Васильки

      Смотрю на свое отражение. Волосы стали отчего-то вылезать и моя шевелюра более не такая пышная, как раньше. Хотя когда-то я гордился своими волосами. Краше, чем у всех были. Пышные, черные кудри, которые ложились на плечи и пленяли чужие взгляды. Приглаживаю волосы рукой и замечаю клок в руке. - вот же черт...       В испуге швыряю клок на стол. - за что мне такое?       Я встаю и начинаю раздеваться. Снимаю кафтан, потом нижнее платье, после рубаху. Смотрю на свое тело. Живот лишь немного выпирает. У меня только третий месяц и совсем скоро живот начнет быстро расти. А пока он такой припухлый. Будто я хорошо поел. Но вот только я не ел еще. И есть хочется чертовски. Последнее время я испытываю постоянное чувство голода. Хотя скоро это измениться и меня будет тошнит. И с этим я уже смирился. К беременности я привык. Последние лет 7 я только и живу в этом состоянии. Либо же занимаюсь младенцем и молюсь не потечь, чтобы снова не быть обрюхатенным. Иван просто помешался на рождении наследников. Даже запретил мне травы пить. Постоянно досматривает мои шкатулки. Совсем рехнулся. Думает, что я буду обманывать его и в тайне пить отвары, чтобы не залететь.       В спальню резко заходит Иван. Машинально хватаю рубаху и прикрываю свое тело, чтобы меня никто в таком виде не увидел. Но к счастью это мой муж и можно так сильно не переживать. - Федор, завтрак уже подали. - хорошо, сейчас приду. Я оденусь только. - дай я посмотрю на твой живот.       Он подходит ближе. Я роняю рубаху. Теперь меня ничего не прикрывает. Я стою абсолютно голый перед своим мужем и смотрю на то, как он подносит руки к моему животу. - он немного вырос, - тихо говорю я. - хорошо.       Иван кладет руку на мой животик и чуть поглаживает его. - альфа будет. Наследник, - Иван улыбается. - почему ты уверен, что альфа? - я попросил у бога альфу. Чтобы он послал нам наследника. Сильного и здорового. - а если родиться омега? - то значит следом ты родишь альфу. - Ваня... Я не знаю... Может быть я потом и не буду рожать. - это еще что такое? У тебя возраст детный. Да и я пока могу заметь детей. И пока я могу делать наследников - ты будешь рожать. - Иван, но я уже устал. Я постоянно хожу с брюхом, либо кормлю ребенка. Я хочу отдохнуть. Прошу, после рождения этого малыша дай мне не год отдыха, а пару лет. Я уже слаб телом. Я не выдержу еще одну беременность. Прошу, всего пару лет. А потом я рожу тебе еще ребенка. Альфу. Царевича маленького. Клянусь. - я подумаю об этом.       Он обнимает меня и целует в щеку. Я весь сжимаюсь от страха. Он вчера меня ударил по лицу и я побаиваюсь его. У него последние пару лет совсем проблемы с головой обострились. Может ударить, потом зацеловать. Никогда не знаю, что ожидать от него. - тебя опять мутит по утрам? - и это тоже...       Про волосы я боюсь ему пока говорить. Вдруг подумает, что я болен и еще сошлет в слободу? И буду там сидеть, лечиться и тухнуть от скуки. Но Иван сам проводит рукой по моим волосам. Я в ужасе смотрю на еще один клок волос. - это что такое? - волосы... - поле обеда пойдешь к лекарю. Может отвар даст и волосы не будут лезть.       Он бросает клок волосы на пол и после отходит от меня: - самое лучшее надень. К нам послы приехали. Хочу пригласить их. - хорошо.       Я киваю мужу и жду, когда он уйдет. Послы приехали... Люблю, когда они приезжают. Ведь во время приема я могу чувствовать себя в безопасности. При таких гостях Иван не позволяет себе меня бить или унижать. Я для него гордость - красивый омега, с шикарными волосами... Волосами... Надо скрыть их что-ли. Может мне шапку надеть? Да, так будет лучше. А пока надо выбрать, что надеть. Надо что-то красивое. Я беру свой голубой наряд, расшитый серебром и под него примеряю алую рубаху. Выглядит хорошо. А еще я беру свою шапку и надеваю ее на голову, расправляя свои волосы. А после беру в руку румяна. Надо лицо привести в порядок. Быстро румяню щеки и губы, чтобы были ярче. Надо бы попросить Ивана приказать привести заморские румяна. Они яркие, хорошо скрывают бледный цвет лица. Да, мне даже белила не нужны. Хотя, скоро лицо позеленеет от токсикоза. И тогда меня будут прятать в покоях, чтобы никто не решил, что я болен.

