми, чтобы поймать взгляд голубых глаз. В голове по новой опустело, когда он лицезрел этого альфу в удобном сером костюме, который был достаточно свободным, чтобы в нём заниматься спортом, но также очень выгодно обтягивал грудь, плечи и задницу. Простите, что? С каких это пор воображение рисует себе предельно грязные картинки от одного только внешнего вида? Отвернись и забудь. Но как от него отвернуться, когда здесь окна по периметру, а он отправился со своим непутёвым баскетбольным дружком на пробежку, которая за отсутствием стадионов поблизости проходила по кромке озера, вокруг этого здания, вдоль торца обширного храма и так по кругу? Глаза следили за блондином, хотелось того мужчине или нет, и вскоре он перестал даже с этим бороться. Допил свой кофе, предупредил Майлза, что ему нужно минут пятнадцать на телефонный разговор, а потом можно опять выслеживать лебедей. Дальше крыльца так и не ушёл: озеро показалось безумно холодным, а сигареты он с собой даже не взял. Мировосприятие скосило к чертям собачим. Шисуи ответил не сразу. Итачи понятия не имел, где он сейчас, но знал, что точно не в Японии. – Живой значит, – усмехнулся альфа, подняв на третий раз трубку, – а я уж волноваться начал. – С чего бы? – не понял брюнет, безуспешно пытаясь оторвать взгляд от выбегающего из-за храма блондина. – С чего? – переспросил Шисуи. – Ты ни разу не был на свадьбе, не доёбывая меня звонками при этом. С этим сложно поспорить. – Ну, это же не чья-то там свадьба, – заметил омега, – это Саске. – Как, кстати, прошло? – Да как всегда. Гостям понравилось, мелкий счастлив, мне все, кому не лень, посоветовали тоже замуж, детей рожать, собак заводить… – усмешка на том конце сквозила небывалым пониманием, – свадьба как свадьба. – Ммм, – протянули в трубке, – ты, я так понимаю, нажрался, как скотина, и нашёл себе альфу на вечер, – предположение прямо в яблочко, потому что он действительно только так и переносил подобные события. Нажраться и трахнуть кого-нибудь. Знакомая схема, никогда не дававшая сбоя. – Что-то типа того, – проследил, как Наруто скрывается из вида за поворотом, – вчера меня так взяли, что я не то, что подумал, я понадеялся, что сдохну в процессе. Пауза показалась оглушительной. Брюнет ожидал какой-нибудь мерзковатой шуточки, потому что после каких угодно деталей о своих ночных похождениях он получал именно такие ответы, но сегодня, видимо, какой-то неправильный день. – Это Наруто? Брови дёрнулись вверх. Что за экстрасенсорика? – С чего ты взял? – Ты не слабо так подвисаешь, когда он поблизости. – Серьёзно? – с каких это пор он начал выдавать всё, что думает, в мир, и почему ничего не знает об этом? – Мм-хм, – как-то не весело. – Поздравляю. И на твои ненормальные запросы таки нашёлся мужик. – Едва ли мои запросы включали уползать от него в слезах, – заметил омега, бросив подозрительный взгляд углу, из-за которого должен был появиться этот несносный альфа. – Хах, – как-то очень саркастично, – не хочу, конечно, рушить твои наивные представления об этом мире, но для омеги секс в основном так и выглядит. – Ты издеваешься надо мной сейчас, – даже на секунду не сомневаясь в этом. Так просто не может быть. Каждый омега, которого он знает, не проходит через вот это каждый раз, когда с кем-то спит. – Ммм, нет, сладкий, – заверил Шисуи, – всех, у кого обоняние не атрофировано, кроет будь здоров. – Каждый, блять, раз? – нет, он не поверит. – Да, конечно, не каждый, – цокнул альфа, – от настроения зависит, но и до побегов нередко доходит. – Ебать, – выдохнул, только сейчас на самом деле понимая, почему