Жук жужжит

От последнего подъема по лестнице у Антона вспотела даже жопа: нет, хватит с него тасканий коробок. Бросив коробку, он устало падает в кресло-мешок и разваливается в прямом и переносном смыслах. Вдобавок еще и в квартире жарко и влажно, как в жопе у кита с температурой, но где пульт от кондиционера — хуй его знает. Крекер скребет когтями одну из коробок, превращая ту в труху, а Сырник смотрит на него с выражением «Что ты делаешь, ну что ты делаешь, ты что, дебил» на морде — коты напоминают Антону его самого с Арсением. Причем ролями они меняются, но Антон в глубине души уверен, что Арсений куда более чудной — и чудный, конечно. Браслет на запястье вибрирует, напоминая о времени, и Антон перемещается в другую комнату — прямо так, не вылезая из кресла и тупо перебирая ногами по полу. Коты не обращают на него никакого внимания, но он всё равно машет рукой пушистым жопам на прощание. Кажется, у Крекера к шерсти прилипла маленькая какашка из лотка, но это не точно — надо будет потом проверить. Антон включает телевизор с кнопки на корпусе и только после начинает искать пульт, хотя управлять можно и с браслета. Сам телевизор пока стоит тупо на полу, потому что для установки кронштейна надо звать мастера: Антон должен был вызвать его вчера, но весь день мотался в студии. Там вовсю идет ремонт — вернее, не идет, потому если что там и идет, то не так. Вчера, например, трубу в толчке прорвало, и начался всемирный потоп. Пульт находится в ближайшей коробке, вместе с приставкой, контроллерами и кучей проводов, половина из которых по-любому не нужны. Антон быстро заходит в приложение Ютуба и набирает в поиске название канала — выпуск пока не выложили, но, судя по времени, остается всего минута. Именно в этот момент слышится, как в коридоре захлопывается дверь, а затем Арсений громко говорит: — В машине коробок больше нет! — Супер! — кричит ему Антон и обновляет страницу — и выпуск, как по волшебству, появляется в сетке видео. «Арсений Попов: Оскар и независимое российское кино», — гласит заголовок, а на обложке — самый красивый, самый талантливый и в целом самый замечательный человек на этой планете. Самый красивый, самый талантливый и в целом самый замечательный человек на этой планете заходит в комнату и, кинув взгляд в телевизор, закатывает глаза: — Ну уж нет. — Да почему? — Антон уже кликает на выпуск. — Я хочу посмотреть. — Зачем тебе смотреть интервью со мной? — Арсений подходит ближе, явно намереваясь отобрать пульт, но Антон предусмотрительно отъезжает на мешке подальше. В прошлой квартире у них везде был ковролин, а в этой — паркет, так что ездить по полу можно свободно. — Потому что мне важно! — отвечает Антон тоном «это же очевидно», который когда-то давно позаимствовал у Арсения и с тех пор не отдает. — Потому что я слежу за твоими успехами. Потому что я рад за тебя. Потому что я живу с первым русским актером, который получил Оскара. Это пиздец какое событие, знаешь ли. — За второстепенную роль. — Арсений морщит нос и поправляет очки. — Если бы получил за главную, то другое дело. И я первый актер, но до меня была еще актриса два года назад. Теперь уже Антон закатывает глаза: сейчас Арсений строит из себя придиру, а на самой премии скакал от радости, как сайгак. И так с абсолютно каждой наградой, которую он получает: сначала счастливо верещит, а потом вздергивает нос и говорит «Ох, ну это мелочи» — что пятнадцать лет назад, что сейчас. — Не хочешь — не смотри, — отрезает Антон, а сам пробегается глазами по списку таймкодов под видео: много про Оскара, про другие премии, мнения о разных режиссерах. Внимание привлекают интригующие «об ориентации» и «о муже» — и Антону становится интересно вдвойне. Вообще они не скрывают отношения: Арсений открытый гей, но прямо на вопросы о личной жизни отвечает редко. — Я вижу, куда ты смотришь. — Мне интересно. — Антон уверенно продвигается к вопросу о себе самом, хотя его и забавляет, что его назвали «мужем»: они с Арсением, вообще-то, не расписаны. Думали расписаться лет десять назад, когда однополые браки только легализовали, но потом стало как-то лень. — Почему ты не пользуешься функцией курсора? — Потому что я дед. Он наконец включает нужный таймкод, и видео открывается во весь экран. Там Арсений сидит в кресле, положив ногу на