***

      Мертвая рука ложиться на плече. Чувствую пронизывающий до костей холод. Вокруг меня трупы. Живые, заживо гниющие трупы. И среди этого ужаса я вижу перед собой Афоню. Он стоит среди этих мертвецов, как живой. На его лице улыбка. Я боязливо смотрю на опричника. Он же умер 7 лет назад. И умер по моей вине. Мой донос его погубил. Он проклинал меня перед смертью... - Федя... Федор, не бойся. Они тебя не тронут. - Афоня? - Федор я простил тебя. Федор ты можешь больше не винить себя в моей смерти. - Афоня? Ты правда простил меня спустя столько лет? Я же тебя сам в могилу свел... - уже нет смысла держать зло на тебя. Тебя итак жизнь наказала уже за все грехи.       Образы покойников растворяются, как и сам Афоня. А я же остаюсь совсем один посреди темноты. Чувствую холод. Леденящий холод и страх. Меня будто заперли в темнице. Я обхватываю себя руками и падаю на пол. - ах!       Понимаю, что я упал не на пол, а на кости. Черные человеческие кости. Сглатываю и пытаюсь подняться, но меня засасывает внутрь. Я кричу от ужаса и просыпаюсь.       Иван ошалело смотрит на меня. Тяжело дышу и вытираю пот со лба. - прости, дурной сон приснился. - говорил тебе, перед сном молиться надо. Грешник.       Он отворачивается от меня и что-то бурчит. Меня это не заботит. Я думаю о сне. Об этом жутком сне.

***

      Подхожу к окну. Сегодня очень хорошая погода. Солнышко светит. Я обещал сыновьям сходить в лес погулять, вот только чувствую себя не важно. Беременность из меня все соки выжимает. Наверное это кара за то, что я хотел согрешить. Хотя жизнь меня наказала за все. За все мои прегрешения. Теперь мне надо замаливать их до конца своих дней. Все замаливать: убийства, подставы, предательства, сотни загубленных душ, интриги, вранье... Столько всего на одной грешной душе. И ради чего? Ради власти, денег и могущества. Ради преклонения перед собой. Хотел даже к какой-то момент стать выше самого царя. Нет мне прощения. - Федор, ты почему возле окна стоишь?       Я вздрагиваю и поворачиваюсь к Ивану. Он стоит возле двери и смотрит на меня. - подышать решил воздухом. Дурно стало. - окно закрой. Мне о заговоре доложили. - Ваня, мне надоели твои заговоры. Это все неправда. У тебя паранойя. Ты везде видишь заговор! - Я кричу на мужа. - Мне надоели заговоры! - заткнись!       Он идет ко мне и ударяет по лицу. Я вскрикиваю и падаю на пол, громко плача: - ты обещал не бить меня! Что ты делаешь? - на крыльце стоят заговорщики. Требуют тебя, колдуна. Говорят, что ты сжег их церковь и посевы. - дурной что ли?       Он хватает меня за волосы и поднимает с пола. - да хватит! Перестань! Надоел! Я на развод подам, - я огрызаюсь на него.       Иван яростно смотрит на меня: - развод? Ты решил развестись со мной? Тогда я тебя утоплю. Скажу, что ты пропал, что тебя злые силы забрали, а сам прикажу посадить в мешок и утопить, как котенка.       Он стучит посохом по полу. Я вздрагиваю. - чего ты хочешь? - чтобы ты пошел со мной. В подвал. Там отсидишься с детьми. А я улажу бунт.       Послушно встаю и смотрю на него с пренебрежением. Как же мне надоели эти загоны. Ведь в бунтах нет ничего такого, чтобы могло угрожать мне или детям. Надо же просто разогнать людей лучниками или стрельцами. Дело нехитрое же. И опричников натравить на деревню. Вот и присмиреет народ. Да и безоружен он, чтобы нападать. Ржавые вилы не в счет.