его перманентная готовность с кем-то спать всегда удивляла того же Хатаке. Если «спать» подразумевает то, что с ним сотворили вчера, то хотеть раз в две недели действительно не звучит так уж абсурдно. – Добро пожаловать в реальность, – улыбнулись в трубку, но как-то не слишком уж весело. – Как на работе? – было подозрение, что виной всему она. – Нужен отпуск, – выдохнули устало. – Я тебе давно говорил, – усмехнулся омега. – Это я тебе давно говорил, – поправил Шисуи, – всё, мой перекур окончен, так что катись-ка решать свои проблемы самостоятельно. – Знаешь, Саске мне нечто похожее вчера сказал. Я действительно создаю впечатление человека, который не вывезет ничего в одиночестве? – изогнулась острая бровь. – Пфф, – хохотнули на том конце весьма искренне, – нет, ты вывозишь, конечно, но и ноешь дохуя. Ноет. Итачи ноет. Ещё одна чудесная новость на сегодня. Убрав телефон в карман, мужчина вновь фиксирует взгляд на блондине. С ума сойти, сколько у него энергии. Бегает уже минут пятнадцать, скорости даже близко не сбавил и усталым абсолютно не выглядит. А вот Учиха, пожалуй, возьмёт себе вторую чашечку кофе с чем-нибудь шоколадным, чтобы силы его не покинули. Какой ленивый день. Итачи, похоже, так и завис в своей пустоте, очнувшись только, когда Наруто подсел к нему. Куда делся Майлз? Омега всё ждал, когда его дёрнут играть. Саске тоже поблизости нет. На часах одиннадцать, но это ни о чём вообще не говорит. – Не против? – уточнил Узумаки, предлагая одну из дымящихся чашек, очевидно, с горячим шоколадом. Что за детский сад вообще? – Я, вроде бы, не могу быть против, – заметил Учиха, прикрыв глаза от первого глотка. Нет смысла врать, это безумно вкусно. – Брось, – протянул блондин, откинувшись на спинку стула и вытянув ноги под столом. Мужчина только сейчас заметил, что парень успел уже и в душ заскочить, и переодеться в одну из своих фирменных оранжевых толстовок. На официальщину, видимо, забили все. – Никто не заберёт у тебя права сказать «нет». Итачи смерил его вопросительным взглядом. Н-да? Чем же ты тогда, блять, занимаешься последние месяца три, если не отнимаешь это самое право? Точнее, ты слушаешь, конечно, но каким-то образом абсолютно всё в конце концов идёт против любого сказанного мной слова. Мягкая улыбка отчего-то обожгла. С каких пор на него так сложно смотреть? Ничего вообще не поменялось, а в голове всякий раз какие-то сомнительные мыслишки крутятся. – Думаю, мы оба понимаем, что ты вчера был не в самом адекватном состоянии, и с моей стороны было бы подло принимать твои слова всерьёз. Так, стоп. С каких это пор Итачи нужно предоставлять глупые формальности, вроде вот этой? Выходить из проигрышных ситуаций победителем – его работа. С хрена ли ему в который раз эту руку протягивают? Эта, блять, доблесть, как шлепок по лицу. – Я был бы первым, кто посоветовал бы тебе не освобождать людей от обещаний так просто, – ну что ты так смотришь? Дышать невозможно. – Я знаю, – кивнул Узумаки, улыбнувшись одними глазами, – но я не собираюсь заставлять человека быть рядом, если ему этого очень искренне не хочется. Что бы он мне ни обещал, – взгляд приклеивается к его пальцам, когда те подносят кружку с чаем к губам. У него действительно красивые руки. С явно прослеживающимися венами и сухожилиями. Даже в самом расслабленном состоянии выглядят так, словно способны выдавить жизнь из любого тела. – Решать тебе. – Ммм? – посмотрел, наконец, в глаза. Блин, и правда подвисает. – Будет что-нибудь ещё или нет, решать тебе, – пояснил Наруто терпеливо, – но, прошу, скажи мне об этом