Сломанные

Гермиона упустила тот момент, когда ее спина перестала касаться холодной каменной стены подземелья. Вместо нее она почувствовала мягкость огромной постели. Дорогая ткань была окутана легким свежим ароматом чистоты. Неровный и пляшущий свет подземелья сменился мягкой полутьмой просторной спальни. Где-то очень далеко, в глубинах поместья продолжался званый вечер. Гости непременно всё еще распивали напитки, беседовали, пробовали закуски и отдыхали. А она, Гермиона, находилась наедине с Люциусом Малфоем и сходила с ума от желания поскорее снять с него сюртук. Серебряные пуговицы на нем были очень тугими и крепко вшитыми в ткань. После трансгрессии всё еще немного кружилась голова. Он целовал. Так глубоко и жадно, что губам даже становилось немного больно. Любые увещевания разума и совести умолкли. Гермиона ощущала эту удушающую и тяжелую потребность быть именно в этих руках и именно в этот момент. Ее потребность оказалась настолько объемной, словно вплетённой в само ее существо. Это была не просто прихоть или секундная слабость. Это являлось чем-то более серьезным и глубоким. В противном случае, Гермиона давно оттолкнула бы от себя Люциуса. У нее для этого имелись все основания. Но она не отталкивала, а наоборот — крепче обнимала спину и прижималась к нему всем своим телом. Одежда страшно раздражала. Люциус, не сдерживая себя, спешно снял с себя сюртук и небрежно бросил его куда-то в сторону. Он всегда с особенной аккуратностью относился к своим вещам. Потому что каждая из них стоила как целое маленькое состояние. Люциус любил красивую одежду. Он в принципе любил красивые и изысканные вещи. Любил выглядеть безукоризненно, подчёркивая даже самой крошечной деталью, например брошью, свое происхождение и достаток. Но сейчас всё это было абсолютно неважным. Всё, кроме одного — Гермионы в его руках. Она так остро реагировала на каждое его прикосновение. Так эротично и тихо стонала лишь от того, что его губы касались ее ключиц. Если это проклятие, сотворенное лично для Люциуса, он был готов его принять. Полностью. Через несколько секунд почти невесомое золотистое платье бесцветным в полутьме пятном опустилось на каменный пол, устланный дорогим ковром с плотным мягким ворсом. Люциус выпрямился и провел пальцами вдоль изгиба талии Гермионы. Они оба дышали тяжело, быстро и неровно. Его взгляд вгрызался в ее от природы хрупкую фигуру. Скользнул выше, встречаясь с глазами Гермионы. Он хотел ее. Хотел так, как давно уже не хотел ни одну другую женщину. Рассматривая Гермиону, Люциус видел перед собой самую обыкновенную девушку. Ее внешность не была выдающейся. Но что-то в Гермионе заставляло его взгляд цепляться и царапаться. Что-то всё равно притягивало его к ней. Что-то явно не физическое. Кажется, это была последняя внятная мысль, что промелькнула в голове Люциуса. — Смотри на меня, — прошептал, почти приказал он глухим голосом, когда одним сильным глубоким толчком проник в Гермиону. Она вскрикнула от боли. Эта боль не была острой и разрывающей. Скорей неожиданной и быстро исчезнувшей. Ни с кем кроме Люциуса Гермиона не была близка. И всё словно происходило впервые. — Смотри, — повторил он. Ему было важно видеть ее. Именно ее. Ее широко распахнутые глаза. Чувствовать именно ее горячее дыхание на своей коже. Гермиона опустила ладони на напряженные твердые плечи Люциуса, затем медленно подняла их к его лицу. Она чувствовала, насколько крепко была сжата его челюсть. В полутьме, разбавленной холодным полупрозрачным лунным сиянием, черты лица Люциуса казались по-особенному заостренным. Одна его рука ловко скользнула Гермионе под поясницу, чуть приподняв ее. Он сделал еще один уверенный глубокий толчок. Ее тело едва ощутимо задрожало. Гермиона прижалась лбом к плечу Люциуса, впившись ногтями в его лопатки. Он снова и снова проникал в ее тело, ловил каждый слетевший с губ стон, пропускал через себя дрожь Гермионы и сжимал свободной рукой мягкую аккуратную грудь. — Смотри, — снова повторил Люциус и скользнул ладонью от груди к подбородку. Гермиона смотрела в его глаза, что сейчас казались черными и чувствовала, что медленно подбирается к грани. Он не щадил. Хрипло дыша, Люциус удерживал ее за подбородок, а затем… Когда она… Эта грязнокровка, эта ведьма приоткрыла рот и позволила себе обхватить его большой палец губами… Люциус шумно выдохнул и позволил реальности на несколько секунд разойтись