***

      Мы сидим в подвале уже пару часов. Ванечка уже плачет. Хочет к себе. У меня же тоже терпение лопается. Я открываю дверь и забрав сыновей иду к себе. В хоромах тихо. Опричников я расталкиваю руками. Преграждать мне путь они не смеют. Хотя и пытаются это сделать: - повешу каждого, кто помешает мне! - хватаю первого опричника за шею, что попадается мне на пути. - государь, может быть вы вернетесь? - замолчи!       Я придушиваю опричника, тот падает на пол и хрипит, когда я его отпускаю. Ладно уж. Не буду убивать его. Хотя пинок по спине отвешиваю ему, чтобы знал, что мне перечить не стоит. На всякий случай я забираю меч у одного из псов. Пусть знают, что я свою хватку не растерял. Пусть оставят меня и детей. Уж в этот раз я смогу защитить себя.       Беру сыновей за руку и просто веду их в тронный зал, где должен находиться царь. Я хочу высказать ему все, что думаю о его выходках. Ведь бунта нет. Посторонних в хоромах нет. Даже на улице тихо. Пф, он опять испугался почем зря. Ничего я ему сейчас выговорю все. Все о чем думаю.       Лезвие резко сверкает прямо перед глазами. Жуткая боль прорезает лицо. Я падаю на пол, прикрываю глаза и закрываю лицо руками. Слышу крики и падения тел. Ваня плачет и громко кричит. Весь пол залит кровью. Меня поднимаю несколько опричников и ведут вперед. Я ничего не вижу. Все плывет перед глазами. Звуки становиться приглушенными...