сейчас. Сейчас, да? Глаза в глаза, когда всё физическое напряжение, что было, сошло на нет? Вот в эту самую секунду решить? – Я не смогу, – выдохнул, обняв пальцами горячую чашку. Почему сегодня так холодно в мире? – Не сможешь со мной встречаться? – уточнил Узумаки спокойно. – Не смогу тебе ответить, – поправил Итачи, резко почему-то расхотев принимать решение сейчас. Просто ни одно не кажется правильным. Светлые брови дрогнули, весьма выразительно передав, что их хозяин немного сбит с толку. Выдох. Почему это так сложно? – Наруто, я совершенно точно не ищу отношений, – произносить это вслух перед ним было в миллион раз труднее, чем у себя в голове. – Ни с тобой, ни с кем-то другим, ни сейчас, никогда. Просто… Не хочу. Медленный кивок сотворил что-то нервное с сердцем. – Я понял. – Ничего ты не понял, – выдохнул, не отслеживая уже даже причины и следствия, а просто следуя какой-то своей интуиции. – В моей профессии ты не имеешь права быть искренним. Там ничего не делается случайно, всё продумано и просчитано до последней мелочи. Это выматывает, – никому ещё в этом, кажется, не признавался, – иногда, это невыносимо. Поэтому в своей личной жизни я делаю исключительно то, чего действительно хочу. Блондин слушал чертовски внимательно. Ни капли осуждения в глазах. Только желание понять, неприкрытая любовь и, как выразился Саске, добрые намерения. А вот у Итачи мысли прыгали к вещам, которые не мешало бы цензурить. И это неслабо мешало. – Ты не хочешь отягощать себя обязательствами, – протянул Наруто, и брюнет щёлкнул пальцами, потому что он со своим замечанием сейчас просто в яблочко. – Так и не делай этого, – посоветовал альфа. – Будь там, где ты хочешь быть, спи с тем, с кем ты хочешь спать. Это очень простое уравнение. Усмешка явила себе здесь даже слишком естественно. – Отнюдь, – покачал брюнет головой, перебирая все известные ему слова, но правильные не находились. – Я не буду кормить твоё самолюбие, да это и не твоё дело на самом деле, но ты единственный человек, с которым мне действительно хочется спать. Это, кажется, сбило парня с толку ещё сильнее. – Окей, – протянул он, нахмурившись, – в этом, я так понимаю, есть какая-то очень логичная логика, в которую ты меня не станешь посвящать. – Браво, – похвалил свою догадливую умницу. – Итачи, я не буду с тобой просто спать, – начал сразу же с главного. – Я таким в принципе не стал бы заниматься ни с кем, но особенно с тобой. По-моему, мы несколько ближе, чем люди должны быть, чтобы делать это безболезненно. Плюс, повторюсь, я бы не стал, даже если не знал бы тебя так, как знаю. Дилемма века просто. Учиха прикрыл глаза, находя эту ситуацию предельно абсурдной, а Узумаки на это лишь усмехнулся. Это его чудесное настроение, к слову, тоже казалось чутка подозрительным. Будто знает, что ему сейчас не «нет» говорят. – У меня предельно простой вопрос, – сказал альфа, сделав пару глотков своего чая, – тот факт, что тебе так сложно на него ответить, уже само по себе ответ. – Если бы это было легко, я давно бы сказал тебе «нет». – Окей, – выдохнул парень, – мы оба понимаем, чего хочется мне, чего хочешь ты, даже ты сам не… Слова, несомненно, добирались до головного мозга, но смысловой посыл попросту растворился. Исчез. И дело было в случайно задевшем ногу колене. Ну, ладно, возможно, немного в руках. И совершенно точно в глазах. Это он. Из-за него мыслить так трудно. Ну как отказать, когда чувствуешь каждую оставленную отметину на теле, когда чужие феромоны ещё пьянят организм, вызывая практически непреодолимую тягу попросить у него ещё? Вообще