ногу и постукивая по коленке — он всегда на интервью сидит в странных и неудобных, а часто и закрытых, позах. — Ты замужем, получается? — спрашивает его Юра, внешне напоминающий крысу — с возрастом всё сильнее. Антону он никогда не нравился, но его канал всё равно приходится смотреть для общего развития и чтобы быть в теме. — Так же правильно говорить? — Нет, я не замужем и не женат, — спокойно отвечает Арсений. — Но ты встречаешься с мужчиной? — Возможно. Антон фыркает: буквально весь мир знает, что они пара, но Арсений всё равно упорно увиливает от ответов. С другой стороны, это для их же семейной безопасности, потому что чем жирнее Арсений подчеркивает необходимость не лезть в его личную жизнь, тем меньше Антона доебывают журналюги. Хотя за столько лет он научился легко и безболезненно их отбривать. — И сколько лет вы вместе? — не успокаивается Юра. — Двадцать один год, — неожиданно признается Арсений, и даже у Юры брови ползут на лоб — как и у Антона, впрочем. Скорее всего, там половина съемочной группы от такой откровенности прихуела. — Как вы познакомились? Это связано с той татуировкой, которую ты свел? — Да, — после паузы подтверждает Арсений. — Мы познакомились, когда он эту татуировку делал. Но я уверен, что мы бы познакомились так или иначе, у нас есть общие знакомые. — А почему ты свел татуировку? Был кризис в отношениях, любовь прошла, завяли помидоры? — Нет. — Арсений сохраняет всё то же спокойное выражение лица: вопрос ни на миллиметр не выбил его из колеи. — Я ведь актер, мое тело должно быть чистым холстом. Я свел татуировку, чтобы гримерам было меньше работы, с отношениями это никак не связано. — И твоего партнера это не обидело? — Нет, ему же не пять лет. Антон кидает хитрый взгляд на Арсения: буквально сегодня утром тот ворчал: «Антон, ну какой же ты ребенок», а Антон всего-то ел шоколадные хлопья на завтрак и просыпал полкоробки на пол. Пришлось потом хватать Крекера и вытаскивать хрустяшки у него изо рта, а то тот вечно сметает с пола всякое говно. — Это была любовь с первого взгляда? — спрашивает Юра, и Антону становится по-настоящему любопытно. Ответ он знает и так, но вот что скажет Арсений — интрига. На экране тот расслабленно откидывается на спинку кресла и рассматривает Юру так, что тот явно мучается от напряжения — Арсений такое умеет. В отношениях у них запрещен этот грязный прием с давящим взглядом, но на всяких интервью Арсений частенько его использует. — Это есть любовь с первого взгляда, — наконец легко произносит он. Антон ставит на паузу и разворачивается к Арсению, даже не пытаясь скрыть лыбу — тот смотрит в ответ с таким же осуждением, с каким обычно отрезает висящие на шерсти какашки от жопы Крекера. Впрочем, Арсений смотрит так на много вещей, и с возрастом их становится всё больше и больше. — Это логично, — не дождавшись словесной реакции, агрессивно заявляет тот и складывает руки на груди. — Если любовь «была», то она уже прошла, элементарная логика построения предложения. — Как па-а-афосно, — тянет Антон и с намеком хлопает по своим коленям. — Жаль, что ты не рассказал про свой стояк. Вот это я понимаю — любовь! — Не жужжи, — со смешком бросает Арсений, но всё-таки осторожно усаживается на его колени лицом к нему же — тяжеленный, блин. — У тебя самого стоял, причем на клиента, ай-яй-яй. — У меня встал, потому что у тебя встал, — парирует Антон, укладывая ладони на его бедра. Сегодня такая жара, что Арсений щеголяет в неприлично коротких шортах, и если присмотреться, то на правом бедре можно заметить тонкие шрамики, оставшиеся после сведения татуировки. — Мог бы сказать, что у тебя встал от моей неземной красоты, — нарочито горько вздыхает Арсений. — И, кстати, с годовщиной. — Годовщина у нас была месяц назад. Если ты помнишь, мы отмечали ее тем, что сутки проспали после перелета из Америки. Датой начала отношений они считают вечер первого поцелуя — Антон вспоминает его с огромной нежностью: то, как он отчего-то стеснялся целовать Арсения, а тот стеснялся поцеловать его, и они мялись у подъезда, как два дурака. — Годовщина первого секса, — с хитрой ухмылкой поясняет Арсений и выразительно проезжается задницей по его коленям. — Так себе секса, конечно. — «Так себе секса»? — Антон поднимает брови. — Ты охуел? Он был великолепен. Помню