Благие намерения

      — За три часа в море было сброшено триста сорок два ящика чая, — нудно вещал мистер Гейдж, то и дело посматривая на часы на стене. — Это событие стало отправной точкой восстания, оставшегося в истории под именем…       — Бостонское чаепитие, — вполголоса проговорила я.       — Бостонское чаепитие. Среди видных участников этого действа…       Я вздохнула, тоже бросив взгляд на часы. Рыжий парень на первой парте снова повернулся, но видя, что я заметила это, резко развернулся обратно, столкнув локтем со стола свою тетрадь с конспектом. Откуда-то слева пахнуло алкоголем. Сделав глоток, чрезмерно брутальный студент в соседнем ряду приподнял флягу, предлагая мне выпить. Его лицо покраснело от крепкого напитка, на поверхности кожи отчетливо проступили капилляры. Сглотнув, я покачала головой, отказываясь. Знал бы ты, какая выпивка мне по вкусу.       — Примирительное Решение, отменяющее налог, было издано…       — В феврале тысяча семьсот семьдесят пятого года.       — В феврале тысяча семьсот семьдесят пятого года, — повторил за мной мистер Гейдж.       Мы синхронно посмотрели на часы и вздохнули. В этот момент я почти ощутила родство с этим грустным учителем.       В кармане завибрировал телефон, оповещая о новом сообщении от Эмметта. В небольшом городке Принс-Альберт, расположенном вниз по реке Торч, здание бывшего крошечного театра использовали как вечернюю школу. Каждый вечер здесь читали лекции из общего курса истории, биологии, литературы и прочих предметов для людей, которые по разным причинам не смогли получить среднее образование вовремя и обычным путем. Большинство приходили добровольно, а некоторые — в качестве наказания или исправительной меры за мелкое хулиганство. Эсми уговаривала меня сходить хотя бы на один урок целых две недели, и в итоге я сдалась, поставив только одно условие — каждые двадцать минут я должна получать фото, подтверждающее, что с Райли все хорошо. Эмметт закатил глаза, прокашляв что-то вроде «параноик», но требование исполнял прилежно, и теперь с экрана телефона на меня смотрели озорные глазки моей девочки, сидящей в большой кастрюле вместе с листьями салата. Крышку она придерживала на голове, как шляпку.       Вздохнув, я покачала головой, но картинку сохранила в галерею, хотя Эмметту об этом говорить, конечно, не стала бы. Знакомое чувство словно перышком прошлось по коже, заставляя меня вскинуть голову. Улыбаясь, я осмотрелась вокруг.       — С другой стороны, — прошептал мне на ухо Эдвард, возникший словно из воздуха.       Я обернулась, встречаясь взглядом с проказливо блестящими глазами.       — Ты что здесь делаешь?       — Я пришел спасти тебя, — заявил он, взяв меня за руку. — Идем.       — Погоди. Нельзя же просто взять и уйти.       Эдвард прищурился, раздумывая.       — Почему? — спросил он.       — Что почему?       — Почему нельзя уйти?       Просто взять и выйти посреди урока? Не дождавшись конца, не отпросившись, не придумав причину вроде зубной боли? Эдвард, улыбаясь, наблюдал за моей реакцией.       — Боишься, что поставят двойку? После уроков оставят?       Когда он улыбался, сердиться на него было невозможно, даже если он дразнил меня.       — Молодые люди! — заметил нас мистер Гейдж.       — Давай, давай бегом!       Хихикая, как школьники, мы выбежали из аудитории и остановились только в квартале от ветхого пыльного театра, с удовольствием вдыхая свежий морозный воздух. Люди не спеша шли по делам или прогуливались по расчищенным от снега тротуарам, порой крича друг другу приветствия через улицу.       — Эй, привет! — в никуда помахал рукой Эдвард, смотря через дорогу.       Я засмеялась, сжимая его ладонь. Откуда-то раздавалась музыка, не сговариваясь, мы свернули к источнику звука.       — Что, было совсем плохо? — спросил Эдвард, пока мы шли к парку по Сентрал-Авеню.       — Утомительно, но больше от досады на себя. Стоит ему сказать что-то, и я понимаю, что уже знала это раньше, но вспомнить самой не получается, будто я записала свои знания в книгу, а когда решила ее прочесть, поняла, что она на птичьем языке.       — Ты можешь прочесть все, что нужно, в учебниках или в интернете.       — Знаю, но это ведь не то же самое.       В Кинсмен-парке проходило какое-то мероприятие, похожее на мини-ярмарку. Звучала музыка, дети катались на пони, вдоль дорожек стояли киоски с едой. Нос пощекотал чудесный аромат попкорна. Быстро найдя его источник, я потянула Эдварда к красно-белой тележке, где щелкали, раздуваясь в печи, зернышки кукурузы.       — Соленый или с карамелью, дорогая? — спросила меня румяная женщина в полосатом красно-белом фартуке, надетом поверх теплого пуховика.       — С карамелью.       Вскинув бровь, Эдвард протянул ей банкноту.       — Спасибо, — поблагодарила я ее, принимая обеими руками бумажный пакет с теплой кукурузой и поднося его к лицу.       Эдвард выжидательно смотрел на меня, ничего не спрашивая, только недоверчиво косясь на человеческую еду.       — Я не буду его есть, — объяснила я. — Мне просто нравится запах.       — Можем поставить такой дома, — улыбнулся он, оборачиваясь к автомату.       — Нет, это будет совсем не то.       Ведомая любопытством, я все же отправила в рот щедро политое карамелью зернышко, ожидая ощутить легкое пощипывание на языке от ее сладко-соленого вкуса. Вместо этого мне показалось, что я жую пенопласт. Лицо само собой скривилось. Смеясь, Эдвард протянул мне бумажную салфетку, взятую с тележки с хот-догами. Смяв ее вместе с несчастным зернышком, я бросила ее в урну. В кармане снова завибрировал телефон. Я вздохнула, открыв сообщение.       — Что там?       Повернув телефон, я показала Эдварду фото — огромный внедорожник у дома, из-под закрытого капота выглядывает детский ботинок и край кружевной юбки. Когда он засмеялся, поток воздуха легким дуновением коснулся моих волос.       — Надо сказать Эмметту, что макушка Райли попала в кадр сбоку.       — Не потакай ему!       — Да он же шутит. Эмметт — на удивление хорошая нянька, — улыбнулся Эдвард.       Я едва удержала себя, чтобы не улыбнуться в ответ.       — Да, но Эмметт не понимает, насколько Райли уязвимее него. Насколько все вокруг уязвимее него. Если Земля взорвется, останется один Эмметт, парить в невесомости, вращаясь вокруг Солнца.       — Нет, потерю интернета он не переживет, — рассмеялся Эдвард.       Не в силах что-то с этим сделать, я тоже фыркнула от смеха, отводя взгляд от теплых искорок в его глазах.       Мимо нас прошел мужчина, ведя за руку маленькую девочку. В лицо ударил до боли знакомый запах одеколона с сандалом и кожаной куртки. Я обернулась, провожая их взглядом. Конечно, это был не он, но сердце заныло, словно его полоснули по живому. Маленькая Белла Свон ходила на ярмарку с папой, но тоска, всколыхнувшаяся в душе, определенно была моей.       — Белла?       Я подняла глаза на лицо Эдварда, находя утешение в нежном взгляде, чувствуя, как слабеют тиски на сердце, сменяясь теплом. Да, и это чувство тоже было моим.       Белла Свон должна была сжечь дневник по многим причинам, но среди них не было желания скрыть от меня ее мысли и чувства. Их нужно было просто на время запереть в ящик, чтобы они не отвлекали от главного. А еще она очень хотела защитить его. Чтобы, если меня поймают, мои воспоминания не смогли привести к нему карателей. Пусть даже ценой тому стало бы вечное одиночество. Я знала это, потому что это были мои соображения.       Видимо, мысли отразились на моем лице, потому что обеспокоенно нахмуренный лоб Эдварда разгладился, а брови удивленно поднялись в столь знакомом выражении пытливого любопытства. Моя малышка похожа на него куда больше, чем на меня.       — Что? — не утерпел он. — О чем ты подумала?       Я засмеялась, развернувшись, чтобы пойти обратно.       — Да так.       — Ты не скажешь мне? — в притворном ужасе спросил он, поравнявшись со мной.       — Нет. Поехали домой.       Эдвард вздохнул, горько понурившись, но тут же улыбнулся.       — Ладно.       Он протянул мне руку, и я взяла ее, на мгновение уткнувшись лбом в его плечо, вдыхая его запах. Ухмыльнувшись, он слегка толкнул меня бедром.       Сегодня мне предстояло прочесть еще одну книгу — историю Беллы Свон. Мою историю.

***

      Достав телефон, я пробежал пальцами по кнопкам, но остановился, не нажав последнюю команду. Это было неправильно, глупо, в высшей степени безответственно и даже опасно. Однако все самые большие ошибки я совершил, руководствуясь именно соображениями правильности. Гореть мне в аду за это, но я не жалел ни о чем, кроме того, что оставил ее. Поймав взгляд Беллы, я улыбнулся ей и нажал «отправить», не давая себе времени передумать. Мы медленно шли по улице, вдыхая ароматы сахарной ваты и карамели, а в это самое время через сотни миль достигло адресата короткое сообщение, которое значило столь много:       «Я нашел ее».