***

      Прихожу в себя только на кровати. На моем лице лежит повязка. Лицо дико болит. Вообще голова болит. Наверное от падения... Падения. На меня же напали. А что с детьми? Где Ваня и Андрюша? Я помню лужу крови на полу? Уж не царевичей ли кровь? Слышу голос царя Ивана: - ребенок жив? - ребенок не пострадал, но вот лицо вашего мужа выглядит не лучшим образом, - лекарь находиться тут же. - мне не важно его лицо... Важно, что он жив и что с наследником все в порядке. - государь... На его теле я нашел множество синяков. Мне кажется... Вам стоит поменьше... Простите мою душу грешную... Бить мужа. - считай, что я этого не слышал. Сгинь с глаз моих, пока посохом не прибил.       Иван садиться рядом на стул, громко подвинув его. Я открываю глаза и вижу темноту. Мне перевязали и глаза. - прости меня, Феденька... Не уберег тебя. - почему на моем лице повязки? Где дети? - дети в горнице. Живы и целы. С ними нянька. А тебе порезали лицо. Очень сильно, - он снимает с моих глаз эту повязку и я вижу его бледное лицо. - я теперь урод? Ты меня бросишь? - нет... Я увезу тебя и детей. Подальше от сюда. Разродишься в деревне и там будем жить, пока сыну год не исполниться. За это время улажу бунты, восстания и разберусь с ханствами и Сигизмундом. - подай зеркало. - не стоит. - дай зеркало. Или я встану и сам возьму.       Он дает мне зеркало. Я смотрю на повязки на лице. Боже как это выглядит ужасно. Мне просто замотали лицо, оставив только глаза, рот и нос. Как же я ужасно выгляжу. - а можно это снять? - пока нельзя... У тебя раны глубокие.       Глубокие? Что же со мной случилось? Я только помню боль и падение. На меня напали. Но что сделали с моим лицом? Неужели порезали? - то есть... Это не заживет? У меня будет шрам? - да... На все лицо, - он подает мне зеркало.       Я смотрю на себя и вижу свое ужасное лицо, обмотанное окровавленными лоскутами ткани. Меня потрясывает и зеркало падает на пол и разбиваясь на множество маленьких осколков. - ты чего!? 7 лет несчастья. Быстро молитву читай.       Я отворачиваю от мужа и начинаю плакать. Какая молитва и 7 лет несчастий? Я итак уже несчастен на всю жизнь. Я урод. Мое лицо просто испорчено одним большим шрамом. Или сколько их? Что вообще произошло с моим лицом? Кто посмел это сделать? Иван куда-то отходит в угол и что-то берет с тумбочки. Затем он идет ко мне: - Федя, я принес свечку. Давай вместе помолимся. - оставь меня. - Федор. - я сказал, пошел прочь. Не понимаешь? - кричу на мужа. - молись. - на кой черт молиться, если я урод? Урода молитва не сделает краше. - не богохульствуй. А то язык отсохнет. - лучше б отсох! Может ты бы не заставил молиться!       На удивление, после этих слов не следует шлепка или удара. Иван просто убирает свечу и хмуро смотрит на меня: - тебя бог накажет, Федя... Уже наказал и накажет еще раз. - ты считаешь, что это наказание? - указываю пальцем на лицо. - за все твои злодеяния. - это почему я злодей? - ты людей убивал невиновных. Что тебе по духу не милы были. Подставлял, врал. Мне даже врал. На тебе двух грехов нет - колдовства и измены мужу. - откуда ты знаешь? - мне псы верные доложили. - за мной была слежка? - да... Доверие я к тебе потерял. Думал, что ты зло замышляешь. И тебя подозревал. Ведь если я умру, то на трон сядет Андрей. А ты до его совершеннолетия будешь править, как регент. А до власти ты охотлив. Но ты верен мне. Теперь я это знаю.       Я медленно приподнимаюсь на локтях и с яростью смотрю на Ивана. Какого черта? Нет, я знал, что он и побить меня может. С гневом не ладит. Но чтобы подозревать меня? - ты совсем из ума выжил? Меня подозревать стал... Ненавижу.       Он берет меня за руку. Так ласково... Поглаживает ее и целует: - ты меня прости. За все. За то что бил, обвинял и кричал. Прости за мои грехи. - отпусти! - вырываю руку. - Я хочу развода и в монастарь. Сошли меня. - что ты такой говоришь? - зачем я тебе такой? Я же урод. - ты не урод. Для меня ты самый лучший. Ты мой василек. Мой цветочек голубоглазый. - пошел вон.       Иван отпускает мою руку и молча уходит. Я же ложусь в постель и тихо плачу. Где теперь моя красота? Где моя стать? Где то, что я имел раньше? Где любовь, которую я хотел?       Помню, как только наши отношения начались, он мне подарил венок из васильков. Такой красивый. А перед этим он пригласил меня к себе на ночь, вручив небольшой цветок василька, наказав явиться в белой рубахе. Я пришел к нему глубокой ночью в рубахе, без оружия и с венком этих небесно-голубых цветов на голове. Та ночь была ужасна, но она была для нас важна. После нее царь стал уделять мне внимание и предложил быть его тайным любовником. Я согласился, ведь в обмен я получал подарки, власть и близость к царю. Любовь пришла незаметно и взаимно. Он влюбился в молодого опричника, что днем защищал его тело, а ночью лечил душу от одиночества. Потом меня оклеветали и хотели казнить. Посадить на кол. Но меня спасла моя беременность, что вскрылась в последний момент. Потом свадьба и пару лет самой счастливой семейной жизни. Мы молодая семья. И мне плевать на возраст Ивана. Да, старше в 2 раза. И что? Мы любили друг друга, а потом... Смерть сына, вторая смерть и еще третья только еще нерожденного ребенка. С того момента начался этот ад. Я был словно в расписной клетке, где этот самый венок из васильков стал моей удавкой. Он душил меня каждый день и с каждым безумным указом мужа. Мне нельзя выходить из терема. Нельзя показываться лишний раз людям. Нельзя, нельзя, нельзя... А разве дышать с голубой цветочной удавкой можно?       Открываю глаза. Иван сидит рядом и держит в руках венок из васильков: - я хочу снова быть твои мужем... Давай вспомним наше сладкое время после свадьбы?       Я киваю и позволяю себе надеть на на голову венок. - ты очень красивый.       Улыбаюсь и позволяю мужу обнять себя: - прости за все меня... Иван, я виноват. - ты все равно мой любимый муж. Федор, я тебя давно за все простил. - где дети? - в горнице с нянькой. - хочу к ним. - тебе лежать надо. О ребенке думать. - а обо мне кто думать будет? - я буду думать.       Иван целует мою руку. Впервые за долгое время я хочу верить, что все правда будет хорошо... Точнее убеждаю себя в этом. Я на третьем месяце беременности и идти мне некуда. Только в монастырь, куда я не хочу. Сгину там в темной келии без тепла и роскоши. А здесь... У меня есть все, о чем можно только мечтать. Только вот муж мой оказался тираном. Но может я смогу его переделать? Может мне удастся его изменить? Я ведь заслуживаю ласки. Я ведь уже отплатил за свои грехи. Ведь так?

***

      Через 5 месяцев я родил двойняшек альф. Их назвали Владимир и Ярослав. Иван стал относиться ко мне лучше. Больше не бил. Не ругал. Я теперь живу в новом терме в слободе. Здесь тихо и можно не переживать о бунтах, которые раздирают Москву. Иван периодически уезжает в столицу для решения дел. Я же воспитываю детей и руковожу военными походами на север. И храню под сердцем засушенный василек, как символ нашей любви. Символ нашего примерения. Ведь Иван прислушался ко мне и разрешил пить отвар, чтобы снова не обрюхатить меня. Он дал мне срок - 3 года. 3 года полной свободы и нормальной жизни. И теперь я каждый день молюсь с мужем перед сном, благодаря бога за такую жизнь. Ведь я мог кончить еще 7 лет назад на колу. Мог умереть в бою. А в итоге стал мужем самого царя...       Верно говорят: василек - царский цветочек.