как сейчас: ты был в гольфах и с проколотыми сосками, от которых у меня чуть инфаркт не случился. Скучаю по ним, кстати… О, ты ведь еще с бритыми ногами был! Но по этому я не скучаю. По соскам — да. Пирсинг Арсений снял тем же летом, когда поступил в театральный: актеры постоянно обнажаются, и проколотые соски вызвали бы лишние вопросы. Ориентацию Арсений никогда не скрывал, но и не афишировал лишний раз тоже. — Сами соски на месте, вообще-то… Антон, ты же помнишь, как сильно я тогда волновался. Чувствовал себя так, как будто нырнул в море, а плавать умею только в теории. Это всё было мило, конечно, но повторения я бы не хотел — сейчас наш секс гораздо лучше. Антон согласен: у них потрясающий секс, хотя в нем, возможно, чуть меньше импровизации и страсти, чем было когда-то. Но жизнь так и работает, что чем больше ты спишь с одним человеком, тем лучше ваш секс — потому что с каждым разом вы чувствуете друг друга всё полнее, узнаете всё больших эрогенных зон, открываетесь в желаниях. В тот первый раз Антон и понятия не имел, что Арсений обожает вылизывание ушей, поцелуи в обратную сторону колена и покусывания в шею. — Я люблю наш первый секс, потому что он первый. — Антон пожимает плечами. — И потому что он наш, а я люблю нас. Без первого секса не было бы и второго, знаешь ли. С кухни доносится громкий жалобный мяфк, и они синхронно поворачиваются в сторону коридора — это Сырник делает вид, что его не кормили с прошлого века и он вот-вот погибнет в муках. Антон велся на это первые года два, после чего пришлось в срочном порядке сажать кота на диету. — А если бы не я, — отстраненно говорит Арсений, переводя на него взгляд, — не было бы и первого секса. И первого поцелуя. И вообще ничего бы не было, если бы я не пришел к тебе домой. — Миллион раз говорил: я собирался спросить твой номер у Эдика. Я столько о тебе думал, что рано или поздно бы всё равно сдался, но тут ты сам пришел, не виноватая я. Хотя я тебя сразу раскусил. — Еще бы ты не раскусил. Ни один человек в здравом уме не поверил бы мне. Антон соврал: на самом деле он точно не помнит, в какой момент тогда понял, что Арсений пришел не ради снятия пленки, а ради него, но это определенно было не «сразу». Как ни крути, а поступок был реально смелый и отчаянный, но такой уж Арсений человек — смелый и отчаянный, идет напролом к своей цели. Как говорится, через тернии — к звездам, пусть Антона и сложно назвать звездой. Хотя в тату-сфере он, пожалуй, довольно известен и собственным стилем, и собственной сетью салонов. — Готов завтра ехать к моей маме? — внезапно бьет Арсений вопросом, как кулаком под дых, и Антон сокрушенно откидывается в кресле-мешке так, что башка свисает. — Не-е-ет, — стонет он, — умоля-я-яю, не на-а-адо. — Надо, Антон, надо. — Опять она заведет шарманку про то, что я испортил ее гениального мальчика, дал ему ступить на грязный путь шоу-бизнеса, хотя он мог спасать голодающих детей в Африке. — Мне тоже это не нравится. — Арсений ложится на него сверху, и Антон волнуется, как бы съеденная за обедом картошечка не вылезла обратно через рот. — Но это моя мама, надо ее навестить. Зато папа тебя любит. — Твоя мама подсыпет мне мышьяк в чай. — А ты не пей чай. Ну давай, не веди себя как маленький. Это пожилая женщина, а не цербер, который сожрет тебя с потрохами. — Я думал, мы весь день будем разбирать вещи. Перед переездом в новую квартиру они чуть не поссорились из-за этих вещей: Антон хотел нанять какого-нибудь специального человека, который всё разложит, а Арсений хотел сделать всё сам. Как и во всех их спорах, победил Арсений, но Антон выторговал себе право в любой момент строить деда с «О-о-ой, спина-а-а» и отдыхать. — Разберем коробки после того, как вернемся от мамы. Час от часу не легче. Сначала пытка у родителей Арсения, а затем еще и дома физкульт-привет. Антона и так еле-еле хватает на то, чтобы раз в неделю ходить в тренажерный зал, он уже не выдерживает такие нагрузки. Но Арсений мило пыхтит ему в шею, как еж — и Антон думает: хуй там, как-нибудь он выдержит и мамины претензии, и чертовы коробки. Благодаря Арсению у него в году триста шестьдесят четыре прекрасных дня — одним можно и пожертвовать. Так что он обнимает Арсения и, кое-как приподняв голову, чмокает его в макушку, а тот по-ежиному фыркает.