кругами. Гермиона всё еще тяжело дышала. Кровь грохотала в висках. В кончиках пальцев немного заболело и пришлось приложить остатки усилий, чтобы разжать их и наконец оставить лопатки Люциуса в покое. Он отпустил ее и лег рядом. Гермиона рассеянным взглядом смотрела в высокий каменный потолок и слушала их дыхание. Впервые, пожалуй, за последние полгода она ощутила сладкую сонливость. Обычную и здоровую сонливость, которая всегда наступает после долгого и трудного дня. И о которой Гермиона даже уже и не мечтала. Параллельно с тем, как успокаивалось ее сердцебиение, прояснялась и голова. Теперь Гермиона могла совершенно легко и свободно перебирать собственные воспоминания, не чувствуя, что что-то вдруг упустила или забыла. Она всё еще злилась на Люциуса. Злилась на его эгоизм. Но вместе с тем не могла игнорировать тот факт, что даже несмотря на собственную злость, она продолжала к нему тянуться. Вопреки всему. Медленно повернув голову в его сторону, Гермиона обнаружила, что Люциус смотрит на нее. С задумчиво сведенными на переносице бровями. Нужно было подняться. Для начала просто сесть. Затем собрать все свои вещи, одеться и пойти искать Дамиана. Но ни один из этих пунктов так и не был выполнен. Гермиона медленно перевернулась на бок. Люциус укрыл ее тяжелым тёплым одеялом, продолжая хранить молчание. В этом взаимном молчании было легко существовать. Оно не давило на уши, не сковывало мысли. Оно ничего не делало во вред. — И что теперь? — совсем тихо спросила Гермиона. Она всё еще хотела определённости. Хотела правды, чтобы понимать, как ей быть дальше. Потому что давать еще один виток сомнениям и эмоциональным скачкам Гермиона просто физически уже не могла. — Мне нужно вернуться к гостям, — серьезным тоном ответил Люциус, продолжая смотреть ей прямо в глаза. — Я не успел и трети сделать из того, что запланировал на сегодня. — А мне нужно найти Дамиана, — чуть быстрей, чем планировала ответила Гермиона. В конце концов, по-другому быть и не могло. Теперь, когда всё встало на свои места можно спокойно окунуться в свою новую жизнь. Разве не за этим Гермиона пришла сюда? Она медленно села в кровати и поискала взглядом свою одежду. Затем повернулась к Люциусу и не удержавшись спросила: — Почему именно я? Есть ли у тебя ответ на этот вопрос? — В одно предложение его не уместишь. Вначале это больше напоминало влечение. Обычное сексуальное и не всегда поддававшееся логике влечение. Думаю, что всё было гораздо проще, если бы не… некоторые обстоятельства. Люциус тоже медленно сел в кровати. — Кровь, — догадалась Гермиона. — Как основной пункт. А еще возраст и отведенные нам роли. Потом возникла некая форма зависимости. А потом я вдруг осознал, что хорошо знаю некоторые твои привычки. Еще позже поймал себя на мысли, что хочу не только тебя видеть, но и слышать. Не хочу, чтобы тебе было плохо в любом смысле этого слова. Почему именно ты? — Люциус едва заметно ухмыльнулся, но в этой ухмылке не было ни иронии, ни ядовитости. — Я до сих пор не знаю. Может, дело в твоем характере, уме, внешности? Не знаю. Забавно. — Люциус снова улыбнулся и посмотрел перед собой. — Я всё еще не знаю, почему одного человека может тянуть к другому. И не уверен, что это вообще кому-либо известно. Ответ Люциуса оглушил Гермиону. Она смотрела на его профиль и всё еще не верила, что это происходит на самом деле. Гермиона всегда была убеждена, что знала настоящего Люциуса Малфоя. Но настоящим он, кажется, был именно сейчас. Страшно уставшим, задумчивым, но всё еще не лишенным сарказма. Его осанка по-прежнему была ровной, а плечи расправлены. Подбородок всё так же немного высокомерно вздёргивался. В каждой этой мелочи Гермиона узнавала прежнего Люциуса Малфоя и в тоже время замечала новые детали. Тон голоса был спокоен. Оказывается, Люциус умел говорить спокойно и без налёта надменности. И вполне мог обойтись без мерзкого и унизительного слова «грязнокровка», адресованного ей. — Не смотри на меня так, — Люциус чуть скривил рот. — Я не стал другим. Не стал ни лучше, ни хуже. — А я уже на секунду решила, что тебя подменили, — Гермиона позволила себе одну улыбку. — Это уж вряд ли. Люциус повернулся к Гермионе. Она была обнажена, сидела в его кровати, укутанная его одеялом. Пышные вьющиеся волосы локонами лежали на ее плечах. Ему всё это нравилось. Идеальная картинка, в которой кисть художника ничего не упустила. Бледный свет луны