возможно оборвать что-нибудь с человеком, если он был рядом три чёртовых дня, помогая самому родному человеку, что у тебя есть, играя на нервах и… Как, блять, выбрать одиночество, если забыл вообще, как оно ощущается? Тот Итачи, который не рядом вот с этим невыносимым человеком, он рационален и холоден. Тот Итачи умеет принимать решения буквально по щелчку. Ему не страшно рисковать, никогда не страшно говорить, а вот этот… он какой-то поломанный. Зависимый. Ни в чём не уверенный. Слабый. – Время, – сказал омега спокойно. – Мне нужно время, – забыть, как ты пахнешь, не видеть этой чёртовой улыбки, прочистить голову, выкинуть все переменные из уравнения, кроме одной, самой главной – себя. Посмотреть издалека на это всё и увидеть, чего действительно хочется. Решению того человека Учиха доверится. – Прости, но эта игра очень похожа на ту, в которую мы играли до этого, – покачал головой Узумаки. Не слишком и важно, что ты там думаешь, мы оба знаем, что согласишься на что угодно, если очень красиво попросят. Вопрос лишь в том, какой промежуток времени прочистит голову так, как надо. Неделя? Месяц? Апрель помахал своей коварной ручкой. Течка же в первую неделю. Прошлая началась числа седьмого, у следующей все шансы пойти по стопам, если ей, конечно, не вздумается неделей раньше начаться. Это предельно глупо. Слишком даже очевидно. Ты не пригласишь провести её вместе человека, от которого пытаешься избавиться. Да и как вообще сможешь, когда есть реальный шанс того, что пытка, через которую проходишь каждый раз, сменится раем? Всегда делаешь то, что хочешь, да? Научите говорить себе «нет». – Твой чемпионат закончится к апрелю? – Разумеется, – не понял, откуда прилетел этот вопрос. – Ты сможешь взять себе неделю числа с пятого, чтобы провести её в Токио? Альфа как-то очень бессильно выдохнул, пытаясь по глазам прочитать, о той ли неделе он подумал. Да, о ней. Очень сладкое предложение, в котором совершенно точно где-то спрятали капкан, только вот где? И для кого? – Итачи, – прикрыл парень глаза, выстраивая уже в голове какие-то аргументы. – Я слышу, как глупо это звучит, – перебил ненужную мысль. – Поверь. Но я, вероятно, сам приеду к тебе, какими бы ни были наши отношения. – Ладно, допустим, – сломался мгновенно, – до этого момента ты хочешь, чтобы я тебя не трогал вообще? – Именно так. – И ты веришь, что за эти два месяца поймёшь, чего хочешь, – с невероятным скептицизмом. Поймёт. Не может не понять. Знает ответ уже, просто признаться себе в этом не может. – Да, – вот тут уже более, чем уверенно. – Хорошо, – выдохнул блондин так, словно очень хотел отказать, но сил в себе не нашёл. Словно точно знает, что сделают больно, но всё же готов поставить на один-единственный шанс, что не сделают. Интересно, где таких мальчиков делают? Чтобы конфетка для глаз, настоящее животное в постели и весь из себя добрая галантность в любое другое время. Это детский дом такой охуенный или дело всё же в генетике? Итачи вот думал всё это, пытаясь добраться до педали тормоза в своей голове, но сил не хватило. Приподнялся. Облокотился на чужое бедро. Поцеловал это чудо со всей нежностью, что в нём в принципе жила. Ему обескураженно выдохнули в губы, после чего мгновенно ответили. Что вообще творится с настроением? Тепло снаружи и внутри. Всему вообще: от привыкшей только к холоду кожи до, кажется, самой души. – Ты нечестно играешь, – цокнули шёпотом. – Было бы глупо ожидать от меня чего-то иного, – ответил едва ли не тише, позволяя себе ещё пару секунд этих нежностей прежде, чем отправиться на поиски Майлза.