ласкал ее ключицы. Они были более заметными, чем в последнюю их близость. Его это насторожило. — Мне пора, — тихо напомнила Гермиона. — Конечно, — кивнул Люциус. — Удивительно, но мне так хочется на тебя злиться за то, что ты сделал. Но не могу, — вдруг призналась Гермиона и потрясенно посмотрела на Люциуса. — Ты ведь перекроил мою память. И если бы не Гарри, ты ничего так и не изменил. А я… Вместо того, чтобы… чтобы злиться и ненавидеть тебя… я… внимательно рассматриваю тебя, слушаю каждое твое слово и спокойно нахожусь в твоей постели. Понимаю, что надо подняться, одеться и уйти, а я сижу. И даже больше того, никуда вообще не хочу уходить. — У меня нет никакого желания тебя отпускать, — нехотя сознался Люциус и встав с кровати, начал одеваться. Ему нужно было двигаться, наполнить мысли еще чем-нибудь, кроме Гермионы. — Но думаю, будет справедливо оставить право выбора тебе. — Снова хочешь снять с себя ответственность? — Гермиона снова ощутила его иронию в своем голосе. Быстро встав с кровати, она подняла платье. Мышцы ног всё еще немного дрожали. — Хочу хоть что-то сделать правильно, — тут же парировал Люциус. — Тогда просто не отпускай, — вырвалось из Гермионы. Она застыла на месте, придерживая руками на груди свое расстёгнутое платье. Люциус небрежно надел тонкую черную рубашку и обескураженно смотрел на Гермиону. Этот взаимный момент удивления показался обоим странно комичным. Первым улыбнулся Люциус. Затем Гермиона. Это была самая обычная, не вымученная улыбка. Лёгкая и откровенно приятная для двоих. Люциус уверенно подошел к ней. — Повернись. Гермиона повернулась и почувствовала мурашки на своей коже, когда Люциус принялся застёгивать ее платье. Сам. — Готово, — прошептал он. — Спасибо. Гермиона медленно повернулась лицом к Люциусу. Теперь ее пальцы сами потянулись к стройному ряду пуговиц на его рубашке, поверх которой еще следовало надеть сюртук. Всё это было оглушающе странно. Обычная ситуация, но уж точно не для них. — Что…? — ошеломленно спросил он, так и не сумев уместить свой вопрос в слова. — Не хочу оставаться в долгу, — ответила Гермиона и закончив с пуговицами, привстала чуть на носочки, чтобы вынуть из-под воротника мягкие платиновые волосы. — Сегодня я хочу вернуться домой. — Всё еще живешь в магловском Лондоне? — Люциус даже не стремился скрыть в своем голосе пренебрежение. — Да, именно там я и живу, — кивнула Гермиона. — Вряд ли там, где вы живете, мисс Грейнджер есть личный сад, фонтан и прочие блага жизни в отдельном поместье. — Нет. Но зато я могу спокойно обеспечить себе тепло и воду без магического вмешательства, мистер Малфой. Люциуса порадовало то, что Гермиона всё более раскованно острила ему, сохраняя совершенно спокойное выражение лица. Он дурно на ее влиял и ему это нравилось. — Мне нужно поторопиться. Дамиан непременно уже заждался, — напомнила она. — Прекрасный и успешный мистер Флеминг, — Люциус принялся завязывать платок. — Твой друг, я прав? — Абсолютно. Мисс Легран и тебя заждалась, я права? — Безусловно. Когда Гермиона вернулась к гостям, почти сразу же нашла Дамиана. — Вот ты где, — с облегчением произнес он. — Я уже тебя потерял. Всё в порядке? Ты так быстро исчезла. — В полном, — впервые Гермиона говорила об этом совершенно искренне. Через несколько минут неторопливо и с хрустальным бокалом бренди в руках, Люциус влился в разговор глав Отделов. Ничто в его безукоризненном виде не указывало на то, что еще совсем недавно Люциус Малфой с хриплыми стонами вбивался в податливое тело Гермионы, приказывая смотреть только на него. Аннет почти сразу же оказалась по его правую руку, пытаясь вникнуть во всеобщий разговор. Гермиона повела плечами и отвернулась. Сейчас ей больше всего на свете хотелось одного — лечь спать в своей уютной лондонской квартирке. Дать возможность себе по-настоящему отдохнуть без всех этих снотворных средств. А завтра… Завтра проснуться и оценить уже трезвым, полным осознанности взглядом, направление, по которому она теперь шла. Люциус провел ее взглядом. Ладонь мистера Флеминга на пояснице Гермионы заставила его недовольно дёрнуть верхней губой. Но даже собственнические наклонности не были способны заглушить холодный голос разума. Люциус ничего не мог ей предъявить, потому что и сам не придерживался моногамии. В один глоток осушив бокал, Люциус порадовался, что тот снова наполнился напитком. Сегодня бренди был как нельзя кстати.